Мрачная решимость на лице его лордства сменилась кривоватой, но приветливой улыбкой.
— Хорошо! — провозгласил он, быть может, немного неразборчиво. — Хорошо! Я рад, что вы пришли. Мы с вами друзья. Вы сами сказали… перед обедом… на лестнице. Очень рад, что вы пришли. Не хотите ли присесть?
Он гостеприимно махнул ящичком, приглашая Молли устраиваться в гардеробной, как дома. От этого движения одна банкнота выпорхнула из ящичка и упала, трепеща, у ног Молли.
Она наклонилась и подняла бумажку. Разглядев купюру, Молли растерялась окончательно.
— Но… но…
Его лордство одарил ее неописуемо доброжелательной улыбкой.
— Присядьте, — уговаривал он. — Мы же друзья. С вами я не ссорился. Вы настоящий друг. Дядя Томас — другое дело.
— Лорд Дривер, но что вы делаете? Я слышала шум…
— Открывал ящик, — дружески пояснил его лордство.
— Но… — Молли снова посмотрела на бумажку в своей руке. — Но это — пятифунтовая банкнота.
— Пятифунтовая банкнота, — согласился его лордство. — Совершенно точно. Их тут еще три.
Она все еще не понимала.
— Вы что же… воруете их?
Его лордство выпрямился во весь рост.
— Нет! — сказал он. — Нет, не ворую, что вы!
— А тогда…
— Такое дело. Перед обедом. Старикан меня обласкал. Не знал, как порадовать. Попросил у него двадцатку, и он дал. Все отлично. Потом — встретил вас на лестнице. Вы выпустили кота из мешка.
— Но почему? Неужели…
Его лордство с достоинством помахал ящичком.
— Вас не виню, — объявил он великодушно. — Не ваша вина: несчастный случай. Вы не знали. О письме.
— О письме? — повторила Молли. — Да, что там были за сложности с письмом? Я сразу поняла, что не надо было о нем говорить.
— Сложности, — подтвердил лорд Дривер. — Старикан решил, что это любовная записка. Не стал его разочаровывать.
— Вы ему не сказали? Почему? Его лордство вздернул брови.
— Хотел попросить двадцатку, — объяснил он просто. Даже под страхом смерти Молли не смогла бы удержаться от смеха.
— Не смейтесь, — обиделся его лордство. — Тут не шутки. Все серьезно. Задета честь.
Он взял три оставшиеся банкноты и задвинул ящичек на место.
— Честь Дриверов! — прибавил он, пряча деньги в карман.
Молли пришла в ужас.
— Лорд Дривер! — вскричала она. — Вы не можете! Вы не должны! Неужели вы на самом деле хотите забрать деньга? Это же воровство! Это не ваши деньги! Немедленно положите их обратно!
Его лордство торжественно погрозил ей пальцем.
— Вот тут-то вы ошибаетесь! Мои! Старикан дал их мне.
— Дал их вам? Тогда почему вы взломали ящик?
— Он их опять отнял, когда узнал про письмо.
— Значит, они вам не принадлежат!
— Не-ет, ошибка! Принадлежат. Моральное право.
Молли в волнении наморщила лоб. Люди такого типа, как лорд Дривер, будят в женщинах материнский инстинкт. Как мужчина, его лордство был исчезающе малой величиной. Он просто не шел в счет. Но как капризный ребенок, которого необходимо оберегать от бед, он с полным правом мог претендовать на внимание Молли.
Она заговорила успокаивающим тоном:
— Ну как же, лорд Дривер…
— Зовите меня Спенни, — попросил он. — Мы же друзья. Вы сами сказали… там, на лестнице. Все зовут меня Спенни, даже дядя Томас. Я дерну его за нос! — спохватился он, словно человек, внезапно вспомнивший о назначенной встрече.
— Хорошо, пусть будет Спенни, — сказала Молли. — Не надо этого делать, Спенни. Пожалуйста, не надо. Вы…
— Потрясно выглядишь в этом платье, — ни к селу ни городу заметил его лордство.
— Спасибо, милый Спенни. Только послушайте. — Молли как будто уговаривала упрямого ребенка. — Не нужно брать эти деньги. Положите их на место. Вот, смотрите, я кладу эту банкноту на место. Дайте мне остальные, я их тоже уберу в ящик. Потом мы ящик закроем, и никто ничего не узнает.
Она взяла у него из рук банкноты и положила их в ящик. Его лордство задумчиво наблюдал за ее действиями, словно осмысливая весомость ее аргументов.
— Нет, — сказал он вдруг. — Нет! Они мои! Моральное право. Старикан…
Молли мягко оттолкнула его.
— Да-да, я все понимаю, это просто безобразие, что вы не можете их взять. Но брать их нельзя. Как вы не понимаете, он же сразу вас заподозрит, как только увидит, что они пропали, и у вас будут большие неприятности.
— В этом что-то есть, — признал его лордство.
— Конечно, Спенни, милый. Как хорошо, что вы тоже это понимаете! Ну вот, они снова спокойненько лежат в ящике, а мы теперь можем спуститься вниз и…
Она замолчала. Дверь она закрыла еще раньше, но сейчас ее чуткий слух уловил в коридоре шаги.
— Скорее! — шепнула она, схватила Спенни за руку и потащила к выключателю. — Кто-то идет. Нельзя, чтобы нас здесь увидели. Сразу заметят сломанный ящик, и будет беда. Скорее!
Она толкнула его за занавеску, прикрывавшую вешалки с одеждой, и выключила свет.
За занавеской послышался приглушенный голос его лордства:
— Это дядя Томас. Я выхожу. Дернуть его за нос.
— Тише!
Она бесшумно скользнула за занавеску.
— Нет, послушайте! — завел было его лордство.
— Т-с-с!
Она сжала его локоть. Лорд Дривер утих. Шаги замерли у самой двери. Ручка медленно повернулась. Дверь открылась и закрылась опять, почти беззвучно. Шаги раздались уже в комнате.
Глава XXV ОБЪЯСНЕНИЯ
Джимми, как и его лордство, был отловлен в начале вступительной пьески и не мог вырваться до самого ее окончания. Леди Джулия представила его пожилому и крайне прилипчивому баронету, который недавно провел десять дней в Нью-Йорке, и удрать от него удалось не без борьбы. Баронет, вернувшись в Англию, опубликовал книгу под названием «Современная Америка и ее обитатели». Его чрезвычайно интересовала точка зрения Джимми по поводу мнений, изложенных в этом объемистом труде. Вступительная пьеса его нисколько не занимала, и Джимми потратил массу драгоценного времени, пока не спасся от баронета, сказав, что ему нужно переодеваться. Взбегая по лестнице, он на чем свет стоит клял великого специалиста по современной Америке и ее обитателям. Пока шла вступительная пьеса, сэру Томасу и в голову бы не пришло подняться к себе в гардеробную. Он, как и говорил сыщик-слуга сыщику Гейлеру, обхаживал разных шишек. Положить ожерелье на место — минутное дело. Если бы не приставучий баронет, все уже было бы позади. А теперь неизвестно, как пойдет дело. Кто угодно может зайти в коридор и увидеть Джимми. Только одно обнадеживало — едва ли бриллианты понадобятся владелице до окончания спектакля. К счастью, роль, на которую Чартерис уговорил леди Джулию, никоим образом не сочеталась с драгоценными украшениями.
Прежде чем спуститься к обеду, Джимми запер ожерелье в ящике стола. Там оно и до сих пор находилось. Как видно, Штырь сумел-таки побороть искушение и не стал воровать бриллианты вторично. Джимми взял колье и быстрым шагом направился в сторону гардеробной.
Он запасся карманным фонариком, который всегда брал с собой в путешествия. Войдя в гардеробную, Джимми закрыл за собой дверь, включил фонарик и осмотрелся.
Штырь подробно рассказал, где стоит шкатулка с драгоценностями. Джимми нашел ее без труда. На его непрофессиональный взгляд выглядела шкатулка довольно-таки неприступно, но Штырь, судя по всему, вскрыл ее без особого труда. Крышка была захлопнута, но когда Джимми попробовал ее поднять, она легко открылась, и стало видно, что замок сломан.
— Штырь делает успехи! — заметил Джимми. Ожерелье покачивалось у него в руке над шкатулкой, куда Джимми намеревался его уронить, когда у противоположной стены послышался шорох. Занавесь отдернулась, и из-за нее вышла Молли.
— Джимми! — воскликнула она.
Вообще-то нервы у Джимми были в хорошем состоянии, но при таком явлении он вздрогнул всем телом и сказал:
— Силы небесные!
Занавеска снова заволновалась; ее тянула и дергала какая-то неведомая сила. Из потаенных глубин донесся жалобный голос:
— Черт побери все на свете! Я застрял!
Еще разок всколыхнулась занавеска, и на свет выбрался его лордство — растрепанные желтые кудри торчком, лицо, что маков цвет.
— Головой зацепился за пиджак или еще что-то такое, — объяснил он, ни к кому в особенности не обращаясь. — Хелло, Питт!
Поначалу Молли, втиснутая за занавеску, удивленно прислушивалась к движениям человека, вошедшего в комнату. Недоумение ее росло. Происходило что-то непонятное. Свет в комнате так и не зажегся. Ей почудилось, что она слышит чье-то дыхание, потом блеснул луч фонарика. Кто это мог быть, и почему он не включил нормальное освещение?
Она напряженно вслушивалась. Какое-то время ничего не было слышно, кроме тихого дыхания. Затем раздался хорошо знакомый голос, Молли выбежала из укрытия и увидела, что Джимми стоит с карманным фонариком в руке над каким-то темным предметом в дальнем конце комнаты.
Прошла целая минута после первого удивленного возгласа Джимми. Оба молчали. Свет фонарика бил Молли в глаза. Она заслонилась рукой. Ей казалось, что они стоят так уже долгие годы.
Джимми застыл в неподвижности. Молли почему-то стало страшно. В тени за ярким лучом он казался бесформенным, нечеловеческим.
— Больно глазам, — сказала она наконец.
— Прости, — сказал Джимми. — Я не подумал. Так лучше?
Он отвел фонарик, чтобы больше не светить ей в лицо. Что-то в его голосе, в неловкой поспешности, с какой он отвернул фонарик, разрядило обстановку. Молли почувствовала, что первое потрясение проходит и она снова в состоянии связно мыслить.
Легче ей стало ненадолго. Зачем Джимми пришел сюда в такое время? Почему у него фонарик? Что он здесь делал? Вопросы сыпались, как искры из-под кузнечного молота.
Темнота действовала ей на нервы. Молли пошарила по стене, нащупала выключатель, и комнату залил электрический свет.
Джимми отложил фонарик и остановился в нерешительности. Руку с ожерельем он все это время держал за спиной, а теперь протянул вперед и молча встряхнул ожерельем перед Молли и его лордством. Хотя причины его присутствия в этой комнате с бриллиантовым ожерельем в руке были самые благородные, под изумленным взглядом Молли он чувствовал себя виноватым, как будто пришел сюда совсем с другими намерениями.
Его лордство, к этому времени слегка очухавшийся, заговорил первым.
— Послушайте, это, знаете ли, что за дела! — промолвил он не без волнения. — А?
Молли попятилась.
— Джимми! Ты… нет, не может быть!
— Похоже на то! — глубокомысленно изрек его лордство.
— Да нет, — сказал Джимми. — Я хотел положить его иа место.
— Наместо?
— Питт, дружище, — торжественно произнес его лордство, — как-то это слабовато.
— Дривер, дружище, — сказал Джимми. — Я понимаю. Но это правда.
Его лордство смягчился.
— Послушайте, Питт, старина, — сказал он, — тут не о чем беспокоиться. Мы здесь все друзья. Можете на нас положиться. Мы вас не выдадим.
— Замолчите! — вскрикнула Молли. — Джимми!
Она говорила с трудом, сдавленным голосом. Она ужасно страдала. Слова отца, сказанные тогда на террасе, снова обрушились на нее. Она словно слышала сейчас его голос, спокойный, уверенный. Он предостерегал ее, называл Джимми жуликом. В голове у нее как-то странно зашумело, комната вдруг начала расплываться перед глазами. Лорд Дривер что-то говорил, но его голос звучал как будто в телефонной трубке… А потом оказалось, что Джимми обнимает ее, не давая упасть, и кричит лорду Дриверу, чтобы принес воды.
— Когда такое происходит с девушкой, — с невыносимо всезнающим видом сообщил его лордство, — ей нужно разрезать…
— А ну, быстро! — сказал Джимми. — Неделю, что ли, за водой ходить?
Его лордство прекратил прения и намочил губку, но пока он нес ее через всю комнату, роняя капли на пол, Молли пришла в себя и принялась слабо вырываться.
Джимми усадил ее на стул. Ожерелье он уронил на пол, и лорд Дривер едва не наступил на бриллианты.
— Эй! — заметил его лордство, поднимая колье. — Полегче с ювелирными изделиями!
Джимми склонился к Молли. Ни тот, ни другой не замечали лорда, словно его тут и не было. Спенни был из тех людей, о ком легко можно забыть. Джимми вдруг озарило. Впервые его посетила мысль, что мистер МакИкерн мог намекнуть Молли на свои подозрения.
— Молли, милая, тут совсем не то, что ты подумала! Я все могу объяснить. Тебе лучше? Ты можешь слушать? Я все объясню.
— Питт, дружище, — возразил его лордство, — вы не поняли. Мы не собираемся вас выдавать. Мы…
Джимми не обратил на него внимания.
— Молли, слушай, — сказал он. Молли выпрямилась на стуле и сказала:
— Продолжай, Джимми.
— Я не собирался воровать ожерелье. Я хотел его вернуть. Штырь Маллинз — тот человек, который приехал в замок вместе со мной, — украл его сегодня перед обедом и принес мне.
Штырь Маллинз! Молли помнила это имя.
— Он думает, будто я грабитель, что-то вроде Раффлза. Я сам виноват. Все началось в Нью-Йорке, в ту ночь, когда мы встретились у тебя дома. Я как раз побывал на премьере пьесы под названием «Любовь медвежатника» — знаешь, одна из этих пьес про взломщиков.
— Отличная пьеса, — светским тоном вставил его лордство. — Ее показывали у нас в «Серкл». Я два раза ходил.
— Один мой друг, по фамилии Мифлин, играл в пьесе главную роль, и после спектакля мы в клубе заговорили о грабителях, он очень серьезно изучал искусство взлома, а я сказал, что ограбить дом может кто угодно. И как-то так получилось, что мы заключили пари, что я той же ночью заберусь в чей-нибудь дом. Бог знает, собирался я всерьез это выполнить или нет, но в ту самую ночь ко мне в квартиру залез грабитель, вот этот Маллинз. Я его поймал, мы разговорились, я щегольнул парой словечек на воровском жаргоне, которым научил меня тот актер, мой приятель, и Маллинз вообразил, будто я великий взломщик. И мне вдруг пришло в голову, какая будет отличная шутка, если я сейчас пойду с Маллинзом и залезу к кому-нибудь в дом, а потом посмеюсь над Мифлином. Я тогда не понимал, какой я был дурак. Ну вот, мы пошли и… вот так все это и получилось. А потом я встретил Штыря в Лондоне и привез его сюда.
Джимми с тревогой смотрел на Молли. Даже не будь у его лордства такого ошарашенного выражения, Джимми прекрасно сознавал, насколько надуманной кажется вся история. Он чувствовал это все время, пока говорил. Что уж тут скажешь — история звучала настолько неправдоподобно, насколько это вообще возможно.
— Питт, дружище, — сказал его лордство, качая головой скорее со скорбью, нежели с осуждением. — Это, знаете ли, не прокатит, старичок. И зачем было придумывать столько ерунды? Или вы не поняли — мы же совсем не против. Говорю я вам, мы здесь все друзья. Я всегда считал, что Раффлз — отличный парниша. Просто молодчина! Я никогда не стал бы упрекать человека за то, что он увлекается кражами со взломом. По мне, так это замечательное…
Молли оборвала его разглагольствования об этике джентльменского грабежа, вся вспыхнув от негодования.
— О чем вы говорите? — закричала она. — Вы думаете, я не верю тому, что сказал Джимми, до последнего слова?
Его лордство так и подскочил.
— Ну-у, не знаю, мне показалось, что это слабовато. Я хочу сказать… — Он встретился взглядом с Молли. — Ну ладно! — закончил лорд Дривер несколько неуклюже.
Молли повернулась к Джимми.
— Джимми, конечно, я тебе верю! Я верю каждому слову.
— Молли!
Его лордство смотрел и дивился. У него мелькнула мысль, что он упустил идеальную жену. Девушка, которая готова поверить любой белиберде… Эх, если бы не Кэти! Он даже загрустил на мгновение.
Джимми и Молли смотрели друг на друга и молчали. По их лицам его лордство понял, что о нем опять забыли. Он увидел, как она протянула к Джимми руки, и решил, что пора отвести глаза. Неловко все-таки! Он отвел глаза.
Еще миг — открылась и закрылась дверь, Молли ушла.
Лорд Дривер взглянул на Джимми. Джимми, судя по всему, все еще не замечал его присутствия.
Его лордство кашлянул.
— Питт, дружище…
— Хелло! — встрепенулся Джимми. — Вы еще здесь? Кстати… — Он с любопытством посмотрел на лорда Дривера. — Я как-то не подумал спросить вас раньше… Какого дьявола вы-то здесь делаете? Зачем вы сидели за занавеской? В прятки играли?
Его лордство был не из тех, кто при необходимости легко сочиняет запутанные и обстоятельные истории. Он поискал в своем воображении подходящие сюжеты, но быстро отказался от борьбы. В конце концов, чего стесняться? Он-то был уверен, что Джимми — один из коллег главного героя пьесы «Любовь медвежатника». Ему можно рассказать все. Он душа-человек, родственная натура, он поймет и посочувствует.
— Тут такие дела, — сказал лорд Дривер.
Весьма разумно заметив в виде предисловия, что вел себя, как осел, он коротко изложил суть последних событий.
— Что! — сказал Джимми. — Вы учили Харгейта играть в пикет? Дорогой вы мой, он играл в пикет лучше всякого профессора, когда вы еще ходили в коротенькой рубашонке. Он в этом просто гений.
Его лордство сильно дернулся.
— Как это? Разве вы его знаете?
— Встречал в Нью-Йорке, в клубе «Ваганты». Один мой приятель, актер, — тот самый Мифлин, я о нем только что говорил, — привел его как своего гостя. Он за пикетом деньги лопатой загребал. А там, между прочим, были тоже неплохие игроки. Неудивительно, что он оказался таким способным учеником!
— Но тогда… тогда… черт побери все на свете, он же тогда, выходит, чертов проходимец!
— У вас талант на короткие и емкие формулировки, — сказал Джимми. — Вы с первого раза совершенно точно его определили.
— Ни пенни ему не заплачу, черт возьми!