Брисов улыбнулся: «Придумаем».
«Честно говоря, я собирался уехать, – сказал Пильский, – но раз вы все остаетесь, я тоже останусь. Конечно, можно было бы уехать, а завтра раскаяться и вернуться – но это будет уже какой-то Ханжонков.
Так что я никуда не буду уезжать и останусь сразу. Только у меня есть условие: когда будете придумывать свою диспозицию, запланируйте кавалерийскую атаку. Хотя бы на одного всадника. Хочется перед смертью шашкой помахать».
Брисов кивнул и посмотрел на Гришу. «Я остаюсь, конечно, – сказал тот. – Правда, толку от меня мало, наверное».
«Ничего, – сказал Брисов. – Кто знает, как все сложится? Короче, нас семеро – и бандитов около тридцати человек. Но на нашей стороне – преимущество во времени и то, что мы знаем о них, а они не знают о нас.
Я поговорю со старостой, а потом обсудим диспозицию».
Я думаю, вы знаете этот сюжет. Маленькая деревня, семь человек, трусоватые крестьяне, налет бандитов.
Вы наверняка видели это в кино – не в одном фильме, так в другом.
До начала битвы бойцы должны успеть рассказать о своей мечте или о каком-нибудь воспоминании – чтобы зритель их всех не перепутал и чтобы было жалко убитых.
В наше время рубленая фраза сильнее сабельной атаки.
Краткость – не просто сестра таланта, а его единственная выжившая родственница.
Я думаю, краткий синопсис ближайших сорока минут экранного времени будет в самый раз.
И, если мы заговорили о кинематографе, скажу, что Фомин напоминал Маркиза из «Достояния республики», только с усами, а Белоусов – Верещагина из «Белого солнца пустыни».
Я думаю, этого достаточно, чтобы их запомнить.
Пильский рассказал Грише, что у него есть странная мечта: ему хочется в бою шашкой разрубить человека до седла. Уж сколько лет он воевал, а никак не получалось. Это, наверное, его последний бой – какие бои в Константинополе? – и ему хотелось бы свою мечту осуществить.
Орловский сказал, что знает точно: здесь неподалеку, в пятнадцати верстах, два года назад ограбили поезд, который вез войсковую казну. Орловский был уверен, что деньги припрятаны в деревне, – Брисов знает, потому и берется за это дело. «Я сказал ему, что хочу быть в доле, – говорил Орловский. – Неохота на старости лет на чужбине да без гроша».
К вечеру план был готов. Он сочетал в себе лучшие качества образцовых военных диспозиций. В сражении участвовали разные рода войск, использовались засады, различные технические новинки, а также особенности местности.
Дорога прорезала Кальское насквозь и проходила через небольшую площадь, в центре которой стоял деревянный помост, что-то вроде трибуны или эшафота. На этом помосте Брисов приказал построить виселицу и вздернуть на ней труп вчерашнего бандита. В основание же помоста были спрятаны несколько ящиков динамита, обнаруженные в деревне.
Бикфордов шнур лежал на дне канавы, прикрытой сверху досками, и вел в подвал ближайшего дома. В этом подвале должен был сидеть Белоусов.
Когда динамит взорвется, на несколько мгновений площадь превратиться в ад. Требовалось сконцентрировать там живую силу противника.
Конечно, несколько нападающих полезут снимать труп с виселицы, но этого Брисову было недостаточно.
Переговорив со старостой, он организовал крестьян, чтобы те впрягли деревенских лошадей в танк и разместили его в одном из верхних дворов. Теперь достаточно было раскрыть ворота и столкнуть танк.
Под действием силы тяжести танк скатится с горы и перегородит дорогу, по которой бандиты войдут в деревню. Так им будет отрезан путь к отступлению, и они окажутся на площади, откуда ведут две дороги.
На одной Брисов разместил кавалерийский отряд из трех человек – Фомина, Пильского и Орловского. Вторая дорога поднималась к колокольне – на ней Брисов установил пулемет.
План был прост: когда бандиты въедут на площадь, спустить броневик, создав в их рядах панику и вынудив тех, кто уже проехал дальше, вернуться.
Тогда Белоусов должен поджечь бикфордов шнур, и через полминуты огромный заряд динамита уничтожит почти всех бандитов.
Взрыв послужит сигналом – всадники спустятся на площадь, добьют тех, кто еще жив, и погонят оставшихся к колокольне. Пулемет довершит дело.
Свой пулемет был и у Mk-V – Механику не терпелось его опробовать.
Сначала Брисов хотел взять Гришу с собой на колокольню, но потом передумал. Гришу отправили на чердак дома, выходящего на площадь. С чердака в подвал протянут шнур, и, когда танк вступит в игру, Гриша должен дернуть за шнур, подавая сигнал Белоусову в подвале.
«Если все пройдет ровно, – сказал Брисов, – мы имеем шанс выйти из этой истории без потерь. Или почти без потерь».
Ну вы все видели этот фильм, а не этот – так другой. Ровно никогда не проходит, и из семи человек остаются обычно двое или трое: в том числе командир отряда и самый молодой боец.
Это на случай, если кто-то забыл. К тому же я люблю кинематограф, и мне приятно о нем говорить.
Этой ночью Брисов даст Грише первый урок стрельбы.
Мужчину изменяет его ремесло.
Лошадь обращает человека в кавалериста.
Оружие делает его храбрее.
Оружие не только продолжает руку человека, но и само продолжается в нем.
«Если ты хочешь научиться стрелять хорошо, – сказал Брисов, – запомни три правила.
Я целюсь не рукой: тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца. Я целюсь глазом.
Я стреляю не рукой: тот, кто стреляет рукой, забыл лицо своего отца. Я стреляю разумом.
Я убиваю не оружием: тот, кто убивает оружием, забыл лицо своего отца. Я убиваю сердцем».
Однажды, много лет спустя, Гриша попытается вспомнить лицо своего отца – и поймет, что вспоминает лицо Брисова.
Возможно, это значит, что он так и не научился убивать сердцем.
Около полудня прибежали дозорные. Через полчаса Волки будут в Кальском.
«С Богом!» – сказал Брисов, и староста его перекрестил. Все заняли свои места.
Гриша сидел у чердачного оконца и видел, как на веревке раскачивается труп – первый труп в его жизни.
Глядя на повешенного, Гриша ничего не чувствовал.
Возможно, потому, что человек был уже мертв, когда они приехали в деревню.
Ближе к часу пополудни появились первые всадники. На разгоряченных конях они ворвались на площадь и замерли, увидев виселицу.
К зрелищу человека, болтающегося в петле, эти люди давно привыкли – как привыкли почти все жители Украины после трех лет Гражданской войны.
Бандитов изумила наглость крестьян. Они рассчитывали, что староста с извинениями встретит их у околицы, однако окна были закрыты ставнями, Кальское словно вымерло.
На самом деле почти все мужики столпились вокруг бронемашины. Они должны были придать ей начальный импульс.
Постепенно на площадь въехали еще три дюжины всадников и тачанка. Гриша перебежал к другому окну и глянул на дорогу: к деревне подъезжал арьергард Волков.
В своем дворе Механик не мог об этом знать. Немного подождав, пока конники проедут, он дал сигнал.
Ворота отворились.
Громадная махина танка покатилась под уклон медленно, потом все быстрее и быстрее. Механик сидел внутри и пытался управлять. Mk-V врезался в изгородь углового дома и почти перегородил въезд на площадь.
Как и было уговорено, Гриша дернул за шнур и снова бросился к окну.
Его участие в сражении закончилось.
Пока все шло в точности, как предсказывал Брисов. Началась давка. Кто-то хотел немедленно убраться подальше от бронемашины и ее пулемета, а всадники, ускакавшие вперед, разворачивались и возвращались на площадь.
В этот момент арьергард Волков достиг деревни. Семеро конников в изумлении осадили лошадей перед танком, загородившим дорогу.
Прошло уже четыре минуты. Бикфордов шнур давно должен был прогореть, но взрыва все не было.
Увидев арьергард, Механик понял, что настал его час. Сухо застучал «гочкис», первая же очередь скосила пятерых. Уцелевшие повернули лошадей. Выстрелив вослед, Механик убил их тоже.
Пока Механик расстреливал арьергард Волков, один из бандитов, гарцевавших на площади, подъехал к броневику – и Гриша из чердачного окна увидел, как столб огня и дыма взметнулся над бронемашиной, а Волки заорали и стали стрелять в воздух.
До того как попасть в Кальский курятник, Mk-V успел повоевать: в одном бою ему сорвало люк.
Бандит бросил в машину лимонку.
Так погиб Механик.
Гриша замер у окна и увидел, как по площади быстрым шагом идет седовласый Белоусов. Волки заметили его не сразу, а потом какой-то всадник с размаху ударил Белоусова шашкой.
Не понимая, что ему делать теперь, Гриша бросился вниз по лестнице.
Только потом он понял, что случилось в подвале.
Бикфордов шнур зажигают не от спички, а от папиросы. Белоусов не спеша закурил, поджег шнур и стал ждать.
Отмеренные секунды прошли, взрыва не было.
Вероятно, чья-то лошадь обрушила стенки канавки, где был проложен шнур.
Белоусов достал динамитную шашку, приделал к ней фитиль подлиннее, вышел во двор и поджег. Потом он положил шашку во внутренний карман кожаной куртки.
От ворот дома до трибуны – двадцать метров.
«Они не сразу начнут меня убивать, подумал Белоусов. Значит, дойду. Главное – не упасть по дороге».
В этот момент взорвалась лимонка – и Белоусов вышел на площадь.
Бандиты увидели, как седовласый человек в кожаной куртке скорым шагом направляется к виселице. Бандиты были злы: они слышали пулеметные очереди, понимали, что их арьергард уничтожен. Один из Волков с наскоку ударил Белоусова шашкой.
Клинок отсек Белоусову ухо и срезал с головы часть скальпа. Удар был так силен, что сбил Белоусова с ног.
До трибуны оставалось еще пять метров. Под смех и улюлюканье Белоусов пополз. Он успел преодолеть метра два, и последней его мыслью было: «Нормальное расстояние. Должно сдетонировать».
Сдетонировало.
Помост взлетел в воздух гигантской ракетой. Взрывной волной выбило все стекла, лошади и люди повалились на землю – убитые, контуженные, раненые.
Гриша выбежал на площадь. Чья-то окровавленная рука лежала на земле.
Когда человеческую конечность отрывает взрывом, некоторое время она еще живет и двигается, как безголовая лягушка, присоединенная к электрогенератору.
Пальцы руки шевелились.
Оглушенный взрывом, Гриша ничего не слышал. Между тем ржали лошади, истошно кричали люди. Незнакомый мужчина кинулся к нему, а потом рухнул на колени и повалился лицом в землю.
Стреляя из двух револьверов, прискакал Орловский, а с ним еще двое всадников.
Гриша стоял на пороге дома. «Что стоишь, уходи!» – закричал почти в самое ухо Пильский, но Гриша не тронулся с места.
На земле билась лошадь. Ноги ее были поломаны. Всадник был еще жив и по-прежнему сжимал коленями круп. При падении лошадь придавила ему левую ногу, и он пытался вытащить ее из стремени. Лошадь билась в судорогах. Всадник, придавленный к земле, достал наган и выстрелил животному в голову. Лошадь дернулась и затихла. Человек с трудом выбрался из-под трупа и, став на одно колено, открыл огонь. Гриша не видел, в кого он стреляет и попали ли пули в цель.
На стрелка налетел на своем коне Фомин, стреляя сразу из двух револьверов, подобно Орловскому.
Человек выпустил наган из рук и упал на лошадиный труп. Наверное, одна из пуль Фомина попала в цель.
С момента, как Гриша спустился на площадь, прошло едва ли пять минут. Дым от взрыва рассеялся, к Грише вернулись звуки.
Площадь была усеяна телами убитых и раненых. Гриша поискал глазами тело Белоусова, но не нашел.
Из отряда Брисова Гриша видел только Фомина. Тот направил коня к опрокинутой тачанке. Из-под перевернутой телеги виднелись чьи-то затылок и плечо. Человек зашевелился – он был еще жив.
Фомин вскинул револьвер и тут же опустил, матернувшись.
«Это же барышня!» – сказал он и нагнулся, чтобы помочь девушке выбраться из-под обломков.
На Украине Гриша не раз слышал рассказы о комиссаршах, махновских анархистках и атаманшах, таких как знаменитая петербургская этуаль Маруся. Гриша считал, это пустые россказни, которым не следует верить.
И вот теперь на его глазах молодая женщина выбиралась из-под обломков. Платье на ней было разорвано, но по покрою и материи можно было узнать красивое и когда-то дорогое платье.
«Сударыня, – сказал Фомин, подавая ей руку, – какая приятная неожиданность встретить столь прекрасную девушку в этом аду!»
Женщина улыбнулась. Ее светлые волосы слиплись от крови, лица почти не было видно за слоем пыли. Фомин присмотрелся к ней по старой привычке опытного сердцееда. С этим характерным выражением – оценивающим и одновременно галантным – он и умер: женщина выстрелила, и Фомин даже не успел удивиться.
Лошадь понесла, труп Фомина повис на стременах.
Гриша вскрикнул испуганно – и женщина повернулась к нему.
«А ты что тут делаешь, сучонок?» – спросила она, поднимаясь. Пистолет дымился в руке.
Гриша онемел. Что он должен ответить? Действительно: что он тут делает?
«Всех положили, суки, всех! – сказала женщина. – Ну ничего, ты-то свое получишь».
В такие минуты время замедляется. Гриша ясно видел, как поднимается ее пистолет: черный кружок дула вот-вот окажется вровень с его головой – гремит выстрел, Гриша кричит, но не чувствует боли, а потом видит, как женщина валится на землю.
Гриша обернулся и услышал слабый голос: «Сюда… сюда… подойди!» Орловский, весь в крови, приподнялся на локте, сжимая дымящийся револьвер.
Гриша подбежал.
«Кончаюсь я, – сказал Орловский, – но хоть тебе-то Юлий сказал, что это? Войсковая казна, да?»
«Нет, – ответил Гриша, – это царский клад. В золотых монетах, драгоценных камнях и ювелирных изделиях. Честное слово, седьмая часть – ваша».
«Хорошо», – улыбнулся Орловский и закрыл глаза.
Со стороны колокольни доносился редкий стук пулемета. Гриша вынул из мертвой руки Орловского наган, выгреб у него из карманов горсть патронов и перезарядил барабан.
Остатки банды выбирались из деревни дорогой, ведущей к колокольне. Там у треноги пулемета лежал Брисов, дожидаясь, пока враги подойдут ближе. Патронов было мало, и Брисов хотел стрелять наверняка.
Считается, чем позже пулеметчик обнаруживает себя, тем выше его шансы.
Из кровавой мясорубки деревенской площади выбрались чуть меньше двадцати конников. По единственной свободной дороге они мчались прямо на колокольню, преследуемые Пильским, который направо и налево разил своей шашкой.
Брисов начал стрелять, когда остатки банды Волков поднялись на бугор. Он насчитал минимум восемь всадников, полетевших из седел на зеленую траву.
Тут пулемет заклинило.
Брисов подергал заевшую ленту, прикинул, не разобрать ли машину, и осторожно выглянул вниз.
Оставшиеся в живых гарцевали вокруг колокольни. Стоило Брисову высунуться, затрещали выстрелы – похоже, револьверам Волков не хватало дальнобойности, но Брисов решил не рисковать.
Поднявшись на колокольню, Брисов запер изнутри все двери, вряд ли их удалось бы высадить быстро.
На колокольне Брисов был в безопасности.
Но и о том, чтобы спуститься, не могло быть и речи.
Внизу оставались человек двенадцать бандитов. Если в деревне все прошло благополучно, сейчас появятся Орловский с его всадниками, да еще и Белоусов с Механиком в придачу. Впрочем, вполне достаточно двух-трех человек, чтобы отвлечь бандитов от входа на колокольню.
Время шло, никто не появлялся, и Брисов понял, что его товарищи убиты. Скоро бандиты поймут, что деревня в их распоряжении.
За себя Брисов не беспокоился: у него были два нагана с запасом патронов. Кроме того, за час он мог успеть починить пулемет. Штурм колокольни был бы для Волков чистым самоубийством.
Бандиты по-прежнему скакали вокруг колокольни. Вероятно, они надеялись, что сейчас подойдут их раненые товарищи.
Через пять, в лучшем случае десять минут они поймут, что их никто не преследует, подумал Брисов, и тогда вернутся в деревню, чтобы отомстить.
И значит, все сегодняшние смерти будут напрасны.
На минуту Брисов задумался, потом перезарядил оба нагана.
Если он не ошибся в подсчетах и будет стрелять метко – у него есть шанс.
Садиться на лошадь Гриша побоялся – задыхаясь, он бежал, держа в каждой руке заряженный револьвер и повторяя про себя: «Оружие не только продолжает руку человека, но и само продолжается в нем».
На полпути к пригорку он увидел Пильского. Лошадь его была убита, сам Пильский лежал, положив голову на ее круп. Услышав Гришин голос, сказал: «А, малой! Жив? Ну хорошо».
«Что с вами?» – спросил Гриша.
«Умираю, – ответил Пильский, – три пули в живот… почти в упор… может, в хорошем госпитале и сделали бы чего, но не здесь. Из наших жив кто остался?»
«Брисов, наверное, – ответил Гриша и тут же испугался, что опоздает. – Я к нему иду… помогать… если понадобится».
«Это правильно, помогать, – сказал Пильский. – Ты мне только помоги сначала, хорошо? Брисов и сам справится. Достань мне из седельной сумки револьвер, а я полежу пока».
Седельную сумку отбросило в сторону. Гриша достал наган и передал Пильскому.
«Спасибо, – прошептал Пильский, – а еще… вон там… гнедой конь и всадник… не посмотришь?»
«Что посмотреть?» – не расслышал Гриша.
«Посмотри – я его… до седла разрубил?» – слабеющим голосом прошептал Пильский.
Гриша на секунду замер над трупом лошади и всадника.
«Ну что?» – просипел Пильский.
«До седла!» – ответил Гриша, а сам подумал: «Сейчас меня вырвет!»
«Ну хорошо тогда, – сказал Пильский. – Если Брисов жив – передай ему, что он мерзавец! А если нет – сам скажу».
«Ага», – крикнул Гриша, и почти одновременно забили колокола на холме, а за спиной грохнул выстрел.
Уцелевшие Волки не сразу поняли, что происходит. Сначала раздался колокольный звон, потом – тишина.