— Но тогда… тогда… черт побери все на свете, он же тогда, выходит, чертов проходимец!
— У вас талант на короткие и емкие формулировки, — сказал Джимми. — Вы с первого раза совершенно точно его определили.
— Ни пенни ему не заплачу, черт возьми!
— Ну конечно. Если станет возражать, адресуйте его ко мне.
У его лордства гора свалилась с плеч. Действие эликсира в основных его проявлениях уже истощилось, и теперь он понимал то, чего не замечал, находясь в приподнятом настроении, — какое подозрение неизбежно нависло бы над ним, как только пропажа банкнот будет обнаружена.
Он утер пот со лба.
— Вот ведь черт! Сразу легче стало! Проклятье, я готов землю рыть копытом, прямо как резвая двухлетка! Послушайте, Питт, вы чертовски хороший человек.
— Вы мне льстите, — сказал Джимми. — Но я стараюсь.
— Послушайте, Питт, а эта ерундовина, вот что вы нам сейчас рассказывали — насчет пари и прочее. Вы что, честно хотите сказать, что это все правда? То есть, я… Черт! У меня идея!
— В интересные времена мы живем!
— Вы говорили, этого вашего друга, актера, зовут Мифлин?
Джимми не успел ответить — лорд Дривер вдруг оборвал вопрос.
— Черт побери! — пробормотал он. — Что там? Господи, кто-то идет!
Он юркнул за занавеску, точно кролик. Ткань едва успела перестать раскачиваться, как дверь открылась и вошел сэр Томас Блант.
Глава XXVI БЕСПОКОЙНЫЕ ВРЕМЕНА ДЛЯ СЭРА ТОМАСА
Для человека, чьи намерения были настолько невинны и даже благотворны по отношению к бриллиантам и их владельцу, Джимми находился в на редкость компрометирующем положении. Даже и при более удачных условиях нелегко было' бы убедительно объяснить сэру Томасу свое присутствие в его гардеробной. Сейчас же все осложнялось тем, что его лордство, исчезая за занавеской, отшвырнул от себя ожерелье, точно пылающую головешку. Второй раз за последние десять минут ожерелье упало на ковер. Джимми наклонился его поднять и только что успел выпрямиться, когда сэр Томас его увидел.
Обладатель рыцарского звания стоял в дверях, и лицо его выражало живейшее изумление. Выпученные глаза уставились на бриллианты в руке Джимми. Джимми даже стало его жаль — так мучительно сэр Томас искал адекватные случаю слова. Сильные эмоции вредны для людей такого типа, с короткой и толстой шеей.
Джимми по доброте душевной попытался прийти к нему на помощь.
— Добрый вечер, — сказал он приветливо.
Сэр Томас начал заикаться. Слова мало-помалу пробивали себе дорогу наружу.
— Что… что… что…
— Так его, давайте, давайте, — сказал Джимми.
— …что…
— Был у меня один знакомый в Южной Дакоте, страшно заикался, — сказал Джимми. — Он, когда разговаривал, грыз собачьи сухари. Они ему очень помогли — и питательные к тому же. А вот еще хороший способ — сперва сосчитайте до десяти, а потом быстро выпаливайте, что хотели сказать.
— Вы… вы мерзавец!
Джимми аккуратно положил ожерелье на туалетный столик, затем повернулся к сэру Томасу, заложив руки в карманы. Поверх головы рыцаря было видно, как колышутся складки занавеси, словно их волнует нежнейший ветерок. Очевидно, драматизм сложившейся ситуации не ускользнул от Гильдебранда Спенсера, двенадцатого графа Дривера.
Не ускользнул он и от Джимми. Ситуация была как раз в его вкусе. У него уже сложился план действий. Джимми понимал, что бесполезно пытаться рассказать правду рыцарственному дядюшке. Бесхитростной доверчивости в характере сэра Томаса было не больше, чем в жилах его — нормандской крови. Лондонец по рождению, в этом он сильно напоминал уроженцев штата Миссури.
Положение, по всему, складывалось безвыходное, но Джимми считал, что выход у него все-таки имеется. А пока он просто наслаждался происходящим. Забавно, все это почти в точности повторяло главную сцену третьего акта пьесы «Любовь медвежатника», в которой Артур Мифлин с таким успехом исполнил роль обаятельного взломщика.
Теперь и Джимми предстояло исполнить роль обаятельного взломщика в собственной трактовке. Артур Мифлин на сцене закуривал сигарету и чередовал дымовые колечки с остроумными репликами. Сигарета, конечно, пришлась бы очень кстати, но Джимми был готов блеснуть и без реквизита.
— Так это… это вы, вот оно что? — пропыхтел сэр Томас.
— Кто вам сказал?
— Вор! Мелкий жулик!
— Ну что вы! — возразил Джимми. — Почему мелкий? Если в здешних краях я мало известен, это еще не причина меня обижать. Откуда вы знаете, может быть, в Америке у меня громкая репутация? Может быть, я сам Бостонский Билли, или Сакраменто Сэм, или еще кто-нибудь. Давайте все-таки обойдемся без оскорблений в нашей дискуссии.
— Я вас давно подозревал! С самого начала, как только услышал, что мой идиот-племянничек завел в Лондоне дружбу с каким-то случайным человеком. Так вот вы кто такой! Ворюга!
— Я лично не обращаю внимания на такие вещи, — перебил его Джимми, — но, если вам когда-нибудь в будущем случится беседовать с медвежатниками, вы уж, пожалуйста, не называйте их ворами. Они ужасно обидчивые. Понимаете ли, между этими двумя специальностями — огромная пропасть, приходится считаться с кастовыми предрассудками. Допустим, вы — театральный режиссер. Как бы вам понравилось, если бы вас обозвали капельдинером? Улавливаете разницу? Вы можете задеть их чувства. Скажем, обычный вор на моем месте, скорее всего, применил бы грубую силу. Но по этикету медвежатника, если я не ошибаюсь, применение грубой силы нежелательно, разве что в самых крайних случаях. Я очень надеюсь, что у нас до этого не дойдет. С другой стороны, честность вынуждает меня отметить, сэр Томас, что вы у меня на мушке.
В кармане пиджака у Джимми лежала курительная трубка. Он надавил черенком на ткань, так что карман оттопырился. Сэр Томас с тревогой посмотрел на выпуклость и слегка побледнел. Джимми свирепо насупился. Насупленные брови Артура Мифлина в третьем акте вызвали бурное восхищение среди публики.
— Как видите, — сказал Джимми, — револьвер у меня в кармане. Я всегда стреляю через карман и плюю на счета от портного. Мой малыш заряжен, курок взведен. Он нацелен прямо на бриллиант в вашей булавке для галстука. Роковое место! Ни один человек еще не выжил после прямого попадания в булавку для галстука. Мой палец на спусковом крючке. Поэтому я рекомендовал бы вам не звонить в звонок, на который вы смотрите. Против этого есть и другие причины, я к ним перейду немного позже.
Рука сэра Томаса дрогнула.
— Если хотите, то звоните, конечно, — дружески продолжил Джимми. — Вы у себя дома. Но лучше все-таки не надо. На расстоянии полутора ярдов я стреляю без промаха. Вы просто не поверите, сколько раз я попадал с такого расстояния в стог сена. Я просто не могу промахнуться. Впрочем, я, пожалуй, не стану вас убивать. Будем гуманными по случаю нашей радостной встречи. Я всего лишь прострелю вам колено. Это больно, но не смертельно.
Он многозначительно вздернул черенок трубки. У сэра Томаса кровь отхлынула от лица. Рука его бессильно повисла.
— Отлично! — одобрил Джимми. — В конце концов, зачем вы спешите положить конец нашей приятной беседе? Я, например, совершенно не тороплюсь. Давайте поболтаем. Как продвигается театральный вечер? Имела ли успех вступительная пьеса? Вот погодите, пока увидите сам спектакль.
На генеральной репетиции по крайней мере три актера знали свои роли.
Сэр Томас бочком отошел от звонка, но это было временное отступление, навязанное ему требованиями момента. Он понимал, что нажимать на кнопку звонка было бы неблагоразумно, но, собравшись с мыслями, сообразил, что рано или поздно победа будет за ним. Лицо его снова приобрело обычный оттенок. Руки машинально двинулись к фалдам сюртука, ноги сами собой расставились. Джимми с улыбкой наблюдал признаки вернувшегося душевного равновесия. Он надеялся в скором времени снова поколебать это равновесие.
Сэр Томас взялся просветить Джимми касательно его перспектив:
— А как, позвольте спросить, вы собираетесь покинуть замок?
— Разве вы не дадите мне автомобиль? — сказал Джимми. — Но я пока еще не собираюсь уезжать.
Сэр Томас отрывисто рассмеялся.
— Да-да, конечно! Еще бы! Тут я с вами согласен!
— Два великих ума, — сказал Джимми. — Не удивлюсь, если окажется, что мы с вами на многое смотрим одинаково. Вот вспомните, как вы быстро разделили мою точку зрения на нажимание звонков. Но почему вы подумали, будто я намерен покинуть замок?
— Трудно предположить, что вам захотелось бы остаться.
— Напротив! В первый раз за два года я нашел место, где мне по-настоящему хорошо. Обычно мне уже через неделю хочется двигаться дальше. А здесь я мог бы остаться навсегда!
— Боюсь, мистер Питт… Кстати, имя, конечно, вымышленное?
— Боюсь, мистер Питт… Кстати, имя, конечно, вымышленное?
Джимми покачал головой.
— Увы, нет. Если бы я хотел взять вымышленное имя, то выбрал бы Тревельян, или Трессилиан, или еще что-нибудь этакое. По-моему, Питт — фамилия не слишком авантажная. Был у меня когда-то знакомый по имени Рональд Чейлисмор. Везет же некоторым!
Сэр Томас гнул свое:
— Боюсь, мистер Питт, вы плохо понимаете свое положение.
— Да что вы говорите? — заинтересовался Джимми.
— Я поймал вас в момент попытки украсть ожерелье моей жены…
— Видимо, нет смысла объяснять вам, что я не крал его, а возвращал на место?
Сэр Томас молча приподнял брови.
— Нет? Я так и думал. Простите, я вас перебил…
— Я поймал вас при попытке украсть ожерелье моей жены, — продолжал сэр Томас, — и если вам удалось отсрочить свой арест, угрожая мне револьвером…
Джимми взволновался.
— Силы небесные! — Он пошарил у себя в кармане. — Да, этого я и боялся. Должен перед вами извиниться, сэр Томас, — сказал Джимми со сдержанным достоинством, извлекая из кармана трубку, — недоразумение произошло исключительно по моей вине. Сам не понимаю, как я мог так ошибиться? Оказывается, это был не револьвер.
Щеки сэра Томаса приобрели густо-багровый оттенок. Онемев от злобы, он свирепо глядел на трубку.
— Вероятно, волнение момента… — начал Джимми.
Сэр Томас его перебил. Воспоминание о собственной — ненужной, как выяснилось — трусости уязвляло его до глубины души.
— Вы… вы… вы…
— Сосчитайте до десяти!
— Вы… Не понимаю, чего вы пытаетесь добиться своим фиглярством…
— Как вы можете говорить такие жестокие вещи! — укорил его Джимми. — Это не фиглярство! Тонкий, изысканный юмор! Игра ума! Общение душ, как это принято в лучшем обществе!
Сэр Томас одним прыжком подскочил к звонку. Держа палец на кнопке, он обернулся, чтобы произнести финальные слова.
— По-моему, вы полоумный! — вскричал он. — Но больше я терпеть не буду! И так слишком долго позволял вам валять дурака. Сейчас я…
— Одну минуточку, — прервал его Джимми. — Я говорил, что есть и другие причины, помимо револь… то есть, трубки, чтобы вам не звонить. Одна из них состоит в том, что на звонок никто не ответит — все слуги сейчас заняты в зрительном зале. Но это не главная причина. Не хотите услышать главную, прежде чем начнете действовать?
— Я разгадал вашу игру! Не воображайте, что сумеете меня перехитрить!
— И в мыслях не было.
— Вы тянете время, рассчитываете удрать…
— Да я совсем не хочу удирать. Разве вы забыли, что через десять минут мне играть важную роль в великой современной драме?
— Говорю вам, я никуда вас не выпущу! Вы выйдете из этой комнаты, — величественно произнес сэр Томас, — через мой труп!
— Стипль-чез в закрытых помещениях, — пробормотал Джимми. — Забудьте о скучных вечерах. Нет, но вы послушайте. Послушайте, прошу вас! Я не задержу вас дольше минуты, а потом, если у вас все еще будет охота, жмите на звонок, хоть вдавите его на шесть дюймов в стену, если угодно.
— Ну? — коротко спросил сэр Томас.
— Вы предпочитаете, чтобы я постепенно подошел к сути дела, тактично подготовил вас к восприятию ужасного известия, или…
Рыцарь вынул из кармана часы.
— Я даю вам ровно одну минуту, — сказал он.
— Боже, придется поспешить! Сколько секунд у меня осталось?
— Если вам действительно есть что сказать, говорите!
— Очень хорошо, — сказал Джимми. — Всего два слова: ожерелье — подделка. Бриллианты совсем не бриллианты. Это стразы!
Глава XXVII ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ
Если у Джимми и оставались какие-то сомнения в действенности его сообщения, они наверняка развеялись при одном взгляде на лицо собеседника. Как угасают роскошные краски заката, сменяясь нежнейшим зеленоватым тоном, так багрянец на щеках сэра Томаса плавно прошел всю гамму оттенков — сперва тускло-красный, затем розовый, и завершилось все ровной бледностью. Челюсть у него отвисла. Плечи, расправленные в праведном негодовании, ссутулились и обвисли. В костюме появились совершенно неожиданные складки. У него был вид человека, которого затянуло в какой-то механизм.
Джимми это слегка удивило. Он надеялся остановить врага, привести его в разум, но не совсем же уничтожить! Было тут нечто непонятное. Когда Штырь вручил ему камни, Джимми наметанным глазом при первом же беглом взгляде заметил неладное. Простая проверка подтвердила его подозрения, и он с приятным чувством думал о том, что, если даже при нем найдут ожерелье, у него будет средство воздействовать на сэра Томаса. Леди Джулия — не та леди, которая спокойно стерпит известие о том, что ее обожаемые бриллианты — фальшивка. Джимми достаточно хорошо ее знал, чтобы быть уверенным — она немедленно потребует другое ожерелье, а сэр Томас не из тех щедрых широких натур, кто способен, не задумываясь, выбросить на ветер двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Именно такие мысли и поддерживали в нем бодрость во время разговора, который в противном случае мог бы оказаться довольно тягостным. Он с самого начала понимал, что сэр Томас не поверит в чистоту его намерений, но был убежден, что рыцарь захочет любой ценой обеспечить его молчание по поводу поддельного ожерелья. Он ожидал бурного припадка гнева, яростного отрицания и десятка других возможных проявлений сильного чувства, но такого коллапса он никак не предвидел.
Из горла сэра Томаса вырывались странные булькающие звуки.
— Заметьте, имитация высшего качества, — сказал Джимми. — Этого у нее не отнимешь. Только когда ожерелье попало мне в руки, я что-то заподозрил. И то не сразу, а ведь оно было у меня прямо перед глазами.
Сэр Томас нервно сглотнул.
— Как вы догадались? — еле выговорил он.
Джимми снова удивился. Он ожидал, что тот будет все отрицать, шумно требовать доказательств, снова и снова твердить, что камни стоили двадцать тысяч фунтов.
— Как я догадался? — повторил он. — Если вы о том, что вызвало у меня подозрения — право, не знаю. Дюжина разных вещей. Ни один ювелир вам не скажет точно, как он распознает фальшивые драгоценности. Просто чувствует. Прямо-таки нюхом чует. Я одно время работал у ювелира, там и научился разбираться в драгоценных камнях. Но если вы имеете в виду, могу ли доказать свои слова, так это легко. Никакого обмана. Все очень просто. Смотрите сюда. Предполагается, что это бриллианты. Так вот, бриллиант — самый твердый камень. Его ничем нельзя поцарапать. А вот у меня маленький рубинчик из булавки от школьного галстука. Я точно знаю, что он — подлинный. Значит, по всем правилам, он не должен оставлять следов на бриллиантах. Вы следите за моей мыслью? Но он оставляет следы. На двух камушках из этого ожерелья остались царапины. Другие я не проверял, но если хотите, можно продолжить эксперимент. Да только незачем. Я вам и так скажу, что это за камни. Я назвал их стразами, но это не совсем точно. Вещество, из которого они сделаны, называется белый циркон. Из него очень просто изготовить подделку. Материал обрабатывают при помощи паяльной лампы. Думаю, вам не требуется подробное описание производственного процесса? В общем, происходит то, что под действием паяльной лампы материал преображается, как недужный под действием укрепляющего средства. У него прибавляется вес, появляется здоровый цвет лица и прочие замечательные свойства. Две минуты в пламени паяльной лампы для него, что неделя на морском курорте. Вы довольны? Хотя, если подумать, то вряд ли. Лучше сказать — я вас убедил? Или вы жаждете других проверок посредством поляризованного света и рефрагирующих жидкостей? Сэр Томас, шатаясь, повалился в кресло.
— Так вот как вы узнали! — сказал он.
— Вот так я и… — начал Джимми, и тут у него мелькнуло внезапное подозрение.
Он внимательнее всмотрелся в побледневшее лицо сэра Томаса.
— А вы знали? — спросил он.
Странно, что он раньше не догадался! Это во многом объясняет необычную реакцию сэра Томаса. Джимми смутно предполагал, не слишком задумываясь о подробностях, что ожерелье, которое принес ему Штырь, кто-то еще раньше подменил и украл настоящие бриллианты. Это часто случается. Но теперь Джимми вспомнил слова Молли о том, как бдительно сэр Томас берег и охранял это ожерелье, как часто леди Джулия его носила. Вряд ли у вора была возможность подменить камни. Никто не смог бы подобраться к ним на достаточно долгое время.
— Черт возьми, а ведь и правда, знали! — воскликнул Он. — Конечно, знали! Вот, значит, как все это вышло? Понятно теперь, почему вы так болезненно восприняли, что я тоже знаю.
— Мистер Питт!
— Да?
— Я должен вам что-то сказать.
— Слушаю.
Сэр Томас попытался собраться с силами. В его голосе снова зазвучала прежняя напыщенность.