На мгновение огромные зеленоватые глаза Ромы зажглись благодарной радостью, но он тут же отказался:
– Нет, спасибо, это будет не по-мужски.
– А! Ну извини, корешок!
– Ой, как вы смешно это сказали! Спасибо вам еще раз! Вы… Вы очень клевая… просто супер! До свидания!
Он вылез из машины и скрылся в подъезде.
Какой чудный парнишка. И видно, хорошо воспитанный. Ишь ты, «не по-мужски»! Интересно, кто это ему внушает? Отец, наверное.
Черт, я так давно не была в Большом, даже не знаю, что надеть, думала Алиса, стоя перед открытым шкафом. Недостатка в туалетах у нее не было, но в основном ее гардероб состоял из строгих деловых костюмов. Ну и что? Не в вечернем же платье идти… Вот, кажется, то, что надо – черное платье-костюм. Элегантно и при этом строго, правда, на юбке вполне легкомысленный разрез… Добавить нитку жемчуга – и хватит с Курбатова. Интересно, почему я вдруг согласилась? Неужели только из желания увидеть Ананиашвили на сцене? Ну в значительной степени, конечно, из-за этого, она изумительная балерина. И еще, наверное, потому, что чувствую себя немного виноватой перед Курбатовым за идиотское обвинение в растлении малолетних. Балда! Дубина стоеросовая, умудрилась же такое устроить… Вот теперь и должна искупить свою вину. Надеюсь, он удовлетворится совместным походом в театр. По крайней мере, представился случай надеть норковую шубку, а то висит в шкафу без дела. Так рассуждала Алиса, наводя красоту.
Уже перед выходом она погляделась в зеркало и осталась весьма собой довольна. Пусть Курбатов обалдеет! Мне это не нужно, но все равно приятно.
Он и в самом деле обалдел.
– Алиса Витольдовна, я восхищен! – Он поцеловал ей руку. – Вы удивительно точны. Честно говоря, я был готов к тому, что вы опоздаете.
– О нет, я не считаю себя вправе красть чужое время.
– Всем бы иметь такие принципы, – вздохнул Курбатов.
Он тоже выглядел очень элегантно. Пожалуй, даже слишком. Алиса не любила чересчур лощеных мужчин. Но ей ведь вовсе не обязательно его любить.
– Я уже и не помню, когда была в Большом. Говорят, его скоро закроют на ремонт, – сказала Алиса, усаживаясь в кресло в седьмом ряду партера.
– Я тоже слышал.
Но тут вышел дирижер, и вскоре Алиса забыла обо всем на свете.
– Святослав Игоревич, спасибо вам огромное, я получила такое наслаждение, – искренне проговорила Алиса, когда они выходили из зала. – Чудесный вечер!
– Да, я тоже очень доволен. А посему предлагаю его продлить.
Алиса удивленно взглянула на него.
– Можем поехать куда-нибудь поужинать. Начинается, подумала с досадой Алиса.
– Спасибо большое, но нет… Мне нужно домой.
– Ну нет так нет, – не слишком опечалился Курбатов. – Я должен был сам догадаться. Вы ведь нарочно приехали на своей машине. Но хотя бы до машины вы позволите вас проводить?
– Ну разумеется.
– О! А я думал, у вас по меньшей мере «вольво»! – улыбнулся он при виде серебристой малютки «мицубиси».
– Вы разочарованы?
– Я заинтригован. Вы разрешите вам еще позвонить?
– Да, конечно. Еще раз спасибо вам!
Он опять поцеловал Алисе руку, лишь на долю секунды задержав ее у своих губ. На долю секунды дольше, чем следовало.
Она села в машину и уехала. Глядя на удаляющиеся огоньки, Курбатов довольно улыбался. Никуда ты, рыжая, от меня не денешься. И не таких обламывал… Хотя нет, такие, пожалуй, мне еще не попадались. Ну да ничего, тем интереснее.
И какого рожна мне надо, размышляла Алиса, лежа в постели. Покажи любой бабе этого мужика, и она наверняка скажет, что я просто набитая дура. Но во мне ни одна жилочка не дрогнула. Не хочу я его, и все тут. А мне ведь хотелось взволноваться, да, хотелось, никуда не денешься, приходится признать. Откуда вдруг такое желание? Во мне что-то просыпается или разговоры окружающих так действуют? Возможно, предчувствие весны? Ладно, что об этом думать! Не взволновалась, – значит, не судьба. А может, стоило все же принять приглашение на ужин? Может, просто обстановка в Большом никак не располагает к интимности? Или я и вправду дура? Хотя нет, с Эриком я волновалась всегда. Но тогда я была настроена на эту волну, а сейчас нет… Значит, нужно попытаться. Ладно, если он еще позвонит и куда-нибудь позовет, попробую еще разок, так сказать, для очистки совести, чтобы потом «не было мучительно больно».
Принятое решение успокоило Алису, и она мирно заснула.
Она ожидала, что Курбатов объявится уже в воскресенье, но он не позвонил. Ну и черт с ним.
– Юрий Юрьевич! – Алиса стремительно вошла в кабинет директора. – У вас есть пять минут?
– Садитесь, Алиса Витольдовна, голубушка. Вы прямо как княжна Инстасса!
– Нет, – засмеялась Алиса, – я как дежурная адъютантесса! Ведь это именно она «вмолнила в комнату быстрей экспресса»!
– Боже, Алиса Витольдовна, вы не устаете меня изумлять! Неужто вы так хорошо знаете Северянина? А я думал, в наше время его уже не читают.
– Я обожаю Северянина с детства!
– Ох, с каким бы удовольствием я побеседовал с вами о поэзии, но, чувствую, вас привело ко мне что-то вполне прозаическое.
– Увы, Юрий Юрьевич. Нужны деньги.
– Какие, голубушка моя?
– Ерундовые! Приехал Хольченко, и ему абсолютно негде ночевать. Надо заплатить за гостиницу. У них такая бедная телекомпания, работают практически на голом энтузиазме…
– Подождите. Хольченко… Хольченко… Что-то очень знакомое…
– Это тот, что без ноги, на протезе… Я даже предложила ему остановиться у меня, но он ни в какую. Юрий Юрьевич, пожалуйста!
– Успокойтесь, Алиса Витольдовна, разумеется, мы все сделаем!
– Спасибо! Спасибо вам большое!
– Рад быть вам полезным. Только прошу об одном…
– Да?
– Не говорите никому об этом, ладно? Просто пришлите ко мне Агнию Викторовну. А больше никому ни звука.
– Не понимаю…
– Незачем Воронину знать о таких вещах.
– При чем здесь Воронин?
– А при том. Он и так, по-моему, собирает на вас компромат.
– А хрен с ним, пускай собирает. Он что, с этим в ФСБ пойдет? Сухоцкая порадела больному человечку за счет телекомпании?
– Да нет, если он куда и пойдет, то ко мне.
– И что? – заинтересовалась Алиса.
– Аи в самом деле, – развеселился вдруг директор. – Знаете, это все призраки прошлого. Вы еще молодая, большого страху не натерпелись.
– Натерпелась! Еще какого! Вот помню один случай… Ой, у вас, наверное, нет времени…
– Есть ровно десять минут. Расскажите.
– Мне было лет шестнадцать, и у нас в доме завелся «Архипелаг ГУЛАГ», не помню уж откуда, кажется, кто-то из друзей отчима привез. Естественно, мы кому-то давали это читать. Я поехала к нашим друзьям забрать книгу. Был жаркий летний день, я с «Архипелагом» в сумке выхожу на улицу и хочу поймать такси: мне велено было в метро с таким грузом не ездить. Вдруг подходит ко мне мужик в черном костюме, нейлоновой рубашке и с черным галстуком, хватает меня за руку, вот так, повыше локтя, и говорит: «Думаешь, ты уже совсем убежала?»
– Какой кошмар! – воскликнул Юрий Юрьевич.
– У меня сердце в пятки, смотрю на него, как кролик на удава, и вдруг каким-то уже даже не шестым, а двадцать шестым чувством понимаю, что он просто ко мне пристает! Тогда я как двину его локтем в живот и как припущусь бежать…
– А он что?
– Да ничего! Но меня еще долго трясло от ужаса.
– Да… Какие мы видели сны…
– Какие мы лжи претерпели! – закончила строчку Алиса.
– Вы и Чухонцева знаете?
– Конечно!
– Поразительно! У вас, кажется, техническое образование?
– У вас ведь тоже?
– Да, – махнул рукой директор. – Люблю я с вами разговаривать, Алиса Витольдовна, но увы… увы… Так вы пришлете ко мне Агнию? Хотя нет, я лучше сам ее вызову. И не волнуйтесь о Хольченко.
– Спасибо!
Мы с тобой одной крови, подумал Юрий Юрьевич, с сожалением глядя вслед Алисе. Был бы я помоложе да посвободнее… Эх, но что зря травить душу, лучше займемся нашими баранами.
– Маша, вызови ко мне Агнию Викторовну!
Вечером седьмого марта подруги собрались на кухне у Сони.
– О, все три дурищи тут! – воскликнула Берта Яковлевна с порога. Она только что вернулась с работы. – Дайте я вас поцелую! И не надейтесь, что вам не придется возиться с рыбой! Даже не мечтайте! Но ваше большое гойское счастье в том, что чистить придется Соньке, а ее большое еврейское счастье в том, что карпы зеркальные!
– Слава богу, – вздохнула Соня.
Берта Яковлевна критически взглянула на длинные ногти Алисы:
– Ну, конечно, госпожа директор департамента с такими руками может существовать только впроголодь! Например, почистить морковку и свеклу для рыбы точно слабо!
– Ничуточки! Я перчатки надену!
– В таком случае, Татка, мы с тобой займемся штруделем. Они пускай тут разбираются с рыбой, а мы пойдем в комнату! И там все подготовим.
– Тетя Берта, а штрудель с чем? С яблоками или с орехами? – поинтересовалась Алиса.
– С орехами. Я признаю штрудель только с антоновкой, а какая в марте антоновка? Можно подумать, ты этого не знаешь, Алиса! Между прочим, ты мне не скажешь, почему Сорокина всегда в брюках?
– А она всегда в брюках? Я как-то не обращала внимания, – улыбнулась Алиса.
– Мама, ты не хочешь поесть? – спросила Соня. – Мы с девочками перекусили…
– Да ты что! Сегодня нас кормили тортами, хоть и мерзопакостными, но аппетит перебили! И шампанским поили!
– Тоже мерзопакостным? – поинтересовалась Алиса.
– А вот и нет! Шампанское было роскошное. Абрау-дюрсо. Его принес один мой пациент. Он между прочим заявил: «Благодаря вашим золотым рукам я теперь могу, Берта Яковлевна, зубами вынимать пробки из бутылок». Кстати, Татка, у Иришки тот зуб больше не болел?
– Нет, тетя Берта, все в порядке.
– Ты только смотри за своими страданиями по мерзавцу не запусти зубы! И что, интересно знать, ты сидишь? Давай поднимай задницу, неси в комнату орехи, изюм, курагу!
– А тесто?
– Дурацкий вопрос! Тесто я еще вчера сделала.
В комнате на большом столе они расстелили старенькую клеенку и занялись подготовкой начинки для штруделя.
– Тетя Берта, а можно я завтра приду с одним приятелем? – спросила Тата.
– И что это за мерзавец? Где ты его откопала? Или он уже давно завелся, а я не в курсе?
– Да нет, это не мерзавец, – засмеялась Тата, – это наш главный редактор.
– Холостой?
– Его жена бросила, и ему грустно. Вот я и пообещала взять его с собой. Можно?
– Что ты задаешь идиотские вопросы? Скажи, он на тебя имеет виды?
– Да нет.
– А ты на него?
– Боже упаси!
– Тогда зачем?
– Мне его жалко. И потом, вдруг ему кто-то из девчонок понравится… – Тата не стала говорить, что Олег Степанович уже в восторге от Алисы.
– А почему жена его бросила, этого мерзавца?
– Потому что она сама мерзавка! И к тому же молодая, всего двадцать четыре года!
– Ого! А ему сколько?
– Сорок два.
– Поц! Кто же женится на таких молоденьких? Боюсь, Татка, что после такой девахи вы ему покажетесь старыми кошелками. А он гой?
– Гой. Олег Степанович Дюжиков.
– Надеюсь, не антисемит?
– Нет, насколько я знаю.
– Что ты можешь знать! Вот я, например, всегда чуяла, что этот Сонькин мерзавец в душе антисемит. Ярослав Мудный!
– Тетя Берта! – расхохоталась Тата.
– Что – тетя Берта? Скажешь, я неправа была? Ты же в курсе, что они с Сонькой расстались?
– Конечно.
– Слушай, Тата, Соньку надо срочно выдать замуж! Хотя я это твержу уже больше двадцати лет, но ничего не получается… А ты мне вот что скажи… – Берта Яковлевна умолкла, словно не решаясь задать вопрос.
Это было так на нее непохоже, что Тата замерла..
– Что, тетя Берта? – заинтригованно проговорила она.
– Ты мне скажи, я как, уже окончательно утратила товарный вид?
От неожиданности Тата вытаращила глаза.
– Только отвечай как на духу!
– Да что вы, тетя Берта! Вы еще красавица! – совершенно искренне воскликнула Тата. – Конечно, за молодку вам не сойти, но для своих лет вы выглядите просто потрясающе!
Берта Яковлевна довольно улыбалась.
– Тетя Берта, у вас завелся мерзавец? – шепотом полюбопытствовала Тата.
– Еще не завелся, – тоже шепотом отозвалась Берта Яковлевна, – но, кажется, может завестись.
– А сколько ему лет?
– На два года старше меня. Ерунда для мужчины, правда?
– Конечно! Вы чудо, тетя Берта!
– Только прошу, Соньке ни звука! И Алиске тоже! Они будут смеяться!
– Обещаю. Тетя Берточка, а он кто? Ваш пациент?
– Нет. А вообще, много будешь знать, скоро состаришься! И молчи в тряпочку, а то раззвонишь, а он окажется мерзавцем!
– Но пока он не мерзавец?
– Нет, пока он просто старый поц!
– Алиска, почему у тебя такой таинственный вид? – спросила Соня, аккуратно вырезая невероятно острым ножом мясо зеркального карпа из-под кожи. Работа, требующая умения и сосредоточенности.
– Таинственный? Тебе показалось.
– Ас кем это ты в Большом театре была? Или станешь отрицать? – подковырнула Соня.
– Откуда дровишки? – поразилась Алиса. – Я никому не рассказывала!
– Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
– Меня там кто-то засек?
– Точно! Тебя видела Нора. Мужик, говорит, просто классный! Кто такой?
– Ох, Сонька! Я такая законченная идиотка…
И Алиса поведала подруге историю своего знакомства с Курбатовым.
– Ничего себе! А что с Иришкой?
– А что с Иришкой? Нормальный роман, надо полагать.
– Алиска!
– Я же не могу вмешиваться.
– Но ведь вмешалась!
– Ну я думала, это старый развратник…
– А если молодой развратник, это лучше?
– Лучше! – уверенно ответила Алиса. – И потом, почему развратник? И что я могу сказать? Главное – Иришке? Бесполезно, она меня и слушать не станет.
– Но Татке надо бы сказать.
– Не уверена.
– Ну хочешь, я сама с ней поговорю?
– Мне, кажется, не стоит. Представляешь, как будет глупо, если Татка в курсе? Выйдет, что мы доносчицы – собачьи извозчицы. А если, не дай бог, случится что-то, думаю, Иришка сама сообразит, что может к нам обратиться.
– Ты имеешь в виду, если она залетит?
– Ну да.
– Это вряд ли, они сейчас, по-моему, уже все знают.
– Не сомневаюсь. И даже подозреваю, что она нам всем троим может преподать урок сексуальной жизни.
– Черт ее знает… Вообще-то это хорошо. А то жутко вспомнить, какие мы были темные и глупые.
– Да уж…
– Помнишь, как классе в седьмом Большую советскую энциклопедию изучали? Татка с вытаращенными глазами прибежала: «Девчонки, что такое онанизм?»
– Ага, только мы почему-то искали не «онанизм», а «анонизм»… Вот дуры были!
– А нынешние, считаешь, умнее?
– Да, конечно. Они чуть ли не с первого класса уже все знают.
Но тут интересный разговор был прерван Бертой Яковлевной:
– Ну что тут у вас?
– Мамочка, все в порядке! – заверила ее Соня. – Смотри сама…
– Ой, вэйз мир, Сонька, почему такие тонкие куски? Из них же весь фарш вывалится!
– Мама, ничего не вывалится, и куски нормальные, как всегда!
– Между прочим, советую вам, коровы, завтра быть в форме!
– А что такое?
– Татка приведет мерзавца!
– Какого мерзавца?
– Со своей работы! Главного редактора, кажется! Покрутите перед ним хвостом. Особенно ты, Алиска!
– Почему особенно я? – рассмеялась Алиса.
– Потому что он будет есть наши с Сонькой шедевры, надо ж тебе тоже иметь шанс!
– Мама, прекрати!
– Тетя Берта, знаю я этого главного! Обычный тюфяк!
– Дуры, вы ведь уже залежалый товар! Вам перебендивать не приходится!
И с этими словами она удалилась.
– Сонька, а твоя мама, как всегда, права. Мы уже залежалый товар.
– И ты грустишь по этому поводу?
– Я? Боже упаси! Я всех мужиков видала в гробу!
– В белых тапочках?
– А как же!
С утра восьмого марта Тата занималась уборкой. Иришки не было дома. После встречи с отцом она была какой-то притихшей и задумчивой. А Тата сочла ниже своего достоинства расспрашивать дочь. Рано или поздно она сама все расскажет, если посчитает нужным. А если нет, то ее и пытать бесполезно. Да и вообще, пусть Илья живет как хочет… А я не пропаду!
Позвонил Олег, поздравил с праздником. Спросил, не отменяется ли сегодняшний поход в гости.
– Чем занимаешься, Наталья?
– Квартиру убираю.
– А, дело хорошее…
– Олег, у тебя в голосе такая тоска… Ты там что, грязью зарос? – догадалась Тата.
– Есть немножко.
– Я дам тебе бесплатный совет.
– Валяй!
– Попроси тетю Лену, заплати ей, и она превратит твою квартиру в игрушку!
Тетя Лена работала в издательстве уборщицей.
– А что, это мысль! – обрадовался Олег Степанович. – Наталья, ты мудрая баба! Завтра же попрошу! Черт, с тобой пообщаешься – и как-то легче.
– Олег, мне надо убирать…
– Понял. Я за тобой заеду в полшестого, да?
– Да. Пока!
Она включила пылесос, и почти тут же опять зазвонил телефон.
– Ну а это еще кто? – проворчала Тата. – Алло!
– Наталия Павловна? – Да!
– Здравствуйте! Это Гущин.
– Здравствуйте, Павел Арсеньевич.
– Я хочу вас поздравить!
– Спасибо, но я не люблю этот праздник!
– Неважно, мне просто хотелось услышать ваш голос. Он у вас такой приятный, такой волнующий!
Ну что на это можно ответить? Сердце как-то тяжело ухнуло и даже заболело слегка. Почему, интересно? Он ведь мне совсем не нравится, этот мужчина по имени Паша.
– Что ж вы замолчали? Вам неприятны мои слова?
– Ну почему же… Просто я, Павел Арсеньевич, сейчас занимаюсь уборкой.
– В праздник? Это грех!
– Ну в этот праздник не грех! – засмеялась Тата. – А в будние дни мне некогда.