– Он купил осенью остров в Англии и очень горд этим приобретением… Думаю, что я для него – тоже остров…
Он не знал, что ей ответить. Предложить женщине, искушенной жизнью с мужем-миллионером, остаться в Саратове, чтобы продолжать работу в агентстве, он не имел права. Во-первых, у него была теперь Женя, которую, как ему казалось, он любил и не собирался жертвовать своими отношениями с ней ради женщины, его никогда не любившей. Во-вторых, он отлично знал, чего она хочет, и это было несовместимо даже с самой мыслью о том, чтобы им снова попытаться начать жить вместе: Земцова любила Крымова и мечтала быть рядом с ним где угодно, даже на Северном полюсе. Другое дело, хотел ли сам Крымов этого? Шубин был уверен, что у его друга много женщин повсюду, где он бывает, и ему по жизни не грозит одиночество, он просто не знает, что это такое. Редкий дар, которому можно только позавидовать.
– Ты молчишь… Ты понимаешь меня?
– Да, я понимаю тебя.
Он взглянул на нее и впервые, пожалуй, испытал к ней чувство, похожее на жалость, когда представил себе, как она вернется сегодня одна в свой дом, где ее ждут маленькая дочка и няня, как запрется в спальне и будет звонить по всем известным ей телефонам, по которым можно вычислить мужа, и насколько унизительной ей покажется попытка разыскать его в паутине телефонных невидимых нитей… А Крымова она так и не найдет, потому что он наверняка находится в это время с другой женщиной – в гостиничном номере ли, на вечеринке, приеме, в ресторане, на пляже, в музее, поезде, самолете, в машине… Разве она не знала, за кого выходит замуж? Где были ее глаза? Или они давно утонули в синих и бесстрастных глазах Крымова?
В ресторане было так тихо, что они оба вздрогнули, когда залился трелями телефон Шубина. Официантка, которая подошла, чтобы принять заказ, даже отвернулась, чтобы они не заметили ее улыбку, настолько это со стороны выглядело смешно.
– Вы выбрали, что будете заказывать? – обратилась она к Юле шепотом, чтобы не мешать Шубину. – Начнем с салата? Или с вина?
– Женя, мы в «Калипсо»… Я все понимаю, вернее, я ничего не понимаю… Я скажу Юле, она перезвонит домой… Хорошо, встретимся в агентстве… – Шубин отключил телефон и взглянул на стоящую в выжидательной позе официантку: – Нам салат из морепродуктов на ваше усмотрение, по куску жареного мяса, свежевыжатый апельсиновый сок и кофе… Все.
Когда официантка удалилась, он сказал:
– Ты не поверишь, но в час ночи из Москвы прилетает какой-то Патрик, он звонил тебе домой и разговаривал с твоей няней…
– Патрик?
Шубин увидел, как Юля покраснела, и к его недавним чувствам к ней прибавилось еще одно, подзабытое, но к его удивлению такое же жгучее и болезненное, как и во времена их странного короткого романа, – ревность. Он сразу же, еще даже не выяснив, кто такой этот Патрик и кем приходится Земцовой ли, Крымову, почувствовал себя брошенным. И это при том, что еще недавно, буквально с полчаса тому назад, он думал о том, что не может помочь Земцовой и предложить себя в роли утешителя, потому что у него есть Женя, с которой он собирается жить; он жалел Земцову, с болью думая о том, как она одинока и несчастна в браке с Крымовым… И тут вдруг звонок… Прилетает какой-то Патрик, мужчина…
– Вот черт… У меня телефон отключен… – Юля, стараясь не смотреть в глаза Шубину, принялась нажимать на кнопки телефона, бормоча себе что-то под нос.
– Ты красная как рак, – заметил Шубин. – Кто такой этот Патрик?
– Один парень, он часто бывал у нас… У него с Крымовым дела…
Она по-прежнему не глядела на него. Она думала о Патрике, вспоминала его густые светлые волосы, темные глаза и улыбку, обращенную к ней… С Патриком в августе прошлого года она провела незабываемую неделю на море, где жизнь ей показалась настоящим раем. Все было теплым и приятным: и песок под голыми ступнями, и море, и нежные руки Патрика, и его пахнущие вином губы… Крымов был в отъезде, и няня Катя взяла все заботы о Маше на себя. Роман с Патриком длился вплоть до самого отъезда Юли из Парижа. Теперь, услышав о его приезде, она поняла, что все то время, что она провела в России, Патрик поддерживал с Катей связь в надежде на встречу с Юлей. И это подкупало… Она с трудом сдерживала свою радость. Крымов… Сам виноват, уехал, бросил ее в холодной и снежной России, одну, с крохотной дочкой на руках… И мама ее тоже бросила, умчалась к своему мужу в Москву… И все ее недавние мысли о том, что только здесь она сможет оставаться чистой и верной, – сплошные глупости. И разве молодой любовник, полный сил и любви к ней, – не есть сама жизнь в ее лучшем, самом светлом проявлении? И как могла она остаться тут, обрекая себя на одиночество, скуку и самообман? Какая работа, какое агентство, какое убийство, все к черту!!! Она – женщина, и этим все сказано. К ней ночью прилетает Патрик, и она будет счастлива, как никогда… Все это она держала при себе и боялась даже поднять глаза на Шубина, чтобы он не прочел ее мысли.
– Он ведь твой любовник, признайся… – сказав это, Шубин почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он резко обернулся и увидел блестящий поднос с наполненными тарелками, а за ним – смущенную невольно подслушанным разговором официантку.
– Да, он мой любовник. – Юля наконец подняла голову и посмотрела Шубину прямо в глаза. – И принесите, пожалуйста, немного водки… с лимоном… И еще, как ты думаешь, почему эта продавщица сказала, что он мог бы быть ее братом?..
Глава 7
Каштанова Светлана Борисовна встретила Женю довольно приветливо, вежливо пригласила присесть в кресло, сама расположилась напротив как человек, приготовившийся к длительному разговору. На их счастье, в учительской, где они встретились, никого не было. Светлана Борисовна была высокой красивой светловолосой женщиной. Строгий элегантный кремовый костюм выгодно подчеркивал ее фигуру, а причесана она была так, словно только что вышла из парикмахерской. Словом, на Женю Жукову она произвела самое благоприятное впечатление, причем даже не столько внешним видом, сколько тем доброжелательным выражением лица, которым она встретила сотрудницу частного сыскного агентства.
– У меня уже были люди из милиции.
– Я понимаю. Но убита школьница, и нашелся человек, который, к счастью, не хочет пустить дело на самотек, а потому обратился в наше агентство с тем, чтобы расследование продвигалось быстрее…
– Вот как даже? Хотя мне бы следовало догадаться об этом, ведь услуги такого агентства, как ваше, стоят недешево… Я понимаю, что не имею права спрашивать вас, кто же именно так заинтересован в том, чтобы поскорее нашли убийцу Оли, но, видимо, у нее были богатые покровители…
– Что вы хотите этим сказать?
– Мы сейчас в учительской одни, а потому я просто считаю своим долгом сказать вам, что не только в этой школе, но и повсеместно… в нашем городе процветает проституция… Конечно, этими вещами занимаются, как правило, девочки из неблагополучных семей, это понятно, да? Я неоднократно поднимала этот вопрос на наших педагогических совещаниях, я, знаете ли, не из тех, кто боится директора или увольнения, тем более что все в школе знают, что я работаю здесь за эти копейки по призванию, что у меня богатый муж… И я не равнодушна к тому, что происходит в нашей школе. У нас – полный развал.
– Да что происходит?
– На мой взгляд – культ учителей, с одной стороны, и полное унижение их – с другой…
– Не поняла…
– К примеру, вы работаете на производстве, причем хорошо работаете. Вам что, к каждому празднику определенная группа людей собирает деньги на подарки? На золотые кольца, баснословно дорогие тропические растения и прочее? Нет, вы просто работаете себе и работаете. Так почему же в школе такой бум во время праздников? Родители, чтобы к их чадам относились просто по-человечески, я уж не говорю про медалистов, скидываются постоянно на подарки… Вы бы видели, что происходит во время экзаменов! Вы вот помните, как проходили ваши экзамены?
– Да, конечно… Сдвинутые столы, огромное количество пионов и густой цветочный запах… На отдельном столе – минералка, бутерброды, шоколад для нас, ведь мы пишем сочинение…
– Правильно. – Каштанова с грустью посмотрела в окно, за которым шел снег. – А теперь все не так. Отдельно накрывают столы для учителей, понимаете? Вы понимаете, что происходит?..
– А унижение… Вы говорили про унижение учителей.
– Это их зарплата. Государство унизило их предельно, исковеркало психику. Да, у меня нет проблем с деньгами, быть может, поэтому я иду в школу, как на праздник, мне нравится работать с детьми, учить их химии, я даже сама, когда лаборантка болеет, мою пробирки после опытов… Но химия – это мое призвание, и я люблю все, что с этим связано! Но я не уверена, что я мыла бы пробирки, если бы мне элементарно не было бы в чем прийти в школу. Ведь я – на виду, я должна быть хорошо одета, на меня смотрят десятки детских глаз, мы должны любить друг друга, а не ненавидеть друг друга из зависти…
– Это их зарплата. Государство унизило их предельно, исковеркало психику. Да, у меня нет проблем с деньгами, быть может, поэтому я иду в школу, как на праздник, мне нравится работать с детьми, учить их химии, я даже сама, когда лаборантка болеет, мою пробирки после опытов… Но химия – это мое призвание, и я люблю все, что с этим связано! Но я не уверена, что я мыла бы пробирки, если бы мне элементарно не было бы в чем прийти в школу. Ведь я – на виду, я должна быть хорошо одета, на меня смотрят десятки детских глаз, мы должны любить друг друга, а не ненавидеть друг друга из зависти…
– Светлана Борисовна…
– Да, я все понимаю. Убили Олю, мою ученицу. И вас, разумеется, интересует главный вопрос: кто ее убил? Не знаю. Но, скорее всего, общество в целом, можете так и записать в протоколе.
– Я не пишу протоколов…
– Тем лучше…
Светлана Борисовна стала нервно ходить по учительской.
– Вы не могли бы охарактеризовать Олю?
– Она, если бы осталась живой, постепенно превратилась бы в красивую женщину. У нее были нежная кожа, красивые карие глаза, а волосы… Вы бы видели ее волосы… Природа наградила ее не только внешностью, но и изумительной памятью. Учеба поэтому давалась ей легко. Но очень часто на ее лице можно было заметить такое странное выражение… Она постоянно о чем-то думала, понимаете? Это не было рассеянностью, как считали многие. Думаю, она мечтала как-то изменить свою жизнь и не знала, как именно… Ей, как и любой другой девушке, хотелось хорошо одеваться, я так ее понимала… Но она одевалась, судя по всему, в секонд-хенде, хотя нередко на ней были и приличные вещи, очень яркие, женственные, да и вела она себя не как ребенок, а как маленькая женщина… Что-то неуловимое, таинственное было в ее облике, движениях… Господи, мне не верится, что ее уже нет в живых…
Женя постаралась незаметно взглянуть на свои часики – она уже понимала, что не дождется ни Шубина, ни Земцовой. Игорь наверняка повез ее домой, чтобы там она успела подготовиться к встрече гостя, какого-то Патрика. Ну и бог с ними со всеми…
– Когда обнаружили ее тело, она была хорошо одета, явно не из секонд-хенда… – заметила Женя.
– Значит, ей кто-то купил эти вещи. Вы же понимаете, что у нее не могло быть своих денег. Родители исключаются… остаются… мужчины…
– Она была проституткой?
– Да! – неожиданно твердо и в то же время с каким-то отчаянием воскликнула Каштанова. – Я просто уверена в этом! Я живу в центре города, в хорошем новом доме, но даже у нас там, в лифтах, умудряются расклеивать эти гадкие листочки с телефонами «кисок». У меня тоже хорошая память, и я, как классная руководительница, сразу узнала один телефон, к тому же он легко запоминается… Позвонила, трубку взяла Оля, я узнала ее голос…
– Вы рассказали кому-нибудь об этом?
– Только людям из прокуратуры, буквально вчера, а до этого я беседовала с Олей, сказала, что я все знаю, что она губит себя и все такое… Но знаете, когда я посмотрела в ее глаза, я вдруг с ужасом поняла, что она меня не слышит… Она смотрела мимо меня. Полная утрата чувств… Я попыталась предложить ей работу, сказала, что устрою ее в офис к моему мужу, где она будет выполнять несложную бумажную работу, и знаете, что она мне ответила? – Каштанова усмехнулась, и в глазах ее блеснули слезы. – Она сказала мне, что не уверена, что мой муж не сделает с ней то же самое, что с ней делают другие мужчины… Она сказала, что все мужчины – скоты… Она была испорчена мужчинами и той жизнью, которой ей приходилось жить. В ней словно не осталось ничего живого. И это при ангельской внешности… И еще признаюсь… Я вдруг испугалась, что не настолько хорошо знаю своего мужа, чтобы быть уверенной в том, что он не прикоснется к Оле… Представляете? Она – опытнее меня…
– Но у вас есть хотя бы какие-то предположения, кто мог ее убить и за что?
– Разумеется. Раз она была проституткой, значит, встречалась с разными мужчинами, в том числе и женатыми… Возможно, она стала шантажировать одного из них… Или же просто была пьяная драка…
– Да, вы правы, всякое могло случиться…
– А может, она оказалась не в то время не в том месте, понимаете? Оказалась свидетелем преступления.
В дверь постучали. К радости Жени это был Шубин. Женя поняла, что теперь его очередь расспрашивать Каштанову.
– Думаю, что и вы, Светлана Борисовна, хотите узнать имя убийцы. Значит, у нас с вами одни и те же цели… – Он улыбнулся так, как давно уже не улыбался, и Женя поймала себя на том, что теперь ревнует своего Шубина к Каштановой.
– Разумеется… Вы хотите спросить меня о чем-то конкретно? – Светлана Борисовна и сама сменила тон и разговаривала с Шубиным, мужчиной, более сдержанно и сухо, не так, как прежде откровенничала с Женей.
– Да. Не так давно Олю видели в одном дорогом магазине с парнем в пальто с чернобуркой…
– Это Аш, – не дала ему договорить Каштанова. – Виктор Аш, наш бывший ученик. Но это еще пострашнее будет…
Глава 8
Шубин привез Юлю домой, где ее встретила Катя, по виду которой было нетрудно догадаться, что та так и светится счастьем по поводу приезда Патрика.
– Катя, а что это вы так радуетесь? Может, Патрик едет к вам? – немного нервно спросила Юля, поднимаясь по лестнице на второй этаж, чтобы взглянуть на прикорнувшую перед телевизором дочку.
– Что вы такое говорите, Юля?! Да Патрик столько усилий приложил к тому, чтобы добраться сюда, ему же нужно было быть уверенным в том, что Крымов далеко от России… Вы что, не понимаете?
– Да все я понимаю. – Юля присела рядом с Машей на диван и прикрыла ее пледом. И добавила уже про себя, мысленно: «Да только не очень-то приятно, когда няня твоего ребенка в курсе твоих любовных похождений, да к тому же еще и помогает устраивать свидания…»
Она вообще не представляла себе, как примет здесь Патрика в присутствии Кати, разве что отправить ее в городскую квартиру вместе с Машей? Но и это не выход: дом хорошо протоплен, полон игрушек, и девочке тут очень хорошо и уютно. Может, ей самой с Патриком какое-то время пожить в гостинице? Эта мысль настолько приободрила ее, что она, не сказав Кате ни слова, принялась собирать маленький чемодан со всем необходимым. Конечно, няня, ожидавшая от нее каких-то просьб или распоряжений, связанных с приездом парижского гостя, не могла не заметить этого. Первые несколько минут она молчала, но потом не выдержала:
– Разве мы не будем готовиться к приезду Патрика? Я гуся разморозила, селедку разделала… – она теперь уже говорила открытым текстом. – А вы, я вижу, чемодан собираете.
– Катя, я очень благодарна вам за хлопоты, но моя личная жизнь касается только меня, и мне очень жаль, что вы оказались посвящены в какие-то мои секреты…
– Я живой человек и прекрасно понимаю вас… Больше того, – Катя сдунула взмокшую челку со лба и перекрестилась: – Вот вам крест, что Крымов никогда ни о чем не узнает… Но я действительно рассчитывала увидеть Патрика здесь, в этом доме. Думала, что будет небольшой праздник…
– Да, конечно, а потом после выпитого шампанского и съеденного гуся мы будем вчетвером читать сказки Шарля Перро перед камином, не так ли? Вы так себе это представляли?
– Да, похоже, что я полная дура.
Смущенная, Катя выбежала из комнаты, а Юля спокойно продолжила собирать вещи. Затем заказала такси на одиннадцать, спустилась вниз, хотела поужинать, но поняла, что нет аппетита, после чего, съев грушу, попросила Катю составить список продуктов, которые необходимо закупить на следующий день, а потом позвонила Шубину на сотовый.
– Ну, как дела? Что нового?
– Мы выяснили, как зовут парня, с которым встречалась Неустроева. Но это не телефонный разговор…
– Даже так? Он что, уже исчез из города?
– С чего ты так решила?
– Ничего я не решила… Так кто он?
– Они учились в одной школе. В магазине был именно он, это он покупал ей ботинки, какую-то одежду, у него есть деньги… Но то, что он на нее тратился, еще не свидетельствует о том, что он с ней спал. Говорю же, там другая история…
– Она работала на него?
– Может, и так.
– Понятно. Около двенадцати я буду в аэропорту. Это недалеко от твоего дома. Если захочешь мне рассказать о своей встрече с Каштановой, приезжай.
– И ты не боишься, что твой бойфренд увидит меня в твоем обществе?
– Я много чего боюсь, ты знаешь, я вообще трусиха по жизни, но вот именно этого не боюсь… И вообще, брось свой тон, мы работаем или нет?
– Кто работает, а кто и нет… – ухмыльнулся на другом конце провода Шубин. – Ладно, увидимся…
После разговора с Шубиным остался неприятный осадок в душе, как если бы ее упрекнули в том, что она даром ест хлеб. Хотя, с другой стороны, Шубин, по ее мнению, имел полное право на подобный упрек: ее пребывание в родном городе и редкие появления в агентстве носили все же скорее гостевой характер, чем серьезный и деловой. Да чего скрывать, она действительно гостила в Саратове, изо всех сил стараясь выглядеть счастливой и благополучной, хотя в душе завидовала Жене Жуковой, работающей много больше ее, но засыпающей ночью в объятиях не менее уставшего и вымотанного, но такого надежного и нежного Шубина. Несколько раз она всерьез задумывалась о том, что совершила в своей жизни ошибку, выйдя замуж не за Шубина, а за Крымова. Но проку теперь от этих размышлений не было – Игоря не вернуть, между тем как Крымов продолжал занимать ее мысли и чувства, даже несмотря на ее увлечение Патриком. Конечно, по-хорошему, надо что-то кардинально решать, принимать какие-то меры, чтобы определиться, как ей жить дальше, где и с кем, но не так-то просто было найти ответы на все эти сложные вопросы. А потому, чтобы в горячке не наделать новых ошибок, она пока отложила решение своих проблем до отъезда Патрика. Сейчас его надо встретить, посмотреть ему в глаза и найти в себе силы забыться, отдаться радости физической близости с приятным и влюбленным в нее мужчиной. А Шубин пусть не ерничает, он не знает, каково ей одной и что она испытывает, живя в почти пустом доме, где давно уже нет мужчины. Чувство незащищенности захлестнуло ее с головой, и она едва не заплакала. Но плакать было нельзя, да и вообще глупо раскисать за несколько часов до встречи со своим любовником. Надо было выглядеть такой, какой Патрик видел ее в Париже: веселой, обольстительной, немного бесшабашной и, главное, умеющей успешно скрывать свою горячую привязанность и любовь к Крымову. А потому она, стараясь не вспоминать свой разговор с Шубиным, принялась приводить себя в порядок. Затем позвонила в гостиницу, заказала номер люкс и даже поздний ужин на двоих на два часа ночи.