Оникс застонала, выгнулась, откидывая голову, и Ран почувствовал, как сжались ее внутренние мышцы, выдаивая его семя, доводя до умопомрачительного оргазма, столь яркого, что перед глазами — темные круги, в горле песок, а в теле наслаждение, на грани боли.
Дыхание возвращалось с трудом, сердца колотились в унисон и успокаивались тоже. И они замерли, прислушиваясь к этому совместному стуку в соединенных телах.
— Отпусти меня, — прошептала Оникс.
Лавьер очень медленно отстранился. Отошел. Раяна развернулась, заглянула ему в лицо. После пережитой вспышки удовольствия ее шатало.
И оба знали, что ее «отпусти» было о другом.
Он подхватил с пола свои штаны и ушел в купальню. Вернулся через несколько минут, которые Оникс провела, глядя на закрытую дверь.
— Ты теперь законная супруга Светлейшего повелителя, Оникс, — бросил Ран, одеваясь и не глядя на девушку. — Ваш союз освещен в храме и вступил в силу.
— Этот брак незаконен! Я расскажу, что Ошар не прикасался ко мне, — голос тоже хриплый. И хочется закричать… О чем он говорит? Свадьба, Ошар… Она хотела спросить совсем другое. Но… не спросит.
— Правда, расскажешь? — Он повернул к ней голову. — Хорошо подумай, раяна, прежде чем бросаться словами. Кстати, ты недолго была бы женой Светлейшего. Уже к следующей весне с тобой случился бы несчастный случай или внезапная смертельная болезнь. Или падение с крыши. — Ножны звякнули, когда Ран пристегнул их. Узкие кинжалы легли в петли на руках. — Или ты поверила, что вы с Ошаром будете жить долго и счастливо? Напрасно, Оникс.
— А что подготовил мне ты, Ран? — тихо спросила раяна. — Думаю, что в твоем плане по завоеванию империи мне тоже отведена не слишком длительная роль. Так что ты приготовил для меня? — она усмехнулась.
Лавьер, уже полностью одетый и при оружии, подошел, провел пальцем по ее щеке.
— Пусть это будет неожиданностью, раяна, — насмешливо протянул он. — Зачем портить сюрприз? — Его палец обрисовал ей губы, спустился ниже, туда, где лихорадочно билась жилка. Отодвинулся, нахмурившись. И разжал кулак, показывая девушке кольцо из антонита. Оникс отпрянула.
— Спасибо, что сохранила, — усмехнулся Лавьер. — Мне эта безделушка дорога, как память.
Он развернулся к двери.
— Захочешь в хранилище — тебя проводят. Больше никуда не ходи.
Оникс сжала кулаки. Небесные! Он только что дал ей понять, что знает все о ее жизни во дворце.
— Ты следил за мной!
Открывая дверь, Лавьер бросил на нее быстрый взгляд.
— Конечно, — его губы тронула насмешка. — Ты моя, Оникс. Тебе стоит это понять. Я не бросаю слов на ветер.
Слова на ветер? Она нахмурилась. А потом кинулась за Лавьером, путаясь в покрывале.
— Стой! Стой! Не бросаешь слов на ветер? То есть… Ты следил за мной все это время? Во дворце? А там… на берегу моря? Там тоже?
Аид посмотрел на нее через плечо.
— Лурд Гиххон достаточно стар, чтобы находиться рядом с тобой долгое время.
— Что? — не поняла Оникс.
— Ты звала его Рысый.
Лавьер захлопнул дверь, оставив раяну бессильно сжимать кулаки. Небесные заступники, как же так! Значит, и не было никакой свободы? Все это время Ран Лавьер лишь выжидал, наблюдая за ней? Сколько в этом дворце его глаз и ушей, что докладывали о каждом ее шаге? Он даже о поцелуе знает… Обо всем!
Она сжала виски ладонями, пытаясь успокоиться. Оникс откинула покрывало, которое все еще сжимала. Значит, она снова пленница?
А самое страшное, что она и сама теперь не понимала, чего хочет больше, освободиться или…?
Оникс швырнула в дверь кувшин, но легче не стало.
ГЛАВА 11
Чаши были наполнены ледяной водой и кусками льда. Погрузиться нужно было так, чтобы на поверхности осталась лишь макушка и глаза.
Наставник стоял вне чаш, возле жаровни, и все мальчишки в тот момент его ненавидели.
— Каждый должен знать свой предел, — спокойно говорил наставник. Его не трогали ни белые лица учеников цитадели, ни скрючившиеся во льду худые тела, ни боль в чужих глазах. Его ничего не трогало. — Вы должны знать свои рамки совершенно точно. Чтобы не переоценить их. Чтобы поставить на кон все и выиграть. Вы должны научиться определять свой предел. Магия ведет к самонадеянности, и глуп тот, кто считает себя всесильным. Вы не люди, вы сумеречные. Но и вы смертны. Вас можно сломать и победить, но вы должны стоять до конца… и никогда не терять рассудка. Вы — оружие. Оружие империи, и вы не имеете права на эмоции. Ваше тело и разум должны быть холодны, как эта вода. Вы обязаны быть совершенным оружием. А для этого необходимо знать, как много вы способны выдержать…
Голос наставника журчал водой и тоже казался мерзлым. В ледяной чаше время текло по-другому. Медленно. Слишком медленно. Даже воздух казался тяжелым и застывшим, словно песок, с трудом проникал в горло, царапал…
Наставник помолчал.
— Вы можете покинуть чашу, когда сочтете, что ваш предел достигнут. — Мальчишки встрепенулись. Наставник обвел всех равнодушным взглядом. — Но первая пятерка, покинувшая чашу, отправится в лабиринт.
Парни притихли, вновь скрючившись в ледяной воде. Воздух вырывался изо рта паром, синие губы дрожали. Но лабиринт! Его боялись больше, чем льда!
И все же, уже через несколько минут многие начали думать по-другому. Первым из чаши вылез Саламандра, поскользнулся на каменном полу и, шатаясь, побрел к своим вещам. И сразу за ним — еще двое, подпрыгивая и растирая окоченевшими мокрыми руками бледные тела.
Ран не двигался, наблюдая за тем, как один за одним ученики покидают чаши. После пятерки вылезать стали активнее, уже без страха. Лавьер прикрыл глаза, контролируя свое дыхание. Холод уже сковал тело, просочился под кожу, в каждую мышцу, сделал кровь густой и липкой… Холод сжимал сердце, заставляя его остановиться…
Но это еще не предел. Нет, не предел.
Ран не пытался ничего доказать. Он хотел знать, как далеко он может зайти. Он хотел узнать свой предел.
— Очень интересно, — голос наставника разбил оцепенение. — Остались двое. Оба в сознании и отдают отчет в своих действиях. Оба остаются в чашах осознанно. Правда, мотивация разная. Совершенно разная.
Ран сквозь обледеневшие ресницы посмотрел на наставников, что с исследовательским интересом обсуждали учеников. И слегка повернул голову, заинтересовавшись, кто второй в чашах. Поверх крошки льда на него смотрели светлые глаза Анрея Итора.
* * *Лавьер тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и вошел в янтарную гостиную. Из кресла кивнул Кристиан и потянулся, зевая.
— Знал, что ты явишься, не успеет взойти солнце, поэтому позаботился о завтраке. — Он указал на стол.
— Где остальные?
— Еще спят. Баристан проверил расстановку стражей, я не стал ему говорить, что ты сам их расставлял. Ветер уснул прямо в зале советов, ему нелегко дался последний год. Кстати, мое появление оказалось впечатляющим, ты не находишь? — Кристиан рассмеялся. И тут же скривился. — Жаль, Итор не оценил, сволочь. Я бы хотел увидеть его страх перед тем, как задушить.
Лавьер промолчал. Они заняли дворец, их план, который десятка, а вернее, Лавьер готовил несколько лет, сработал, но главный враг успел уйти! И одни демоны архара знают, что сейчас делает первый советник, какие силы собирает.
— Теперь он заляжет на дно… — начал Кристиан. Лавьер покачал головой.
— Нет. Советник уже на пути к Шорской Гряде.
— Думаешь, он попытается переманить на свою сторону главу Шорского клана? — вскинулся Кристиан.
— Уверен. И так же уверен, что ему это удастся. Не забывай, кем является наш друг. И темнейший, и Ошар всего лишь марионетки в его руках. Проклятье! — Лавьер сжал пальцы на фужере, хрусталь звякнул. И тут же заставил себя успокоиться. — Как мы могли его упустить?
— Итор не явился на церемонию, — Кристиан покачал головой. — А ведь должен был! Бездна, мы были так осторожны! Ни одного прокола! Но он что-то почувствовал.
— Я отправил по следу ищеек, но…
— Но Итор умеет путать следы. Я мог бы сам… — начал Кристиан.
— Нет, — покачал головой Лавьер. — Возможно, он этого и ждет. Тебе с ним не справиться.
Кристиан наклонил голову. В словах Лавьера не было ничего обидного, а во взгляде Кристиана — сожаления. Они знали свои пределы и принимали их.
Дух наколол кусочек сыра, поднес нож ко рту.
— А что с этой девушкой, раяной? Где она?
— Раяна мое дело, — резкий ответ заставил руку Кристиана остановиться, не донеся сыр до рта.
— Я просто полюбопытствовал, — Кристиан пожал плечами. — Никогда не видел раян.
— Не приближайся к ней, — Лавьер склонил голову, взгляд потемнел. — Я запрещаю кому-либо к ней подходить. Нарушите — ответите.
Кристиан пожевал сыр. Ему хватило благоразумия промолчать. Он редко видел своего друга взбешенным, но, кажется, одно упоминание об этой девушке доводило его до такого состояния. Но расспрашивать он не стал — себе дороже.
— Не приближайся к ней, — Лавьер склонил голову, взгляд потемнел. — Я запрещаю кому-либо к ней подходить. Нарушите — ответите.
Кристиан пожевал сыр. Ему хватило благоразумия промолчать. Он редко видел своего друга взбешенным, но, кажется, одно упоминание об этой девушке доводило его до такого состояния. Но расспрашивать он не стал — себе дороже.
* * *Лавьер отбросил ногой камень, нахмурился. Он уже в десятый раз обошел немаленькую территорию дворца, проверил стражей, укрепления и щиты, поговорил с Льеном. Тот уверил, что и магическая защита совершенна.
Спустился в подземелье, обошел клетки с пленными. Ему вслед неслись проклятия и пожелания скорой смерти, Рана это не трогало. Он приказал надеть на всех кандалы и провести в зал для допросов. У кого-то из женщин началась истерика. Мужчины побледнели.
Всего пленных оказалось четыре десятка, большей частью мужчины. Они выстроились перед Лавьером нестройными рядами, грязные и всклокоченные, с ненавистью в глазах. Ран заложил руки за спину, обвел людей внимательным взглядом, выжидая. Долговязый наместник с юга не выдержал первым, как Лавьер и думал. Сплюнул под ноги Рану, почти попав ему на сапог.
— Преступник Ран Лавьер! — со злобой выкрикнул он. — Думаешь, тебе сойдет это с рук? Думаешь, мы не найдем на тебя управу? Да тебя скормят собакам, сволочь, насадят на кол и выпустят кишки, чтобы все видели, как империя поступает с предателями!
Лавьер сделал один шаг, движение руки было почти неуловимым. Женщина, стоящая рядом с наместником завизжала, отпрыгнула от упавшего тела с перерезанным горлом.
Лавьер вернулся на свое место и снова осмотрел притихшие ряды пленных. Даже визжащая женщина замолчала, зажимая себе рот рукой, чтобы не издать ни звука.
— Кто-нибудь еще хочет высказаться? — бесцветно спросил Лавьер.
Люди молчали. Ран кивнул. Он не сомневался, что демонстрация потребуется. Наглядное подтверждение всегда действует эффективнее любых разговоров. И даже в выборе жертвы Лавьер не ошибся, наместник не стал бы ему союзником, слишком спесив и самонадеян.
— У меня мало времени, у вас — еще меньше, — спокойно произнес Лавьер. — Я предлагаю каждому из вас дать мне клятву крови и рода, присягнуть на верность, и тогда я позволю вам вернуться к вашим семьям. Как вы понимает, обойти подобные клятвы невозможно. — Он сделал паузу. — Я дам вам время на раздумье — до рассвета.
Пленные молчали. Лавьер посмотрел на одного из псов, взглядом показывая, что их можно уводить.
— Постойте, — наместник восточных пределов шагнул вперед. — Я не хочу ждать еще ночь. Я принесу клятву.
— Ты — предатель! — Северный князь сверкнул холодными синими глазами.
— Разве? — восточник криво улыбнулся. — Я предпочитаю видеть на престоле сильного правителя, а не марионеток или тиранов. И насколько я знаю, род Лавьеров — это первая императорская ветвь, если углубиться в историю, то — именно предок нашего, — он кивнул в сторону Лавьера, — верховного должен был вступить на престол вместо Темнейшего Владыки двести лет назад. Вы забыли, что Темнейший заполучил это место обманом, благодаря своему дару и магии? — наместник пожал плечами. — Так что это вполне можно считать возмездием и восстановлением справедливости.
— Ты просто трус и продался завоевателям! — возмутился князь. Лавьер не вмешивался, с интересом наблюдая спор.
— Я предпочитаю быть живым, — с достоинством произнес восточник и поднял ладони, готовясь дать клятву крови. — Не думаю, что мой труп принесет пользу империи.
— Я тоже дам клятву. — Вышла сухая, прямая, как палка, старуха. — Я вдова Магрейн и старшая в роду Магрейнов. Мой род будет служить вам верой и силой, если вы примете мою клятву.
Лавьер кивнул. Половина пленных решили сменить сторону и выбрать жизнь. Половина молчала и хмурилась, им он даст время до новой зари. Он предпочел бы оставить их в живых и получить клятву и поддержку кланов. Тех, кто ни при каких обстоятельствах не примет сторону Лавьера, уничтожили сразу после ритуала. Верховный хорошо знал пределы каждого.
«Ты чудовище!»
Слова прозвучали в голове, и он сжал зубы. Посмотрел на труп наместника, из разрезанного горла все еще вытекала кровь, становясь черной и липкой на камнях пола. Тело обходили стороной и старались на него не смотреть.
Убийство не вызывало в душе Рана никаких эмоций. Ни наслаждения, ни негодования. Это было всего лишь способом достижения цели. Убийство применялось для того, чтобы сломить сопротивление, продемонстрировать власть и силу, запугать или привлечь союзников. Смерть — это лишь инструмент. Не более того. Было ли это чудовищно? Наверное… Он не знал. Для него это было привычно. Убивать легко, и он это умеет.
Чужая жизнь не вызывала ни трепета, ни благоговения. Вот Кристиан убивать не мог, его дар был ближе к целительскому, наставники ошиблись, сделав его псом. И жизнь в Цитадели для Кристиана стала мучением.
А Ран отбирал жизни легко. Он никогда не убивал ради забавы или удовольствия, нет, лишь при необходимости. Но делал это без эмоций.
Впрочем, он и сам умер бы так же — без сожаления, приняв и это как данность. Единственная жизнь, которую он желал сохранить, чего бы это не стоило, бала жизнь синеглазой раяны…
Да, после Ритуала Теней были смерти, это необходимое зло. Так его учили. Тех, кого нельзя сломить, необходимо уничтожить. Некоторых наместников нужно было убить, а власть и милосердие плохо сочетаются.
Да Лавьеру и не нужны были оправдания, он не желал их. Он был собой и шел к своим целям, а Оникс… он дал ей время и возможность сделать выбор. Но она не выбрала его, не открыла дверь, за которой он ждал. Она отвергла то, что он хотел ей предложить, не сочла его достойным. Что же. Да, он чудовище и убийца. Пусть так. Оникс сделала свой выбор, и он даст ей то, что она выбрала.
И все же… он ждал другой встречи. Другого взгляда, других слов. Нет, не ждал — надеялся. Ожидание основывается на реальных событиях, ожидание — порождение разума и логики. Он надеялся. Надежда эфемерна, и ей для существования не нужно ничего… лишь желание души.
В Цитадели их учили, что надежда бесплотна и ведет к пропасти, если довериться ей.
Сумеречные уже приготовили все для клятвы, позвали Льена. Ветер перебирал свои бусы, белки глаз наливались кровью. Обойти клятву чрезвычайно сложно, из тех, кто сейчас на коленях давал ее, никто не обладал подобной силой. Такое подчинение связывает не только того, кто произнес слова заклятия, разрезая себе руки, но и весь род. Никто не рискнет несколькими поколениями ради того, чтобы разорвать клятву. К тому же, среди наместников было всего несколько магов.
Ран сосредоточился, выбрасывая из головы раяну. Клятва крови требовала полного внимания.
* * *Ран ударил первым. Кулаком. Пока еще кулаком, сбивая Итора с ног.
Тот откатился, вскочил, вытирая кровь, хлынувшую из носа.
— Думаю, не нужно объяснять, за что, — холодно процедил Лавьер.
— Надо полагать, за смерть Линта, — вкрадчиво протянул Анрей. Он двигался по кругу, обходя противника, примеряясь. — Ты принял это близко к сердцу, Ран? Тебе его жаль?
Лавьер вытащил клинок из ножен. Ударил, как обычно, без предупреждения. Анрей отразил в последний момент, уклонился, снова отразил… Сталь звенела, ударяясь.
— Ты не понял, Итор. — Ран наступал. — Ты убил члена МОЕЙ десятки. И будешь за это наказан.
— Твоей? — в светлых глазах молодого пса вспыхнула злость. Клинки снова ударились и разошлись. — Это должна была стать МОЯ десятка! МОЯ! Так что можешь считать, что счет открыт!
— Завидуешь? — Ран отклонился, атаковал и ударил ногой, целясь в пах. У псов не было запрещенных приемов. Был лишь один закон — победить.
Итор отскочил, сплюнул на пол и метнул нож. Ран усмехнулся, пригнувшись. Они слишком хорошо знали друг друга.
— Знаешь, почему они выбрали меня? — Ран снова атаковал, стремительно, зло, не давая Итору вздохнуть от череды ударов, тесня его к стене. — Потому что я сильнее, — удар по клинку, заставляя Итора приоткрыться, всего на миг, но этого хватает, чтобы впечатать кулак в его живот. — Я всегда был сильнее, — ногой отбросить выпавшую из руки сталь. И ударить снова, сваливая на каменный пол. — И всегда буду сильнее. Ты нагадил не в том месте, тварь. Еще раз сунешься на мою территорию — убью. Понял меня?
Удары, один за одним, сильные, жестокие, до разбитых костяшек на руках… впрочем, они всегда были разбиты, в Цитадели слишком часто приходилось драться. Хрустнул нос, на губах Анрея вспенилась кровь. Повисла плетью сломанная рука. Итор извернулся змеей, всадил нож в бедро Рана, захохотал. Правда, ненадолго. Еще один удар заставил его кулем свалиться на пол, лишив сознания.
Ран ударил бесчувственное тело сапогом в живот, выдернул нож, отбросил.