И еще нюанс, форма на Шведове тогда была новая — послевоенная то есть. Значит, снимали его уже после войны.
Стало быть, войну он прошел… Тогда прошел.
Этого эпизода там не было… или был? Сам черт ногу сломит в этих хитросплетениях!
Одно можно сказать точно — моя родная контора тут уже пашет вовсю! И нехило, надо сказать, пашет. Сколько всего времени я тут валяюсь?
Уж несколько месяцев — и к бабке не ходи!
И за это время они смогли не только разработать план операции, но и его осуществить!
Ну, знаете ли… это уже какая-то фантастика выходит. Впрочем, если наш «любезный» хозяин строит свои козни не первый день (а уж это-то наверняка!), то пристальный интерес соответствующего ведомства с нашей стороны ему просто-таки гарантирован. Угу… с вытекающими последствиями.
Итак, Проводник здесь.
Он пришел сюда сам, вон, в отличие от меня, его охрана не пасет. Значит, положение у него лучше моего.
Думаем!
В каком качестве он сюда мог прийти?
Как немец?
Вряд ли. Хоть и трудился он в нашей конторе, не думаю, однако, что по научной части вкалывал.
Стало быть, у немцев он такими вещами тоже не занимался. И в качестве научного работника попасть сюда не смог бы. Черт, мало я о нем знаю…
Но тянуть долго нельзя!
Сейчас я еще могу что-то сделать первым — так сказать, выигрышно зайти. Козырем, если хотите.
И тем самым существенно упрочить (или также существенно ухудшить) наши со Шведовым позиции.
Огрызок карандаша ткнулся в мое запястье.
Ближайший конвоир стоит как раз в зоне досягаемости. Автомат у него на плече, стволом вниз. Расслабился парень…
Напрасно это ты так. Со мною, друг мой ситный, всякий раз настороже надо быть — опасный я человек… и вредный. А уж какой злопамятный!
— Здравствуйте, Александр Иванович! А мне коньяка тоже нальют?
— Не по адресу вопрос, — вежливо кивает в сторону очкастого Проводник. — Да и вас, извините, я что-то не припоминаю…
Профессор делает мне жест присаживаться и пододвигает бокал, куда уже чуток (вот ведь жмот какой!) плеснул коньяка. Хорошего, кстати говоря — это я уже на расстоянии чую!
— Так и неудивительно — мы встречались мельком! Я же из совсем другого управления — из «А»! Ну а уж вас-то, с вашими девушками, не упомнить… — развожу в сторону руки в извиняющем жесте.
А заодно смотрю, как на это реагирует охрана.
Правильно (ну, это с моей точки зрения) она реагирует. Раз допустили клиента сесть за стол, бухла плеснули — все, вроде бы уже не так и опасен. Допустили его. Вот парни слегка и расслабились.
Это хорошо, мужики, чуток коньяку в рыло плеснуть — кто хочешь, глазки зажмурит. Это уже инстинкт такой у каждого заложен. Жалко, что у меня в бокале не спирт, тот вообще не хуже слезогонки бы сработал — если прямо в глаз попадет.
Но немец, скотина, цивилизованный — спирт не употребляет…
Правда, и коньяк в данной ситуации — тоже мало не будет.
— С девушками? — в некотором раздумье спрашивает меня Проводник.
— Вы уж там, при случае, конечно, привет им передайте. Есть у вас одна… Котенком зовут.
— От кого же?
— Да от дяди Саши…
Опа!
Есть попадание — глаза собеседника прямо-таки вспыхнули, такое у меня возникло впечатление. Значит, не прогадал я — пашет тут родная моя контора. А немец-то и не усек — на меня собеседник смотрит, не видит профессор его глаз. Правильно мужик повернулся, соображает, откуда у кого хвост растет…
— Ну… это несложно. Глядишь, и сами еще это сделать сможете…
Так, а вот с этого момента — ушки востро!
Сам смогу?
Стало быть — здесь она где-то?
— Как я понимаю, — включается в разговор немец, — вы ранее встречались?
— Возможно, — кивает Иваныч. — Надо полагать, у подполковника тогда имелось несколько другое звание… и ведомственная принадлежность. Лицо мне знакомо — но не более того.
— Ну а вам, — поворачивается ко мне очкастый, — личность господина майора, как явствует из ваших слов, известна лучше?
— Некоторым образом. Он нас многому тогда учил… и отбирал наиболее способных.
— То есть — именно вас? — не отстает профессор.
— Не он один, естественно…
— Фамилии назвать можете?
— Благов… говорили, он из ученых.
Проводник чуть заметно кивает.
Продолжать?
А похоже — вон он как сидит! Непоколебимо и самоуверенно.
— Сиротин… его еще «дед Миша» звали.
— Да, — вступает в разговор мой сослуживец (нет, ну надо же такое совпадение, встретить здесь живую легенду спецслужб — умом рехнешься…), — такие люди мне известны. Это инструктора — каждый по своему профилю. Они имеют право давать свои рекомендации.
— Или — не давать? — прищуривается немец.
А спасовало твое колдунство — не может фриц сразу на двоих воздействовать!
— И такой вариант вполне возможен… — кивает мой нынешний (будущий) сослуживец.
— Одну минутку, майне геррен! — берет в свои руки беседу профессор. — Вам не кажется, что обмен воспоминаниями можно пока отложить?
Я б с ним поспорил… но благоразумно воздержусь. Пока воздержусь. Пусть поговорит. А вот мне как раз и не помешает помолчать, обдумать кое-чего. Благо что так и не решил пока, в каком ключе можно продолжить нашу совместную беседу. Одно ясно — мы тут не одиноки!
— Итак, — не видя возражений, продолжает хозяин кабинета, — я хочу предложить вам небольшую прогулку! Недалеко — тут у нас все рядом располагается.
Опять же, не поспоришь — по сигналу очкастого в комнате появляются еще несколько охранников. Тут уже без дураков — пятнистая форма, те же МП-35 наперевес. Ваффен СС — прошу любить и жаловать!
Сопровождаемые столь внушительным эскортом, мы направляемся на улицу. Туда, где я пока что не бывал ни разу.
До сей поры мне приходилось видеть лишь прогулочный дворик санатория. А вот сейчас мы вышли в более просторный двор.
Если смотреть сверху, все здание несколько напоминало букву «А». Печатную, с плоской вершинкой — как ее рисуют первоклашки. Вот в маленьком дворе, том, что отделяется перекладиной, я и гулял раньше. Роль перекладины здесь исполняет одноэтажная перемычка, обращенная во двор своей глухой стеной. Со стороны дворика ее даже надстроили, подняв почти на три метра, теперь-то я это понимаю. А раньше думал, что это стена такая…
Впрочем, тут еще и внутренний забор есть, отделяет собственно здания от прочего. Новый забор, доски относительно свежие. Да и не похож он по своей конструкции на капитальный забор, окружающий основную территорию. Времянка — этим все сказано. Пусть даже и строили его немцы, со всеми им присущими аккуратностью и педантизмом. В нем есть ворота, куда сейчас и топает вся наша неслабая компания.
А внутри тут есть небольшой парк!
Точнее — был. Теперь от него осталась жидкая кучка деревьев, прочие срубили. Их стволы, очищенные от сучьев, аккуратными штабелями возвышаются неподалеку от забора.
А на освободившемся пространстве возвышается странное и малость уродливое сооружение — бетонный бункер. За каким-то рожном он окружен концентрическим забором, даже двумя.
Увидев это непонятное строение, я малость даже запнулся, что тотчас же и было истолковано профессором по-своему.
— Удивлены, герр подполковник?
— Да… как вам сказать… — и действительно, как? Даже и не представляю себе, какие-такие мысли должны были возникнуть в моей голове при виде этого…
— А ведь это построено по вашим словам! — кивает немец на сооружение. — Вот только бункер — он и до этого тут был. Санаторий планировали использовать как запасной командный пункт — вот и возвели… Вот забор — это уж по вашим рассказам. Много чего интересного в них было…
Да?
Это я тебе еще «Звездные войны» не пересказывал! Представляю, что тут тогда понастроили бы!
Проводник с интересом оглядывается по сторонам, даже в затылке чешет совершенно по-русски. И в этот момент он перестает выглядеть немцем, уж слишком по-простонародному у него все это выходит.
Сузившиеся в щелку глаза наблюдателя сощурились еще больше — сигнал!
Вот он — тот самый человек, рядом с майором стоит. Не перепутаешь — только у них двоих нет оружия, так этот еще и в какую-то пижаму одет. Немец, главный который, не в счет — да он и идет чуть впереди.
Рывок — натянулась припрятанная бечевка. И хрустнул сучок, посередине которого она была привязана. А вот в щелку забора ему не пролезть — места мало. Так и переломился, бедняга… Бечевка, не удерживаемая более ничем, тихонечко уползла под штабель древесных стволов — еще не бревен. Их не то что от коры — и от сучьев-то не ото всех еще очистили.
А половинки сломанного сучка остались лежать у забора, давая знак всем, кто мог это видеть — объект обнаружен!
А половинки сломанного сучка остались лежать у забора, давая знак всем, кто мог это видеть — объект обнаружен!
Видели же — многие…
— Группе — готовность! Выдвигаемся на рубеж атаки!
Чуть слышно звякнули навинчиваемые на стволы «Брамиты», расстегнули клапана карманов бойцы штурмовых групп…
— Герр гауптштурмфюрер! К нам гости! — заглянул внутрь бункера фельдфебель.
— Профессор? — не оборачиваясь, спросил инженер, возившийся у пульта.
— Не только! С ним, кроме охраны, еще двое штатских.
— Вот как?
Поразмыслив, он сунул руку внутрь пульта и что-то там переключил. Вытащил из кармана шнурок и завязал его петлей вокруг рубильника.
— Штойберт! Взрывчатку всю разгрузили?
— Никак нет! Заряды — эти все установлены. А оставшаяся взрывчатка — в грузовике.
— Где он?
— Как и положено — в ста метрах отсюда.
— Подгоните его поближе, поставьте около забора. Со стороны санатория.
— Но… герр гауптштурмфюрер… это же нарушение инструкции!
— Штойберт, что я слышу? — удивился инженер. — Я отдал вам приказание, и вы…
— Виноват, герр гауптштурмфюрер!
— Исполняйте!
Посмотрев в сторону ушедшего фельдфебеля, инженер отдал какие-то указания работавшим в бункере солдатам. После чего их осталось внутри только два человека — прочие, получив соответствующие распоряжения, ушли. Да и по правде сказать, что тут было еще делать, лоск наводить? Основные работы по монтажу были уже закончены, провода убраны в кабель-каналы, даже пол подмели… последняя проверка — и все. Можно сдавать работу заказчику.
Заскрипел песок, затопали по бетонному полу ботинки — в бункере сразу стало многолюдно.
— Хайль Гитлер! — отсалютовал вошедшим гостям эсэсовец.
— Хайль! — ответно взмахнул рукой фон Хойдлер. — Не беспокойтесь, Клаус, мы вам долго мешать не станем… Итак, майне геррен, что вы скажете на это?
И он вопросительно посмотрел на своих спутников.
Интересно девки пляшут…
И что же я должен ему отвечать?
А обстановка-то — отчасти напоминает лабораторию нашего дорогого академика… С некоторыми, ясное дело, допущениями. Ну, скажите мне на милость, где немец здесь компы возьмет? Но какой-то аппаратуры он сюда понапихал… вон она, под чехлами стоит.
Кресло…
Ага, это он сюда кого-то усаживать собрался?
Уж не меня ли, часом?
А зачем?
— Не волнуйтесь, подполковник, данное кресло предназначено не вам — у меня есть и свой кандидат на эту должность! — заметив мой интерес, произносит немец.
Да и фиг с тобой, золотая рыбка! Другой или еще какой — меня в данный момент волнует мало. А вот отвертку на столе кто-то забыл… это уже гораздо интереснее…
Проводник же вообще ничего не отвечает, только по сторонам смотрит.
— А этот пульт — он для чего? — тычу я рукой в сторону непонятного сооружения у дальней стены. — Такого что-то и не припоминаю…
И ведь действительно — не видывал я раньше эдакого… даже и сказать-то сразу трудно. Тумблеры, кнопки… рубильник какой-то. Странно, но на нем зачем-то петелька присобачена. И на кой ляд, спрашивается?
— У вас подобного не имелось? — интересуется очкастый.
— Совершенно точно — нет! — ничуть не кривлю при этом душой.
— Клаус, друг мой, — поворачивается мой собеседник к стоящему у пульта эсэсовцу, — не будете ли вы столь любезны…
— Яволь! — прищелкивает каблуками тот.
Поворачивается к пульту и щелкает каким-то тумблером.
— Вы видите загоревшуюся контрольную лампу — система приведена в боевую готовность. При включении тумблеров в определенной последовательности можно задать очередность подрыва установленных зарядов. Разумеется, сейчас мы этого делать не станем — рядом с бункером стоит грузовик с двумя тоннами взрывчатки. Но если опустить вот этот рубильник… — протягивает к болтающейся петельке руку эсэсовец, — то мы запустим серию подрывов — и на улице всем станет очень плохо…
— А внутри? — спрашиваю у него я.
Зачем, скажете вы?
Да хрен его знает… пусть болтает. А вот к отверточке я чуток приблизился… и охрана, что примечательно, на это никак пока не отреагировала. И правильно, между нами-то говоря, — здесь это предмет обыденный. Вот в кабинете у профессора — совсем другое дело! Там она смотрелась бы совсем не к месту.
— После того как будут заперты входные бронедвери, здесь будет относительно безопасно. Сейчас они отворены, мы же еще работаем. Поэтому любой взрыв снаружи — тем более серия таковых, размажет всех присутствующих по стенам бункера. Так, что можно будет соскребать ложками…
Веселая перспектива, нечего сказать!
— И для того чтобы этого не случилось… — эсэсовец просовывает руку в петельку, — надо, чтобы я ее не опустил…
Он стоит к нам лицом, и только правая его рука сейчас поднята вверх — к рубильнику. Внезапно немец делает шаг назад и наваливается спиной на пульт. Что-то там щелкает, и наверху начинают тревожно моргать две лампы.
— Вот так, штандартенфюрер… Теперь отсюда никто не выйдет — пока я этого не разрешу! И потрудитесь приказать вашей охране, чтобы они бросили свои автоматы и пистолеты — против трех тонн взрывчатки у вас шансов нет!
Вот это он знатно завернул!
Очкастый ажно побелел — так его понять можно. Такая перспектива неслабая — три тонны (кстати, почему три?) взрывчатки, да тут и сам бункер снесет к свиньям! И прочим домикам тоже нехило прилетит.
— Но… что вы хотите, Клаус… я не понимаю вас… — пытается собраться с мыслями профессор.
— Оружие — на пол! — рявкает эсэсовец у пульта.
С лязгом падает на бетон автомат. Еще один… Охранники торопливо избавляются от своего вооружения — и я их понимаю. Перспектива быть размазанными тонким слоем по стене — она как-то никого не воодушевляет.
Выскочившие откуда-то два солдата подбирают автоматы и пистолеты эсэсовцев. Тогда стоявший у пульта гауптштурмфюрер несколько расслабляется — даже позу изменил. Тоже, между прочим, в офигенном напряге мужик находился. Думаете, легко в своих руках собственную смерть удерживать?
Очкастый за то время, пока солдаты собирали вооружение охранников, успел кое-как прийти в себя.
— Что вы хотите, Клаус? — уже спокойнее спрашивает он.
— Позвольте представиться, штандартенфюрер, — улыбается инженер. — Капитан Норман Мэллори, МИ-6.
— Но я с вами не ссорился! — удивляется профессор. — Что от меня нужно вашему ведомству?!
— Лично от вас — ничего. Можете и дальше дергать за волосы своих девиц. А вот одного из ваших гостей мы заберем с собой.
Фигасе завернул! И этот — тоже по мою душу?
Очкастый в недоумении. Некоторым образом его понять можно. Он всю дорогу считал себя центральной фигурой — и тут, нате! Такой облом… его даже всерьез не принимают, обидно!
— Кто же вам нужен? — сухо интересуется он. — И каким, простите, образом вы рассчитываете выбраться отсюда? Охрана вас не выпустит!
— Вот этот господин, — кивает в сторону Шведова Мэллори. — С ним очень сильно хотят побеседовать некоторые мои руководители… А что до выезда, профессор — так вы еще утром подписали пропуск на вывоз с территории объекта неиспользованной взрывчатки и оставшихся материалов…
Немец поник. Надо думать, что такого облома он совсем не ожидал. Уж и не знаю, под какой легендой проник сюда мой коллега, но, скорее всего, профессора за такой промах по головке гладить не станут. И никакое колдунство его от гестапо не защитит — резиновые палки к заклинаниям и пальцеверчению нечувствительны.
Между тем солдаты гауптштурмфюрера вяжут по рукам и ногам безропотных охранников. Проволокой, между прочим — и весьма жестко, те только покряхтывают. Но не рискуют никак иначе выразить свое неудовольствие, опасаясь непредсказуемой реакции англичанина.
А Мэллори стоит, опершись спиною о пульт. Он продолжает держать руку у рубильника.
Блеф?
Не похоже… судя по всему, он сам эту систему и собирал, так что, скорее всего, не врет.
— А что будет с нами? — нарушает тишину очкастый.
— Свяжем и оставим здесь. На входе будет стоять мина. Через десять часов она автоматически отключится, и тогда вас найдут.
Ну-ну.
Рассказывай сказки детям!
Стрелять ты не хочешь — глушаков нет, вот и опасаешься, что охрана выстрелы засечет. А взрыв через пару-тройку часов… да мало ли по какой причине он мог жахнуть? Особенно если сработают и остальные заряды — а они точно бабахнут, или я чего-то в этой жизни не просекаю.
И не я один — Проводник чуть касается рукой своего воротника, показывая мне три пальца.
Ага, стало быть — держать Мэллори? Три пальца — три кубика на петлицах — гауптштурмфюрер.
А солдаты? Их двое — и со стволами. Один вяжет, второй страхует. Потом меняются.