Соцстраны вьются вьюном. Китай, опомнившись после культурной революции, завертелся, себя уже накормил, торгует компьютерами. Венгрия покупает у Красноярского ОАО списанные Ил-62 – на алюминий, под пресс; расплачивается ЭВМ. Польша легализовала проклятую было «Солидарность», вводит президента и сенат, а враг народа Валенса – лауреат Нобелевской премии.
Большевики везде уже поняли, что их догмы и есть главный тормоз. Хуже их догм – только исламские. Зашореннее их мышления – только мышление аятоллы. Так он же старик, ему же больше лет, чем Брежневу было.
Куда же делись мои восторги недавних лет – восторги романтикой летной работы, мягкими посадками и постижением тонкостей ремесла?
Ремесло и есть.
Вот осваиваю для себя переплётное дело: нравится. Тоже ремесло. Кто-то овладел им – и на всю жизнь кусок хлеба. А для меня – хобби, одно из целого ряда других. Я и это могу. Руками я себя прокормлю.
Но все таки: где же восторги?
Всё, молодость прошла, 45-й год.
30.03. Началась зеленая полоса жизни. В Ташкенте, в последнем рейсе перед отпуском, у меня в автобусе профессионально вытащили из кармана пилотское свидетельство и столько-то сот рублей. Ну, деньги заработаю, их не жалко, а вот пилотское…
Согласно нашим гуманным аэрофлотским правилам, я теперь уже не пилот первого класса, и поэтому не могу летать командиром Ту-154. Только и всего. Путь к левому креслу лежит теперь через тернии: сдача зачетов на МКК управления; сдача по новой на первый класс в Ульяновске, т.е. получить все пятерки по профилирующим предметам; строгий выговор за халатность; лишение годовых премиальных.
Если не захочу или же не смогу сдать на класс, то мне выдадут пилотское второго класса, и буду летать вторым пилотом.
Ни у кого нет ни малейшего сомнения, что я, пролетав семь лет в первом классе, командиром Ту-154, вполне достоин этого звания. Все мне сочувствуют и разводят руками: таков порядок.
Лучше бы я потерял паспорт и партбилет, и военный впридачу. Там все делается автоматически. Лучше бы потерял водительские права: три минуты сдачи по карточке – и получай новые корочки.
Но пилотское…
Ну, эмоции уже прошли за 10 дней. Уже отношусь философски.
Уже слетал в Ташкент, съездил на почтамт и в бюро находок, унижался в отделениях милиции перед вежливыми чурками в погонах, пинавшими меня из одного отделения в другое, не желая брать на себя висяк. Да еще – русского, никак не желающего понять такую простую истину: за ту несчастную справку, которую я у них вымаливал, надо бакшиш – такова советская узбекская действительность. Как же без бакшиша.
Пришлось мне, честному коммунисту с 20-летним стажем, пойти на элементарную ложь, которой они скорее поверили, чем правде, и дали, наконец, ту справку, без которой нельзя начать дело восстановления документа.
А пока я – советский безработный.
Ну что ж, поеду, сдам. Отпуска у меня много. А пока хожу парюсь в баньке, и пар сегодня был отменный.
Сдать экзамены на класс для меня не проблема, ну, суета.
Случай этот лишний раз меня убедил: перестройка пока – пустой звук. А национальная проблема для меня решена. Мои узбекские братья, век бы их не видеть, расцвели у меня под крылом. Махровым цветом.
В бюро находок я видел тысячи утерянных документов: штабеля паспортов, дипломов, удостоверений, пропусков. Это все было украдено, вырезано из карманов и сумок и потом подброшено в почтовые ящики. Мое красноярское свидетельство, видимо, уничтожили за ненадобностью, а был бы я ташкентский – шантажировали бы и слупили еще несколько сот рублей, но документ бы вернули.
С каждым в нашей советской стране может случиться такая беда: как и я, миллионы людей штурмом берут переполненные автобусы каждый день. И как и у меня, у них в этих условиях щипачи могут экспроприировать содержимое карманов и сумок, как ни береги. На меня было потрачено едва ли 20 секунд – и молнию обратно закрыли…
Но в беде советский человек перед Системой одинок, а пилот первого класса – и подавно.
А тут какие-то выборы… не пошел я голосовать.
Судя по тому, что в Москве Ельцин набрал подавляющее большинство голосов, популярность его в народе велика. В своей программе он играет на больных струнах: нар-р-рёд, мол, бедствует, а большевики благодушествуют… И обещает лишить большевиков льгот.
Такое не прощают, и его сожрут. А если не сожрут, то он – реальный конкурент Горбачеву; приходит его время. Пора рубить царьков под корень.
Но нет, не даст Горбачев, он скорее полумерами спустит на тормозах проблему… хитер царь.
5.04. Зеленая полоса жизни закончилась.
Мои начальнички усердно толкали меня под наказание и во все круги нашего бюрократического ада. Замполит, вчерашний брат-летчик, Валера А. демагогически заявил, что мы же идем к правовому государству, и поэтому, мол, нельзя идти в обход инструкций. Командир летного отряда Гена П. разводил руками и поминутно бегал консультироваться к Яше Конышеву.
А у нас же недавно только поменяли пилотские свидетельства старого образца на новые.
Взял я тогда у начальника штаба в сейфе свое старое пилотское свидетельство, на котором есть и подпись, и министерская печать, и которое отличается от утерянного нового только толщиной корочек и другой формой талонов нарушений, – взял и предложил: продлить его за два прошедших года, да и летать себе. Гена П. возразил, что… номер же другой… а под текстом сквозило: а вдруг то, утерянное, всплывет… отвечай потом… как бы чего не вышло…
Короче, посоветовался я в управлении с Линой Ивановной, сходил с нею к начальнику ЛШО Вите Шуляцкому, тот взял на себя и разрешил летать со старым, а Лина Ивановна дала чистый талон нарушений №1 взамен вырезанного тогда Медведевым.
Шуляцкий позвонил моему командиру отряда Гене П., и тот продлил, подписал. Мы только молча посмотрели друг другу в глаза.
И кому какое дело, что мы идем к правовому государству. А Виктор Филиппович Шуляцкий своей властью реально помог пилоту, и спасибо ему за это.
17.04. Газеты публикуют такие цифры и такие факты, что просто оторопь, ужас берет, и жалость к народу, ободранному, обманутому и заведенному в тупик партийными сусаниными. Кругом один обман, зло и несправедливость. И не надо далеко искать корни событий в Казахстане и в Прибалтике, в Степанакерте и в Тбилиси, – везде и во всем, в конечном счете, виновата партия.
Все кругом ложь. Страна не дошла до стагнации, а катится в пропасть. Всем на все наплевать, а когда проснутся, будет поздно.
На работе опять: отслюнявим на субботник по червонцу, заткнем большевикам глотку. Ну до каких же пор? Комэска отвечает: а то пошлют доски таскать.
Да кто пошлет-то? Партком? Да послать его подальше. Собрание провести и принять резолюцию: считая, что идея ленинских субботников как образцов коммунистического труда в современных условиях изжила себя, превратившись в свою противоположность… и т п.
Вот и вся свобода личности. Не пойдешь на субботник – накажут, не мытьем так катаньем. Припомнят.
И это на пятом году перестройки, результатов которой пока не видно.
А по телевизору кинодокумент: семидесятилетние бабки валят лес, чтобы зимой себя согреть дровами, и эту перестройку называют брехней; а насчет властей – и вообще открытым текстом: «ходишь, ходишь, бьешься, бьешься… да насрать…»
Да, да. Вот именно. На нас, на народ, на наш подчиненный класс им, большевикам, начальникам, управляющему классу, – насрать.
Тоска берет. Как-то на все руки опустились. Ухожу в себя, в семью, в личное, а партийная работа, опчественные интересы как-то потеряли значимость. Плевать на все; одни полеты остались. Избрали меня в какое-то бюро – ну, ребята, это вы зря, сами скоро убедитесь. Какой я к черту коммунист.
И даже не очень волнует. Общее такое настроение: да барахло все это, вся перестройка ваша; да не стоит нервов.
Как же мы повязаны этой всей системой. Этой обязаловкой. Что вырвешься на дачу и просто дышишь. Уехать бы в деревню, осесть на земле… да приросли к городу. Поздно.
Купить новую машину… Не могу. Нет ни денег тех, десяти тысяч, нет ни машин лишних у государства этого; ворюгам и то не хватает, где уж летчикам. Боже мой.
20.04. В «Комсомолке» опубликована статья о разгерметизации Ту-154. Грузинский экипаж летел из Тбилиси в Одессу; над горами забарахлил агрегат 2077: перепад не рос, росла кабинная высота, По РЛЭ положено перейти на дублер. Опытный экипаж знает, что причин может быть две: либо отказ 2077, либо неполное закрытие клапанов сброса воздуха, т.е излишнее стравливание из кабины, никакого наддува не хватит.
Экипаж летал вместе всего 15 часов, не объясняется, почему: молодой ли, или кого-то заменили. Ну, ничтоже сумняшеся врубили дублирующий 2077, и тут же – полная и мгновенная разгерметизация на 10600.
Что-то у меня вызывает сразу сомнение эта мгновенность. Это может быть только так, как у нашего Вити Г.: ошибочно вместо «Дублер АРД» он включил похожий, под таким же колпачком и рядом расположенный тумблер «АРД – сброс давления», действительно открывающий все клапаны сброса.
Эргономика кабины, мать бы ее.
При включении дублирующего 2077 обычно бьет по ушам, но терпимо, и давит на перепонки еще минут 10-15, пока высота в кабине не опустится до нормы.
Ну ладно. Пусть молодой, неопытный командир, неслетанный экипаж. Пусть уж теперь судьбой наказаны: полтора года волокитят с пенсией, ибо списаны оба пилота и штурман – из-за гипоксии мозга. Идет шепоток о симуляции, недостойный такой шепоток… но такова наша ведомственная действительность.
Мне надо делать выводы, для себя.
И первое, что надо уяснить: при отказе 2077 (а у нас как-то частичный был, обошлось) надо учитывать, что при переходе на дублер может вот такое случиться. И над горами, когда экстренно-то не шибко снизишься, надо думать и работать, спасать людей.
А наши кислородные маски таковы, что ни на голове не держатся, ни связь в них сразу вести нельзя, ни вообще быстро надеть.
Реально одно: пилотировать одной рукой, а другой держать у лица маску. Это трудно, но другого пути нет, особенно при внезапной разгерметизации, допустим, при разрушении конструкции, при взрыве.
Я бы на их месте прежде подготовился к экстренному снижению, так, на всякий случай; для них же необходимость снижения, видимо, явилась полнейшей неожиданностью.
Надо прежде всего взять всем маски, сделать несколько глубоких вдохов, продумать действия на случай разгерметизации – и все оговорить. Лучше заранее надеть и отрегулировать, а если не получается, держать в руке. И если при включении дублера самолет разгерметизируется, то маска уже на месте. Да ее схватить в любой ситуации – две секунды.
Действия таковы. Командир дает команду на снижение, правой рукой малый газ, интерцепторы 45 и плавно штурвал от себя, триммируя и контролируя при этом перегрузку. Это займет 7-10 секунд.
Думаю, при необходимости можно сделать пару вдохов, затаить дыхание и оторвать маску от лица, оставив ее в руке; этой рукой и помогать пилотировать; можно и отдавать команды, периодически поднося маску ко рту для вдоха.
Второй пилот таким же образом выпускает шасси и левой рукой тоже давит штурвал, страхуя командира, а правой держит маску и периодически может отнимать ее от лица с задержкой дыхания.
Можно вполне справиться и установить снижение 70 м/сек, можно и перебрасываться короткими фразами, а главное, более-менее регулярно дышать.
Штурману и инженеру одной руки вполне хватит на те две минуты снижения. В горах, в облаках, ночью, штурману вполне хватит одной руки, чтобы работать с локатором.
К этим действиям надо быть готовым всегда, в любую минуту.
Видимо, грузины были просто-таки врасплох застигнуты, даже по вдоху из масок не смогли сделать.
Автопилот отключать не надо: по тангажу он сам отключится, пересиливанием, а курс оставить штурману.
А они крутили штурвалы двумя руками каждый. А бортинженер себе дышал кислородом и остался на летной работе; их же списали.
Оборачивается так, что тренированные, закаленные, контролируемые медициной летчики оказались слабы здоровьем и стали падать в обморок в метро через несколько дней после одноминутной гипоксии.
Надо полагать, что уже через минуту после начала экстренного снижения они были близки к той высоте 5000 м, которую в барокамере обязаны выносить без масок в течение 18 минут. Так что… и правда, симуляция?
Я ребятам, конечно, не завидую. Чем они виноваты, что у нас самолеты такое дерьмо? Что маски взяты из ВВС и конструкция их приспособлена не к авиагарнитуре, а к шлемофону сорокалетней давности, к которому прицеплять ее надо с помощью техника еще на земле?
Как я ни пробовал надевать ее на голую голову, без гарнитуры, пока в этих лямочках-резиночках разберешься… Даже если перед полетом ее подогнать. А по РЛЭ маску положено надевать, прицепляя ее к авиагарнитуре, т е, к наушникам.
Ну а если дым в кабине, то я уже обо всем этом писал выше, в связи с Сыктывкаром, с катастрофой Ту-134.
Короче. Самолет такой, что даже действуя по инструкции, надо ожидать любого отказа, а уж что связано с СРД, то заранее, не дожидаясь большой высоты, надо обмозговать, да приготовить все маски на всякий случай, а то и надеть, и подогнать, и связь проверить. А уж потом делать, на глубоком вдохе.
Мало просто контроля экипажа. Кстати, именно то, что экипаж отметил тот факт, что они все следили за тем, какой именно тумблер включает бортинженер (второй пилот следил, хотя ему-то за спиной как раз и не видно, ну, никак) – вот этот факт меня и настораживает: скорее всего он таки включил сброс давления вместо дублера, а потом договорились, как врать. Обычное дело.
Да, ошибиться может любой, но высока цена ошибки.
Не имею морального права упрекать моих братьев по оружию в ошибке или в симуляции. Но надо как-то защитить летчика, потерявшего здоровье на работе.
И вроде наградили экипаж … грамотами и ценными там подарками… значит, не виноваты. И списали, дали инвалидность, а вот пенсию по среднему, как положено, не дают.
Ну… там – Грузия, а командир-то русский… Говорю так потому, что сам на днях на своей шкуре испытал, каково нынче в стране Советов, в национальной черной республике, да перед начальником-националом, да русскому просителю. Вот такая действительность. Или я на нее, на советскую-то на нашу, – клевещу.
А будь экипаж грузинский – ходили бы с орденами и персональной пенсией, по среднему. Как получили ордена армяне в Армении, когда на взлете сдох двигатель. Не успел еще тот двигатель остыть, как уже был приказ.
Мне не надо ни ордена, ни той персональной пенсии. Но хочу летать социально защищенным. Однако же, пока моя защищенность – в предусмотрительности.
А случай этот, о котором я узнал из газеты, у нас в приказах и информации не проходил , а значит, не изучался. Гласность.
12.05. Как всегда после тяжелой ночи: доберешься домой и не можешь сразу уснуть: привычное жжение в груди, липкий пот, покрывающий все тело… кое-как задремлешь, спасибо, что есть где и не мешают; через пару часов просыпаешься разбитым, весь в поту, хочешь и не можешь задремать снова; вылезают болячки, кашель или еще что. С трудом дотягиваешь до вечера и уж там проваливаешься в настоящий, крепкий, выстраданный сон.
Это я вернулся из ночного Благовещенска. На обратном пути, от Киренска до Богучан, экипаж потихоньку подремывал. На что уж Витя привычный, а тут на длинном, в несколько сотен верст, прямом участке, в тишине утреннего эфира, – и он клюнул носом, но лишь я взял пару градусов правее, чтобы по моим расчетам выйти точно на ось трассы, тут же очнулся и – привычка штурмана – сразу: что за курс? И уже не расслаблялся до конца.
Проверяющий Сережа Пиляев привычно подрагивал ногами, качая коленкой в стороны: не сплю, бодрствую; а голова моталась с плеча на плечо, и тонкая нитка сонной слюны текла из открытого рта на лацкан пиджака.
Счастливый бездельем, второй пилот скорчился на приставном кресле и добирал за предыдущие бессонные ночи.
Бортинженер стерег свои приборы, раскрытая книга лежала на столике, шевелился изредка, листал.
Я терпел, хоть и засасывало; прямо уговаривал себя: ну потерпи, стисни зубы, через 20 минут снижение… а голова сама застывала в первом попавшемся положении, и веки на секунду прикрывались, опуская на усталый мозг легкую вуаль первого сновидения. Вздрагивал, гнал сон, дышал кислородом из маски; откинув спинку сиденья, качал пресс, выгибал спину, отжимался на руках, крутил чугунной шеей; все это в узком пространстве между штурвальной колонкой, педалями, спинкой кресла и коленом штурмана…
В общем, перемогся. Довез полторы сотни сонных пассажиров, в утренней дымке вышел на полосу и долго, долго добирал штурвал, чтобы мягче посадить летучую машину.
Ползли по перрону к выходу в город, а навстречу шмыгали детишки с цветами, и все мимо нас, отыскивая сзади, в толпе прилетевших, родные лица.
Вот работа. Не было никаких циклонов, гроз, болтанки; ясная ночь, синел, потом алел слева горизонт; садились из светлеющего неба в черную ночную амурскую петлю; шли в АДП в сереющих сумерках, а в окне уже зелено-розовое восточное небо на глазах багровело, и день настал.