Москва, 29 июня 2011 года, ср.
После разговора с Русланом на душе у Павла Андреевича малость отлегло, а от принятого на грудь «допинга» потеплело. Вот только тревога все равно не отпускала.
Изначально сырой, основанный более на эмоциях, нежели на здравом смысле, план на поверку предсказуемо обернулся лютым «геморром» и повлек за собой худшие из всех возможных последствия. И чем всё это теперь завершится — одному чёрту известно! Чёрту и — плоть от плоти его — Следственному комитету господина Бастрыкина. Неформальные личные отношения с которым у Павла Андреевича до сей поры толком так и не сложились. Хотя он и предпринял в этом отношении все мыслимые и даже некоторое количество немыслимых шагов. Предпринял, заметим, не от хорошей жизни…
А началось с того, что от более земных и доступных, а потому — влегкую прикормленных сотрудников низовых подразделений СКП Тигунову стали поступать нехорошие сигналы. Просуммировав и проанализировав которые, вывод напрашивался один — в недрах его департамента завелась крыса, методично сливающая компру на директора. Причем утекающая информация носила характер сверхконфиденциальный: то бишь доступ к ней имели от силы человек пять-семь, редко больше. Из чего следовало, что крыса вхожа не в круг, но — кружок избранных, самых доверенных лиц Тигунова. И вот это действительно была — ПРОБЛЕМА!
Проблема, которой следовало заняться в наипервейшую очередь! Звероподобно! Не жалея денег! Не стесняясь в выборе методов и средств! Дабы — неблагодарную крысу к ногтю, а персональную карму — на внеплановую очистку! Специалисты по очистке таковой имелись. Собственно, именно их ростовые портреты и были представлены сейчас в кабинете Павла Андреевича. И что же вместо этого сотворил Тигунов? Он, человек, у которого по отношению к интригам всегда наличествовал буквально сверхъестественный нюх? Тьфу, стыдно даже сказать! Так как, вместо грамотной организации внутреннего расследования, Павел Андреевич, будучи в очередной раз ослеплен вспышкой всепомутняющей ревности, замутил-заварил совсем другую кашу. На расхлебывание коей уже потратил гигантскую сумму не денег — финансов!
А сколько придется потратить еще? И это с учетом, что стопроцентной гарантии выбраться из сей блёвани безукоризненно чистым всё равно не было. Да кабы еще стопроцентной! В сложившихся обстоятельствах расклад «фифти-фифти» — и тот смотрелся чересчур оптимистичным! Ну а самое главное — было бы из-за кого карьеру, жизнь ломать! А то — из-за Машки! Маша-Маша, три штукаря — и наша!..
Маленькая похотливая дрянь! Шлюха с большими оленьими глазами и маленькими коровьими мозгами! Да через того же Понизовского он запросто мог дюжину-другую юниорок — хошь иметь, хошь просто поиметь. Причем всех размеров, возрастов и оттенков, на любой вкус. Так ведь нет — повелся на гламурную сучку!
Тьфу!..
…Павел Андреевич Тигунов являлся типичным представителем штурмовой бригады питерского десанта, некогда высадившегося на берегах Москва-реки. Эпическо-батальному размаху коего позавидовал бы сам автор «Спасения рядового Райана» господин Спилберг.
Закончив в 1981 году тренерский факультет Института физической культуры имени Лесгафата, молодой специалист Тигунов получил распределение на преподавательскую работу в районную ДЮСШ и был поставлен на самую скучную детско-сопливую группу. Казалось бы: ниже, окромя как в школьные физруки, и падать некуда… Однако Павел Андреевич не упал, равно как в уныние не впал. Он и сам чемпионом ни разу не был, и новую плеяду таковых за относительно недолгую тренерскую службу не взрастил, однако по этим поводам никогда особо не переживал и не заморачивался. Его персональные интересы лежали вне биатлонных трасс и стрелковых рубежей — спорт увлекал его исключительно как бизнес. Притом что последнее слово по тем временам звучало почти как ругательное.
Примечательный факт: советский спорт, вплоть до развала Союза, формально считался любительским, однако же отдельные функционеры от спорта умудрялись решать деловые вопросы с такой капиталистической сноровкой, что в этом деле им мог позавидовать любой западный профессионал. Пройдя через суровую школу секций, сборов и соревнований, оттянув лямку в спортроте и в спортинституте, Тигунов неплохо изучил сию «кухню». Вот именно с нее — причем в буквальном смысле этого слова — он и начал делать свой первый, но отнюдь не маленький гешефт.
Уж не знаем как теперь, но в те благословенные годы спортсменам (и детям, и взрослым) в обязательном порядке полагались талоны на питание. Причем не простое, а усиленное. То бишь в рацион спортсменов входили не только заурядные «щи да каша», но и, к примеру, шоколад с икрой. Которые в эпоху «развитого дефицита» вполне могли быть причислены к товарам стратегического назначения. По этой причине у тренеров — тех, которые с головами, — таких вот талонов скапливалось великое множество. Измеряемое если не дорожными чемоданами, то, минимум, представительскими «дипломатами». Талоны эти служили своего рода валютой и имели хождение почти наравне с пресловутыми внешпосылторговскими чеками. А все потому, что при наличии своих людей в спецбуфетах и спецстоловых их влегкую можно было обменять — но не на тарелку готового блюда, а на какой-либо из входящих в его состав ингредиентов. Например, на тушку красной рыбы. Или палку колбасы. Или баночку заморских ананасов. Накопить же талоновый излишек было проще простого, ибо процесс их выдачи был четко прописан и регламентирован. Например, спортсменам и судьям, прибывшим на соревнования и сборы в установленный срок до 16 часов, талоны на питание выдавались полностью на весь день, а вот прибывшим после 16-ти — не полагались вовсе. Понятно, что никто у ворот базы с секундомером не стоял и даже не собирался. Посему, чтобы получить «продуктовую валюту» на команду, а затем отразить время массового заезда с хотя бы пятиминутным опозданием к часу «X» — для этого не требовалось даже специального высшего образования.
К слову, о валюте: то был еще один Клондайк, из которого смышленые тренеры успешно черпали золотой песок. Не секрет, что получить ее за спортивные выступления за рубежом, кроме так называемых суточных, без специального разрешения было практически невозможно. Да и за те же суточные еще следовало серьезно побороться. А всё потому, что промеж спортивных чиновников существовало негласное правило выдавать своим подопечным на руки не более трети от отпускаемой валютной суммы (примерно по 5-10 долларов на нос).[8] Остающиеся же «излишки» по возвращении в Союз сдавались «куда надо», попутно дербанясь «кем надо».
В общем, неудивительно, что на подобных околоспортивных схемах Павел Андреевич скоро сумел не только многократно улучшить материальное положение, но и обзавестись обширнейшими связями — как среди партийного чиновничества, «принимающего нужные решения», так и среди представителей зарождающегося в стране предпринимательского класса, способных «нужные решения» покупать.
В начале девяностых Тигунов очень грамотно примкнул к команде первого питерского мэра Собчака, став его внештатным советником по вопросам развития массового спорта. Должность была ни к чему не обязывающей, однако же позволила запустить мозолистые спортивные ручонки в бюджет грядущих Игр Доброй Воли-94. На организации коих очень многие серьезные люди городка сделали столь же серьезные состояния. Павел Андреевич в данном случае исключением, естественно, не стал. Тем более что к тому времени у него сложились конструктивнейшие отношения с «тамбовским» коллективом, руководящую верхушку которого составляли все те же лесгафтовские питомцы. Именно с «тамбовцами», но уже при следующем мэре, Тигунов неплохо потрудился на ниве подготовки города к Чемпионату мира по хоккею-2000. Того самого, который рядовыми болельщиками принято считать провальным, но о котором отдельные представители местных бизнес-структур до сих пор вспоминают с ностальгической теплотой. Здесь — по аналогии со стариком Фуксом, мечтательно закатывавшим глаза при воспоминании о том, как он «сидел при НЭПе».
В 2005 году, в рамках продолжающейся масштабной оккупации питерцами столичных земель, Павел Андреевич легко и непринужденно десантировался в Москву, выпрыгнув из обшарпанного кабинетика сопредседателя фонда поддержки «чего-то-там-ветерано-спортивного» и приземлившись прямехонько в роскошный особняк Минспорттуризма. Столь головокружительная карьера была абсолютно предсказуема и прогнозируема, поскольку в среде спортивных функционеров он давно проходил по разряду бойцов проверенных. Слывя человеком, на которого всегда и в любой ситуации можно положиться: будь то организация договорных матчей/схваток, будь то внеочередное получение званий кандидата/мастера, будь то лоббирование кандидатур тренеров, психологов, врачей и прочая в сборные. И если применительно к Петрухину с Купцовым термин «решальщики» носил скорее ироничный оттенок, то вот Тигунов действительно таковым являлся — Решальщиком с большой буквы «РРР-рррыы».
Не прошло и пары лет, как Павел Андреевич занял кресло директора международного департамента. А еще через годик, как выяснилось в дальнейшем на беду свою, он встретил на одной из светских вечеринок Машу Свешникову. Чтоб ей! И так — десять раз подряд! С особым цинизмом!!!
Оно, конечно, чего греха таить — по сравнению с юниорками Маша была именно что «Марья-искусница». Она же «Марья-изобретательница» и «Марья-ненасытница». Каждая ночь с которой — как в первый раз. И всякий последующий первый — не похож на предыдущий. А как сладко «пела» медовоголосая! У-у-у-у! Особенно в первые минуты пост-соитальной неги! Вот он и наслушался альковных сказочек, уши развесил. Ну как же: «Я от актера Дедушкина ушла, я от банкира Бабушкина свалила, я депутата Зайцева кинула, я спортсмена Волкова бортанула — а всё потому, что к тебе одному спешила… Павлик, лисенок мой, я ваша навеки!» Шахерезада, блин!..
И чего мы теперь, после тысячи и одного траха, имеем в сухом остатке?
А имеем мы: «шах» — упало, «хер» — пропало, что осталось на трубе?
Правильно, она — полная задница!..
* * *Захваченный не самыми веселыми мыслями Павел Андреевич не сразу почувствовал, что с какого-то момента в кабинете, оказывается, был не один: в приоткрытых дверях, тихонько переминаясь с ноги на ногу, стоял Шмаков. Деликатно ожидая, когда на него, наконец, обратят начальственное внимание.
— Твою медь, Платоныч! — вздрогнув, выругался Тигунов. — Ну ты меня и напугал! Какого хрена ты тут?
— Прошу прощения!
— Чего тебе?
— Извините, я… Я у вас «дипломат» забыл.
Начдеп немного пришел в себя и уставился на зама с нескрываемым презрением:
— Шмаков, тебе сколько лет?
— Сорок три.
— Всего-то? А ведь уже давно пора таблетки от склероза принимать. Это который раз на моей памяти ты свой чумодан теряешь? Четвертый? Или пятый?
— Не помню.
— Вот я и говорю — склерозник! — констатировал Тигунов и, окончательно успокоившись, сменил интонацию на отечески-нравоучительную: — Спортом тебе надо заняться, Платоныч. В качалку походить, в бассейн. В таком министерстве работаешь, а выглядишь как… Вон возьми хоть того же блядуна Понизовского: мужику сорок семь, а он до сих пор штангу в 75 кг жмет! А! Каково?!
— Да-да, согласен.
— Что «да-да»? Он — жмёт, а ты — жмёшься! Вот и получается, как в той сказке. Было у начальника три зама: двое — сильных, а один — слабак.
— Я понимаю, Павел Андреевич, — виновато подтвердил Шмаков. — Вот честное слово, я и сам…
— Ни хрена ты не понимаешь! Короче, так: чтобы завтра пошел и куда-нибудь записался. Хоть на фитнес, хоть на плавание. В понедельник вернусь — вместе с калькуляцией покажешь абонемент. Ясно?
— Так точно.
— А теперь забирай свой по́ртфель и вали. Мне, в отличие от тебя, работать нужно. Золото для страны добывать! Честь флага отстаивать! Хотя… отстоишь его, как же, с такими-то подчиненными.
Юрий Платонович поспешно нырнул под стол, подхватил свой «дипломатик» и, смешно пятясь, бочком-рачком выкатился из кабинета.
Как ни странно, но незапланированное, второе за утро, явление Шмакова подействовало на настроение Павла Андреевича почти психотерапевтически. И вовсе не потому, что унижение других частенько помогает восстановлению самооценки. (Впрочем, и это тоже.) Тигунов неожиданно поймал себя на мысли, что, невзирая на обилие свалившихся на его рано поседевшую голову проблем, они, проблемы, все-таки были сугубо мужского, брутального, свойства. А таковые могли возникнуть исключительно у настоящего бойца, у крепко стоящего на ногах, уверенного в себе человека, не правда ли?
Павел Андреевич был старше Шмакова на двенадцать лет, но при этом ощущал себя в энное количество раз сильнее — и телом, и духом.
Да и то сказать: слизняк и недотепа Шмаков был способен разве лишь на то, чтобы плыть куском дерьма по течению невесть куда несущей его речки. А вот персонально перед ним, перед Тигуновым, вопрос альтернативного выбора — «по» или «против» течения — не стоял никогда. Ибо, сколь себя помнил, он плыл исключительно в одном направлении. А именно: Туда, Куда Ему Было Нужно! И как бы это ни парадоксально прозвучало, но убийство Червеня абсолютно укладывалось в русло такого вот его жизненного кредо. Это только в самые первые дни, узнав о коварной измене, Тигунов дал слабину и распсиховался, ощутив себя маленьким, жалким, обманутым стареющим мужчиной. Однако очень быстро он взял себя в руки и понял, что для того, чтобы его прежний мир окончательно не посыпался, он просто обязан — нет, конечно, не вернуть Марию. Но — наказать! За те часы, в которые ему было нестерпимо больно, она была обязана получить равноценную ответку. Чтобы ей тоже стало… нестерпимо. Так что, как ни крути, но ответственность за смерть Червеня в равной степени лежит и на ее округлых мягких плечах. А как иначе?
Да, наверное, в итоге всё получилось излишне жестоко. Особенно с учетом того обстоятельства, что убийство как метод ведения дел Павел Андреевич не признавал и доселе не практиковал. Напротив, он искренне любил жизнь. Равно как любил власть, любил деньги, любил баб. Во всех их проявлениях. В свою очередь и они — все вместе и по отдельности — до сих пор неизменно отвечали ему взаимностью. И дай-то бог, чтобы так оно складывалось и впредь. Хотя бы в обозримом, годков эдак на пяток вперед, будущем.
Ну а там можно и на покой.
Аккурат в ныне возводимые на солнечном мальтийском побережье покои…
* * *Пока начальник департамента мысленно тешил самолюбие, вытесняя «материальный» негатив последних дней «виртуальным» позитивом, его заместитель по АХЧ[9] спустился этажами ниже и юркнул в нору своего кабинетика.
Здесь он первым делом заперся изнутри. После чего крайне осторожно, словно бы в «дипломате» хранилось хрупкое стекло, водрузил кейс на стол и щелкнул замочками.
О как! Совсем не стекло, а нечто гораздо более интересное хранил Юрий Платонович в своем раритетном портфельчике! А именно — самое натуральное шпионское приспособление: с помощью куска клейкой ленты во внутреннем кармане «дипломата» был закреплен микрокассетный диктофон со встроенным устройством реагирования на голос (VOX) и подсоединенным к нему наружным, работающим от батарейки, микрофоном. Для обеспечения чистоты записи голосов и разговоров по шву стенки «дипломата», рядом с местом закрепления микрофона, было прорезано крохотное, почти невидимое отверстие. Словом, модель кустарная, бесхитростная, но — вполне себе рабочая и эффективная.
Сгорая от нетерпения, Шмаков аккуратно отсоединил диктофон, немного промотал пленку назад, нажал «стоп» и пустил запись:
— …Руслан! А про этого долбаного свидетеля удалось что-нибудь выяснить? Это точно никакая не провокация?
— Абсолютно. Совершенно левый чувак. Действительно проходил мимо, ну и… решил, блин, поиграть в Тимура и его команду. Короче, чистой воды форс-мажор.
— Да уж, форс-мажор! Из разряда «подкравшийся песец»!..
Шмаков жадно впитывал диалог, чутко вслушиваясь не только в содержание разговора, но и в интонационные оттенки речи говоривших. По мере прослушивания с лицом Юрия Платоновича происходила удивительнейшая метаморфоза: его привычная мордочка зашуганного серого мышонка, непропорционально растягиваясь, итогово видоизменялась в подобие оскала хищного животного. Как минимум — мышонка саблезубого.
Ох! Доведись сейчас, в эту самую минуту, лицезреть Шмакова кому-нибудь из его коллег! Мнится нам, одним лишь изумлением дело тут вряд ли ограничилось.
Потому как страшен был в пестуемой ненависти своей Шмаков! Ух и страшен!..
— …Э-эх! Хорошо пошла, зараза!.. Сколько в ней оборотов?.. Сорок пять? Вещь!.. Да, Пал Андреич! Я тут, пока из Питера летел, знаете чего подумал? Может, нам этого свидетеля — ТОГО?
— Ты что, сдурел?
— А что такого? Нет человека — нет проблемы. Адрес достать — как два пальца. А все остальное, как говорится, дело бабок и огнестрельной техники.
— Заткнись, придурок! И чтобы я больше подобного креатива от тебя не слышал! Хватит, настрелялись уже!
— Как скажете.
— Уже сказал! И думать забудь!
— Всё! Забыл!
— Хорошо. Теперь вот что, Руслан, слушай меня внимательно. Это надо будет сделать максимально быстро, красиво и без лишнего шума… Прямо сейчас поедешь в банк.
— К Лизке?
— Да, к ней. Скажешь, что нам надо срочно обналичить пол-лимона.
— Лизка может не согласиться. Она в прошлый раз уже намекала, что…
— А если станет артачиться, примем меры. Она знает какие. Так что пусть сначала хорошенько подумает — какого рода хлопоты хлопотнее.
— Так и передать?
— Так и передай… Саму тему надо будет провернуть не позднее вечера субботы. Уяснил?