— Срочное официальное сообщение, адмирал Моррисон, — деловито провозгласила она.
Джим одарил ее сияющей улыбкой, она покраснела, и глаза ее помолодели минимум на четверть века.
— Так вот, — начал адмирал, передавая Джиму пульт и усаживаясь за телетайп, — заходишь, становишься на крест под хроно-рупор, я уточняю долготу и широту, это легко. Где ты хочешь побывать?
— Аааа, Нью-Йорк? Это, наверно, просто… Ночной клуб… Как насчет «Макс Канзас-Сити»? Парк-Авеню-Саут, 213, радом с Юнион-сквер. Там всегда какая-нибудь движуха.
— «Движуха»… «какая-нибудь»… должен сказать… — адмирал ухмыльнулся и по-отечески снисходительно ввел адрес легендарного клуба. Машина автоматически произвела вычисления и загрузила их в память.
— Со временем, сам понимаешь, сложнее. Погрешность на расстоянии — процентов 10, поэтому попробую на год назад, но ты окажешься в периоде где-то с мая по октябрь. Просто нажимаешь большую красную кнопку, когда решишь вернуться, там установлено 60:1. Когда ты вернешься сюда, здесь пройдет столько минут, сколько часов ты проведешь там. И теперь должен особо тебе подчеркнуть: НЕ СМЕЙ МЕНЯТЬ НАСТРОЙКИ. Если в управляющем механизме путешествий во времени изменить полярность, неизвестно что может произойти. И помни, ты будешь там невидимым, неслышимым и неосязаемым для всех… Частично это для упрощения причинного механизма, а частично потому, что в противном случае машина потеряет всякую пользу для разведывательной деятельности. Представь себе, что наблюдатель ОСО ВМС США материализуется прямо в военном бункере Кремля, не очень-то приятное положеньице, а? Ах, да, и старайся ни с кем не контактировать перед дематериализацией, просто чтобы локальные искажения не отразились на трансмиссии, последствия не страшные, но лучше не рисковать. Я бы тебе посоветовал сортир.
— Хорошо. Обязательно.
— Все нормально?
— Все отлично!
— Готов?
— Угу.
— Контакт!
Джим почувствовал какой-то едкий запах… будто что-то горит, нет, что-то синэстетические… Что-то смутно знакомое… Коричневое… И вдруг
БА-БААХ! и его атомы взметнулись в воздух и обрушились на землю на двести миль юго-восточнее, на двенадцать месяцев вперед..*
Брайтон Ранний субботний вечер
Ряд коробок растянутся футов на шесть, примерно, когда я приступил к работе, а когда я закончил, от него ничего не осталось, хотя кипа конвертов уменьшилась только вполовину по сравнению с началом. Когда я вернулся на Ватер-лоо-стрит, Моркемб был уже частично готов.
— Бру Асобый и Залатой Лэйбиал!14 — провозгласил он.
Робинзон уже свалил, и мы двинули к «Золотому Дракону» по Монпелаер-роуд, чтоб захватить Тёрнера, но он уже успел уйти. Когда мы шли по излучине, к нам подлетел футбольный мяч каких-то детишек, и десятилетний пацан заорал, чтоб Моркемб пасанул его обратно. Мор-кемб проигнорировал просьбу, ведь он терпеть не мог ни детей ни футбол, так что его поведение вполне логично.
— Задрот сраный! — завопил карапуз.
— Шоб ты в жизнь не вырос, — сплюнул Моркемб и бросил на него испепеляющий взгляд, ребенок обосрался от страха, и мы зашагали дальше.
Кабак был, как всегда, битком, но путем убеждения и прочих навыков мы обеспечили себе пару мест. Я заметил нескольких знакомых, кое-кому кивнул, они притворились, что не увидели, вот так вот. Менеджер группы Крис пролез сквозь толпень.
— Эээээээ. Вы, типа, в горе. Клуб «Спаз»… Понедельник.
— Скока? — поинтересовался Моркемб.
— 25 фунтов.
— С кем?
— Без понятий.
— Лады. Взрогнули. Ща еще принесу, — Крис ушел, а Моркемб, казалось, призадумался, — мммм, панк-рок, — провозгласил он.
Я его понял.
Позже, возвращаясь после похода в сортир, я обнаружил, что Моркемб поднял в кабаке какой-то пьяный базар, он вопил на тетку и, как сумасшедший, хватался за нее. Я опоздал с броском, он маленько покрутил руками, потом упал навзничь на стол, который как назло был битком заставлен самыми крепкими, что только имелись в баре, напитками. Бутылки, стаканы, сигареты, чипсы и пиво разлетелись в разные стороны, два парня бросились со стиснутыми кулаками, зубами и мозгами. Мгновенно я сообразил, что они хотят его отутюжить. Моркемб выбрался из луж и руин, сообразил, чем пахнет и дипломатично разрядил обстановку:
— Ништяк, мужики! Мы ж тут все добрые англичане, а не какие то там фрицы или узкоглазые!15
Бычье призадумалось, а мы, воспользовавшись, их замешательством, выскользнули наружу и поймали такси, чтобы без приключений добраться до «Ролл-Инна», притаившегося в самом темном в городе районе Кемп-Таун. Там до закрытия мы успели опрокинуть еще пару раз.
На обратном пути мне захотелось поссать, и я пошел за фасад того, что в прошлом называлось «Континенталь» на площади Саддли-Плейс. Сей старый порно-кинотеатр закрыли в декабре 1986 года, когда дал дуба его владелец Майлс Берн. Когда я прослышал, что его закрывают, я сходил туда с приятелем. Там постоянно показывали «Без порток!» и «Проказницы без бикини!» Но мой корефан пошел на попятную, а потом начались рождественские каникулы, гоняли диснеевский «Bedknobs and Broomsticks», а в Новом году они больше не открылись. Сейчас на этом месте валялся несчастный старый пьяный бомж посреди прочего мусора: банок, бутылок, газет, фарфоровых осколков, грязных листов, вырванных из «Голливудского Вавилона» Кеннета Энгера и облезлой головы от манекена из ателье или парикмахерской. Пока я ссал, бомж шевелился в своем алкогольном забытье и что-то бормотал. Я старался на него не попасть. Потом мы побрели домой в свою относительно пристойную конуру.
Новый Орлеан, США (2958N9004W) Среда, 29 июня 1967 День
БАЦЦ! Как, на хрен, шандарахнет! Ебаный трэм, красно-желтый, прошандарахал мимо, РРА-
АЗ! Моя бедная ручка вывихнулась в своем гнезде, когда я схватился за поручень, вялые пальцы вцепились мне в лацканы и приподняли меня.
— Гсподи, миста, вы ж чуть не того… — но тут он замечает где-то сзади Пинкертона, таращащего зенки на улице, достает оружие и прицеливается, но не стреляет, ведь в этих безобидных зеваках что-то трогательное, он далеко-далеко отсюда, в нем что-то трогательное и так далее. На одно мгновение. Я ставлю сумку и детально оцениваю обстановку, пассажиры пялятся на меня децл, недоверчиво и испуганно.
— Ништяк, мужики! — выдаю я. — Этот хер не гансктер, всего-навсего ревнивый муж.
И заговорщически подмигиваю парню, который спас мою задницу. Подходит Кондукторша и продает мне билет аж до конечной (какая-то уродина, от нее пахнет старой шлюхой) выходит, и я падаю на ее место, она фыркает на мой изношенный, дальше некуда, саквояж, но я слишком заебался, чтобы лезть в бутылку. И что теперь?
История. Когда поступил звонок, моя машина стояла в гараже уже черт знает сколько в этом месяце, сраная развалюха, и тогда они прислали черно-белого, который отвез меня в город на место происшествия на шоссе 90. Мы прибыли около трех, стояла туманная и лунная ночь, цикады гремели просто адски, и все в таком духе. Водителя рядом не было, вокруг воняло кровью, бензином и виски примерно в одинаковых пропорциях. Все, кто только мог, пришли, ушли и пинали балду неподалеку, но Джордж продолжал слоняться, старый добрый Джордж, все его любили.
— Все были готовы, когда я приехал…, — он хихикнул, затягиваясь толстой сигарой, — … Повторюсь, совсем готовы.
Он был прав, санитары успели вытащить три тела. Мужчина и собачка (чау-чау?) лежали за машиной в луже крови-бензина-виски, куда вдобавок примешивались какие-то мерзкие стеклянные брызги, отовсюду (по крайней мере, где было видно) из них текла кровища вследствие сильного повреждения внутренних органов, и в придачу имелось несколько внешних травм. Тело женщины лежало в нескольких футах поодаль накрытое одеялом, торчала только нога в дорогом итальянском сапожке с высоким каблуком. Ее голова оставалась в машине, насажанная, так сказать, на рулевую колонку, ее отрезало лобовым стеклом. Машину всю перекорежило, перед весь смят, мягкий верх оторван к чертям собачьим, но, предполагаю, это сделали санитары, чтобы залезть. Я сделал фотографии, ведь это моя работа, сами понимаете, снял даже бедную псин-ку, которая оказалась сукой, и у нее из сосков что-то вывалилось. Джордж снял с колонки голову женщины со странным сосущим звуком, она неплохо уцелела, правда, ее срезало прямо у основания шеи. Помада размазалась, тушь потекла, но не более, прическу даже совсем не повредило. Он повернул ее так, чтобы я мог рассмотреть ее. На лице выражалось некоторое удивление.
— Упс, не подсказывай, — заговорил я. — Это актриса, блин…. Ну, сам знаешь.
— Ага, — заметил Джордж, — актриса, точно, Джейн Мэнсфилд.
— Без говна. Слышь, не она в том кино снималась…
— Упс, не подсказывай, — заговорил я. — Это актриса, блин…. Ну, сам знаешь.
— Ага, — заметил Джордж, — актриса, точно, Джейн Мэнсфилд.
— Без говна. Слышь, не она в том кино снималась…
— Без понятий, не хожу в кино. Не догоняю я их… Ну понимаешь…
— Я тоже, я ее в газете видел.
— Ага, она очень известная… была.
— Что мы хотим найти?
— Хмм, я полагал, что еду смотреть на расплющенный череп с проломленным затылком и поврежденным мозгом, сопровождаемый закрытым переломом правой плечевой кости, а также рваные раны на руках и'нижних конечностях.
— И че?
— А хочешь знать одну странную вещь?
— Че?
Джордж положил голову на машинное сиденье, порылся и достал откуда-то маленький пластиковый контейнер «Tupperware». Отодвинул крышку, и внутри оказался отрезанный член.
— Похоже на отрезанный член, — констатировал я.
— Ага. В этом-то вся и штука… Этот член не принадлежит никому из этих людей!
— Это, конечно, странно. Что про него скажешь?
— Средних размеров… принадлежал белому… мужчине… естественно… лет двадцатитридцати.
— Ты его в том пенале нашел?
— Угу.
— Угу?
— Угу-угу.
— Угу.
— Слушай! Разве Джейн Мэнсфилд не была замешана в каких-то жутких транссексуальных делах? Уверен…
— Я провел осмотр очень тщательно.
— А эти дети в машине? Они что-нибудь знают?
— Больше, чем достаточно. Но ничего полезного.
Джордж аккуратно закрыл коробку обратно и положил ее к прочим мелочам. Я еще пофотографировал, а потом мы подурачились с головой, заставляя ее корчить смешные рожи, обычная фигня. Наконец, Джо пригнал фургон, мы погрузили тела в мешки, голова и собачка отправились в морозильные камеры, набитые льдом. Конечно, это не входит в мои прямые обязанности, но в подобных ситуациях мы помогаем друг другу.
Вернувшись в морг, мы затолкали все это в Холодильник16, к тому времени уже светало, и отправились по домам капельку поспать. Покажется странным, но мне совсем не спалось, и я вертелся с боку на бок как поросенок на вертеле.
Брайтон Субботняя ночь
Я повернулся и взглянул на светящийся циферблат, на нем были отмечены каждые тридцать градусов, а также часовая и минутная стрелка, поэтому дисплей читался неоднозначно, и было либо 3:30, либо 6:17. Я отвернулся.
Новый Орлеан Вторник, утро
— ГДЕ МОЙ ЧЛЕН? — первым делом возопил Джордж, отплевываясь крошками жеваной сигары и желтоватой слюной.
— ? — спросил я, — после того, как ты мне его показал ночью, я его не видел.
— У меня украли член, и кто-то мне ответит за это! — орал он, безутешно носясь по моргу, выдвигая ящики и ежесекундно заглядывая в пустой контейнер.
— Когда ты в последний раз его видел? — задал я вопрос, желая помочь.
— После того, как показал тебе… Я думал, Джо закинул его в фургон, но он утверждает, что в глаза его не видел.
— Уверен, он найдется… — философски заметил я.
Вскоре нам пришлось прекратить поиски, поскольку надо было готовить тела к опознанию. Все родственники Джейн либо были в отъезде, либо умерли, и потому мы ждали только ее продюсера. Мы обернули ей шею тесьмой там, где была рана, чтобы не особо его пугать. Так не полагается, но кого ебет. Чувак все равно обезумел от горя, работа над картиной была в самом разгаре, и теперь она накрылась медным тазом. Со всеми случается, сказали мы ему, предложили ему закурить и кофе, он успокоился. Все газеты, разумеется, напечатали о Джейн статьи с фотографиями из всех ее фильмов, «Девушки не могут от этого удержаться» и прочее. Несколько изданий позвонили нам и попросили фотографии с места трагедии, но они не годились для публикации из-за крови и всего остального. Но я все-таки вырезал кой-какие заметки и публикации и наклеил их в альбом, уж черт его знает зачем, наверно, хотелось сравнить их с оригиналом. Но что сталось с оригиналом? Голова в морге выглядела как голова, но вела себя не как голова; голова на фотографиях выглядела как голова и вела себя как будто бы голова; вечером я пошел на фильм с ее участием, демонстрировавшийся в одном из городских кинотеатров — желание дань, уважение, исследовательские соображения, и там голова выглядела как голова, и вела себя как голова. Я имею в виду, все эти головы были лишь изображением голов, но вели себя как головы в гораздо большей степени, чем та настоящая голова в морге. Я не понимал, в чем загвоздка, мне требовалось еще над этим поразмышлять. Думаю, некоторые из нас в большей степени психи, нежели остальные, возможно, работа фотографом в морге — не такое уж прекрасное занятие, потому что видишь все эти тела, изувеченные и искореженные. Это давит на психику, я хочу сказать, что Джейн была настоящей красавицей, а потом от нее остались только рожки-ножки. Правда, это не совсем так, потому что когда ее помыли, она выглядела чудесно, просто была располовиненная. Срок хранения тела истекал, студия возражала против аутопсии (вскрытие трупа) на предмет наличия алкоголя или наркотиков в организме, они подмазали кому надо, и похороны должны были вот-вот состояться. Мне пришлось соображать быстрее. Времени не оставалось. Я боялся, что похититель члена, кто бы он ни был, нанесет второй удар. И я украл голову. Это оказалось несложно. В обеденный перерыв я вышел и купил саквояж, куда влезет морозильная камера, и когда вечером все отправились по домам, я просто ушел вместе с ней. Теперь я не собирался возвращаться в свою унылую квартиру к своей еще более унылой жене, и тогда снял комнату в привокзальной гостинице в нижней части города, чтоб иметь шанс смыться, если возникнет необходимость. Во-первых, я позвонил заказать лед, сказав, что мне надо охладить вино, и эта цыпа-горничная в платье с большим вырезом мне его принесла. Она выглядела так, словно подозревает неладное, но не знает что конкретно. Затем она предложила мне помочь с вином, конечно, мне пришлось отказаться в связи с отсутствием такового, она смутилась, тоже мне. Итак, она ушла, а я сменил лед в камере. Закончив, я неожиданно ощутил тяжесть в ногах. Усталость обрушилась на меня. Наверно, оттого, что у меня был трудный день, и я сомневался, что поступил правильно. Я тут же отключился.
Брайтон Субботняя ночь
Проснулся снова, непонятный шум и смутный ужас. Через некоторое время, несколько минут — пропали. Мне надо было поспать, и я стал думать о чем-то приятном, теплом и розовом, но одновременно белом и холодном, как мороженое с начинкой из соуса чили вместо обычного малинового стерженька. Помогло.
Новый Орлеан Ночь со вторника
Похоже, я очнулся от глубокого сна, за окном было тихо, неподвижно, как в могиле. Мне снилась горничная, и был немного возбужден. Я голышом вылез из кровати, и не подумав прикрыться, и жутко вздувшийся елдак сильно шлепнул меня по пузу. Я решил посмотреть, как там голова, и думаю, уже знал, что произойдет дальше, уже когда расстегивал сумку и доставал ее. Кожа на ней не отличалась от обычной, только холодная, но ничего неприятного. Хозяин похоронного бюро готовил ее для опознания, и она смотрелась очень красиво. Я опустился на край кровати, придал лицо какое мне хотелось выражение, затем открыл рот, засунув туда член, позволив ей взять его. Зубы покусывали меня, и я мог ебать ее так глубоко, как пожелаю, а она не могла захлопнуть пасть, лишь глядела на меня посреди ангельских локонов, двигаясь мерно и ритмично туда… и обратно.
Когда я кончил, она, разумеется, проглотила спущенку, правда, она вытекла через шею и теплые, и влажные капли упали на мою левую ступню. К удивлению своему, я не испытывал отвращения к тому, что только что сделал, скорее чувство свободы благодаря мерзкому соитию. Мерзкому ли? Я не знал. Я видел только новые рубежи, которые должен взять. Раз я сумел сделать подобное этому, я сумею сделать все, что угодно, избежав последствий. Целый новый мир распахнулся передо мной, мир, где слова, вроде «страх» и «деградация», вытеснят многогранный опыт, который я и представить не мог даже в самых диких фантазиях. Я дрожал от волнения, промывая в раковине ей рот, возможно, она станет моим ключом к будущему. Я не знал, куда я иду, да это и не имело значения, я пущусь в путь, окрыленный надеждой. Я поцеловал ее восковые губы, и водопроводная вода напомнила слюну. Я вспомнил горничную, я был уверен, она обладает знанием о запретной сексуальности. Но пока я ничего не стану предпринимать, я спрошу у нее завтра, после того, как расскажу о своей теории. Она обязательно поймет, и мы вместе помчимся к новой жизни, состоящей из одного сладоетрас-тия. Мы выебем и высосем себе путь по континентам. Вероятно, нам придется похищать детей и все такое, главное, чтобы они были достаточно «пусты», чтобы суметь понять. Мы сможем ввести их в некий порочный культ, ничто не будет чрезмерным, новая раса, освобожденная от векового дерьма. Я рухнул на кровать и яростно дрочил в горячке своего расколотого прошлого и безграничного будущего.