Недаром в молодости даже поступил в Щукинское, но, проучившись один курс, бросил театральное училище и подался в медицинский. Позднее артистические навыки ему здорово помогли в жизни. Надеялся на них Александр Иванович и сейчас.
Но капитан, как видно, не собирался отвечать на вопрос. В его милицейские планы входило самому задавать вопросы Топольскому, а не наоборот.
Следующий вопрос он поставил более конкретно:
– А когда вы видели гражданку Валяеву в последний раз?
– Ну, мы перезваниваемся иногда, – сказал Топольский, и лицо его выразило разочарование. – Она мне позвонила сегодня утром.
Камагин с Зуевым переглянулись, и лейтенант позволил себе тоже задать главврачу вопрос:
– Зачем она вам звонила?
– Зачем? – Топольский удивленно пожал плечами.
– Что она вам говорила? Припомните дословно, пожалуйста.
«Скоты! За дурачка меня держат. Судя по вопросам, идиоту понятно, что вы в курсе нашего разговора. Тоже мне сыщики, профессионалы. Хотя, может, именно таким придуркам и везет. Таким с виду простачкам».
– Видите ли, – смущенно начал Топольский. – Это очень деликатная тема.
– Не стесняйтесь. Рассказывайте. По долгу службы нам приходится выслушивать всякое, – сказал Камагин, а лейтенант подтвердил:
– И деликатное, и интимное, и много чего другого.
– Ну, это понятно, – Топольский сверкнул глазами на лейтенанта.
Зуев ему не понравился сразу. Молодой, бесцеремонный, наглый. Александр Иванович мысленно обозвал его ментовским щенком. «Как при охотнике собака, так и при этом Камагине – щенок, лейтенант».
– У Нины Николаевны есть сын. Довольно взрослый парень, – заговорил он приятным баритоном, – но, на ее взгляд, у него что-то не в порядке с психикой. И она попросила меня посмотреть его. Если возможно, определить в нашу клинику для лечения.
Камагин докурил сигарету, притушил окурок в пепельнице.
– А вы Валяеву давно знаете? – спросил он.
На лбу главного врача появилась глубокая морщина.
– Так, так. Дай бог памяти. Года два, наверное. Она узнала от кого-то обо мне как о хорошем психиатре. Однажды приезжала на консультацию.
– Однажды? И больше вы ее не видели? – поинтересовался наглый милицейский щенок.
На этот раз Топольский не удостоил его взглядом, чтобы тот не заметил неприязни.
– Нет, не видел. Я должен был сегодня утром заехать к ней, но торопился в клинику на обход и не заехал.
– А с какой целью? – спросил Камагин, успевая не только задавать вопросы, но и детально осматривать кабинет.
Топольский это заметил. Хотя ничего компрометирующего в кабинете не хранилось, его хозяину все равно не понравилось любопытство мента. Мент – человек особый. Ничего не делает просто так, особенно когда при исполнении.
– Как я уже говорил, Валяева просила обследовать ее сына. Он должен был три дня назад приехать к нам сюда…
– Своим ходом? – «Щенок» начинал раздражать Александра Ивановича.
– Этого я вам сказать не могу, – непроницаемым взглядом Топольский уставился на Камагина как на старшего. – Могу только сказать, что у нас была договоренность с Валяевой поместить его в первый корпус. Такое не запрещено законом, – подчеркнул психиатр. – Но до сего времени ее сынок к нам не прибыл. Вот мать и волнуется.
– И вы, конечно, не знаете, где он? – спросил Зуев.
У Топольского появилось желание проломить этому «щенку» голову.
Особенно задевало слово – «конечно».
Завбольницей вздохнул и сказал:
– А почему, собственно, я должен знать, где ее сын пропадает? Мое ли это дело? Приедет, будем осматривать, обследовать, лечить. Не приедет – значит, не хочет.
– Правильно, – согласился Камагин, хмуро глянув на Зуева, словно говоря – не гони дуру, лейтенант. Не лезь вперед батьки в пекло.
Получилось все довольно гладко, правдоподобно, а самое главное, доказывало непричастность Топольского ни к смерти Валяевой, ни к исчезновению ее сына. И никакой обыск не поможет. Не найти им Валерку Валяева…
– Знаете, Александр Иванович, – Камагин решил кое-что открыть главврачу. – После вашего разговора с Валяевой она вдруг взяла и умерла.
– Разговора по телефону? – уточнил Топольский, для большей убедительности указав пальцами на телефонный аппарат.
– Разговора по телефону, – вздохнул капитан. – Вскрытие покажет причину смерти. Но, я думаю, истинную причину мы так и не узнаем. Я осмотрел тело. Нет ни побоев, ни следов насилия. Однако подозрительно: молодая женщина, на вид вполне здоровая, и вдруг после телефонного разговора с вами взяла да и умерла. Странно это, вы не находите?
– Я не знаю, – Топольский развел руками, изобразив на лице сожаление. – Я и сам в толк не возьму. Мне очень жаль. Поверьте…
Ни Камагин, ни Зуев ему ничего не ответили.
С минуту в кабинете была полная тишина, и даже слышно, как санитарки о чем-то негромко переговаривались в дальнем конце коридора.
Камагин отметил всю бесполезность продолжения дальнейшего разговора с Топольским. Нет у них пока прямых обвинений против него. Ведь никто не видел: приезжал он к Валяевой или нет? Никто не видел его входящим в квартиру. А разговор по телефону операторы даже не успели записать на пленку. И получалось – одни слова, которые к делу не пришьешь.
Еще один, два вопроса, и можно катить отсюда ни с чем.
Камагин вздохнул и спросил:
– А вас не удивило, почему Валяева обратилась не в свою районную поликлинику, а к вам?
Но таким пустяковым вопросом ему не удалось «пробить» Топольского.
– Наверное, хотела, чтобы никто не знал о психическом отклонении сына от нормы, – ответил тот. – Там ведь знаете как? Чуть что – запись в медицинскую карту. А это может навредить человеку в дальнейшем. Тем более ее сын достаточно молодой человек. У нас гарантии анонимности по поводу заболевания. Поэтому ко мне ложатся многие известные люди. И артисты, и политики разного уровня. Даже один депутат с месяц провалялся у нас, спасаясь от алкоголизма. Наша клиника – известная, – проговорил Топольский с гордостью.
Разговор был похож на карточную игру, где козыри оказались у Топольского. Ударить бы, да нечем. Не идет масть к оперативникам.
– Но все-таки почему именно к вам? – попытался выяснить Зуев.
Топольский сразу осек его:
– Никаких все-таки, – резковато возразил он. – Вот представьте себе, если бы батюшка в церкви взял и выпроводил вас со словами: «Вы живете в другом районе и ступайте исповедоваться туда. К своему батюшке. В тамошний храм».
Зуев усмехнулся такому сравнению, а Топольский серьезно заметил на это:
– Напрасно вы так. Психиатр в некоторых случаях вполне может заменить священника. И выслушать, и грехи отпустить. Люди ко мне приезжают едва ли не со всех концов Подмосковья. И я никого не отвергаю. Не имею права, потому что я – врач. И обязан лечить людей.
– Минуточку, – вставил капитан. – Насколько я понимаю, Валяева у вас сейчас нет?
– И не было. Он не приезжал к нам. А сами мы ездим только за теми пациентами, которые стоят у нас на учете. К их числу вышеупомянутый гражданин не относится. Так что извините, ничем помочь не могу, – Топольский посмотрел на часы, давая понять, что утомительный разговор окончен и его ждет работа.
Оставалось только поблагодарить заведующего клиникой за уделенное им драгоценное время, что Камагин и сделал, а напоследок вежливо попросил оказать им услугу:
– Для вас это ничего не стоит. А нам надо для большей достоверности, – пояснил он, попросив разрешения заглянуть в регистрационный журнал, куда заносятся имена всех поступивших в клинику пациентов.
Теперь, когда полуторачасовая мучительная беседа была закончена, Александр Иванович повеселел:
– Сию минуту. Подождите, – и пулей вылетел из кабинета.
Не прошло и минуты, как он вернулся с толстенным журналом в жесткой обложке, каждая страница которого была пронумерована.
– Давайте сделаем так, – предложил Топольский. – Чтоб вам не терять попусту время, я открою журнал на странице, где имеется запись о пациентах, поступивших к нам за последние две недели. Вас устроит?
– Вполне, – Камагин кивнул головой, впиваясь взглядом в строчки с фамилиями и данными на пациентов.
Фамилии Валяева он в журнале не нашел. Впрочем, как и ожидал…
– Ты заметил, он нас не захотел пустить в отделение? Сам притащил журнал, – заметил Камагин, когда они с лейтенантом вышли из кабинета и направились к воротам.
– Еще бы, – ответил Зуев. – А журнал этот – мура! Поговорить бы с персоналом. По больнице походить, осмотреться.
– Ага. Кто тебе позволит шастать по больнице? А с персоналом можно. Подожди, пока они закончат работу. Выйдут за территорию, и тогда беседуй. Только сейчас нам надо ехать в управление. Еще с трупом Валяевой не выяснили до конца. И вообще дел навалом. Ну его к черту, этого Александра Ивановича. Его так просто не пробьешь, – Камагин был разочарован. Он надеялся на другой результат.
– Ага. Кто тебе позволит шастать по больнице? А с персоналом можно. Подожди, пока они закончат работу. Выйдут за территорию, и тогда беседуй. Только сейчас нам надо ехать в управление. Еще с трупом Валяевой не выяснили до конца. И вообще дел навалом. Ну его к черту, этого Александра Ивановича. Его так просто не пробьешь, – Камагин был разочарован. Он надеялся на другой результат.
– Мне кажется, этот Топольский замешан тут с головой, – высказал свои соображения Зуев. Он оглянулся на ворота, увидел настороженные взгляды охранников, провожавших их.
– Окопался здесь, как помещик. Шикарный кабинет.
– Чего ты хочешь? Хозяин, – Камагин тоже посмотрел на ворота, на виднеющиеся за ними корпуса больницы и добавил раздраженно: – Не можем мы сейчас взять его за задницу. Ну погоди же, психиатр, – произнес он с угрозой, словно Топольский мог их слышать. – Поехали, Витя, в управление.
* * *В управлении их ждали неприятные известия.
Ровно в одиннадцать утра оперативному дежурному по городу поступил звонок от директора кафе, где работала Татьяна Романова.
Обеспокоенный ее длительным отсутствием на работе, директор позвонил ей домой. А потом решил съездить и выяснить, почему она не вышла на работу. И почему к телефону не подходит.
Свет, горевший в комнате, сразу натолкнул сорокалетнего армянина на нехорошие предчувствия. Он не поленился вызвать милицию.
И когда дверь взломали, то обнаружили труп Романовой. Безголовый…
Вездесущие журналисты, специализирующиеся на криминальных преступлениях, проникли каким-то образом в квартиру и успели отснять короткий сюжет. Потом на улице они сцапали чуть живого армянина и терзали его минут двадцать. И за это время он им наболтал такого…
Казалось, начальник отдела уголовного розыска майор Верин стоял в дежурке только для того, чтобы встретить Камагина с Зуевым.
Едва они вошли, он взглянул хмуро и сказал:
– А ну дыхни! Что-то видок у тебя, капитан, неважный.
Пришлось Камагину подчиниться.
Зуеву эту процедуру выполнять не потребовалось.
Верин ожидал, что его подчиненные оттягивались пивком в какой-нибудь забегаловке, как делали это частенько. Но, не обнаружив пивного перегара, разочарованно проскрипел зубами:
– И где вы, в таком случае, были?
Камагин насупился. Недоверие начальства подрывало его авторитет перед молодым сотрудником.
Он приложил руку к голове, словно на ней форменная фуражка, и сухо отрапортовал:
– Товарищ майор, мы выезжали на труп гражданки Валяевой.
Но Верин нисколько не смутился ехидством капитана:
– Это я знаю. Мне доложили. Меня интересует, где вы, голубчики, «зависали» потом?
– В психиатрической лечебнице, товарищ майор, – невозмутимо продолжил Камагин.
– И какого же хрена вы там делали? Принимали пилюли от бешенства?
– Так точно, товарищ майор, – Камагин все стоял с поднятой рукой.
Седоволосый капитан, сидящий за оперативным пультом, едва сдерживался, чтоб не разразиться смехом, при виде того, как Камагин «ломает ваньку».
Верин покосился на него и сказал обоим сыщикам:
– Пошли в ваш кабинет. Поговорить надо.
В кабинете майор уселся на стул Камагина, сердито оглядел стол, заваленный различными бумагами:
– Эх-х, вечно у тебя бардак. И во всем, что ни возьми.
Камагин не ответил. На правах хозяина кабинета он уселся за стол напротив Верина и закурил.
Зуев не решился сесть в присутствии строгого начальника и топтался у окна, как бедный родственник.
Верин достал из кармана сложенную вчетверо газету, развернул и молча подвинул по столу к Камагину.
Капитан прочитал заголовок на полосе: «Маньяк охотится на женщин!» Заголовок был выделен жирной типографской краской, и потому всякому, купившему газету, сразу бросался в глаза.
Под заголовком была сделана пометка – «от руки неизвестного маньяка погибли две девушки. Кто следующий?»
Камагин отложил газету в сторону в ожидании дальнейшего разноса.
– Сегодня ночью убита еще одна девушка, – бросил Верин.
Камагин с Зуевым переглянулись, а начальник хмуро оглядел их обоих:
– Ей тоже отрезали голову. Эксперты уже поработали там. Есть отпечатки, – Верин достал пачку сигарет, закурил. – Мне досталось от начальника управления за низкую раскрываемость. Эти журналисты, суки, везде нос суют. Теперь раздуют кадило.
Верин помолчал, потом сказал:
– Сейчас напишешь рапорт о проделанной работе по расследуемым преступлениям. И чтоб все подробно было. Хоть на пять, на десять страниц, но подробно. Чтоб я знал, чем вы тут занимаетесь, кроме питья водки и протирания штанов. – Он резко встал и пошел к двери. Уже выходя, обернулся: – Зайдешь ко мне, заберешь материал по сегодняшнему убийству. Да, а баба эта, Валяева, умерла от сердечного приступа. По заключению эксперта.
– Уже готово заключение? – спросил Камагин.
– Готово. Но есть основания полагать, что ей помогли умереть. На левой руке, на вене, эксперт обнаружил след от укола. Кто-то действовал очень грамотно. Может, даже твой подозреваемый из психушки.
– Так вы знаете о нем? – удивился капитан.
– Знаю. Я ведь тоже не зря штаны протираю.
– А чего ж вы тогда в дежурке на нас?.. – возмутился Камагин.
Верин махнул рукой:
– Работайте, не затягивайте! Берите людей на подмогу. И помните, дело под контролем у самого начальника управления, – сказал он и вышел.
– У-у, гад! – процедил ему вдогонку капитан.
Зуев сел за стол, молча уставился на своего наставника.
Камагин достал из стола бутылку водки, два пластмассовых стаканчика, зеленое яблоко и несвежий кусок колбасы.
Разлил водку по стаканам.
– Все настроение испортил, – с обидой сказал капитан и опрокинул свой стакан.
Зуев выпил молча.
Камагин тут же разлил по второму. Похрустывая горькой половинкой яблока, сказал:
– Ну, давай. За то, чтоб с нас погоны не сняли.
Этот тост всегда нравился операм.
Глава 11
Эти события Топольский запомнил до мельчайших подробностей, словно все случилось только вчера.
…На день рождения к своему давнему приятелю, Якову Исаевичу Шавранскому, он тогда опоздал.
Во-первых, в этот день ему предстояло дежурить в клинике и, чтобы уйти, пришлось найти себе подмену. А кому охота после работы торчать в психушке лишних шесть часов?
Во-вторых, на кольцевой автотрассе случилась авария. Образовалась жуткая пробка.
И Топольский загадал: если к шести вечера гаишники не разгрузят дорогу, он вернется назад в клинику.
Но трассу разгрузили. Буксиром оттащили на обочину смятую в лепешку белую «девятку», и приехавшие по вызову спасатели из аварийной службы стали вырезать пневматическими ножницами сморщенную крышу, чтобы извлечь трупы.
Проезжая мимо, Топольский успел рассмотреть перекошенное от боли лицо молодой женщины за рулем и кровь. Ею был забрызган весь салон «девятки». Остальные трупы превратились в месиво.
Ему показалось, будто он почувствовал даже запах крови. Топольский жадно втягивал носом этот запах и улыбался. Но настроение пропало. Ведь так же просто в автомобильной аварии может погибнуть и он. Сразу захотелось бросить свою новенькую машину прямо тут и пойти пешком. Смерти Александр Иванович боялся. Он замедлил скорость, но один из гаишников с красным от нервного перенапряжения лицом подскочил и заорал на него:
– Давай, проезжай! Какого х… ползешь?
Повинуясь этому приказу, Топольский надавил на педаль газа, и его новенький «жигуль» стремительно стал набирать скорость.
Вдобавок к испорченному настроению швейцар, здоровенный мужик с кулаками боксера, долго не хотел пропускать Топольского в ресторан, хотя тот доказывал, что явился сюда по приглашению. И только когда позвали самого именинника, конфликт был улажен. Настроение у Топольского стало хуже некуда. Лучше бы и не приезжать.
За столом Александр Иванович сидел мрачнее тучи. Глядел на раскрасневшиеся физиономии многочисленных гостей, на самого Шавранского, как тот опрокидывал стопку за стопкой за свое здоровье, и от этого мрачнел еще больше.
Казалось, Яков Исаевич забыл про него. Уйди сейчас Топольский, он и не хватился бы. И, скорее всего, он бы ушел, если бы не одна блондинка. Девушка ему приглянулась сразу. Молодая, румяная, с длинными, стройными ногами, одетая в короткую юбку и прозрачную блузку без лифчика.
«А девочка ничего», – думал Топольский, разглядывая ее с интересом.
Она сидела рядом с Шавранским, ехидно посматривала на гостей, обнимала своего покровителя, то и дело целуя его в дряблую щеку.
Топольскому сделалось противно. Он понимал, что никакой любви между ними нет и быть не может. И это симпатичное коварное существо имеет к старичку свой интерес, чисто денежный.