Целители Цитадели его ненавидели, слишком часто молодой Лавьер поставлял им раненных.
* * *Оникс пыталась вникнуть в то, что читала. Но сегодня ей это не удавалось. Дворец казался затихшим, затаившимся. Прислужницы сновали, словно испуганные мыши, по стеночке, боясь поднять заплаканные глаза на мужчин в форме сумеречных. Помогать одеваться раяне пришла лишь Риа, но девушка вздрагивала от каждого громкого звука и не смотрела Оникс в лицо. А когда раяна с ней заговорила, и вовсе сжалась, закрыв голову руками.
— Это ужасно. — Она вновь приложила платок к красным глазам. — Простите, но это выше моих сил! Я никогда не видела такого… Тела… Они до сих пор там. В ритуальном зале.
— Скольких убили? — тихо спросила Оникс, озираясь.
— Я не видела точно… Но Магрет сказали, что несколько десятков человек. — Риа всплеснула руками и снова заплакала. — Такой красивый день! Ваша свадьба! Мне так жаль…
— Ты знаешь, где Светлейший Владыка? — оборвала ее причитания Оникс. — Он тоже там… среди тех, кого убили?
— Нет, — Риа покачала головой, не переставая всхлипывать. — Повелителя там нет. И советника Итора тоже. Небесные заступники помогли им скрыться и пусть помогут выгнать псов из дворца, надо молиться…
Она вновь захныкала, Оникс фыркнула. Потом вздохнула и коротко ударила девушку по щеке. Та изумленно захлопала глазами.
— Прекрати истерику, — приказала Оникс. — Никто не поможет нам, если мы сами о себе не позаботимся. — Она задумалась. — Прислужницы живы, их не трогают?
— Нет, Светлейшая. Просто запретили покидать дворец. — Она вновь округлила глаза. — Наш ключник не послушался и пошел к воротам. И его тоже… того.
— Так надо было слушаться, — раздраженно ответила Оникс. — Все, иди. Будешь нужна — позову. И мой вам всем совет — не злите псов.
Прислужница унеслась, растирая глаза платочком, а Оникс задумалась. Значит, Ошара среди убитых нет. Хотя Риа могла и ошибаться.
Она схватила с кресла меховую шаль с длинными кистями, под которой удобно прятать руки и нож. И вышла за дверь. Хмыкнула. Стражи были те же самые, значит, и они изначально являлись людьми Лавьера. Впрочем, Оникс это уже не удивляло. Она забыла, что этот мужчина привык все контролировать. И поверила, что он ее отпустил. Зря.
Она должна была воспользоваться кольцом раньше. Или?
Оникс сжала под меховой накидкой рукоять ножа. Или она не хотела? Разве не могла она сбежать утром? Просто надеть кольцо на палец и оказаться где-то очень далеко. Пусть в одном покрывале, зато свободной?
Так почему она стояла там и смотрела на мужчину в своей кровати?
Оникс нахмурилась, не желая об этом думать. Ответ она знала, но озвучивать его не желала. Даже в собственной голове.
И сейчас упрямо пыталась читать, разбирая старые свитки, хотя все мысли снова и снова возвращались к другому. Оникс потерла глаза, потянулась к книге и замерла. Сегодня она зажгла лишь несколько ламп, и хранилище тонуло во тьме, и там, за гранью света, стоял человек. Лори на ее спине шевельнулся и приоткрыл свои лепестки.
— Нравится пугать меня? — чуть хрипло спросила Оникс. Ей в ответ раздался тихий смех.
— А разве ты испугалась? Не думаю.
Лавьер оставался в темноте, и Оникс нахмурилась.
— Разве у тебя нет других дел? — резко бросила она, поднимаясь из кресла. — Кроме как смотреть на меня? Например, убить еще кого-нибудь?
— Уже двоих до обеда, — отозвался Лавьер, и Оникс задохнулась, понадеявшись, что он шутит. Ран облокотился плечом о стену. — Считаешь, что мне надо продолжить, раяна?
Покачала головой, закусив губы.
— Сядь на стол, Оникс.
Она застыла, упрямо сжимая зубы и чувствуя… дрожь предвкушения. Бездна! Когда она стала зависимой от его приказов? Мотнула головой.
— Мы ведь это уже проходили, раяна, — в его голосе прозвучала насмешка. — Я убийца и чудовища, но, увы, сильнее тебя. Во всех смыслах. Сядь на стол.
Оникс резко положила ладони на шершавую поверхность, села. Лавьер приближался неспешно, наслаждался предвкушением. Подойдя, положил ладонь на ее бедро, потянул вверх подол платья, глядя ей в глаза. Она нахмурилась.
— Мы здесь не одни…
— Ты говоришь о том хранителе, что забыл, как выглядит солнечный свет? Не переживай, я перерезал ему горло и положил тело в углу.
— Что? — Оникс дернулась, пытаясь вырваться из его рук. Лавьер рассмеялся.
— Его здесь нет, раяна. — Он с улыбкой посмотрел на книги. — И он имеет право находиться с тобой в одном помещении лишь потому, что никогда не сможет прикоснуться к женщине. — Он коснулся ее губ, взгляд потяжелел. — Что ты читала?
— Старинные баллады.
— Интересно?
— Очень, — сквозь зубы прошипела Оникс. Пальцы Лавьера уже добрались до ее нательных лент, он потер ладонью между женских ног. Теплые губы коснулись мочки ее уха.
— Больше не завязывай их, — негромко приказал он. — Я хочу, чтобы у тебя под платьем ничего не было. Чтобы ты всегда была готова меня… принять.
— Мне не интересно, чего ты хочешь. — Она попыталась отвернуться. Лавьер снова тихо рассмеялся.
— Ты сделаешь так, как я хочу. Сделаешь, Оникс. Мы оба это знаем. Почитай мне.
— Что? — опешила она. Его рука поглаживала ей ногу, и в глазах мужчины дрожала тьма, бесконечная бездна.
— Почитай мне. — Он медленно провел языком по ее скуле. — Хочу слышать твой голос. Я по нему соскучился.
Оникс выдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Желания и прихоти Лавьера всегда вгоняли ее в ступор. Почитать? Ну что ж. Он получит то, что просит!
Она потянула на себя свиток с балладой об одержимом короле, развернула его, пытаясь не обращать внимание на ласки.
— Очей твоих холодный взор
Кинжалом, обагренным кровью,
Мне грудь безжалостно вспорол,
Я нареку тебя — Любовью.
Лавьер проводит ладонью по ее телу, очерчивая контур. Это еще не прикосновение, лишь намек.
— Сплетенье тел на ложе Тьмы,
Объятых огненной напастью.
До пепла выгорали мы.
Я нарекаю тебя — Страстью.
Пуговички на лифе расходятся под его пальцами, обнажая нижнюю сорочку. Он касается пальцем ее груди. Так нежно. Так ласково. Так осторожно, что хочется кричать.
— Еще…
Он ласкает Оникс затылок, вторая ладонь ложится на грудь. Сжимает сосок. И ее тело прошивает молния удовольствия.
— Дальше, — шепчет он. Его губы так близко, он обжигает дыханием ее висок, но не целует. Ждет продолжения. Лишь пальцы гладят ее грудь сквозь ткань сорочки. Отодвигает край шелка, чертит линию по обнаженной коже. Прикосновение, даже такое легкое, заставляет обоих втянуть воздух. Он смотрит на губы Оникс, смотрит тяжело, ощутимо жадно, но все еще не целует.
Мужская ладонь скользит по бедру, слишком неспешно, слишком медленно. Невыносимо медленно. И Оникс хочется прогнуться, хочется вцепиться в его руку, заставить коснуться ее там, где уже так сладко ноет в ожидании этого прикосновения.
Бездна… Она зависима от его прикосновений. Она ждет их…
— Читай.
Он приказывает, пальцы танцуют возле ее пульсирующего лона, обжигая, но не давая того, чего Оникс хочет.
— Сжимает в кольцах пустота.
Один во мгле, забыт тобою…
Ласки становятся острее, прикосновение — болезненнее. Он опускает голову и лижет напряженные соски, втягивает в рот, зажимает зубами. Оникс чувствует, как пульсирует кровь там, где его губы, и внизу живота, вынуждая ее дрожать и сдерживать стон.
Он снова лижет, и ее соски горят огнем, становясь красными от притока крови. А глаза Рана — совершенно темными. Свиток падает на стол, но этого никто не замечает.
— Отравой стала красота.
Я нареку тебя — Тоскою.
Он наконец прикасается внизу, сильно, проводит ладонью между ее раздвинутых ног, ласкает.
— Я соскучился, Оникс. — Лавьер одной рукой притягивает ее к себе, не прекращая ласку. — Я просто дико по тебе соскучился…
И впился в ее губы. Он не целовал, он пожирал ее, сосал язык, губы, трогал изнутри ее рот, держа за волосы и не давая отстраниться. Он ждал этого целого день. Как ни пытался не думать, но постоянно возвращался мыслями к ней. Думал о том, что она делает. И о том, что сделает он, когда вернется в покои. Он получил слишком мало, чтобы насытиться. Впрочем, Лавьер уже понимал, что ему никогда не насытиться раяной. Слишком сильно он ее хотел. До безумия. И сейчас вылизывал ее рот, с трудом сдерживая рычание и желание содрать ее платье. Ощутить обнаженное тело под собой, распластать ее, распять, придавить своей тяжестью. И вонзаться, таранить снова и снова, сходя с ума от ее стонов и своего наслаждения. Он забывал себя рядом с ней. Это пугало, и в то же время… он так жаждал этого забытья!
В его голове билось ее имя, но губы были заняты.
Он одержим.
Слова бились в голове, или это стучала кровь?
Он одержим.
Слова бились в голове, или это стучала кровь?
Он одержим. Он болен. Он зависим.
Он не может без этого дурмана, он думал, что излечился, но все стало еще хуже. Лавьер знал, что слишком жаден, слишком голоден и оттого делает ей больно. Он снова втянул в рот ее язык, облизал, чуть отодвинулся, чтобы касаться лишь чувствительного кончика. Короткими, чувственными движениями снизу, шелковой лаской влажных прикосновений. Раз за разом, движение за движением, ускоряясь, умирая…
Одно то, что Оникс была в его руках, в его власти, что он снова ощущал ее, заставляло Лавьера сжимать руки, желая заключить ее в клетку. Не отпускать. Больше никогда не отпускать.
Она словно была создана для него. Все в Оникс вызывало в Ране трепет и желание, все нравилось. То, как она ходит, как смотрит, как ест или спит… Он хотел смотреть на нее. Хотел ощущать. Хотел чувствовать…
Рывком раздвинул раяне ноги, прижался напряженным пахом и коротко застонал ей в рот. Сжал женские ягодицы, понимая, что не станет ждать возвращения в кровать и возьмет ее прямо здесь… Сдернул ее нательные ленты, разрывая тонкую ткань батиста. Снова завладел ее языком, губами, ртом, одной рукой дергая завязки на своих штанах. Проклятье, он хотел дойти до покоев. Но раяна сводит его с ума.
Он все-таки отравился ядом лори, он безумец, думающий, что смог его победить и излечиться. Но ему плевать… он хотел лишь пить этот яд с ее губ, слизывать с кожи, собирать языком между ее ног. Желание — острое, больное, совершенно неконтролируемое — сводило с ума, пробуждало лишь самый древний и темный инстинкт, которому невозможно противиться.
— Моя, — он вложил слово ей в рот, одним движением погружаясь в нежное тело. Узко, горячо, влажно… пульсирующие мышцы и невозможность остановить древнее и единственно верное движение. Лавьер сжал бедра девушки, отклонился и вновь вошел. Сильнее, глубже, до остановки дыхания. Оникс вцепилась в его плечи, чтобы устоять под этим натиском, вгоняя ногти в кожу на шее. Он снова впился ей в губы, не переставая двигать бедрами, задыхаясь от наслаждения. И зарычал, когда Оникс лизнула его язык, а потом прокусила ему губу, сильно до крови. Короткая боль прошила хребет плетью, и Лавьер почувствовал, что внутренние мышцы девушки сокращаются все сильнее. Оникс откинула голову, застонала, и этот негромкий звук сорвал последние оковы его выдержки, оргазм накрыл штормом, столь мощным, какого никогда не было даже на его Облачной Вершине.
Дыхание возвращалось короткими глотками, тело после столь сильного удовольствия казалось отяжелевшим.
Ран отодвинулся, осторожно провел пальцем по губам Оникс. Распухшие. Ему так нравится видеть ее губы такими. Ему так нравится…все в ней.
Отодвинулся, вытащил платок. И провел между женских ног, стирая следы своей страсти. Оникс молчала. Ран привел в порядок ее одежду, потом застегнул свои штаны.
— Кажется, ты не дочитала, — протянул с насмешкой. — Что было дальше?
Оникс посмотрела ему в глаза. Последние строчки она помнила и без свитка.
— Воспоминанья, как палач,
Исхлещут яростною плетью.
Твоей любви я видел фальшь.
Я нарекаю тебя — Смертью. *
— Занятная песня, Оникс, — голос охрип из-за сжавшегося горла. — Мне понравилась. Не засиживайся, я жду тебя к ужину.
И ушел в темноту, за грань слабого света. Оникс растерянно посмотрела на лампы. Из четырех сейчас горела только одна, а когда они погасли — никто из них не заметил.
ГЛАВА 12
Оставаться в хранилище желания не было, очарование этого помещения, где всегда пахло книгами и знанием, испарилось. Теперь здесь пахло… их близостью. Остро, пряно и возбуждающее. Поэтому Оникс сочла за лучшее сбежать, ей хотелось на воздух.
За дверью к ней слаженно скользнули два стража — бородатый и светловолосый.
— Я хочу выйти в сад, — резко бросила Оникс, ожидая, что ей откажут.
— Как прикажет Светлейшая, — покорно отозвался бородатый.
Оникс всмотрелась в лица страже, с недоумением, ожидая подвоха. Но… что-то изменилось в их взглядах. Появилось что-то другое, то чего она не видела раньше на застывших лицах псов. Обожание. Восхищение. Почти поклонение.
Да что с ними?
— Я хочу выйти из дворца, — осторожно начала Оникс. — В сад.
— Конечно, прекраснейшая.
Бородатый пошел вперед, иногда оглядываясь, словно боялся, что Оникс не пойдет за ним. Светловолосый шел сзади. И раяна опешила, когда они действительно дошли до арки, ведущей в сад. Но ведь Лавьер запретил ей покидать дворец? Он передумал? Или…
Она резко обернулась к стражам. Те смотрели на нее с таким же обожанием во взгляде. Словно на богиню. На чудо. На раяну.
— Как вас зовут? Ваши имена? — резко спросила Оникс.
— Шион, — склонился бородатый.
— Рагнар, — представился светловолосый.
— Рагнар, отдайте мне ваше оружие, — приказала Оникс. И затаила дыхание. Или ее догадка верна, или она сумасшедшая!
— Я боюсь оставить свою повелительницу без защиты, — негромко произнес мужчина, — но если такова ваша воля, то сделаю это.
Он отстегнул перевязь с клинком, протянул девушке. Вытащил кинжалы из наплечных ножен, положил к ее ногам. Туда же отправились зазубренные лезвия, иглы, дротики и еще множество каких-то предметов, назначение которых раяна даже не понимала. А сама Оникс чувствовала, как перехватывает ее дыхание, а сердце несется вскачь от понимания.
Лори. После близости с Раном он все еще был открыт. И ее цветок что-то делал с окружающими, влиял на них так, что они не могли противостоять приказам раяны. Так вот о чем говорил советник! Цветущий лори — это действительно сила, это власть над другими людьми и их сознанием! Это… невероятно!
— Как мне покинуть дворец? — Оникс облизала губы от волнения. Вряд ли у нее будет второй шанс, надо торопиться. — Проводите меня. Скорее!
— Но… Верховный запретил… — Рагнар нахмурился, и раяна прикрыла глаза, вспоминая лицо Лавьера, его поцелуи и ласки. Только бы этот проклятый цветок не закрыл свои лепестки!
— Хорошо, — сдался страж. — Ваши желания — закон.
— Быстрее! — Оникс побежала к садовой дорожке, радуясь, что взяла меховую накидку. — Я должна покинуть дворец как можно скорее! Вы меня понимаете?
— Да, Светлейшая.
— Проведи меня там, где меньше всего стражей, — раяна закусила губу. От волнения стучало в ушах, и перед глазами плыли темные круги. Только бы лори не закрылся! К тому же она не знала, на какое количество людей сможет повлиять, не понимала, как близко надо подойти для этого влияния. Лучше не рисковать!
— Тогда лучше выйти через южные врата. Это ближе всего, — послушно отозвался страж.
Через сад они пробежали, остановились у ворот башни, у закрытых створок. Трое стражей вышли из башни, преграждая им путь.
— Я хочу выйти, откройте ворота. — Она заставила себя смотреть спокойно, высоко подняв голову, хотя хотелось кричать и нервно сжимать ладони. Но она себе не позволила.
Губы на ее теле… обжигающие… жадные… Руки, что сжимают до боли, но дарят столько наслаждения…Цвети, лори. Раскрывай свои лепестки, цветок архара. Помоги ей выбраться!
Один из стражей ворот шагнул ближе, положив ладонь на рукоять клинка, и сердце Оникс забилось почти в горле, мешая дышать.
— В городе небезопасно, Светлейшая, — сипло произнес мужчина, всматриваясь в ее глаза. — Позвольте нам отправиться с вами. Позвольте защищать до последней капли крови…
— Нет, — она оборвала стража, понимая, что теряет время. Лори закрывался, она уже чувствовала это. А значит, скоро эта странная и пугающая магия исчезнет. Оникс заставила себя улыбнуться. — Я ненадолго. Просто откройте ворота и ждите моего возвращения.
Стражи переглянулись, и раяна затаила дыхание. Но потом один молча повернулся к воротам и сделал какой-то знак. В воздухе на миг зависло изображение ломаных линий, и ворота медленно приоткрылись. Оникс протянула ладонь бородатому.
— Вы не могли бы одолжить мне немного денег?
— Возьмите, моя госпожа, — в ее руку лег поясной кошель с монетами.
— Благодарю вас, мои стражи. Вы сделали меня почти счастливой, — улыбнулась Оникс. В глазах мужчин разлилось удовольствие, близкое к экстазу. Но раяна уже не смотрела, она неслась к воротам, скользнула в щель и, не оглядываясь, понеслась вдоль стены, окружавшей дворец.
Первое время ей все казалось, что за спиной смеются, что ее сейчас схватят, наденут на голову мешок и потащат обратно. Ей даже чудился топот лошадиных копыт.
Но, в ужасе оборачиваясь, Оникс видела лишь пустую дорогу.
* * *Ран Лавьер поднялся на площадку башни. Ему необходим был воздух и простор, чтобы подумать. Тело нежилось в сладкой неге удовлетворенного желания, но разум… Разум бился, ища ответы.