Учитывая же, что оба мы стрелки весьма меткие и, что стреляем с близкого расстояния, гоняться - что за мной, что за ней - перестали буквально после третьего “прохода”. И Шурочка наскоком сверху завалила сразу пару — её не видели те, что вдохновенно гонялись за нами. Саня же безнаказанно “заземлял” лапотников, подбираясь к ним снизу, от брюшка. Впрочем, нам тоже удалось принять участие в этом процессе. Когда догнали эту теряющую строй массу, многих пришлось настойчиво выискивать - они уже бросились врассыпную.
Один из экипажей покинул машину с парашютами ещё до того, как я открыл огонь — любопытный симптом. Или им успел кто-то что-то про нас рассказать, или они насмотрелись на то, что вытворял Батаев, и у них сдали нервы?
Девятку эту мы доплющили — ни один не ушёл. Надо признаться, в четвёртом за сегодня бою мы как-то здорово разухарились — дрались так, что от фрицев ошмётки летели.
***
Когда вернулись, солнце уже клонилось к западу.
- Ещё будут вылеты? - полюбопытствовала Шурочка, едва мы закончили заправку и зарядку боевых машин.
- Не знаю, - ответил я честно. - Устала?
- Не знаю, - пожала она плечами так, что стало видно — падает с ног. - Надо бы управление пушками переделать. В смысле, не одну общую гашетку сделать для залповой стрельбы, а две разные. Тогда бы можно было выбрать: то ли картечью в истребитель вжарить, то ли осколочным бомбера приласкать. Ну и вместо восьми залпов будет шестнадцать выстрелов — вдвое больше целей можно поразить. Машину при этом чуть разворачивает, но это легко компенсируется за полсекунды, что проходит между выстрелами. Да и не палим мы очередями.
Я кивнул, достал кусачки, отвёртку и кусок провода. Если сразу не сделаю, потом может оказаться некогда. А больше сегодня летать нам нельзя — слишком устали. В таком состоянии ошибиться — нечего делать. Вплоть до того, что прямо на взлёте легко можно гробануться — машины-то у нас норовистые.
Ковыряясь в цепях управления огнём, пытался сосчитать, кто сколько и чего сегодня сбил. Цифры получались несусветно большими. Хотя, даже те пять утренних Хейнкелей — иной истребитель за всю войну мог и не накопить столько побед.
Когда мы с Саней, завершив работу, вернулись к месту ночлега, девушки закончили проявлять плёнки — это оборудование, названное фотокинопулемётами, приобрели в заграницах служители культа. Очень помогало оно нам после учебных стрельб определять причины ошибок. А сейчас, разглядывая кадры, сделанные в боях, мы смогли сосчитать свои жертвы и, заодно, проанализировать погрешности в прицеливании.
Но восторги по этому поводу выказывала только Нина — у остальных ни на что не хватало душевных сил. И физических.
Уже солнце ушло за горизонт и недолгие южные сумерки начали торопливо сгущаться. Мы так и оставались за всё тем же сбитыми из корявых палок и накрытым листом фанеры хлипким столом — единственным на всё наше расположение. Вроде бы нужно укладываться спать, но и на это, кажется, не хватает сил. Сам я чувствую полную опустошённость: Ведь, кажется, всё сделал правильно. За один день мы столько наломали, что это оправдывает угар семи лет безумной, судорожной подготовки — можно полагать задачу выполненной. Но, нет! Впереди ужас почти четырёх лет войны… кажется, мои товарищи испытывают нечто подобное. Ну да, я не раз проговаривался то о том, то о другом… из ближайшего будущего. А они, между прочим, очень хорошо соображают.
- Слушай, товарищ! - тихо и задумчиво затянула вдруг Шурочка.
- Война началася, - подхватила Мусенька.
- Бросай своё дело,
В поход собирайся, - вывели девушки дуэтом. Голоса у них не очень сильные, но чистые и прекрасно сочетаются. Обычно они распевают задорные украинские песни, а тут вдруг вспомнили ту, что нередко звучит по радио.
Припев про то, что смело мы в бой пойдём за власть Советов и, как один, умрём в борьбе за это, мы уже вывели вчетвером. А дальше петь не стали — неожиданно оказалось, что немудрёные слова песни до конца выразили общие чувства.
Наша стряпуха стояла в сторонке, испуганно прикрыв ладошкой рот, и глаза её подозрительно блестели. Ей было страшно за нас.
А ребятам? Им тоже страшно — поэтому и потребовались такие слова - слова немудрёного заклинания, выражающего готовность идти до конца. Вроде клятвы получилось.
Страшно ли мне? И сам не пойму. Когда был старым, то уже и не боялся умереть. Знал, что это неизбежно произойдёт — дело лишь во времени. Видимо психика так и не утратила приобретённой когда-то инерции, потому что страх меня и сейчас не сковывает. Даже чувствую некоторую отстранённость, словно наблюдаю за происходящим со стороны. А вот этим молодым ребятам! Каково им сейчас? Думаю, несладко. Они ведь очень умные — сообразили, что риск погибнуть стал частью жизни. Вот и помолились на свой лад. Или заклинание произнесли.
Не знаю, как другие, но сам я уснул, едва голова коснулась подушки.
Глава 12. На страже
Теплое утро двадцать третьего июня. Мы выспались, неторопливо плотно позавтракали и вылетели вдвоём с Саней, оставив дома Шурочку в готовности номер один и Мусеньку в качестве дежурной у рации. Над аэродромом Грасулово наблюдалось оживление — многочисленная группа наших истребителей садилась на полосу. Наверное, откуда-то вернулись.
Наше появление оказалось неожиданностью для наземных служб — мы ведь подошли на малой высоте. Поэтому повернулись, показывая звёзды на крыльях, и встали “на коробочку”. Стрелять по нам с земли не стали, а вот пилоты ждущих очереди на посадку машин приближались, чтобы получше разглядеть. Покачивали крыльями, жесты разные демонстрировали.
Не знаю, была ли в этом полку радиосвязь — никто на нашу волну не вышел. Ну и мы помалкивали. Вскоре все, кроме нас с Саней, приземлились. Видно было, как хлопочут техники, как едет автоцистерна. Кого-то грузили в машину с красным крестом. Я тревожно поглядывал на указатель топлива и озирался по сторонам.
Уже немного времени оставалось до момента, когда Сане предстояло приземлиться тут и договориться о заправке. А я бы на это поглядел и решил — смываться домой, или дождавшись его взлёта, самому в свою очередь разжиться здесь горючим. Вскоре бы нам на смену прилетела Шурочка — радиосвязь с домом отсюда не доставала, но уже с полусотни километров мы вполне могли переговариваться.
Словом, многое было неопределённым, как вдруг “нарисовалась” пара мессеров. Мы в этот момент находились по разные стороны аэродрома. Я пошёл навстречу худым, а мой товарищ принялся строить маневр для захода в хвост к немцам. Ещё и МИГ на земле начал разгоняться, собираясь взлететь. Мессеры рисковать не стали — отвернули и почесали в восточном направлении, торопясь поскорее убраться. Это примерно в сторону нашего дома.
Догнали мы их легко — скорость-то у нас на целую сотню больше. Как они ни вертелись, как ни выкручивались — по всем маневрам преимущество за нами. Прилипли к хвостам и срубили обоих. С аэродрома, откуда завязалась эта свистопляска, этого уже не видели. Только взлетевший с земли МИГ встал правее и выше меня, изображая ведомого. Тот самый, из-за которого я и затеял всю сегодняшнюю карусель с дежурством в этом месте. Я знаю даже фамилию лётчика и его звание. Имени не помню — читал о его гибели на второй день войны. Обидно. Особенно после того урона, который он нанёс фашистам перед этим — увы, управление авиационными частями пока не набралось опыта. В жизни даже самых лучших полков сохранилось слишком много мирного. А такие асы стачиваются об опытных лётчиков противника или в силу досадного стечения обстоятельств.
Собственно, на этом моменте мои конкретные знания о развитии событий в начале войны и закончились. Я много читал мемуаров, особенно связанных с авиацией, но ни дат, ни мест многих событий просто не способен связать — память моя не хранит этих важнейших для боевого планирования деталей.
А пилоту столь дружелюбного истребителя я показал на пальцах, чтобы возвращался. Он качнул крыльями и отвернул. Вскоре мы обменялись словечком с Шурочкой, спешившей нам на смену. Нас обратно к Грасулову “не пускал” остаток бензина — только и оставалось, что до дому долететь.
***
В следующий вылет, как и планировали, мы с Саней опять направились к тому же аэродрому. И Шурочка, и прилетевшая вслед за ней Мусенька — каждая в свой черёд отдежурили в зоне, что называется, без происшествий. Зато для нас судьба приготовила полную занятость — когда мы прибыли, наши ястребки взлетали с поля, на которое надвигалась целая туча бомберов с очень приличным истребительным прикрытием. Собственно, первую шестёрку худых мы и приметили. Но они были несвободны — МИГи их уже перехватили и начали бой.
Мы сразу ввязались в свалку, сняв по мессеру из числа подвернувшихся под руку. Они нас не видели, потому что смотрели в сторону гущи событий. Оставалось сблизиться и стрельнуть. Потом я снял ешё одного с хвоста тянущего вверх МИГа. В это мгновение немцы как-то подрастерялись — один из МИГов технично завалил сразу двоих и погнался за третьим. Я тут же помчался его прикрывать, потому что остальные оказались связаны боем — откуда-то ещё привалило две пары мессершмиттов. Но мои усилия были напрасны — МИГ завалил худого, видимо уж повреждённого раньше, потому что неожиданно легко догнал теоретически более быструю на этой высоте машину. И никто на нас сверху не свалился.
Мы сразу ввязались в свалку, сняв по мессеру из числа подвернувшихся под руку. Они нас не видели, потому что смотрели в сторону гущи событий. Оставалось сблизиться и стрельнуть. Потом я снял ешё одного с хвоста тянущего вверх МИГа. В это мгновение немцы как-то подрастерялись — один из МИГов технично завалил сразу двоих и погнался за третьим. Я тут же помчался его прикрывать, потому что остальные оказались связаны боем — откуда-то ещё привалило две пары мессершмиттов. Но мои усилия были напрасны — МИГ завалил худого, видимо уж повреждённого раньше, потому что неожиданно легко догнал теоретически более быструю на этой высоте машину. И никто на нас сверху не свалился.
Я держался за “ведущим” справа выше, да так и сопроводил его на посадку — таких лётчиков нужно беречь. Потом поднялся до своего потолка — это чуть больше четырёх километров. Выше наш двигатель (ММ-1) начинает задыхаться от недостатка кислорода. Но и с этой позиции было видно, как ишаки и МИГи атакуют оставшихся беззащитными юнкерсов.
- Саня, выходи из боя и начинай осматриваться — перенацелил я товарища.
- Маленький! Ты у нас Шурик? - окликнула меня земля.
- Ага, - буркнул я в ответ и продолжил озираться. Ну вот чую — должны тут крутится ещё немецкие истребители.
Предчувствия меня не обманули. Юнкерсы ушли на запад, так и не прорвавшись к аэродрому, целая куча, возможно с полсотни, наших истребителей благополучно приземлилась, у меня уже горючее начало подходить к отметке невозвращения, когда низко над землёй замаячила пара тонких силуэтов. На аэродроме их тоже приметили, потому что опять один из МИГов срочно пошёл на взлёт, похоже, не закончив заправку. Но я уже настигал худых, зайдя со стороны солнца. Они явно готовились к штурмовке и не видели меня. Снёс обоих картечью практически в упор, подобравшись сзади — я умею быстро прицеливаться, а самолёт исключительно устойчив и послушен.
В охраняемую нами зону “подтянулась” Шурочка — опять её смена. Передала по радио, что Мусенька, как и договаривались, перешла в готовность номер один и ждёт не дождётся меня — сокола своего ясного.
- Разговорчики в зоне дежурства! - буркнул я неласково. - И вообще, поглядывай хорошенько. Гансы всячески пытаются бомбануть этот полк, а у ребят ни охранения в воздухе нет, ни дежурной пары, готовой к взлёту.
- Маленький! Чего это ты на весь эфир раскритиковался? - прорезалась на нашей волне земля.
Я на это ничего не ответил — спешил лететь домой заправляться.
- Так это, Шурик! - не унимался дежурный. - Привезли мы снарядов для ваших пушек. Садись! Заправим, зарядим, за жизнь поговорим.
Но я молчал и проклинал свой длинный язык.
Шурочка вернулась через час, когда её сменила Мусенька. Она завалила одиночного мессера, снизившегося для штурмовки.
Мусенька же доложила, что теперь над аэродромом постоянно барражирует МИГ, и еще пара готовых к взлёту машин стоит на конце полосы. Ей это было чётко видно. Поэтому сменять отдежурившего вслед за ней Саню я не полетел — нам горючее для других дел нужнее. Дело в том, что немцы сейчас стараются разбомбить довольно много наших аэродромов. Остаётся только выяснить какой и когда. А вот с такого рода информацией у нас скудно — не по силам мне организовать полноценную службу воздушного наблюдения, оповещения и связи. Хотя, на наши невеликие силы имеющаяся скромная сеть наблюдателей предоставляет достаточно работы.
***
Приходим в точку, где должны вот-вот появиться юнкерсы, а тут так и роятся мессеры. Думаю, пришли расчистить небо от наших истребителей. Или, придержать их на земле, сбивая на взлёте. Увидели они прижавшегося к земле Саню, и давай на него сверху бросаться. А то им невдомёк, что летит он быстрее, чем они могут разогнаться даже со снижением. Ну или одного порядка скорости — короче, не догоняют. Две пары, следящие за взлётной полосой, мы с Шурочкой начали гонять, а Мусенька нашла кого-то на самой верхотуре и тоже принялась выписывать виражи, имитируя попытку атаковать сзади.
Это мы еще не начали давить, а просто разбираемся что здесь и как, и не сидит ли где-то кто-то в засаде. Похоже — всех нашли. Я сразу делаю значительно более крутым вираж, который мы в это время как раз выписываем с одним из худых. До сего момента просто держал примерно тот же радиус, что и противник, давая ему возможность сближаться со мной в час по чайной ложке, но сейчас сам захожу к нему в хвост и, поскольку он ещё не опомнился и не начал уворачиваться, срубаю его - наша картечь на пятидесяти метрах работает изумительно — и конус разлёта уже приличный, и плотность пуль в нём ещё достойная.
Второй — ведомый — давно старается подловить меня, атакуя снаружи. Я поворачиваю лопасти винтов на реверс и, повиснув на привязных ремнях, натурально торможу, пропуская противника перед собой — он заходит в поле моего зрения справа. Остаётся пристроиться за ним и догонять, выжимая из мотора всю мощность и наблюдая, как страдалец мечется, стараясь уйти из прицела. Улавливаю предшествующий повороту наклон плоскостей и срубаю почти в упор. Даже приходится одновременно давать обоими элеронами вниз, чтобы, подпрыгнув вверх, перескочить поражённую цель. Вообще-то элероны у нас служат ещё и закрылками при взлёте и посадке, давая добавку к подъёмной силе при малой скорости, но и в роли “подбрасывателя” машины в полёте тоже срабатывают уверенно. Мы их на этот предмет проверяли. Ух и пинают они снизу! Аж всё внутри куда-то проваливается. Воспринимается, словно ухаб.
Итак, свою пару я свалил. Сверху рушится ободранный картечью мессер, справа Шурочка подлавливает ещё одного, а я тороплюсь туда, где “гоняют” Саню. И нарываюсь лоб в лоб на одного, набирающего высоту. Переворачиваюсь, навожу и жду сближения на дистанцию поражения, но худой сразу отворачивает, стараясь опередить меня в маневре. Не догадывается, что у меня вираж имеет меньший, чем у него, радиус. Не обязательно всегда меньший, а такой, как нужно мне. Тут я его и зажал и срубил, сразу после выстрела свалившись на крыло. Скорее опускаю нос, переводя неуправляемое падение в пике, разгоняюсь, выравниваюсь, осматриваюсь — с нашего аэродрома взлетают наши истребители, направляясь навстречу подтягивающимся бомбардировщикам, а Мусенька вгоняет в землю худого. Кажется, это последний.
Мы набираем высоту, чтобы сверху присмотреть за окружающим пространством. Ну и по бомберам сработать, если нам оставят.
- Саньки! - обращается к нам земля. - Может присядете? Соседи нам рассказали, чем вас нужно заряжать — так найдётся здесь подходящий припас.
- Спасибо, товарищ, - отвечаю. - Не сегодня. Слушай, не слыхал, кого немцы следующим собрались бомбить?
- Не было такого оповещения, - ухмыляется в микрофон мужчина. - А что, перебой с целеуказаниями?
- Пока нет, но послезавтра у фрицев пройдёт первый запал, и тогда их станет сложно искать. А у меня и горючки не море, и моторесурс не беспредельный. Я бы послушал на этой волне — мне любые советы надобны. Бомберов наших прикрыл бы с удовольствием.
- Ишь, чего захотел! - хохотнул незнакомец. - А если ты шпион?
- Ну, если шпион, то не стану у вас садиться. Шлёпнете вы меня, как пить дать шлёпнете. Без суда, и даже без следствия. И вообще — я вас теперь боюсь. Не прилечу больше сюда. Лучше к Фокшанам сгоняю, срублю пару мессеров по быстрому, да обратно вернусь — всё день пройдёт не даром.
В общем, не получился у нас разговор. Зато подтянулись немецкие истребители непосредственного прикрытия — вот на них и переключилось наше внимание.
***
Тревожное чувство пришло ко мне сразу после посадки — в пятом, пустующем капонире стояла эмка. Не мог отец Николай на ней пожаловать. Его обычно мужики подвозят на бричке. А на машине? Во всяком случае — не мог приехать один. Но сразу бежать на бивак я не стал — мы деловито затащили самолёты в укрытия и провели заправку, зарядку и ревизию всего, что следовало проверить. Только после этого отправились обедать.
За столом, где стояла рация, где мы принимали пищу и раскладывали карты, сидел командир в фуражке с голубым околышком и двумя шпалами в петлице.
- Здрасте, - приветствовал я его. - Тётя Нина, ты гостя уже покормила?
- Не хочет он, - ответила наша стряпуха. - И водитель не хочет, и солдатики, что в кустах сидят, тоже отказались.
- Что же вы, - говорю, - товарищ военный командир, в час, когда вероломный враг напал на нашу Родину, проявляете изрядно лютую ненависть к нуждам как вверенных вам военнослужащих РККА, так и к потребностям собственного ценного для всей страны организма?
Гость какое-то время искал, что ответить, а я сложил ладони рупором и заорал на всю округу:
- Обед! К приёму пищи приступить!
Пока появившиеся водитель и два младших сержанта мыли руки у подвешенного к дереву рукомойника, я с интересом их разглядывал. Вот вижу, что ряженые тут все. Например — петлицы голубого цвета говорят о принадлежности к авиации, но автоматы ППД намекают на ведомство, которым строго руководит товарищ Берия. У водителя на лице, прям как у Володи Шарапова, написана не меньше, чем десятилетка, что в эту эпоху достаточно большая редкость. Люди столь высокообразованные нынче чаще руководят, чем исполняют непосредственную работу собственными руками. Так что — управление транспортным средством для него, это скорее хобби, чем путь зарабатывания средств к существованию.