В прихожую выглянула Берта Яковлевна:
– Соня, кто пришел? Ах, это вы? И что вам тут надо?
– Мадам, я хотел попросить прощения у вашей дочери. И вы не можете лишить меня слова! Вы, слава богу, не спикер…
– Зато вы – типичный депутат! – фыркнула Берта Яковлевна.
– Вы желаете меня оскорбить? Да?
– Я желаю…
– Мама, я тебя умоляю, не надо!
– Даю тебе пять минут! – грозно проговорила Берта Яковлевна. И скрылась в комнате, плотно прикрыв за собою дверь.
– Так и будешь держать меня в прихожей? Как холуя?
– Слава, уйди, ради бога, не устраивай скандала! – взмолилась Соня.
– Ради бога? А ради какого бога? Отца, Сына и Святого Духа?
– Боже, что ты несешь, ты пьян!
– А, наверное, ради этого, как его… Яхве, что ли? Так мне на него наплевать, на вашего жидовского бога!
– Перестань, прошу тебя… Уйди, потом поговорим, – испуганно лепетала Соня.
– А я хочу сейчас! Сонька, ну не будь же ты дурой! Я к тебе с миром, а ты… На вот, возьми цветы!
– Спасибо, только сейчас уходи.
– А если я не уйду?
– Уйдешь.
– А вот не уйду! – Он слегка оттолкнул ее и плюхнулся на стул в прихожей. – У тебя гости, так позови меня к столу, как нормальные люди делают. Где ваше хваленое гостеприимство? А? Можно подумать, вы не в России живете!
– Слава, уйди! – устало повторила Соня.
– И не подумаю! – Он скинул на пол пальто и распахнул дверь: – Здрасте, господа! Я вот пришел с вами попраздновать! По законам гостеприимства вы должны меня усадить за стол! В конце концов, я здесь не совсем чужой, мадам! – обратился он к побелевшей от ярости хозяйке дома.
За столом царила напряженная тишина.
– Да-да, я тут нечужой! И вполне заслужил пару рюмок и кусок вашей знаменитой рыбы.
– Нет, вы сейчас уйдете! – каким-то особенным, звенящим голосом проговорила Берта Яковлевна. – Я в этом доме хозяйка и не желаю вас видеть. Вы здесь абсолютно чужой!
– Слава, иди домой! – Соня потянула его за рукав, надеясь, что все еще как-то образуется.
Он стряхнул ее руку и уселся на Сонино место:
– Мадам! Пожалейте человека!
– Берта, дай ему рюмку! – распорядилась Антонина Михайловна. – Человеку хочется выпить, закусить, святое дело!
Ох, добром это не кончится, испуганно подумал Олег Степанович, понимая, что придется вышвырнуть этого типа. И ведь, кроме меня, некому. Надо же, как неприятно! Никогда не умел драться… Но он напрашивается, а я не могу ударить лицом в грязь перед этими женщинами… А может, все еще рассосется? Может, эта мудрая тетя Тоня все уладит?
Берта Яковлевна, поджав губы, вышла из комнаты.
– Ну что вы, мамаша, как неродная?
– Не смейте называть меня мамашей! И убирайтесь! – донесся ее голос из коридора.
– Слушай, парень, а может, тебе и вправду лучше уйти? – примирительно сказала Антонина Михайловна. – Иди себе, проспись, а завтра придешь и выяснишь отношения с Соней на трезвую голову, а?
Ярослав улыбнулся пьяной улыбкой:
– Да, русский русского всегда поймет…
– Да при чем тут это, дурачок? Просто ты перебрал – праздник, понятное дело. А тут люди незнакомые тебе, ступай себе тихо, мирно.
– Не пойду! – стукнул он кулаком по столу. – И пусть эта старая жидовка не воображает! Я ее дочку драгоценную драл как Сидорову козу, а они…
Тут уж Олег Степанович не выдержал. Он вскочил и кинулся к Ярославу. Но его на долю секунды опередила Алиса. Она размахнулась и отвесила хаму такую оплеуху, что тот покачнулся и свалился со стула.
– Отойдите! – крикнул Олег. – Я сам с ним разберусь! – Он за шиворот выволок Ярослава из комнаты и выкинул на лестничную площадку. Тут же кто-то швырнул Славику вдогонку его пальто. И дверь захлопнулась.
– Вы-то зачем полезли? – запыхавшись, спросил Олег Степанович Алису. – Это мужское дело.
– А я не была уверена, что вы решитесь, – усмехнулась Алиса. – Какое дерьмо! У вас есть сигареты?
– Я не курю, – развел руками Олег Степанович. Праздник был испорчен. Соня горько рыдала на кухне.
Тата и Берта Яковлевна утешали ее.
– Я что-то ничего не понял! – слегка дребезжащим голосом произнес Александр Рувимович. – Кто это был?
– Сонькин хахаль, – мрачно объяснила Антонина Михайловна. – Не нашла лучше, что ли?
Молчавшая до сих пор жена Александра Рувимовича тихо сказала:
– Почему-то сейчас это из многих наружу полезло. Раньше как-то стеснялись, что ли… Отвратительный тип!
– А ты чего сунулась ему морду бить? – напустилась на Алису Антонина Михайловна. – Он же мог тебя ударить! И у нас тут мужик есть!
– Я не привыкла на мужиков рассчитывать, тетя Тоня.
– И всегда так, чуть что – по морде?
– А что вы предлагаете? – взорвалась Алиса. – Слушать, что несет этот хам? Мурло свинячье!
– Все! Успокоились! – скомандовала Антонина Михайловна. – Надо выпить! Олежек, наливай!
– Тетя Тоня, дайте сигаретку! – попросила Алиса, у которой все еще дрожали руки.
– Нечего тебе курить, раз бросила. Все! Еще не хватало, чтобы из-за этого скота снова закурила! А кто он вообще такой?
– Раньше был химиком, как Сонька. Но не сумел вписаться в новые условия и обозлился на весь свет.
– Я, конечно, понимаю, это нелегко, но нельзя же терять человеческий облик, – опять подала голос жена Александра Рувимовича. – Алиса, а чем он сейчас занимается?
– Не знаю, кажется, где-то преподает.
– Да, трудно теперь, – вздохнул Александр Рувимович, – а в тяжелые времена всегда во всем виноваты евреи, известное дело. Что вы хотите от этого человека? Он неоригинален.
– Я просто хочу, чтобы он не имел отношения к Соне! – решительно заявила Алиса. – А главное – она сама этого уже давно не хочет! Все, я на кухню! Хватит им там рыдать!
Алиса вышла и вскоре привела в комнату засевших на кухне женщин.
Но вечер был безнадежно испорчен.
Доволен остался только Олег Степанович. Он чувствовал себя героем, настоящим мачо, вступившимся за честь женщины, причем не своей, что только еще больше подчеркивало его заслуги. Правда, первый удар нанесла рыжая, но об этом как-то не хотелось помнить.
– Олег, кто мог знать, что так получится, – сказала Тата, когда они ловили такси.
– Да ну что ты… Все нормально, бывает…
– Ну как, с Алисой ничего не вышло? – сочувственно спросила она.
– При ближайшем рассмотрении я понял: это не то. Она слишком воинственная. Мужик в юбке… Хоть и красивая, зараза. Но вообще, если бы не этот инцидент, все было бы просто здорово! А эта тетя Тоня просто блеск… Умереть не встать!
– А Соня?
– Что – Соня?
– Понравилась она тебе?
– Да, она милая. Только плачет некрасиво.
– Ну знаешь ли! Зто твоя «мисс Ставрополье», наверно, красиво плакала! Не всем же такими быть! – обиделась за подругу Тата.
– И вообще, Наталья, из троих ты мне больше всех нравишься.
– Вот новости! – засмеялась Тата. – Просто ты меня давно знаешь.
– А твоя дочка где?
– Надеюсь, уже дома. А что?
– Слушай, поехали сейчас ко мне?
– К тебе? Зачем?
– Ну как – зачем? Не понимаешь, что ли?
– Олег, ты что, очумел?
– Почему?
– Потому что! Я с тобой по-дружески, а ты…
– Ну не хочешь, не надо. Извини…
– Ладно, извиню, если ты забудешь эти глупости! Подъехала машина, Тата села на заднее сиденье, но не подвинулась, а сказала:
– Садись вперед.
Олег Степанович покорно сел рядом с шофером.
Утром Соня вышла на кухню еле живая.
– На кого ты похожа! – воскликнула Берта Яковлевна. – Не ходи на работу, а то всех клиентов распугаешь.
Смотреть противно. И все из-за какого-то вонючего антисемита!
– Мама, я уеду!
– Опять в рекламный тур? Куда на этот раз?
– Нет, мама. Я вообще отсюда уеду! В Израиль!
– Новости!
– Я не хочу больше слушать, что я жидовка! Я устала!
– А в Израиле что? Там ты будешь русская! И это будет звучать ничуть не лучше здешней жидовки.
– Я так больше не могу.
– Прекрати свои глупости, кому ты там нужна в сорок лет? А я? Что там делать?
– Я поеду одна, а уж потом…
– Ты хочешь просто избавиться от меня, так?
– Мама, ну что ты говоришь…
– Сонька, ты в Израиле была как туристка. Что ты там кроме красот и всякой исторической муры могла видеть, скажи своей маме? А я, между прочим, прожила там в семье полтора месяца и кое-что таки повидала. Там совсем не сахар и не мед!
– А тут сахар? А тут мед?
– Нет, тут тоже говно, но… свое говно, оно, Сонька, меньше воняет. И потом, вчера, когда этот мерзавец начал хамить, Алиска врезала ему по его антисемитской роже, а совсем незнакомый человек, между прочим гой, выбросил его, как шелудивого щенка, на лестницу. А в Израиле, когда тебя обзовут русской, никто никому морду бить, скорее всего, не станет.
– Мама, но я…
– Сонька, в Израиле арабы, и это тоже не сахар и не мед! И вообще, кончай блажить. И слушай свою маму. Я говорила, что твой Ярослав паскуда? Скажи, говорила?
– Говорила, – кивнула Соня.
– А ты меня слушала? Нет, ты меня слушать не желала. И еще обижалась, что я не хочу его в дом пускать. Вот и нахлебалась. Так тебе и надо! Я тебе говорить не хотела, но сейчас уж скажу. Когда я вернулась из Израиля, то сразу поняла: Сонька своего Славика тут пасла.
– Ну и что?
– А знаешь, как я догадалась?
– Ну? – испугалась почему-то Соня.
– Да ну, неохота даже…
– Мама!
– Он в ящик моего трюмо презервативы напихал. Использованные!
– Не может быть!
– Думаешь, у меня такое богатое воображение?
– Но почему ж ты тогда промолчала?
– А ты забыла? Ты ведь в день моего возвращения в Италию улетела! Ну я в твое отсутствие это и обнаружила. Конечно, если б ты тут была, я бы тебе все высказала. Но когда ты вернулась, я уже перекипела. Жалко мне тебя, дурищу, стало.
– Какой ужас!
– Да не ужас это, не ужас, а… Гадость, пакость мелкая. Но не ужас! Просто лишний пример того, что мать твоя в людях лучше тебя разбирается. Давай звони на работу, предупреди, что сегодня не придешь. Олег тебе не понравился?
– Что? Какой Олег? Ах этот… Нет, ничего, но…
– Да перестань слезы лить! Ох, мы ведь из-за этого мерзавца даже не посмотрели Тонькины подарки. Это ж неприлично!
…У Алисы выдался поистине сумасшедший день. Посетитель за посетителем, непрерывный телефонный трезвон. В разговорах пролетело полдня, и Алиса совсем охрипла.
– Алиса Витольдовна, вы пойдете обедать? – спросила Люся. – Идите, пока есть время, а то на четыре Малькову назначено…
– Ох, спасибо, Люсик. Я и вправду зверски проголодалась.
Алиса спустилась в кафе. Заказала рыбу с жареной картошкой и в ожидании ее машинально жевала черный хлеб, намазывая его горчицей. За соседним столиком обедал Воронин. Алиса с отвращением смотрела, как он ест. Странно, он ведь, вероятно, считается красивым, и ест, наверное, нормально, но меня от одного его вида тошнит…
Она отвернулась. Обещание директора в конце апреля избавить ее от Воронина придавало ей сил. Она попросту не должна его замечать.
– Алиса, ты позволишь? – спросил Воронин, подойдя к ней, и не дожидаясь ответа, сел напротив.
Она только-только приступила к еде и даже не подняла на него глаз.
– Я хочу тебе кое-что сказать…
– Обязательно сейчас?
– Да. Сейчас по крайней мере ты одна, а то твои верные клевреты не дают к тебе приблизиться.
– Валя, не драматизируй. У наших уборщиц, например, нет никаких проблем, если им надо со мной поговорить, так что твои претензии просто смешны. Что ты хочешь?
– Я хочу понять, что ты затеваешь?
– А что я затеваю?
– Ты надумала от меня избавиться?
– Мечтаю, но, боюсь, мечты эти несбыточны. Ты слишком хорошо умеешь пользоваться добротой Юрия Юрьевича.
– Но что ты хочешь от меня? Конкретно ты?
– Я хочу одного – чтобы ты работал.
– Я работаю.
– Нет, ты только делаешь вид. Работай, и все мои претензии отпадут. Лично против тебя я ничего не имею, – покривила душой Алиса.
– Я лично против тебя тоже ничего не имею, наоборот, я, можно сказать, твой поклонник и потому считаю своим долгом тебя предостеречь…
Алиса вскинула брови. Ну что за сволочь, даже поесть нормально не дает.
– Ты вот носишься со своей Люсей, как дурак с писаной торбой, а она, если хочешь знать…
– Я не хочу знать! Люся – прекрасный работник, она еще ни разу меня не подвела. А слабости есть у всех!
– Ты зря не желаешь меня выслушать. Она вовсю обсуждает твою личную жизнь со всеми встречными-поперечными.
Алиса засмеялась.
– Чего ты смеешься? – недоуменно спросил Воронин.
– Ты сам слышал эти обсуждения моей личной жизни?
– Да, представь себе!
– И о чем конкретно была речь? Мне интересно. В глазах Воронина промелькнул испуг.
– Ну я же не баба, чтобы передавать сплетни! – выкрутился он.
– Знаешь, Валя, ты уж постарайся все-таки припомнить хоть что-то определенное, иначе я сочту, что ты просто гонишь пургу.
– Что у тебя за манера выражаться! – поморщился Воронин.
– Да уж какая есть. А впрочем, можешь ничего не говорить. Мне и так ясно, что ты все просто выдумал. А если Люся даже и обсуждала с кем-то мою личную жизнь, то пусть… Мне не жалко, поскольку обсуждать-то нечего. Но! – Алиса подняла вверх указательный палец. – Имей в виду: если в ближайшее время до меня дойдут разговоры о том, что я тебя, бедненького, преследую, потому что ты не отвечаешь на мои страстные чувства, то предупреждаю: через день вся компания будет знать о твоих запоях, которые ты так тщательно скрываешь. А теперь дай мне спокойно поесть!
Воронин глянул на нее с такой ненавистью, что другая на ее месте подавилась бы рыбой. Но только не Алиса! Слишком мелок этот тип – его можно только презирать!
После обеда Алиса не спеша поднималась к себе на этаж. Как все-таки хорошо, что я одна. За последние два дня мужчины показали себя во всей красе. Этот Ярослав, Воронин, главный редактор, который выбросил хама только тогда, когда я ему уже по морде съездила…
– Алиса Витольдовна, – встретила ее секретарша, – вам уже три раза звонил какой-то Курбатов.
– Да? И что сказал?
– Ничего, просил ему позвонить. Вы знаете его телефон?
– Да. Спасибо, Аня.
Не буду я ему звонить, ну его к черту, ну их всех к черту. Надо ему – сам дозвонится.
Алиса погрузилась в работу и начисто забыла о Курбатове.
Но вечером, когда она в изнеможении лежала на диване перед телевизором, Святослав Игоревич позвонил.
– Алиса Витольдовна, наконец-то я слышу ваш голос!
– Добрый вечер.
– Что с вами? Вы простужены?
– Нет, просто накричалась по телефону.
– Ну я не стану вас мучить долгими разговорами. Хочу предложить завтра вечером вместе отметить окончание рабочей недели.
– Это как?
– Ну, к примеру, пойдемте куда-нибудь поужинать, в какое-нибудь уютное местечко. Вы мне страшно нравитесь, вы, вероятно, уже это поняли?
– Еще не поняла, но заподозрила.
– Вы прелесть! Так как?
– К сожалению, я завтра занята.
– А в субботу? В субботу вы тоже заняты? Или вы просто не хотите идти в ресторан? Тогда скажите куда… Или, может, вы сами позовете меня в гости?
– И не мечтайте! – засмеялась Алиса.
– Ну хорошо, от этого предложения вы точно не откажетесь. Я приглашаю вас на выставку тюльпанов!
– На выставку тюльпанов? – У Алисы дрогнул голос.
– Ее устраивает одна голландская фирма…
– Пойдемте, – поспешила согласиться Алиса.
– В таком случае в субботу в половине второго я за вами заеду.
– Я…
– Алиса, вы что, боитесь меня?
– С чего вы взяли?
– В таком случае я за вами заеду! И обещаю доставить вас домой в целости и сохранности.
– Ладно, – решилась Алиса. – Договорились.
– Всего наилучшего. Спокойной ночи. Интересно, он наврал про выставку тюльпанов или нет?
Если наврал, то пошлю его куда подальше… Да, кстати, надо бы выяснить, женат ли он. Я как-то про это забыла, когда пошла с ним в театр. Зачем мне неприятности с какой-то теткой? Да и тетке зачем делать гадость, если этот Курбатов мне совершенно не нужен? Любопытно, откуда он знает, что я обожаю цветы? Наверное, я сама сболтнула. А впрочем, черт с ними со всеми. Я устала и хочу спать.
В пятницу к Тате явился сияющий Гущин:
– Наталия Павловна, можете меня поздравить, я подписал договор.
– Поздравляю, – без особого энтузиазма отозвалась Тата. У нее с утра раскалывалась голова.
– Наталия Павловна, что с вами такое? – участливо осведомился Гущин. – Вы нездоровы?
– Мигрень.
– Вы что-нибудь пьете от мигрени?
– Да, но без толку.
– А давайте я вам сделаю массаж.
– Массаж? Нет, не надо, – отчего-то испугалась она.
– Да не бойтесь, я же все-таки врач.
– Тата, соглашайся! – посоветовала Рина. – Массаж иногда помогает.
– Ну попробуйте.
Гущин подошел сзади, положил руки ей на голову и стал слегка массировать виски.
– Расслабьтесь. Закройте глаза. Ни о чем не думайте. Сейчас вам будет легче, боль отступит…
Как ни странно, боль и в самом деле стала затихать.
– Вам уже легче, легче… Правда?
– Кажется, да…
– Ну вот, – сказал он через несколько минут, – а теперь выпейте горячего чаю, и все будет прекрасно.
– В самом деле… Проходит… Спасибо, Павел Арсеньевич.
– У вас часто бывают мигрени?
– Нет, довольно редко.
– Я вас научу, будете сами себе делать массаж. Хотя лучше, чтобы это делал кто-то другой. Муж, например…
– У меня нет мужа, но дочка сможет.
– Простите мою бестактность.
– Мы в разводе.
– Еще раз простите. Наталия Павловна, как теперь будут складываться наши отношения?
– Какие отношения? – испугалась Тата.
– Деловые, разумеется, – едва заметно усмехнулся он.