"Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917) - Рафаил Мельников 13 стр.


Только в 1913 г. по результатам заграничной командировки был опубликован отчет Д.А. Голова "Паровые котлы современных военных судов". В нем (с приложением чертежей) признавалось, что котлы Бельвиля и Никлосса "постоянно выходят из употребления" и что "наиболее распространенными" на флотах мира являются котлы Ярроу. Но и тогда исчерпывающих или хотя бы упрощенных таблиц характеристик котлов приведено не было. И только в 1916 г. сравнительные сведения о котлах разных типов (но все еще без системы Бабкок-Вилькокса) были приведены в составленной корабельными инженерами И.Ф. Гардениным (1887-1977, Брюссель) и Ю.В. (он же Ю.А.) Шиманским (1883-1962) "Справочной книге для корабельных инженеров" (отд. 3, с. 182-194). Трудно, очень трудно давались шаги по решающим ступеням научно-технического прогресса. Но не нашлось в МТК выдающихся эрудитов, которые в контурах проекта Д.В. Скворцова смогли бы увидеть очертания суперброненосца "Дредноут".

Рассмотрению проекта был посвящен еще и журнал № 31 от 18 апреля 1900 г. Неясно, конечно, всерьез ли предполагалось новый броненосец построить взамен предположенных по программе броненосцев № 7 и 8 (будущие "Князь Суворов" и "Слава") или главная забота МТК состояла в качестве благовидного предлога для отказа от проекта, освященного августейшей инициативой великого князя Александра Михайловича, но на втором заседании голоса в пользу технического прогресса распределились следующим образом: за проект с вооружением исключительно из 203-мм орудий – великий князь Александр Михайлович, вице-адмиралы В.П. Верховский, И.М. Диков, К.К. Деливрон, Н.И. Скрыдлов (1844-1918). К ним при условии подтверждения эффективности такого вооружения присоединялся и вице-адмирал В.П. Мессер. За смешанное вооружение из 305-мм концевых и 203-мм бортовых пушек проголосовали вице-адмирал Ф.В. Дубасов, контр-адмирал Ф.И. Амосов (1841-?), Н.Н. Ломен, К.С. Остелецкий, капитан 1 ранга А.А. Вирениус (1850-1919). К мнению артиллерийского отдела МТК о сохранении прежнего вооружения из 305-мм и 152-мм пушек присоединился председатель комиссии морских артиллерийских опытов Д. Г. фон Фелькерзам (1846-1905).

Не ведая беды и не чуя будущего, собравшиеся лишали флот возможности выйти из тупика. Последний проблеск надежды оставался на его высочестве великом князе генерал-адмирале. Получив доклад ГУКиС о том, что 305- и 152-мм артиллерия на броненосцах № 7 и 8 уже заказана, он мог бы предложить собравшимся (тем более, что подобные намерения высказывались и ранее) еще раз обсудить вопрос о вооружении и типе новых броненосцев, о более рациональном использовании этой заказанной артиллерии и возможных дополнительных заказах. Как было бы чудесно, если бы его высочество, поддержав и развив идею своего августейшего брата (не мог же он не знать о проектах русских "Адмиралов", о проектах Л.А. Рассказова, В.А. Степанова и, наконец, о немецких "Бранденбургах"), сподобился бы на высокое творческое озарение и предложил флоту опережающий мир тип дредноута. Как был бы он прославлен в последующей истории, какое бы почетное место мог занять среди самых выдающихся адмиралов, как навечно были бы преданы забвению все кафе-шантанные похождения Алексея Александровича в Париже.

Как было бы славно, если бы собравшиеся в МТК адмиралы дружно поддержали или, на худой конец, подсказали своему главному начальнику идею перепроектирования броненосцев № 7 и 8 по примеру хотя бы германских "Бранденбургов" и заказ двух дополнительных башен 305-мм пушек (какой это был пустяк в сравнении с затратами в войне) в придачу к уже четырем заказанным. Еще можно было заказать 16-20 120-мм пушек в качестве противоминного калибра. Позволительно предположить, что зная тип "Брауншвейга", было вполне возможно перепроектировать только (в августе и октябре 1899 г.) начатые постройкой броненосцы "Император Александр И" и "Орел". Такое решение было осуществимо даже без удлинения корпуса (расположив среднюю башню в районе 45 шпангоута).

Более значительному удлинению могли быть подвергнуты (приняв конструктивную схему четырехбашенного броненосца В.А. Степанова 1884 г.) броненосцы № 7 и 8. Нет сомнения, что Балтийский завод при должной мобилизации своих производственных возможностей (наличие обширных резервов показал ход постройки именно этих двух броненосцев) и всемерном (без создания ломки и задержек) содействии со стороны МТК и ГУКиС мог бы справиться с решением этой вполне возможной задачи. Все неизбежные издержки не имели никакого значения перед решением стоящей тогда перед судостроением государственной задачи – предотвращения войны с Японией. Был шанс резким усилением типа корабля и без значительной задержки готовности наверстать допущенное бюрократией опасное отставание. Не подлежит сомнению, что своевременное присоединение к эскадре в Порт-Артуре первых же двух "русских "Бранденбургов" могло бы (вместе с продуманными шагами дипломатии) разрядить обстановку на Дальнем Востоке. Это была бы истинная победа и слава русского флота, сходная с достижениями в Чифу в 1895 г.

Описанная ситуация может показаться слишком фантастичной, но в том и беда, что она реально вполне была возможна. Имелись и ресурсы государства, и производственные возможности.

Но ничего этого не произошло. Ситуация была упущена уже совершенно непоправимо. Далекий от забот о благе отечества и собственной государственной славе, "покровитель флота" ("это была чистая синекура" – так отзывался А.В. Колчак, с. 38) был одержим лишь одним стремлением – не дать в принадлежащем ему ведомстве никакого хода инициативам его августейшего соперника. А поэтому предрешена была и судьба проекта великого князя Александра Михайловича и судьба всех проектов, отступающих от избранного французского образца. Отказ от них, решенный великим князем, мотивировали весьма просто: уже состоявшимся заказом артиллерии и поставок для броненосцев № 7 и 8 и нежелательностью нарушать однообразие избранных в программе типов кораблей.

Мотивы были, понятно, несостоятельны, но иных решений от людей, приглашенных к этим решениям, ожидать и не приходилось. Было очевидно, что собравшиеся в МТК адмиралы ни принять, ни даже помыслить о смелых тактических решениях были неспособны. Их могли бы заменить Н.Н. Хлодовский, В.А. Степанов, И.Ф. Лихачев и им подобные. Но пригласить этих людей можно было лишь обладая мудростью и гражданским мужеством. Ожидать их от великого князя генерал-адмирала и "державного вождя русского флота" – государя-императора Николая II не приходилось. На совести обоих лежал тяжкий грех – нежелание организовать мозговой центр флота-Морской генеральный штаб, назревшую необходимость и спасительное значение которого И.Ф. Лихачев еще в 1888 г. обосновал в своей замечательной, полной и сегодня актуальных уроков работе: "Служба генерального штаба во флоте". Могли ли эти два деятеля признать правоту адмирала и поручить ему спасение флота от тлена лжи и косности?

Еще менее были способны на это "его превосходительство Павел Петрович", его достойный начальник Главморштаба, лиса и трус Ф.К. Авелан, а также ожидавший очереди занять его место "Нельсон" русского флота З.П. Рожественский. Реально достижимый момент истины – настойчиво диктовавшееся обстановкой создание русского дредноута – пусть даже в варианте "Бранденбурга" – не состоялся и в руках тех, кто находился тогда у власти, состояться не мог. И у власти и во власти не оказалось людей. Занимавшие же их места, названные здесь "фигуры" могли лишь, и всегда без всякой инициативы, служить рутине, но к творческому озарению были органически неспособны.

Замечательно, что на предложение контр-адмирала М.А. Данилевского о его готовности доложить императору всю нелепость планировавшейся и предлагавшейся адмиралу операции с присоединением к флоту "экзотических крейсеров", состоявший управляющим Морским министерством Ф.К. Авелан лишь пообещал М.А. Данилевскому (адмиралу!), что ему, может быть, такой доклад позволят сделать. Но это обещание Ф.К. Авелан, естественно, не сдержал. Огромную, непоправимую беду принесли эти фигуры флоту и всей России. И не было при том императоре, что сидел на российском троне, никаких реальных возможностей изменить ход событий. Безнадежно деградировавший царизм терял последние способности к выдвижению подлинно значимых государственных деятелей. Скудоумие и угодничество было на всех ступенях управления страной. Знающих и талантливых, но неудобных и "неуправляемых" постоянно отодвигали в сторону. И флот, более других структур нуждавшийся в подготовленных образованных кадрах, в научном предвидении и планомерном развитии, находился в особенно опасном положении.

Но самодовольные "превосходительства" этого не замечали. В стороне оставался в расцвете сил отодвинутый от дел флота, самый яркий из адмиралов пореформенной эпохи И.Ф. Лихачев, не имел высокого назначения адмирал В.П. Мессер, на вторых ролях оставался "беспокойный" адмирал С.О. Макаров. И потому продолжал плясать в своих кафе-шантанах его высочество, которому уничтожающую характеристику в своих показаниях в ЧК дал в 1920 г. адмирал А.В. Колчак. Справедливой, видимо, останется, как вспоминал адмирал В.А. Белли, пущенная будто бы французскими офицерами крылатая фраза о том, что "у нас есть адмирал Жерве, а у вас – осел". Под названием этого парнокопытного в изящно составленной французской фразе без труда просматривалась фамилия Авелана ("…et vous alez I’ ane", – ane в переводе – осел).

Но самодовольные "превосходительства" этого не замечали. В стороне оставался в расцвете сил отодвинутый от дел флота, самый яркий из адмиралов пореформенной эпохи И.Ф. Лихачев, не имел высокого назначения адмирал В.П. Мессер, на вторых ролях оставался "беспокойный" адмирал С.О. Макаров. И потому продолжал плясать в своих кафе-шантанах его высочество, которому уничтожающую характеристику в своих показаниях в ЧК дал в 1920 г. адмирал А.В. Колчак. Справедливой, видимо, останется, как вспоминал адмирал В.А. Белли, пущенная будто бы французскими офицерами крылатая фраза о том, что "у нас есть адмирал Жерве, а у вас – осел". Под названием этого парнокопытного в изящно составленной французской фразе без труда просматривалась фамилия Авелана ("…et vous alez I’ ane", – ane в переводе – осел).

Таких соратников (вместе с "эконом-адмиралом П.П. Тыртовым и В.П. Верховским, первым "Нельсоном" З.П. Рожественским и другими) подбирал себе, руководил ими и опирался на них "державный вождь" русского флота император Николай II. Великую беду несли они всей России. Уже почти не оставалось реальных возможностей ее предотвратить. Полагаться теперь приходилось лишь на промысел Божий. Уже не раз милосердие Божье ниспосылалось на избранную свыше (как веруют славянофилы) Россию. И уже научившиеся принимать это за должное ее правители с прежней непостижимой беззаботностью ожидали, что взамен только что упущенного шанса на удачу Господь предоставит им новый. В апокалиптическо-провидческий "каион покаяния" поэта А.С. Хомякова (1804-1860), предостерегавший о конечности милосердия божьего, они, как и "помазанник", не верили, а может, даже и знакомы с ним не были. А потому с легкостью и немалым самодовольством князь не упомянул вовсе о проекте великого князя Александра Михайловича.

Судьба этого проекта была решена искусно составленной резолюцией генерал-адмирала. И сделано зто было под прикрытием об уже состоявшемся заказе артиллерии "по типу "Бородино", о нежелательности потерь времени на "переработку чертежей" и соответствующей задержки постройки, а также о важности "сохранения однообразия судов эскадры". Реально возможная замена трех броненосцев Балтийского завода двумя трехбашенными кораблями становилась невозможной.

13. Новый образец

30 сентября 1883 г., еще не законченный Балтийским заводом и имевший неполную нагрузку, крейсер "Владимир Мономах", конвоируя шедшую в Копенгаген (с государем) императорскую яхту "Держава", достиг фантастической по тем временам 17-узло вой скорости. Сигнал, поднятый об этом, был запечатлен на заказанной управляющим заводом М.И. Казн (1839- 1896) картине, а сама картина подарена кораблестроительному отделению (тогда еще были отделения, а не отделы) МТК. Но там дар приняли как должное и с интересами принадлежащего казне завода особенно не считались. Немало пришлось испытать заводу невнимания, неуважения и даже прямого коварства (присвоение предложенной идеи крейсера "Рюрик"). Отказ от одобренного императором проекта 15000-тонного башенного крейсера, отклонение серии проектов на основе "Пересвета" и вовсе подорвали доверительное отношение завода к МТК. Горькими были итоги проектных инициатив 1897-1899 гг. Правда, и сделано было все же немало.

Обращено внимание МТК на необходимость устранения недостатков навязанного свыше проекта французской фирмы. Завод добился устранения одного из недостатков принятого для осуществления в России французского проекта – непомерно короткого корпуса. Соответственно, включая бронирование батареи 75- мм пушек и увеличение длины, усовершенствован проект Нового Адмиралтейства. Были оценены, хотя и не приняты, предложенные заводом прогрессивные решения, получено разрешение, хотя и без гарантии одобрения, на дальнейшую проработку в очередном варианте своего проекта. Но слишком дорого обходились заводу эти бескорыстные труды на благо отечественного судостроения и флота.

Видя безрезультатность и прямую убыточность всех прежних проектных инициатив, С.К. Ратник вынужден был силою обстоятельств вернуться на диктуемый ему свыше рутинный путь безгласного исполнения предначертаний МТК. Тогда-то, видимо, оценив обстановку и поняв, что плетью обуха не перешибешь, завод избрал обходной путь осуществления своих предложений. Вынужденный принять заказ на предписанное свыше дублирование проекта строившегося в Новом Адмиралтействе броненосца "Бородино", С.К. Ратник не побоялся пойти на прямое нарушение великокняжеской воли и, вместо безоговорочного копирования навязанного ему проекта Нового Адмиралтейства, решил подвергнуть его, исходя иэ своей конструкторской и технологической практики, собственной творческой переработке. Выполнялась она, естественно, на основе вариантов проекта "Ж". Такой, как можно предполагать, образ действия диктовался всей той неустойчивой обстановкой, в которой протекало недавнее обсуждение проекта в МТК.

Интересы производства требовали принятия самих конструктивных решений без потери времени. Зная же и предвидя обострение контроля, приходилось сомневаться в одобрении проекта третьего усовершенствованного броненосца. А потому были все основания осуществить свои идеи по возможности и без промедления. Расчет, по-видимому, был на то, что МТК на этот раз возражать не будет. Предложенная заводом защита броней батареи 75-мм пушек (хотя и без увеличения калибра) соответствовала мировой практике (о ней сообщал генерал Д.Ф. Мертваго) и была уже заимствована в проекте "Бородино".

Применение более конструктивного узла скоса броневой палубы также имело пример использования в английском судостроении. Идея же внутреннего "чехла" на жизненные части корабля, по-видимому, уже утратила в глазах МТК свою притягательную силу. Сказаться могли и какие-то другие обстоятельства, в итоге которых МТК не нашел нужным возражать против тех изменений, которые Балтийский завод внес в полученные им для точного, как предусматривалось великим князем, воспроизведения чертежей броненосца "Бородино". Но времени было потеряно много.

29 марта 1899 г., обращаясь в МТК, С.К. Ратник писал: "Вследствие состоявшегося на докладе 17 марта решения Его Императорского высочества генерал-адмирала, во избежание задержки в работах от новой переработки проектов завода, приступить в каменном эллинге завода по спуску крейсера "Громовой" (того, что строили вместо башенного 15000-тонного крейсера – P.M.) к немедленной постройке броненосца в 13000 т типа Лаганя по переработанному проекту Санкт-Петербургского порта, имею честь покорнейше просить технический комитет не отказать сообщить технические и практические чертежи этого проекта с утвержденной спецификацией его корпуса для немедленной подготовки заводом заказов стали и других материалов в целях получения их к спуску "Громобоя", чтобы немедленно начать постройку".

"Удовлетворить немедленно по утверждении чертежей "Бородино" или вычислений", – недрогнувшей рукой начертал Н.Е. Кутейников на письме. Он не мог не знать, что утверждение чертежей "Бородино" предстоит очень еще не скоро. Состоялось оно, как это видно из журнала № 94, только 10 июня 1899 г., и значит, Балтийскому заводу предстояло изрядное и совершенно непроизводительное ожидание. Завод, перегруженный текущими работами, конечно, не проводил время в праздности, но понятно, что и на этот раз добрые намерения великого князя снова были искажены до неузнаваемости. Очевидно также, что располагая огромным творческим заделом, завод мог подготовить свой проект не позднее, чем это было сделано в Новом Адмиралтействе. Уже 24 августа 1899 г. завод смог начать стапельную сборку нового, только что разрешенного к постройке броненосца, который 22 августа 1899 г. был назван "Император Александр III". "Бородино" был начат постройкой 14 мая. 12 ноября 1899 г. состоялось утверждение чертежа мидель-шпангоута броненосца "Император Александр III".

Реализованные в нем главнейшие проектные решения не только не встретили возражения, но и привели к решению (журнал № 139 от 12 ноября 1899 г.) расположить их также и на закладываемом на Галерном островке броненосце "Орел". Конструкцию "Бородино", ввиду уже сделанных заказов материала и технологической подготовки, менять не стали. И корабль, считающийся головным в серии, оказался единственным имевшим внутренний броневой "чехол", какой устроили во Франции на "Цесаревиче". Учитывая же, что главные машины и котлы со всеми наполняющими корабли вспомогательными механизмами и трубопроводами проектировались, поставлялись или заказывались Балтийским заводом, есть все основания считать, что, оказавшись промежуточным типом, "Орел" по конструкции был ближе к сформированному к 1899 г. Балтийским заводом проекту броненосца "Император Александр III". Различия, конечно, оставались значительными, и даже внешне "Орел" выделялся формой скосов противоминной батареи, особо выдающимся клиперским окончанием верхней части форштевня и другими особенностями казенной постройки адмиралтейств левого берега Невы.

Назад Дальше