Сварог покосился на него и промолчал. Чем-то ему определенно не нравился глэрд Рейт – то ли узкими губами и вечно ускользающим взглядом, то ли навязчивым подобострастием. Он простер свою неприязнь настолько, что на всякий случай, частью от нечего делать, проверил здешнего властелина всеми доступными методами, оставшимися незаметными для окружающих, но не обнаружил ни малейших следов нечистой силы, чернокнижья либо причастности к «Черной радуге».
Две деревни. Горсточка крестьян, пастухи, немногочисленная замковая челядь – в таком вот скудном и убогом хозяйстве слуг не так уж много, ораву не прокормишь… Не столь уж великий подвиг им предстоит, если вдуматься…
Словно отвечая на его мысли, Даглас пояснил, делая скупые жесты рукой в кожаной перчатке:
– Это, конечно, не отнимет много времени. Наши мушкетеры уже во-он на той горушке. Видите? Она господствует над замком. В старые времена, когда не было огненного боя, бессмысленно было бы посылать туда лучников – стрелы все равно не долетят. Однако мушкет прекрасно достанет. Когда все начнется, они будут простреливать и двор, и стены почти на всем их протяжении. Пушки подвезут не позднее, чем через полчаса. Ворота ветхие, не рассчитаны на отпор ядрам. Все кончится еще до заката…
«Ну да, – подумал Сварог, оглядываясь на стройные ряды конных гвардейцев, успевших перед штурмом пропустить пару добрых чарок здешней можжевеловой водки. – И начнется резня. Никто, чует моя душа, не станет останавливать раззадоренных вояк – нужно же показать, что при новом царствовании с мятежниками шутить не намерены… Чего ей, дурехе, не сиделось спокойно?»
– А почему, собственно, мятеж начался? – спросил он, оборачиваясь к хозяину здешних мест.
– Невероятно злокозненная семейка, мой король! – воскликнул глэрд Рейт в приступе неподдельной злости. – Что ее отец, что дядя, что она сама – волчонок кашку не кушает, как у нас говорят… Их никогда, пока были живы, не поймали на контрабанде, но мы-то знаем, что это за корабли ложились в дрейф неподалеку от берега, что за тюки на шлюпках переправляли под покровом ночи… А эта паршивка еще и чернокнижьем балуется. Точно вам говорю, ваше величество! Один человек, совершенно надежный, видел у нее не что-нибудь – «Книгу ночных трав», а это уж, надо вам сказать, то еще чтение… Брат Фергас не даст соврать…
– «Книга ночных трав» – и в самом деле чернокнижный трактат, – спокойно сказал монах. – Одного я до сих пор не уяснил, любезный глэрд: почему вы, прекрасно зная о ее неподобающих ночных занятиях, тем не менее настойчиво пытались устроить ее брак с вашим племянником?
– Я? Ну да… Но кто же знал? Как только мне стало известно, я отменил обручение по всем правилам…
– Мне говорили иначе, – обронил монах.
Он как-то странно смотрел на Сварога – совершенно непонятный взгляд, то ли безмолвный призыв, то ли предостережение… У Сварога понемногу стало складываться убеждение, что монах знает больше, чем говорит, хотя по каким-то своим причинам не хочет (или не может?) высказываться открыто.
– Интересно, кто это вам такое говорил?! – с неприятными, визгливыми нотками в голосе воскликнул глэрд.
– Люди, – кратко ответил монах.
«А ведь он волнуется, этот Рейт, – подумал Сварог. – Ему неуютно, он нервничает все сильнее… Во что это меня опять впутывают?»
– Вы что вообще хотите сказать, святой брат? – сварливо спросил Рейт. – Вы куда клоните?
– Мне просто кажется странным, что юная благонравная девица взбунтовалась ни с того ни с сего, – спокойно ответил монах. – И не нашлось рядом никого, кто подсказал бы ей: предприятие затеяно безнадежнейшее…
Сварогу тоже начинала казаться странной вся эта история. Что-то за всем этим крылось. Он еще раз оглянулся на конные шеренги – сотни четыре, не меньше, – на клубившуюся вдали пыль (это на тракте показались упряжки с пушками), на застывшее лицо монаха. Рейт ухитрился так и не встретиться с ним взглядом.
– Как погиб пристав? – спросил вдруг Сварог. – Это ведь он там лежит? – кивнул он в сторону покрытого дерюгой длинного предмета, лежавшего на траве уардах в пятидесяти.
– Совершенно верно, мой король, – поклонился Рейт. – Гвардейцы нашли его в опустевшей деревне и привезли сюда…
– Обыщите тело, – распорядился Сварог.
Он и сам не представлял толком, для чего отдал этот приказ, – похоже, просто-напросто хотел посмотреть, как поведет себя Рейт, столкнувшись с чем-то, чего решительно не понимает. Иногда такие приемчики приводят к поразительным результатам – это ему еще в Равене втолковывал барон Гинкар, покойный мастер полицейского сыска…
Властный жест глэрда Баглю – и двое субъектов в темных камзолах, вооруженные, но без дворянских цепей, направились к покойнику.
– Ваше величество… – Рейт сделал непроизвольное движение, словно хотел загородить им дорогу конем, но в последнюю секунду опомнился. – К чему это?
– Вы подвергаете сомнению поступки короля? – спокойно спросил Сварог.
– О, что вы… Я просто… Простите…
Он замолчал, утирая со лба пот. А ведь прав был покойный Гинкар – иногда такие штучки приводят к интереснейшим результатам. Что он засуетился, собственно? Подумаешь, обыщут труп…
Клубившаяся за пушками пыль приближалась. Сварог в упор смотрел на глэрда Рейта, а тот ерзал в седле, смахивал пот все чаще и чаще…
Человек в темном камзоле, кланяясь, подошел вплотную к коню Сварога, показал содержимое своей шляпы:
– Связка ключей, государь, какая-то бечевка, яблоко, огарок свечи, кошелек… Прикажете открыть? – Он положил шляпу наземь и проворно высыпал содержимое замшевого мешочка себе на ладонь. – Ровно двенадцать золотых…
Ничего еще не понимая, но нюхом ухватив направление, Сварог обернулся к Баглю:
– Я в таких вещах не разбираюсь… Это нормальная сумма для кошелька королевского пристава из сельского захолустья?
Покрутив головой в задумчивости, Баглю протянул:
– Я бы сказал, мой король, что сумма совершенно ненормальная. Полугодовое жалованье пристава – они в деньгах не купаются… Безгрешных слуг в этом мире не найти, будь это в городе или более богатых краях. Я бы рискнул предположить с уверенностью, что пристав только что хапнул взятку, – монетка к монетке, новенькие, одномоментно полученные, нет сомнений… Вот только в местах вроде Барраля столь жирных взяток не дают – по причине скудости. Взятки в таком вот захолустье дают в лучшем случае серебром, а главным образом овечьим сыром, сеном и окороками…
– Может быть, покойный просто получил жалованье? – спросил Сварог, любуясь струйками пота на челе Рейта.
Баглю решительно мотнул головой:
– Жалованье им платят помесячно, и не золотом, а серебром…
– Ну что же, – сказал Сварог. – Возможно, нашему приставу для каких-то своих житейских надобностей потребовалось золото, и он обменял на него в столице свои сбережения… но отчего же так нервничает глэрд Рейт? – и уставился на вышепоименованного. – Итак, отчего вы на глазах бледнеете, любезный?
– В-вам показалось…
– А вы никогда не слышали, что у меня есть безошибочные методы выявлять ложь? – лениво спросил Сварог. – Взять! – рявкнул он внезапно.
Он так ничего и не понял, но видел, что Рейт врет…
Двое молодцов из Медвежьей Сотни в единый конский мах оказались по бокам глэрда, выхватили из ножен палаш, выдернули из-за пояса кинжал и два пистолета.
– Снимите его с коня, отведите в сторону и ждите дальнейших приказаний, – распорядился Сварог. – Баглю, вам ничего не кажется странным в происходящем?
– Возможно, мой король… – осторожно ответил тот. – Но я пока что не представляю, за что тут можно ухватиться…
– Я тоже, – кивнул Сварог. – А потому… Всем оставаться на месте. Я сам поеду в Барраль и попытаюсь выяснить, отчего они вдруг решили взбунтоваться… – Он двинул коня на ближайшего телохранителя. – Дайте дорогу, глэв!
Юноша растерянно отъехал… но наперерез решительно бросился командир Медвежьей Сотни, долговязый и костлявый глэрд Макол, загородил дорогу своим гнедым с видом героя рыцарского романа, отважно кинувшегося в бой с великаном:
– Мой король! Я обязан беречь вас, и мой долг…
Сварогу он не нравился с первых дней – во-первых, зануда, во-вторых, забота о монархе явно переросла в мелочную опеку. Никакой гибкости, зато апломба выше головы…
Натянув поводья так, что его черный Дракон присел на задние ноги, Сварог рявкнул от всей души:
– Глэрд Макол, я лишаю вас должности за неповиновение королю! Гланфортесса Сантор, ко мне! Примите командование над Медвежьей Сотней, такова моя воля!
Макол открыл было рот… Сварог смотрел на него хмуро и внимательно, постукивая пальцами затянутой в перчатку руки по обуху укрепленного у седла Доран-ан-Тега. Громко поинтересовался:
– Глэрд, вам понятны последствия?
Рядом уже приплясывал, звенел трензелями горячий жеребчик Мары, недвусмысленно положившей руку на эфес палаша. Бросив через плечо быстрый взгляд на всадников из Медвежьей Сотни, Сварог что-то не заметил на лицах особого протеста – Макол всех достал своим занудством.
– Глэрд, вам понятны последствия?
Рядом уже приплясывал, звенел трензелями горячий жеребчик Мары, недвусмысленно положившей руку на эфес палаша. Бросив через плечо быстрый взгляд на всадников из Медвежьей Сотни, Сварог что-то не заметил на лицах особого протеста – Макол всех достал своим занудством.
Подъехавший Даглас, старательно сохраняя на лице невозмутимость, тихонечко сказал:
– Государь, позвольте на правах старшего по возрасту…
– Господа глэрды, – громко сказал Сварог, тщательно подпустив в голос металла. – Не вынуждайте меня гневаться… Гланфортесса!
Кивок Маре, ее властный жест – и конные телохранители, подчиняясь новому командиру, сомкнули вокруг них кольцо, руки лежали на эфесах палашей и рукоятях пистолетов, усатые и безусые физиономии не выражали ничего, кроме холодной решимости исполнить любой приказ. С ликованием в душе Сварог понял, что выиграл. Стоявшие в отдалении гвардейцы так и не поняли, что же произошло внутри кольца телохранителей, зато оба высокородных глэрда, судя по поскучневшим лицам, прекрасно помнили иные здешние установления. Вздумай они протестовать в голос, чему-то препятствовать – выйдет даже не мятеж, а «неповиновение пред лицом короля», еще более чреватое. За последнее обоих, наплевав на знатность, могут по первому же кивку короля положить шеей на ближайший пенек да и смахнуть голову к чертовой матери, не утруждаясь затяжным судопроизводством… Гланские патриархальные законы – палка о двух концах: иные из них идут на пользу исключительно дворянской вольнице, зато другие, наоборот, дают нешуточные преимущества как раз королю…
– Возвращайтесь к войскам, глэрд, – сказал Дагласу Сварог. – И прикажите им оставаться в строю, пока я не вернусь. Ни единого выстрела, вам понятно?
– Вас там убьют… – понурясь, сказал Даглас, уже окончательно сломленный.
– Вы знаете, это многие пытались сделать, – сказал Сварог. – Не чета этой соплячке в Баррале. А вот не получилось, поди ж ты…
Он кивнул печальному сподвижнику и пришпорил коня. Коротким галопом помчался по равнине, прямо к воротам Барраля. Замок рос на глазах, теперь Сварог мог рассмотреть, что на всем протяжении стены над зубцами торчат головы. Над перекрытием ворот развевалось уже знакомое Сварогу по прежним странствиям знамя: три узких алых вымпела, три черных, три белых. Девчонка объявила рокош по всем правилам…
Стрела, мелькнув меж зубцами, воткнулась в землю уардах в десяти перед конем, и Дракон, храпя, мотнул головой.
Спохватившись, Сварог натянул поводья, спрыгнул на землю – для него самого стрелы и прочий метательный хлам были абсолютно безопасны, но не стоило подвергать риску коня… Он достал из седельной сумки острый железный костыль с кольцом, в два счета продел в него поводья, забил костыль каблуком в землю. Достал топор и, вскинув его на плечо, не спеша направился к воротам замка.
В него полетели еще две стрелы – эти были направлены верной рукой, не то что первая, достигли цели. Однако, как легко догадаться, некая неведомая сила (о природе которой сам Сварог до сих пор имел довольно смутное представление) отшвырнула их в стороны. На стене раздалось громкое удивленное оханье – кто-то не сдержал эмоций.
Когда до ворот осталось не более десяти уардов, Сварог остановился, оперся на топор привычным жестом и, задрав голову, стал разглядывать собравшихся. Он не заметил на лицах особой ненависти, но настроены они были решительно, сразу видно. Те самые патриархальные традиции, конечно, предписывавшие крестьянам вставать грудью за своего хозяина, даже если ему стукнуло в башку поднять мятеж против короля…
Кто-то смелый, размахнувшись, метнул в него извечное оружие мятежных землепашцев: вертикально укрепленную на древке косу. С ней, ясен день, произошло то же, что со стрелами.
– Орлы, да бросьте вы баловать! – крикнул Сварог беззлобно. – Ну не действует на меня это, точно вам говорю! Зачем инструмент портить, он денег стоит…
– Вы кто такой, ваша милость? – настороженно спросил бросивший косу здоровенный детина в белой овечьей безрукавке мехом наружу.
– Здешний король, обормот! – незамедлительно отозвался Сварог. – Пора бы и в лицо признавать, в двух шагах от столицы обитаете, простота!
На стене перешептывались, тыча в него пальцами по крестьянской привычке. Сварог терпеливо ждал, пуская дым – последнее обстоятельство, точнее, извлеченная из воздуха сигарета, вновь стало темой для пересудов.
– А что надо-то? – наконец крикнул хозяин косы.
– Сопли подбери, косматый! – гаркнул Сварог. – Хозяйку лучше позови! Буду я тут с тобой языком чесать…
Как в таких случаях бывает, теперь на стене похохатывали над обладателем белой безрукавки. Внезапно они почтительно шарахнулись в стороны – меж щербатыми зубцами появилась девушка в великоватой ей кирасе и нахлобученном на нос рокантоне. И то, и другое, надо полагать, досталось ей по наследству от родственников мужского пола, и у нее не нашлось деньжат подогнать доспех по своим размерам.
Она привычным движением сдвинула шлем на затылок и, глядя на незваного гостя без всякого дружелюбия, крикнула:
– Что вам нужно?
– Милая, я – здешний король, – сказал Сварог. – И пришел для переговоров…
– Никаких переговоров! – оборвала она решительно. – Убирайтесь!
– Эй, белобрысая! – крикнул Сварог. – Я все-таки король, и, между прочим, именно этой державы!
– Провалитесь вы вместе с державой! – посоветовало белобрысое создание. – Я в мятеже! Делайте со мной, что хотите, но за этого скота я не выйду!
– А кто тебя принуждает?
– Вы, кто же еще!
– Тут какая-то ошибка, – сказал Сварог. – В жизни никого не принуждал выходить замуж, и не собираюсь!
– Брешете в глаза, а еще король! – отрезало юное создание в отцовских доспехах. – Убирайтесь к лешему, пока живы!
Эта бесцельная перебранка могла продолжаться до бесконечности, и если у Дагласа или кого-то еще не выдержат нервы, все полетит к чертям, Мара в одиночку может и не воспрепятствовать… Пора было переходить к решительным действиям. Выплюнув окурок, Сварог решительно взял топор обеими руками и двинулся к воротам – из потемневшего от времени дерева, густо окованного тронутыми ржавчиной железными полосами. В самом деле, пушки вынесли бы их в два счета…
Кажется, ему на голову пытались бросать со стен всякую дрянь – по сторонам что-то такое падало. Но Сварог, не обращая внимания на пустяки, ожесточенно рубил. В шесть ударов он проделал в древних воротах достаточный для торжественного вступления короля проем. И вступил.
В дальнем конце небольшого дворика, отгороженные жердями, блеяли столпившиеся овцы. Со стен по выщербленной каменной лестнице, отчаянно топоча, неслись взбудораженные землепашцы, потрясая своими нехитрыми орудиями. Впереди всех бежала белобрысая, догадавшаяся сбросить налезавший ей на глаза рокантон. Так, ничего особенного – конопатая девчонка, розовощекая и крепенькая, типичная сельская жительница, выросшая на молоке и свежем воздухе. И уж определенно с характером, тут и гадать нечего…
Орущая толпа все же остановилась в нескольких шагах – никому не хотелось лезть в пекло поперед батьки. Они вопили и делали угрожающие выпады топорами и вилами, но никто не спешил в заводилы. Отступив к стене, чтобы ему не зашли ненароком за спину, Сварог зорко следил за ближайшими острыми предметами – он не боялся ничего, летящего в воздухе, но нечто острое в руках того, кто нанес бы удар, могло отправить Сварога к праотцам с тем же успехом, что и простого смертного… Перекрывая гомон, он крикнул:
– Гланфортесса, неужели вы собираетесь поступить против правил чести?
Он не зря штудировал перед сном толстые тома с описанием наиболее типичных – и, что важнее, до сих пор бывших в ходу – гланских обычаев. Благородной особе, вызванной на поединок другой благородной особой, настрого запрещается прибегать к помощи посторонних, а уж тем более своих же собственных крестьян.
Чтобы не осталось никаких неясностей, он громко пояснил:
– Я вас вызываю на честный бой, гланфортесса! По всем правилам!
– Все назад! – завопила она так звонко, что у Сварога заложило уши. – Бросьте оружие!
Сварог осклабился – девчонка свято блюла традиции. Что ж, к лучшему…
Толпа отхлынула, бросая свое дреколье. Девчонка зорко следила, чтобы это проделали все, орала на замешкавшихся, тыча в их сторону мечом. Наконец во дворике образовалось изрядное пустое пространство, а все посторонние сбились в кучу у стены, овечьего загона и главной башни.
– Начинайте, – вежливо поклонился Сварог.
– Провалитесь вы! – огрызнулась белобрысая, бросаясь на него с занесенным мечом.
Легко и привычно уклонившись, Сварог коротким взмахом топора снес ее клинок у самого эфеса. Она не сразу сообразила, что произошло, с маху остановилась, какое-то время (в течение коего Сварог мог десять раз снести ей башку) недоуменно разглядывала то, что осталось у нее в руке, и, отшвырнув бесполезный обрубок, выдохнула с детской обидой: