Челлестоун ушел первым, что-то прорычав на прощанье. Лакло расцеловал всем женщинам пальчики, руки и даже пытался целовать в плечи. Соммерг распрощался церемонно, Живков и Ноздрикл ушли вдвоем, попрощаться забыли.
Лордер полулежал в изящном кресле, в одной руке длинный бокал с соком, другой лениво нарисовал в воздухе полукруг.
– Вокруг этого островка, как и положено, стомильная зона.
– И соблюдается? – поинтересовался я.
Мое кресло в двух шагах, Кристина исчезла. Если не ошибаюсь, ее увела секретарша Лордера. Я слушал внимательно, сердце мое стучало громче и чаще.
– Попробовали бы не соблюсти, – ответил он с ленивой угрозой. – Здесь мы полные хозяева. Весь этот остров – наш. Кстати, и ваш тоже.
– Всю жизнь мечтал стать острововладельцем, – ответил я еще ленивее.
– Гм… Все верно, зачем это инфисту вашего класса?.. А класс у вас в самом деле просто какой-то невероятный.
– Ох, – сказал я и оглянулся в сторону дворца, – вы как-нибудь скажите это при моем литагенте.
– Скажу, – пообещал он серьезно. – Кстати, она уже заметила, что мы к вам с особой осторожностью и почтительностью. Вы похожи на атомную бомбу, никто не хочет нечаянно запустить таймер. Кстати, моя страна первой оценила это новое оружие… Вас потрясет цифра, если скажу, сколько у нас выделено в будущем году на развитие инфистики… У вас сколько?
Я пожал плечами.
– Ни рубля.
Он не удивился, кивнул.
– Знаю. А у нас?
– В прошлом, – сказал я, – триста миллионов долларов.
– На следующий, – произнес Лордер четко и медленно, чтобы я проникся значимостью и весом цифр, за которыми стояли тонны золота, – на следующий… двенадцать миллиардов!.. Да-да, миллиардов. Только на инфистику. Нам дан… вернее, мы дали себе карт-бланш на выработку учебных программ, создание институтов, как учебных, так и научно-исследовательских, набор сотрудников… Словом, эти двенадцать миллиардов мы можем тратить, как нам заблагорассудится.
Я поинтересовался:
– А этот остров, дворцы… тоже из этой суммы?
– Рассчитываете меня уесть? Нет, это из прошлой суммы. А из новой, представьте себе, мы вольны отщипнуть себе лично любое количество миллионов. Хотя, вы правы, на фиг нам эти мелочи? Мы все время забываем, что в нашем распоряжении весь мир! Его хозяева – мы, а вовсе не те туземные царьки, что сидят на местах.
Я поинтересовался:
– А остров купили из бюджета США?
Он пожал плечами.
– Даже затруднюсь ответить… Честно! Ведь для нас, для инфистов такого уровня, все деньги мира – наши. Как и все ресурсы. И нам как-то без разницы, откуда взяли. Скорее всего, отщипнули от всех бюджетов сразу, чтобы не нарушать равновесия, ибо остров… гм… оценен очень высоко.
Он засмеялся, легко и раскатисто, однако мои настороженные уши уловили некоторое напряжение. Наши взгляды встретились, и он понял, что я ему не поверил. Нет, насчет острова верю, но я ощутил, что у них не так безоблачно, как прикидываются. Почему-то они во мне нуждаются. Нуждаются остро.
Некоторое время он медленно попивал сок, взгляд его скользил по морю. Я почти видел, как прыгает по кончикам волн, что застыли, как красные сгустки крови.
– Вам наверняка уже предлагали, – сказал он медленно, – переселиться в благополучную часть планеты. Дело не в том, чтобы отказаться от России… сейчас, когда весь мир связан Инетом, от нее можно не отказываться даже в Австралии… но другой уровень благосостояния, комфорта… гм… словом, я уполномочен предложить вам любую точку земного шара, где вы хотели бы поселиться и работать.
– Любую? – переспросил я иронически.
Он поймал мой взгляд, кисло поморщился, процедил:
– Мы же не станем всерьез говорить о диких странах Востока, Юга или вечно воюющей Африке?.. Но в западных странах, особенно в США…
Не понимает, мелькнуло у меня. Он все еще не понимает, что мы в самом деле связаны Инетом, и теперь без разницы, где живешь. Я зарабатываю достаточно, чтобы обеспечить себе уровень комфорта тот же, что и Западе. Если не выше. А доступ ко всей информации у любого жителя Мухосранска тот же, что и у жителя Вашингтона или Нью-Йорка. Был бы доступ в Инет, а он теперь есть у каждого.
– А зачем? – поинтересовался я так же лениво.
– Ну…
– В моей стране над бивисами пока еще ржут, а у вас они выпускают свои журналы, заседают в сенате, становятся президентами…
Он поморщился.
– Не они становятся, а мы их делаем. Все-таки, согласитесь, есть разница в обществах, где президентами становятся те, кого ставим мы… или где бравый комбат может захватить телестанцию и объявить себя отцом нации?
Я помолчал, обдумывая вариант, при котором нашелся бы какой-нибудь отважный генерал, типа молодого Бонапарта… Я чувствую, а если надо, то могу подтвердить исследованиями, что процентов семьдесят населения примет это с восторгом. Слишком всем осточертела эта свистопляска с демократией, эта грязь, эта ложь… даже публичные казни примут с молчаливым одобрением.
– Да, – признался я, – у вас такой захват власти невозможен.
Он довольно улыбнулся, полагая, что я не то сказал комплимент, не то признал его правоту. А я мысленно продолжал развивать эту идею, когда Бонапарт приходит к власти и под крики ликующей толпы первым делом ставит к стенке всяких там спецов по инфовойнам и имиджмейкеров… Черт, надо поторопиться со своей книгой, а то, в самом деле, общество созрело для прихода Бонапарта…
Он удивленно вскинул брови, когда я взглянул на часы, развел руками и торопливо поднялся.
– Извините, – сказал я со вздохом. – Увы, неотложная работа.
Он кисло улыбнулся.
– Удачи вам. Наверное, что-нибудь особенно грандиозное. Но над моим предложением подумайте!
И этот догадывается, мелькнуло в голове. Все знают, что я уже почти год… пусть полгода, не выдал ни одной книги, не совершил ни одной акции. А ведь за это время не ослабел, это невозможно, инфисты не спортсмены, они с годами становятся только сильнее, виртуознее, молниеноснее, а противника умеют опережать уже не на шаг, а на два-три…
Я буркнул:
– У вас сотни специалистов. Вы собираетесь тратить двенадцать миллиардов долларов на их обучение и подготовку. Какого черта надо от меня?
– А вы как думаете?
Я пожал плечами.
– Хотите ослабить противника.
Он мягко улыбнулся.
– Разве что косвенно. Но главное – нам в самом деле хотелось бы заполучить именно вас.
– Почему?
– Вы, – произнес он значительно, – дикий талант, мистер Владимир. Даже в своем хаотичном состоянии вы стоите целой армии наших специалистов. Конечно, я не сомневаюсь, что мы, бросив на противодействие вам лучшие силы, в состоянии вас обезвредить, нейтрализовать и заставить отступить. Даже признать поражение. Армия мышей в состоянии нанести поражение льву! Но нам очень хотелось бы, чтобы лев был на нашей стороне.
Я проснулся, голова не то чтобы уж очень тяжелая, но в ней странная легкость. И почему-то качаются стены. Нет, не качаются, я ж не на корабле, но все же что-то с ними не так…
Не настолько я напился, чтоб не помнить, где заснул. А это не мои апартаменты, хотя в части роскоши могут поспорить, могут. Но уже не зал, к счастью, здесь даже уютнее. Огромная комната, меблированная очень изысканно, на стенах непременные картины. Чувствуется, что руководила дизайном одна и та же рука.
Я спустил ноги с постели. Голые ступни опустились в толстый ковер. В меру толстый. Кто-то знает, что не люблю, когда ноги тонут в ворсе по щиколотку, но это и не дешевое ковровое покрытие.
Дверь открылась от легкого толчка. Я едва не вывалился на простор, ибо пол в самом деле слегка качнулся. В лицо пахнул свежий морской ветер, я застыл, глаза распахнулись шире, чем у Кристины, когда она услышала, как высоко меня оценивают.
Передо мной палуба самого элегантного корабля, который я только мог себе представить. А дальше… дальше бескрайние волны. До горизонта. Справа и слева – тоже. Я не оборачивался, спиной и затылком чувствовал, что море всюду. Я нахожусь на большом корабле, язык все время старается назвать его королевской яхтой.
В десятке шагов впереди отворилась дверь. Вышла очень красивая молодая женщина. Роскошные пышные волосы завязаны узлом на спине, в глазах смех. Она в… гм… морской одежде, по крайней мере, китель, на волосах фуражка с кокардой, крепкие бедра обтягивает нечто среднее между шортами и трусиками.
Я невольно засмотрелся на ее длинные стройные ноги, покрытые ровным изумительным загаром. Голова начала медленно проясняться.
– Приветствую вас, – сказала она нежным звонким голосом. – Я Джессика Лайн, капитан этого корабля. Правда-правда, у меня международный диплом, выдан по всем правилам!
– Приветствую, – ответил я, голос мой прозвучал несколько хрипло. – А я – Владимир Факельный, пленник.
Она отмахнулась.
– То, что я слышала о вас, говорит о том, что стоит вам только шевельнуть бровью… и этот корабль – ваш. А я буду служить вам. Или… если захотите, меня уволите, возьмете другого, старого и занудного! Но, предупреждаю, я в самом деле один из лучших капитанов!.. Извините, меня послали пригласить вас на завтрак.
– Приветствую, – ответил я, голос мой прозвучал несколько хрипло. – А я – Владимир Факельный, пленник.
Она отмахнулась.
– То, что я слышала о вас, говорит о том, что стоит вам только шевельнуть бровью… и этот корабль – ваш. А я буду служить вам. Или… если захотите, меня уволите, возьмете другого, старого и занудного! Но, предупреждаю, я в самом деле один из лучших капитанов!.. Извините, меня послали пригласить вас на завтрак.
Я сказал медленно:
– Послали?..
Она пожала плечами.
– Я не хозяйка, а всего лишь служащий. Хоть и высокопоставленный и высококвалифицированный… какое длинное слово!.. Итак?
– Пойдемте, – сказал я.
Корабль слишком огромен, устойчив, и слишком роскошен. Дворец султана Брунея на плаву, Тадж-Махал посреди океана. Элегантный капитан этого корабля направилась не к какой-нибудь рубке или что там еще на корабле, а к зданию, тоже роскошному и построенному не по проекту архитектора из Урюпинска.
Когда эта Джессика Лайн распахнула передо мной дверь, я подсознательно ожидал, что придется спускаться по железным ступенькам, справа и слева брызжут паром горячие трубы, но без всяких холлов открылся большой зал. Снова я ощутил знакомую руку опытного и явно дорогого дизайнера.
Посреди зала огромный широкий стол, можно усадить и двенадцать человек, и двадцать, и даже семерых. Элегантный капитан обогнула стол, оглянулась, улыбка была больше дружеская, чем профессионально приветливая.
– Вас ждут в задней комнатке. Там теснее, но…
Снова она распахнула дверь, как услужливый шофер дверцу лимузина. Я перешагнул порог и наткнулся на шесть взглядов. Эта комната намного меньше, проще, стол придвинут к стене, а в креслах все шестеро: Челлестоун, Соммерг, Лордер, Лакло, Живков, Ноздрикл.
Челлестоун, несмотря на его грузность, поднялся первым, довольно резво, тут же встали и остальные.
– Вольно, – сказал я. – Садитесь, господа.
Челлестоун слабо улыбнулся.
– Я счастлив, – прогудел он виноватым басом, – что вы не потеряли чувства юмора. Простите за все, Владимир… если сможете. Впрочем, я на это и не надеюсь.
– Правильно делаете, – ответил я. – Итак, что это значит?
Они переглядывались, бросали друг на друга нервные взгляды. Челлестоун проглотил комок в горле, сказал торопливо:
– Прежде всего… прошу вас, сядьте. Где угодно. Если хотите, сгоните любого из нас с его места.
– Вас сгонишь, – ответил я.
Они молча смотрели, как я сел. Я некоторое время двигался, устраиваясь поудобнее. На самом деле, конечно, выгадывал секунды, стараясь ухватить как можно больше из ситуации. То, что чувствуют себя явно неловко и даже виноватыми, мне автоматически придает уверенности. И тут неважно, играют виноватых или в самом деле так себя чувствуют, но я ощущаю себя все крепче, а этого хотят и они, и я.
Челлестоун оглядел коллег, но все пятеро отводили взгляды. Он скривился, сказал грубым голосом, который напрасно старался сделать мягче:
– У вас возникли вопросы… Так задайте! Мы здесь, чтобы на все ответить.
– Какие вопросы? – удивился я. – Вы меня похитили, чтобы продать в рабство. Говорят, у вас все еще есть хижины дяди Тома для негров, евреев и коммунистов.
Челлестоун хрюкнул, беспомощно развел руками. Молчание длилось почти минуту, наконец устало заговорил Соммерг. Глаза его показались мне покрасневшими, словно долго смотрел навстречу сухому ветру.
– Хотите правду? – спросил он серым бесцветным голосом. – Так вот получайте ее… Да, весь этот симпозиум был затеян с одной-единственной целью, чтобы выманить вас из России. И мы все, все шестеро, участвуем в этой гнусности. Добровольно участвуем, никто нас не принуждал.
– Странно видеть идейных людей, – сказал я, – в вашем лагере.
Соммерг кивнул, но смолчал, а сказал тихим печальным голосом Живков:
– Дело в том, Володя, что ставки слишком уж высоки.
– Для того, чтобы возникли идеи?
– Идеи, Володя, – сказал Живков, – в благополучном обществе не нужны… почти не нужны. Когда человек сыт, то его ум и душа спят.
– Но я, – сказал я, – человек идейный. До крайности идейный… Кстати, вы считаете, что сойдет с рук?
Он кивнул.
– Еще бы.
– Почему?
– Сами догадайтесь… Россия – не Америка. Это наша страна сразу встает на дыбы, только бы защитить своих граждан. Стоит одному прищемить палец где-нибудь на другом конце света, тут же посылаем ударный авианосец с крылатыми ракетами и сотней самолетов с бомбами точного наведения. Не отпустите нашего – разнесем половину вашей страны!.. А как в этих случаях поступает Россия?
– Значит, – ответил я, – моя любовь крепче. Я ее люблю и такую, хроменькую. А вы по принципу: ты – мне, я – тебе.
Он поморщился.
– Софистика… Ладно, допустим, вы такой фанатик, но остальные? Остальные в вашей стране, как и в нашей – простое быдло. Которое любит за что-то определенное. Любовь Ромео, который любил Джульетту неизвестно за что, – не для низших классов наших стран. А вы ведь прагматик, верно?
Я смолчал. Он посмотрел удивленно, в моих глазах прочел нечто, что встревожило.
– Владимир, – сказал он пораженно, – нет, этого не может быть!
– Подождем, – ответил я. – Все станет ясно.
Сбоку раздался холодный ясный голос Лордера, оттуда словно бы повеяло холодом:
– Извините, Владимир… Ждать как раз некогда. Раз уж никто не берется сообщить такую нехорошую новость, то… простите, придется мне.
В помещении повисла тяжелая напряженная тишина. Все отводили взгляды, опускали под ноги. Странно, речь явно о моей жизни, но страха нет, я все еще чувствую, что это они в моих руках, а не я в их цепких пальцах.
– Я слушаю, – произнес я.
Мой голос не дрогнул, хотя я сглотнул слюну, а руки держу на коленях, на виду.
– Сами понимаете, – сказал Лордер, его голос тоже звучал ровно, почти бесстрастно, по-деловому, – что мы не можем позволить себе скандала… ну, если вздумаете внезапно собрать пресс-конференцию и рассказать, как вас похитили… Даже то, что собрались на остров ради вас, уже удар колоссальной силы по нашему имиджу!.. Простите, мне очень неприятно такое произносить… гм… вслух…
– Говорите, – поощрил я. – Я все понимаю, но некоторые вещи должны быть сказаны именно вслух.
– Вы покинете этот корабль, – закончил он, – либо нашим союзником, то есть будете работать вместе с нами, либо… за борт. С камнем или якорем, привязанным к ногам.
На меня никто не смотрел, все упорно искали взглядами утерянные сокровища или те смехотворные моральные ценности, которые сумели уничтожить в маленьких людях Юсы и прочих покоренных стран. Лордер некоторое время выдерживал мой взгляд, но лоб его покрылся испариной, рука полезла в карман, что позволило ему перевести взор на платок.
– Да, – проговорил я, – вы мои реакции просчитали достаточно верно… Вам даже не понадобилось подсовывать мне женщину с идеально выверенными реакциями, как обычно делается.
Из другого конца каюты сказал с достоинством Лакло, он быстрее всех вернул себе привычную манеру общения:
– Владимир, вы нас недооцениваете!
Я смотрел вопрошающе. Соммерг пояснил:
– Здесь на острове – было бы слишком явно. Ее подсунули намного раньше.
– Неужто Кристина?
– Да.
– Ух ты!.. А я уж подумывал, что пашет на ФСБ или ГРУ… Давно трудится на этом поприще?
– Это неважно. Важнее то, что именно ее параметры и реакции были отобраны поисковой системой. Гордитесь, Владимир Юрьевич, для вас отыскивали женщину по всей планете! Это в самом деле ваша половина. Ее отбирали по наиболее привлекательным для вас параметрам. Должен сказать, Владимир Юрьевич, у вас прекрасный вкус. В какие бы глубины вашего подсознания мы ни заглядывали, нигде изврата, перверсий, даже простой грязи. А видели бы вы досье величайших мужей страны… Ладно, мы отвлеклись.
– А зачем это все? – спросил я. – Вы же знаете, для работы инфиста нужно… вдохновение, что ли, хотя ненавижу это вычурное слово. А какой вдохновизм из-под палки?
Соммерг сказал желчно:
– Знаем, увы. Но военное министерство… там такие дубы! Как и у вас, впрочем. Надеются, что удастся заставить. А если нет, то нам дадено задание создать дымовую завесу вокруг вашей персоны, а потом распространить слух, что вы убежали сами.
– Ну, а что, если так и не будет моих новых работ?
Челлестоун цинично улыбнулся.
– Спились, русские все спиваются. Впрочем, это удел многих гениев. Или зажили настолько сыто, что пропал стимул для творческой работы, ведь писатель должен голодать, верно? Что лишний раз подтвердит сразу два тезиса: а) у нас на Западе жизнь намного привлекательнее; б) почему в США все меньше собственных умов, а все выезжаем на эмигрантах да еще успеваем на их детях. Внуки, увы, уже полные ничтожества… Так что операция продумана до мелочей, дорогой Владимир!
Я покачал головой.