— Судя по тому, что ты Сеню зятем назвал, от родства не отказываешься?! Мы на ты теперь?
— Да… Маша, — имя Константин Иванович выдавил с трудом — непривычно как-то. — Ты меня, почитай, дважды на свет вытянула. Первый раз через маму, а второй сейчас. Я твой должник! Только надо обосновать наше внезапное родство — я ведь в чужой шкуре. Хотя… Если по казачьим связям пройти, то найти можно — все переплетено!
— И жена приятеля-танкиста, чего более? — Фомин весело оскалил зубы. — Мы в расчете, Костя?!
— Да, — нехотя признал Арчегов, — но почему ты в капитанских погонах? Генерал Пепеляев подписал представление на майора — военный министр Кутепов давно должен был отдать приказ! Наверное, затерялось в местных канцелярских дебрях?! Найду, обещаю.
— Хорошо, а то как-то несолидно в моем возрасте и с послужным списком в обер-офицерских чинах ходить, — усмехнулся Фомин, встав с кровати. Он подошел вплотную к Арчегову и, пристально смотря тому в глаза, медленно заговорил:
— Вот умер бы ты от пули, не спасли мы тебя, не успели просто. А меня Мики нашел, и я опять в свите, при генеральских погонах…
— Ты мне слово дал!
— А вот такая я свинья! — зло улыбнулся Фомин. — Неужто у тебя на этот случай запасного варианта не было? Не поверю! У таких, как ты, на одну основную огневую позицию запасная всегда будет! А то и две! Разве я не прав? Так что не темни, шурин!
— Раз беседа родственная пошла у нас, то отвечу как на духу — слову верить надо! Но слаб человек духом, искушения может не выдержать. — Арчегов продолжал лежать неподвижно, только глаза зло сверкнули. Фомин усмехнулся и принялся размышлять вслух, глядя на Машу, что сидела с каменным лицом.
— С генералами местными ты вряд ли столковался — времени мало. Да и с жандармами тоже, хотя в контрразведке у тебя вес. Да и покушение было бы не такое, как на тебя самого — пистолетами ты баловаться не будешь со мною, в террористов играть. Ведь так, Костя?
— Так, Сеня, так, — Арчегов отвечал безмятежным голосом, только капли пота, выступившие на лбу, говорили о напряжении. И Фомин, поймав его взгляд, усмехнулся.
— Генерал-адъютанта убить сложно, обставив все под несчастный случай, ибо к самоубийству я более не склонен. Значит, первое! Тьфу ты, просто ведь. Адмирал Колчак с тобою заодно, потому лучше кораблекрушение устроить, либо пропал человек в шторм или утонул нечаянно. Ты смотри, сколько вариантов. И люди обученные у тебя самого есть, что в морской пехоте, что головорезы твои, которым на Байкале базу обустроили, — Семен Федотович говорил тихо, но внушительно, изувеченные губы выдавили улыбку, похожую на оскал.
— Я же с капитан-лейтенантом Тирбахом познакомился тогда, твой ведь человек. Щенок еще, но волчара тот еще вырастет. Такому и сейчас подобные проблемы разрешить запросто. Разве я ошибаюсь?
— Ошибаешься, — тихо ответил Арчегов, сделав смиренный взгляд. Фомин опешил и растерялся. Выходило, что подозрения оказались беспочвенными. Не может быть!
Генерал Арчегов с той же детской улыбкой на устах, уже пугающей знающих его людей, произнес.
— Ошибаешься, мой Тирбах уже капитан второго ранга…
— Вот что я вам скажу, — Маша решительно топнула ножкой. — Что было, то было, сейчас новая жизнь начинается, и нечего вам старые счеты сводить. Вы заново жить начинаете, и верить друг другу нужно, без этого никак! Тебе, Костя, я скажу так — Сеня к императору в свиту ни ногой, он танкист, и только своими железными монстрами заниматься впредь будет. Это я тебе сама обещаю, и лично мужа удушу, если у него хоть мысль иная появится! Так чтобы больше между вами никаких основных или запасных вариантов не было! Вам понятно, казаки, или ребрышки пересчитать свои хочется? Так я за раз вам такое устрою, что мало не покажется!
— Все, сдаюсь, — с нескрываемым облегчением произнес Арчегов, шутливо подняв ладони вверх. Фомин же с опаской посмотрел на Машу и просто протянул генералу ладонь — они обменялись крепким рукопожатием, уже без всяких задних мыслей.
— Что за шум и гам?
Маша подошла к окну и стала смотреть во двор. Действительно, через стекло доносилось рычание автомобильных моторов и громкие голоса.
— Как в сказке — лягушонка в коробчонке приехала. Шутка! То, Мария Александровна, государь-батюшка прибыли!
— Так, — в глазах девушки неожиданно запрыгали веселые искорки. — Сеня! Внуку за тебя я розыгрыш уже устроила, свершив маленькую женскую месть, а теперь…
— Ты что удумала?!
— Не мешай, очередь его величества подошла — я отмщение вершить буду! Костя, живо сотвори беспамятное тело, изнывающее в муках. Изображать лишнее не надо — у тебя нога загипсована. Этот стрелок, руки бы ему с корнем вырвать, тебе кость раздробил. Месяц в гипсе лежать будешь! Так что стони, не сдерживайся, так еще красочней будет…
Девушка быстро уложила Арчегова удобнее, накрыв до горла одеялом, и обернулась к мужу:
— А ты что стоишь памятником дюку Ришелье?! Живо на другую постель, и одеялом сам прикройся, не маленький! И тоже изображай тяжело пострадавшего, но уже лекаря-волхва. Жаль, бороды у тебя нет. А я его императорское величество достойно встречу, пусть полюбуется на юдоль скорби и печали. Но как кашляну три раза, то воскресните немедленно!
ГЛАВА ПЯТАЯ НАСТУПАЛА КРЕПКАЯ БРОНЯ…
(25–27 октября 1920 года)
Ливадия
— Константин Иванович, как ты себя чувствуешь?
— Твоими молитвами, Александр Васильевич!
Арчегов расплылся в улыбке, глядя на воодушевленное лицо Колчака — адмирал прямо лучился от счастья, возбужденно входя в светлую и просторную комнату, что император предоставил во дворце своему генерал-адъютанту.
— Когда в море?
— Завтра с утра, эскадра на рейде. Флаг держу на «Ушакове».
— Завидую, от всего сердца завидую!
Арчегов тяжело вздохнул — идет победная для России война, а он тут к постели прикован.
Эскулапы, прах их подери, ногу неправильно сложили и в лубки упрятали, теперь на всю жизнь хромота обеспечена. Хотя обвинить медиков легче легкого — они и так сделали все, что могли.
— Да полноте, Константин Иванович, ты свое пока отвоевал! Без тебя мы бы помучились изрядно, — адмирал искренне рассмеялся, присев на кровать и обняв своего молодого друга за плечи. — Ты выздоравливай лучше, сколько дел еще предстоит совершить.
— Да, кстати о делах, — Арчегов притворно нахмурился, хотя был рад, что в горячке приготовлений к десантной операции адмирал нашел время выбраться к нему. — Михаил ко мне отправил?
— И он тоже, но только вышло как сопутствующее дело. Я смотр твоему батальону морской пехоты произвел, впечатление отличное. Капдва Тирбах знающий офицер и действительно сможет исполнить любой приказ!
Колчак пристально посмотрел прямо в глаза Арчегову, как бы намекая на давнюю договоренность.
Тот промолчал, лишь отвел на секунду свой взгляд в сторону. Адмирал вздохнул с облегчением, ведь та давняя просьба генерала ему была не по нутру.
Нехорошо она попахивала, хотя он и понимал ее необходимость. Но ворошить угли Колчак не стал и потому быстро вернулся в прежнее русло начавшегося разговора.
— Одно непонятно — как ты предугадал, что в морской пехоте возникнет острая нужда? И заранее с Амура на Урал перебросил. Если б не это, то не успели…
— Помилуй бог, какое гадание к лешему, Александр Васильевич? — ухмыльнулся генерал. — И граф Келлер рядышком, и барон Врангель — эти тоже случайно в Оренбурге оказались?! Просто к войне нужно заранее готовиться, дабы потом прямой кишкою по паркету не стучать!
— Ты знал, когда у нас заматня с румынами начнется? — Адмирал восхищенно выдохнул — дьявольская предусмотрительность Арчегова его всегда поражала.
— При чем тут гадание на кофейной гуще?! — возмутился снова генерал. — Если война неизбежна, а тут именно так произошло, ибо румыны без драки с Бессарабией не расстались бы, то лучше ее начинать самим в самый удобный момент. А он как раз и настал — пока союзникам не до нас, им от германо-большевистского нашествия отбиваться нужно. Мешать нам потому и не стали — англичане выгоду чуют, а у французов сил нет. Да и мы сошлись не клюв в клюв, а коалицию успели заранее сколотить!
— Так, теперь все понятно, — адмирал задумался на минуту и поднял веселые с искрой глаза. — Война должна была начаться числа двадцатого. Этого месяца, судя по всему. Ведь так?!
— Абсолютно верно, в точку попал! Только такие масштабные действия флота не предусматривались планом. Думали лишь демонстрации устроить, а ты Сулинскую операцию провел, и сейчас Констанцу захватить желаешь. В принципе все верно. Удары с севера на Яссы и с юга от Силистрии, флотом с востока — все это заставит румын пойти на мировую. И не забывай, ведь они еще в Трансильвании с венграми сражаются, из Южной Добруджи их болгары вышибли. Тут и сильная держава войны на три фронта не сдюжит, куда уж любителям мамалыги…
Арчегов в бессилии откинулся на подушки — на лбу выступили крупные капли пота. Колчак встревожился — он не одобрял решение врачей перевезти раненого в Крым, но таково было желание самого военного министра, да и монарх не возражал.
— Выпей воды! — адмирал протянул стакан, но Арчегов махнул рукою, отказываясь, и умоляюще посмотрел.
— Дай лучше папиросу, всего колотит — курить хочется, аж мочи терпеть нету!
— Тебе нельзя! — отрезал моряк.
— Так ранение не в легкое, в голову. Нога еще не зажила, вставать больно — при чем здесь курение? Сосуды из-за одной папиросы сужаться никак не будут. Ну, будь другом!
— Хорошо, войду в твое положение. Но только одну, больше не проси, не дам!
Колчак вздохнул с притворной суровостью. Он имел разговор с доктором, прежде чем войти сюда, и получил разрешение на выдачу больному пары папирос, но не больше.
Адмирал извлек из кармана коробку и наделил страждущего длинной и душистой «турчанкой», предупредительно запалил спичку и с улыбкой смотрел на трясущиеся от нетерпения пальцы Арчегова, что сминали картонный мундштук.
— Жить хорошо! — выдохнул густой клуб табачного дыма генерал и с самым довольным видом снова откинулся на подушки. На щеках появился румянец. — Меня трясло, будто на иглу подсел, а сейчас ничего, отпустило. Спасибо, от «ломки» прямо колбасило…
— Ну, ты и скажешь, мой друг! — покрутил головою Колчак. — По отдельности вроде каждое слово понятно, а все вместе белиберда получается. Хотя, суть вроде уловима, и то по интонации!
Адмирал сам закурил папиросу, а заодно пододвинул к Арчегову хрустальную вазочку, что могла послужить пепельницей, и присел в кресло рядом с кроватью, задумчиво смотря на военного министра, что с упоением затягивался папиросой.
— Гадаешь, зачем я тебя попросил прийти, Александр Васильевич? Ломаешь голову?
— Гадать не нужно, и головой страдать тоже. Я старый морской волк, — усмехнулся Колчак. — Дело у тебя срочное и важное, раз рискнул меня оторвать и вызвать. Это раз! И касается оно тех предложений, что сделали нам англичане. Государь мне на то особо намекнул. Это два! Ну а три — у тебя на кровати справочник «Джейн» лежит, да еще с закладками. Значит, ты кое-что присмотрел, а потому я просто жажду выслушать твои соображения. Ибо без них, как я понимаю, Вологодский средств на покупку кораблей не выделит.
— Не даст, это точно! — пожал плечами Арчегов. — Да и эти ассигнования с боем вышибать придется, скажу честно. Вся штука заключается в том, что флот в ближайшие десять, а то и пятнадцать лет мы усилить не сможем. На покупку новых кораблей денег не будет, да и обходятся вдвое дороже, а своих мощностей не хватит. Восстановление верфей и заводов дело долгое и затратное. Нет, на эсминцы мы потянем, ну парочку крейсеров осилим, но это все! Однако на крупные корабли можно не рассчитывать, только на те, что у британцев выцыганим по дешевке. И тут нужно не обмишулиться, выпросить самое нужное для нас из самого лишнего для них. Вот посмотри, я тут закладку сделал — подобрал тебе сладкую парочку, гуся и цесарочку. Надеюсь, они тебе понравятся.
Колчак взял в руки британский справочник по флотам и раскрыл его, тут же онемев от удивления — в первую секунду он не поверил собственным глазам. Но потом яркие пятна гнева проступили на его лице.
— Это розыгрыш, Константин Иванович?!
— Нет, Александр Васильевич, все предельно серьезно. Именно эти корабли требуются нашему Черноморскому флоту!
В глазах Арчегова запрыгали веселые искорки, и именно они взъярили адмирала больше всего.
От него можно было даже прикуривать, настолько багровым стало лицо. Казалось, пройдет еще пара секунд, и Колчака либо хватит сердечный приступ, либо он вспыхнет ярким пламенем от прорвавшегося наружу гнева.
— Вы выбрали самые никчемные корабли, абсолютно не нужные нашему флоту! Скорее даже вредные, ибо мы потратим на них огромные деньги, причем выбросим их на ветер! Вы хотя бы посоветовались, если не со мною, то с любым офицером флота…
— Советовался, и не раз. С заслуженным контр-адмиралом Бубновым и вашим флаг-офицером Кетлинским, что вчера у меня был, — покладисто произнес Арчегов и с победной улыбкой, которая еще больше взъярила Колчака, добавил: — Оценка данных кораблей меня полностью устроила, я даже попросил прочитать мне небольшую лекцию касательно этих монстров. И еще больше утвердился в своем мнении относительно их превосходных качеств. Вещь стоящая, можно прикупить, лишь бы отдали.
— Вы надо мною издеваетесь, генерал?! Вы же не морковку на рынке целой корзиной берете?!
Голос Колчака сорвался, взгляд жег подобно горелке. Александр Васильевич даже на «вы» перешел, хотя с недавнего времени они установили более доверительные, почти дружеские отношения.
А тут такое?!
Даже глупостью подобное никак не назовешь, тут эпитеты из боцманского лексикона лишь подойти смогут, и то не все, а самые соленые, в пресловутые три флотских загиба…
Силистрия
— Это мой Рубикон!
Генерал-лейтенант Слащев смотрел на широкую гладь Дуная, что синей лентой растянулась перед ним. В каждом военном, если, конечно, его плечи не отягощены золотыми и густыми фельдмаршальскими эполетами, а рука не сжимает заветный тяжелый жезл, живет карьерист и мечтатель одновременно. Причем первое со вторым настолько взаимосвязаны, что разделить их невозможно.
Яков Александрович сощурил глаза — переправа войск проходила успешно, установленные ниже по течению береговые батареи отогнали румынские корабли, повредив монитор.
Впрочем, «Наследники Рима», а именно так следовало из самоназвания, доблестью древних латинян не отличались — оборонявшая Южную Добруджу армия была разгромлена стремительным ударом коалиционных войск.
Три болгарские дивизии дрались превосходно, Слащев просто любовался ими. «Братушки» были разозлены поражением в долгой войне, наглостью своего северного соседа и беспросветной нищетой, что явилась следствием выплат огромных репарационных сумм по грабительскому и несправедливому мирному договору.
Так что заявление русского императора, в котором тот дал понять, что не признает версальские переделы мира, особенно в той части, где они ущемляют и разоряют побежденные народы, абсолютно невиновные в развязывании войны, было встречено болгарами со всеобщим ликованием, ибо война есть дело одних только политиков, которые и должны нести всю ответственность за свои ошибки.
Высадка частей 1-го армейского корпуса в Варне прошла как по маслу. Русских солдат встречали с таким неподдельным энтузиазмом и доброжелательностью, особенно в освобождаемой от румын Добрудже, словно вернулись славные времена русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Болгары, сами недоедающие, делились последним куском хлеба и сыра, и везде слышалось одно слово — «братушки».
— Яков Александрович! — за спиной раздался голос адъютанта полковника Мезерницкого. — Его царское величество просит вас подойти к нему. Он на берегу у лодки. Вон там, внизу.
— Хорошо, Мстислав Владимирович, — генерал кивнул в ответ — он уважал своего бывшего начальника конвоя, гвардейца, как и он сам, некогда служившего поручиком в лейб-гвардии Волынском полку. В Белом движении с самых первых дней, участник Ледяного похода, в двадцать пять лет получившего полковничьи погоны из рук самого императора.
Слащев быстро спустился с обрыва по утоптанной дорожке. У рыбацкой лодки, вытащенной носом на берег, неподвижно стоял молодой болгарский царь Борис, одетый в полевую форму, весьма похожую на российскую, от покроя до погон.
— Генерал, — царь внимательно посмотрел на Слащева, глаза цепко задержались на белом георгиевском кресте, — я получил письмо от вашего монарха. Мы с вами союзники, и, надеюсь, останемся таковыми навсегда. И печальные ошибки прошлого не повторятся.
— Мы тоже надеемся на это, ваше величество!
— А потому исполним союзнический долг до конца. — Царь остановился, было видно, что он закусил губу и едва сдерживает волнение. — Я прошу вас принять командование над нашими дивизиями. Вы очень талантливы и храбры, генерал, и потому достойны поста главнокомандующего объединенной русско-болгарской армией. Надеюсь, что в самое ближайшее время вы добудете победу в этой во… В этом походе, я хотел указать!
— Я исполню свой долг, благодарю за доверие, ваше величество!
Слащев вытянулся, припомнив гвардейскую муштру, и щелкнул каблуками. Его душа воспарила на седьмое небо от счастья — такого дерзкого рывка своей карьеры он никак не ожидал.
«А вы политик, ваше величество. Расчетливый политик, право слово. Немец, а живо перекрасились в славянина!»
Генерал пожал протянутую ему монархом ладонь. Благодаря полученной вчера депеше из Ливадийского дворца Слащев прекрасно понял всю подоплеку такого назначения.