– Это нечестно!
– Почему вдруг? – пожал плечами Сварог. – Это же не магия, просто топор такой… Хотите продолжать?
Заполошно оглянувшись, она подхватила с земли крестьянский топор, бросилась на Сварога, яростно закусив губу…
Доран-ан-Тег, рассекши воздух, отрубил верхнюю часть древка вместе с лезвием. На сей раз девчонка среагировала на утрату оружия гораздо быстрее: без замешательства выхватила из-за голенища кинжал и кинулась в атаку, что с ее стороны было исключительно жестом отчаяния.
Выпустив древко топора, Сварог поймал ее руку, взял на прием, подсек и опрокинул белобрысую скандалистку наземь. По толпе пронесся шумный вздох, но никто не двинулся с места.
– Ну как? – спросил Сварог, присев над ней на корточки и все еще удерживая выкрученную за спину руку. – По-моему, поединок закончен, и вам остается подчиниться победителю…
– Это нечестно, – яростно прошептала она, уткнувшись щекой в каменистую утоптанную землю. – У вас же Доран-ан-Тег…
– А разве касаемо него есть какие-то запреты? – спросил Сварог тоном опытного крючкотвора. – Что-то я не слышал ни о каких запретах… Итак?
– Отпустите.
– А волшебное слово?
– Признаю себя побежденной, – нехотя пробурчала она.
– Громче, – безжалостно сказал Сварог. – Чтобы ваши вассалы слышали и вели себя соответственно…
Закусив губы в бессильной ярости, она долго сопела, надеясь, наверное, на одно из тех чудес, что спасают в подобных ситуациях героев рыцарских романов, – появится в сиянии и блеске мудрая фея-крестная, выпрыгнет из-под земли горный гном или нагрянет на крылатом коне рыцарь-избавитель. Сварог терпеливо ждал, когда она сообразит, наконец, что жизнь все же отличается чуточку от рыцарских романов.
Наконец она смирилась, крикнула во весь голос:
– Я побеждена! Ясно вам?
Сварог мог бы поклясться, что пронесшийся по толпе гомон вполне заслуживает эпитета «облегченный». Традиция традицией, верность верностью, а все-таки все это против здоровой крестьянской натуры – запираться в замке и сидеть там в осаде, пока твой сюзерен из-за каких-то непонятных тонкостей жизни дерется с королем…
Теперь все было в порядке. Нечего бояться вил в спину. Сварог поднялся с корточек и помог встать ей. Девчонка стояла перед ним, уронив руки, повесив буйну головушку. Не поднимая глаз, сказала:
– Воля ваша, рубите голову, только я за него все равно не пойду…
– За племянника глэрда Рейта?
Она кивнула.
– Ну, коли уж наше общение всецело подчинено рыцарским правилам, вы обязаны верить честному слову короля, гланфортесса, – сказал Сварог. – Так вот, я вам даю слово, что не собираюсь вас принуждать выходить замуж. Ни за рекомого племянника, ни за кого-то еще. Откровенно вам признаюсь, глэрд Рейт на меня произвел самое скверное впечатление, и сейчас он, строго говоря, находится под арестом. И самое лучшее тому доказательство – это то, что я, как болван, дерусь тут с вами на топорах, как будто у меня нет более важных дел. То, что здесь я один, а не орава осаждающих с пушками…
Белобрысая вскинула глаза, полные внезапно вспыхнувшей надежды:
– Почему же вы тогда прислали мне повеление?
– По-моему, тут определенно какое-то недоразумение, – сказал Сварог мягко. Смущенно фыркнул: – Я за последние дни подписал кучу бумаг, доставшихся от прежнего царствования, вполне возможно, среди них и затесалась какая-то, вызвавшая… гм, непонимание и все последующие события… Мы можем с вами где-нибудь сесть и спокойно поговорить? Честное слово, я не припомню никаких бумаг, которые бы вас касались… Я подмахнул такую груду, три секретаря подсовывали охапками…
– Как же так можно? – сказала она укоризненно. – Вы же король, прибежище справедливости…
«Так и есть, – подумал Сварог сконфуженно. – Определенно читает на ночь рыцарские романы, как моя Мара, – там именно такие словеса встречаются…»
– Король, знаете ли, тоже человек… – сказал он осторожно. – Давайте договоримся: мы забудем обо всех этих играх в победителей и побежденных, вы пригласите меня в замок, и мы все спокойно обсудим. Если была допущена какая-то несправедливость, обещаю ее исправить…
– Вы не врете насчет Рейта? – бухнула она и тут же покраснела до кончиков ушей. – Что я несу, дура… Прошу вас, ваше величество, такая честь! Мой замок в полном вашем распоряжении! – Она гордо выпрямилась и махнула наблюдавшим издали вассалам. – Живо, стелите ковер! Несите из подвала вина! Его величество изволит посетить замок!
Судя по лицам добрых поселян, они были окончательно сбиты с толку столь замысловатым коловращением жизни. Однако несколько из них, похожие на слуг, шустро кинулись выполнять приказ. Остальные вразброд заорали нечто приветственное, подбрасывая в воздух шапки.
– Уберите прежде всего бунтарский флаг со стены, – мягко посоветовал Сварог. – При нынешних обстоятельствах он там уже совершенно и не к месту… Кто у вас тут посмышленее? Подзовите его сюда. – Он достал из кошеля на поясе все необходимые принадлежности, набросал несколько строк, припечатал перстнем и протянул листок босоногому парню, и впрямь носившему на лице некоторые признаки смышлености. Спохватившись, добавил золотой. – Бегите, юноша, туда, где верховой держит мое знамя. Знаете, как оно выглядит? Прекрасно. Отдайте бумагу рыжей девушке в красном берете, на гнедом коне, она там одна такая, ошибиться нельзя. Живенько!
– Прошу вас, ваше величество! – сделала широкий жест белобрысая мятежница.
– Как вас зовут? – спросил Сварог. – Мы так оживленно общались, что не успели познакомиться…
– Меня зовут Миала… гланфортесса Кернан.
– Рад познакомиться, – сказал Сварог. – Ну, меня вы уже знаете…
Слуги и в самом деле вытащили длинный потертый ковер, спеша и мешая друг другу, расстелили перед входом в небольшой каменный домик, прилепившийся к главной башне. Вассалы все так же орали, нестройно и оглушительно, старательно подбрасывая шапки. Чтобы не выходить из образа и не портить картину, Сварог отвечал подданным «милостивым наклонением головы», как это именуется, искренне надеясь, что у него получается, как надлежит.
Двухэтажный каменный домик, старинный и ветхий, отличался сразу бросавшейся в глаза честной бедностью. Белобрысая хозяйка поначалу краснела по всякому поводу – провалившаяся половица, лукошко с котятами на лавке, продранный гобелен, за который неспешно убралась толстая мышь, но Сварог притворялся, что ничего не замечает, и она понемногу успокоилась.
Как и полагается в любом уважающем себя замке, здесь имелся главный зал, где хозяева, смотря по обстоятельствам, то бражничали с гостями, то устраивали заговоры, то играли свадьбы. Мебель пришла в ветхость, фамильные портреты потемнели и стали неразличимыми, но на хозяйском столе, как полагалось, стояла массивная серебряная солонка, а стены были увешаны богатейшей коллекцией оружия (имевшего в большинстве своем, правда, чисто музейное значение). Хозяйка остановилась, отчаянно пытаясь вспомнить соответствующие правила. Смущенно пожала плечами:
– Кажется, я должна поднести вам ломоть хлеба, посыпанный солью на восемь сторон света… Или нет…
– Откровенно вам признаюсь, я тоже новичок в этих делах, – сказал Сварог, поставив топор к столу. – Поскольку посторонних тут нет, давайте пренебрежем строгим этикетом. Помнится, когда король – на охоте, скажем, или там застигнутый дождем – заходит в чей-то замок, от сторон не требуется очень уж строгое соблюдение этикета… Садитесь.
И, подавая ей пример, придвинул рассохшееся кресло с едва видневшимся на спинке гербом. Она уселась рядом.
– Да снимите вы кирасу, – сказал Сварог. – Давайте я вам помогу расстегнуть пряжки… Вот так.
В приоткрытую дверь заглянула чья-то испуганная физиономия, скрылась, и к столу вереницей двинулось четверо слуг, неся разнокалиберные блюда – золотое, два почерневших серебряных и простое деревянное. Стол украсился жареной курицей, накромсанной головкой сыра, копченой бараниной и здоровенным жбаном вина. Все та же честная бедность, хлеб, конечно, привозной, вон как его мало, как тонко нарезан, на золотом блюде выложен. Сами обычно простецкие лепешки жуют, надо думать, ну да, проходя через комнаты, видел в углу каменную зернотерку…
Чтобы не обижать напряженно уставившуюся на него хозяйку, Сварог пожевал хлеба с сыром и баранины. Вино неожиданно оказалось отменным. Белобрысая хозяйка тоже справилась со своей оловянной чаркой не хуже иного мужчины.
– Итак… – сказал Сварог. – С чего бы начать… Где здесь, собственно говоря, начало… Вы-то сами как думаете?
Она задумчиво повертела оловянную чарку с выпуклыми изображениями диких кабанов и оленей. Вскинула глаза:
– Я должна была выйти замуж за племянника глэрда Рейта… Они так решили с отцом, когда отец еще был жив, а я была совсем маленькая. Отец был его вассалом…
– Я должна была выйти замуж за племянника глэрда Рейта… Они так решили с отцом, когда отец еще был жив, а я была совсем маленькая. Отец был его вассалом…
– А вы-то сами хотели?
– Как сказать, ваше величество… – сказала она со взрослой рассудительностью. – Нужно как-то устраивать жизнь… Вы же видите, замок – одно название, стены скоро обрушатся, рассыпалось все… Хозяйство убогое, одни овцы. Было три рыбачьих баркаса, только два в прошлом году попали в шторм, а третий продали за долги. Ну вот… А он ничего, собой недурен и обходителен, глэрд Рейт обещал нам построить дом в столице, выделить земли за Кошачьим ручьем – там заливные луга, отличные сенокосы, даже ячмень сеют. И прибыльная мельница, куда ездит вся округа. У нас здесь, в глуши – ведь чистая глушь, хоть от столицы всего-то десяток лиг, – на такие вещи смотрят просто, по-крестьянски…
«И тем не менее рыцарские романы ты почитывала, лапочка, – подумал Сварог. – Вон, целая полка…»
– Вам это, наверное, кажется чем-то низким?
– Ну что вы, – сказал Сварог. – Я не всегда был королем. Жизнь есть жизнь, и ее надо как-то устраивать…
– Рада, что вы понимаете, Ваше величество, – продолжала ободренная девица, личико которой пунцовело уже не только от здорового природного румянца, но и от доброго вина. – Не урод и не старик, в конце-то концов, стерпится, как известно, и слюбится, а там и дети пойдут… У меня еще до свадьбы с деньгами стало получше – глэрд Рейт договорился с какими-то корабельщиками, сдал им мой кусок побережья в аренду, они нормально платили, я две овчарни подновила, сыроварню новую поставила, слуг приодела… Надобно вам знать, ваше величество, что в здешних местах к морскому берегу можно попасть без помех только через мои земли. В обе стороны – кручи и обрывы… Очень мне помог глэрд с корабельщиками…
«Контрабанда? – подумал Сварог. – И этот скот девчонке собственные грешки приписал? Нет, не похоже что-то. Для мало-мальски серьезной контрабанды гланское побережье малопривлекательно по причине бедности здешнего народа. Серьезная контрабанда идет по реке Рон, почти на всем своем протяжении протекающей через Вольные Маноры, чьи не избалованные большими доходами владетели и „удобный флаг“ с радостью предоставят, и таможенные печати шлепнут, не утруждая себя вдумчивым досмотром груза. Тот жалкий ручеек контрабанды, что течет с гланского морского побережья в глубь страны, так же патриархален и незатейлив, как сама эта страна, – сукно, водка, дешевые кружева… Глэрд Рейт – человек зажиточный, ему нет ни смысла, ни выгоды связываться со столь убогим предприятием. Тут что-то другое… Что?»
– И похоже было, что все сладится, – рассказывала девушка, подливая вина ему и себе. – Мы уже начали гулять об ручку по округе, он меня возил в танцевальный зал в столицу – как жених, все честь честью…
Сварог ей не мешал – пусть обвыкнет, выговорится, сама придет к сути. Главное, она не врала, он это знал совершенно точно. Ни разу стоявшее вокруг ее фигурки желтое сияние, вызванное кое-какими заклинаниями, не подернулось серыми кляксами. И он преспокойно слушал – в кои-то веки довелось посидеть с самым обыкновенным человеком, не шпионом, не лукавым царедворцем, не черным магом…
– А потом, месяца три назад, – она потупилась, – начал он, ваше величество, ко мне всерьез подступать, как с ножом к горлу, насчет того, чтобы не дожидаться церемонии, а уже теперь малость побаловать, как законный муж с законной женушкой… Я, государь, не какая-то там кисейная недотрога, готова кое-что парню позволить, в особенности законному жениху, но такой уж дурой меня мама воспитала, в традициях рода и в дворянской чести. После свадьбы – со всем нашим пылом и прилежанием, а вот допрежь – погодите, господин жених… Одно дело, когда парень руки распускает, это даже как-то и положено, только вот насчет сеновала – уж извините… А он разгорелся, так и норовит уложить где ни попадя…
Сварог присмотрелся к ней внимательнее. До холеных светских красавиц ей, конечно, далеко, но девочка была все же приятная, ладненькая и симпатичная, так что легко понять томящегося жениха, вынужденного ограничивать себя доступными служанками…
– Все руки ему отбила, – хихикнула хозяйка замка. – А потом, когда надоело баталии вести что ни день, приставила кинжал к животу и пригрозила зарезать… Он тогда стал меня сбивать с пути истинного уже не руками, а подарками и обещаниями. Сначала дарил брошки-колечки, только толку от этого было мало, вот он и начал меня завлекать разными таинственными намеками – мол, я и не представляю, за кого замуж иду, они с дядей не просто богачи, а сидят на тропинке в далекие загадочные миры… как бы хозяева единственного постоялого двора на бойком тракте, понимаете? Все, кто оттуда идет, мимо них пройти никак не могут, а потому платят им дань – и снова, когда обратно идут.
– Врал, наверное, – сказал Сварог, подначивая ее. – Чего ни придумаешь, чтобы от такой красавицы своего добиться…
– Скажете тоже! – махнула она на него рукой, совершенно освоившись. – Не красавица, а сплошные конопушки… Да нет, не врал! Я сама поначалу думала, что врет, но он подарки делать стал… Я таких никогда и не видела. Вот представьте себе: самый обыкновенный стеклянный шар, с кулак… Капаете на него капельку воды – там, наверху, есть особая вмятинка – и он всю ночь до рассвета светился почище лампы! Я его пастухам отдала, овцы как раз окотились, а керосин жечь накладно… Он в деревне сейчас, в овчарне. Или – самая вроде бы обыкновенная сковородка, только без ручки и с толстым дном. Если повернуть на ней особый шпенек, она сама печет, что хочешь – и без огня, и без масла… Она у меня в кухне сейчас, хотите, покажу?
– Потом, – сказал Сварог. – Я и так верю.
– Вот вы – король, повидали мир, людей… а кое-кто у нас говорит, что вы и вовсе лар… Видели вы такие штуки?
– Не доводилось, – искренне сказал Сварог. – Похожее что-то видел, но вот в точности таких… Нет. Это не отсюда.
– Ну, и мне в конце концов пришлось признать, что он мне нисколечко не врет. Что там и в самом деле какие-то непонятные тропинки неведомо куда… И когда он опять стал приставать, я поставила вопрос ребром: пусть он мне покажет этих чужаков, – в ней вновь проглянула истовая любительница рыцарских романов с их поразительными и ужасными чудесами. – Торговались мы до одури, как перекупщики на ярмарке, я уж вам и не буду рассказывать, ваше величество, какого озорства он с меня за это потребовал, – ну да ладно, от этого девушки не убудет, пришлось согласиться, меня уже любопытство разбирало, как чесотка… Короче, ночью он меня провел в замок. У глэрда и не замок, строго говоря, одно название – ни стен, ни башен, дворец дворцом, так что пробраться туда черным ходом вовсе даже нетрудно… Спрятались мы под лестницей в большом зале, дождались часа… мамочки мои! – Она передернулась. – Не соврал! Висит на стене преогромное зеркало, от пола до потолка, сначала было самое обычное, а потом по нему огоньки забегали, все гуще и гуще, из зеркала туман поплыл, заволок все, улетучился неведомо куда – и стало видно, что это уже не зеркало, а как бы туннель в скале, у нас есть такой неподалеку… Светится изнутри, и идут оттуда какие-то… в плащи с капюшонами закутаны, ни рук не видно, ни лиц, одни плащи, походка какая-то неправильная, не такая, дерганая… – Она привстала и прошлась, переваливаясь, добросовестно пытаясь передать неправильность походки. – Тюки несут, длинные свертки, ведут ящерицу, длиннющую, вроде морского гривастого крокодила, а у нее на спине тоже куча тюков привязана… А глэрд Рейт стоит себе возле рамы, как ни в чем не бывало, словно он с ними сто лет знаком, сто жбанов вместе выпили, кланяется да ручкой делает, и они ему кивают, уроды, шеей дергают, словно череп на палке наклонили… И стук, словно когтями по полу брякают… – Она театрально, с размаху шлепнула себя по лбу. – Кое-как я оттуда убралась, ноги не гнулись. Уж в тот вечер, когда провожал в замок, этот обормот меня лапал, как хотел, а потом, в лесочке, прислонил к дереву, и распрощалась я со своей невинностью без особого барахтанья, потому что от страха была, как вареная, пошевелиться не могла, перед глазами стояли эти чудилы в капюшонах с их нелюдской походочкой…
Сварог давно уже слушал внимательно и цепко, позабыв кивать и поддакивать, нехорошо сузив глаза. Она не врала, ни словечка не врала…
– Оклемалась я только у себя в спальне, – продолжала девчонка охотно. – И поняла, насколько влипла. Невинности, конечно, жалко, ну да все равно с ней расставаться бы пришлось… Хуже другое. Вы, наверное, государь, и не знаете, но в нашей державе испокон веков бытует такое мнение, что ничего доброго из зеркала выйти не может. Даже поговорка такая есть: «Чтоб к тебе ночью из зеркала гости нагрянули!», и поговорки есть вроде «Хуже, чем из зеркала вылезший…». Откуда это пошло и на чем основано, я не знаю, только с малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ, что оттуда вылазят, кровь пьют и порчу наводят… И вот – нате вам! Оказалось, что выходить мне замуж за самого натурального зеркальщика! И не знаю, как до утра досидела, оба зеркала у себя в спальне завесила, чтобы ненароком не вылезли… На рассвете осторожненько посоветовалась со старым Грегуром – он у отца был вместо оруженосца, а потом, по дряхлости, за дворецкого, в молодости поездил по свету, даже на Сильване бывал, видывал виды… Он мне и сказал твердо: барышня, не связывайся! Душу погубишь! Ничего, мол, доброго из зеркал выйти не может…