И только после этого Полупуд подмигнул мне незаметно для других и, поглаживая себя по животу, произнес загадочно:
– Не горюй так тяжко, хлопец… Перемелется, мука будет. Поверь мне. Главное, чтобы судьба позволила нам девчат живыми и здоровыми найти. А все остальное мы как-нибудь уладим… – и снова погладил себя по животу.
Странный жест. Если не сказать больше. Где невольницы, а где казацкая утроба. Если только…
«Вот дурень!» – обругал я себя мысленно, когда сообразил, что гладил запорожец не живот, а широкий кожаный пояс, которого у него раньше не было. И если я что-нибудь понимаю, с учетом загадочного подмигивания, то пояс тот получен от кошевого и вряд ли пустым.
Но даже не эта догадка обрадовала меня по-настоящему, а слова Василия. Когда он заговорил о сестрах Олеси. «Нам» найти и «мы» уладим! Потому что с этого момента шансы выручить девочек стремительно взлетели… Если Полупуд берется за дело, то это почти гарантия успеха.
Что-то темное проплыло рядом, и лодка резко качнулась. Так, что даже Полупуд проворчал сквозь сон нечто-то совсем не лестное о кормчих с руками, растущими из задницы. Которые надо повыдергивать и вставить в правильное место.
Я сперва подумал, что это топляк[25]. Типа того, что по версии Типуна, стал причиной крушения байдака Ворона. Но, присмотревшись внимательнее, понял, что это огромная рыбина. Как акула из фильмов о челюстях. Очуметь! Это же Днепр – река, а не море. Откуда здесь такие монстры. А судя по размеру тени, в рыбине метров пять, не меньше.
К счастью у рыбы был мирный норов и другие цели. Так что обошлось без последствий. Она лишь еще разок качнула нас, вильнув хвостом, и ушла на глубину.
Да, расскажи кому, фиг поверят…
От этой мысли размышления тоже сменили направление и тему.
Твою дивизию! Это ж сколько я уже здесь? Недели две или больше? Хоть убейте, не подсчитаю точно. По сути, с первой минуты, после переноса и до сего момента, у меня не было времени подумать. Да просто побыть наедине с собой и мыслями о случившемся. Такая завертелась карусель.
Если попытаться выразить четче, то все мое времяпровождение здесь укладывается в простую формулу: В скобках «догонял-убегал», умноженное на «икс». Где коэффициент «икс» стремится к бесконечности и еще.
Сперва я прятался от татар, потом мы с Василием догоняли обоз с ясырем. Позже – вместе с освобожденными пленницами убегали от второго отряда татар. Потом, разобравшись с людоловами, торопились на Сечь. По пути догоняя харцызов и убегая от стаи одичавших псов. Потом догоняли укравшую коней Олесю и убегали от разбойников Ворона. После – я освобождал Олесю. То, что нас с ней не ловили, сути не меняет. Мы же об этом не знали! Убегали и прятались всерьез. Да, собственно, мы и сейчас опять убегаем от возможной погони Ворона, ведь атаман вполне мог выжить. Мертвым его никто не видел… И попутно ловим тайного турецкого агента. На живца… В роли которого выступает Семен Типун. Так что в конце история вполне может снова смениться очередной погоней. Прямо как из одного из старого комедийного фильма фраза. «Туда ехали – за ними гнались. Обратно едут – опять за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!» Вот только здесь совсем не комедия и уж тем более не водевиль…
Но при все при этом плыву я навстречу опасности и ни на йоту не хочу обратно домой.
Да, там остались мама и отец, друзья… университет, Интернет и прочие блага цивилизации. Мне очень жаль их терять… В первую очередь, конечно, родителей. Только эта мысль и отравляет мне радость от полноты жизни, которую я впервые ощутил. По-настоящему…
Это трудно даже понять, а не то что объяснить. Неуловимый нюанс. Что-то за пределами простой логики, но именно он отличает ребенка от взрослого. Юношу от мужчины. Девушку от женщины. И обычного человека от Человека с большой буквы.
Мне показалось, что я вот-вот ухвачу суть рассуждений за кончик хвоста и смогу размотать этот клубок, но жизнь не имеет сослагательного наклонения и, как Василий Полупуд, предпочитает простое действие многомудрым размышлениям.
– Принимай к берегу, помалу! Типун мне на язык…
Я вздрогнул от неожиданности и вернулся в реальность. Зачерпнул воды и плеснул в лицо, смывая лишние мысли.
– Табань правым, Петро! – снова крикнул Семен. – Уже скоро Девичья крепость. Лучше незаметно подойти, краешком, под самым берегом. Мы легкие, на мель не сядем, а на стрежне лодки издалека видно. Даже со стен.
«Как скоро? Говорили же, к полуночи доберемся?» – удивился я и только потом понял, что погрузившись в раздумья, не заметил, как стемнело. Река в этом обманчива, как и лес. Только наоборот – темнеет позже, зато так же стремительно. Мигнул, а за бортом уже не тучки плывут, а звездные россыпи.
* * *Ближе к берегу течение Днепра значительно ослабело, и лодки пошли со скоростью, не превышающей неторопливую ходьбу. Что, в свою очередь, сподвигло Полупуда немного размяться после сна. Казак сел на скамью, поплевал на ладони… Но не тут-то было. Хватило всего десятка мощных гребков, чтобы мы едва не налетели на первую лодку.
– Суши весла, Василий… – проворчал Семен, когда мы поравнялись с ними и поплыли рядом, почти соприкасаясь бортами. – Мой джура за тобою все равно не угонится. А мне пересаживаться неохота. Да и приплыли мы уже, типун мне на язык. Видишь огни. Вот к ним нам и надо…
В этом месте, куда указывал Типун, к реке спускался длинный и глубокий буерак. Когда-то давно он, скорее всего, был отделен от Днепра широкой перемычкой, но с годами вешние воды и бурные паводки сперва прорвали ее, а потом и пошире промоину вырыли. Остальное завершили человеческие руки. Углубили русло, еще больше расширили, и буерак превратился в небольшую бухту. Фактически неприступную с суши и с отличным обзором со стороны реки.
Кто бы ни надумал поживиться товарами контрабандистов, стражники или другие разбойники – спуститься незаметно сверху, по единственной и весьма извилистой тропинке, или подкрасться вдоль берега – им бы не удалось.
Ну, а кто предупрежден, тот вооружен. Хватит сил и желания – сражайся, не хочешь рисковать – беги. Впрочем, как оказалось, вполне достаточно дважды в год засылать подарок коменданту и можно жить спокойно, как у Христа за пазухой. Ну или, если быть точнее, у Аллаха, поскольку Аскер-паша правоверный мусульманин.
– Эй, на воде! – словно в подтверждение моим размышлениям, донеслось с берега. – Куда правите? Не заблудились, часом? Гавань дальше по течению. Примерно через милю-полторы.
– Добрый вечер добрым людям… – отозвался Типун и закончил фразу какой-то странноватой прибауткой: – Неужто пескарь карася погреться к огоньку не пустит?
– А ты кто сам будешь – пескарь или карась? – уточнили в ответ с берега. Ничуть не удивившись.
– Ни то, ни другое… Окунь, – вполне серьезно ответил казак.
– А-а, ну тогда другое дело… – голос невидимого собеседника сменил интонацию на более приятельскую. – Икры много везешь?
– Как получится… А что?
– Не бойся… окунь. Не из любопытства спрашиваю, а для порядка. Если поклажа большая, но легкая нужна – правь на дальний огнь. А с тяжелой – прям сюда и заворачивай.
– Понял, дружище… Извини… Давненько не заглядывал к вам, вот и не знал, что Салотян порядки изменил, типун мне на язык.
– Не бери в голову, дружище. Не ты один… Недавно так заведено. С весны. Как Чернота бухту под себя взял. Теперь он здесь старший рыбак. Как высадитесь – не погнушайся, загляни к нему. Он любит, когда пришлые уважение выказывают.
– Добро. Мы на дальний костер…
Ничего себе. Прям шпионское кино. Как все серьезно. Это вам не Тортуга и пятнадцать рыл на сундук мертвеца. Пьяная и бесшабашная вольница. Впрочем, я же сам не видел, а знаю лишь то, чего писатели понапридумывали. И уже в Сечи имел возможность убедиться, как их байки соответствуют действительности. Будь все так, как в книжках, и Сечь бы триста лет на пути Великой Порты и Крымской орды не стояла, и пираты с корсарами мощнейшие морские державы в страхе не держали.
Когда вошли в бухту, стало заметно, что здесь пришвартован не один десяток больших, набивных лодок, а на берегу – помимо двух сигнальных огней, горит еще несколько костров. Только не просто так – открыто, а в бочке. Чтобы пламя слишком много света не давало, а лишь слегка разгоняло тьму. Затемнение, значит. Конспирация.
– Зачем нам к «пуховикам»? – спросил Полупуд, направляя лодку вслед за Семеном.
– А с чем вы завтра в город пойдете? Сам же говорил, забыл? Вот и прикупим, что и нести не тяжело, и продать без убытка можно.
– Вижу, опыт у тебя и в самом деле немалый. Даже тайные слова знаешь.
– Ну так поплавай с мое по реке… – не стал отнекиваться кормщик. – Олесь, Петро! Заснули что ли? Типун мне на язык… Живо в воду! Тащите лодки к берегу.
Олеся, еще окончательно не осознавшая своего перевоплощения в парня, чуток замешкалась, за что была награждена несколько грубоватым сравнением с длинноухим жвачным животным из отряда непарнокопытных. Ну, что поделать? Таковы реалии мужской жизни…
– А с чем вы завтра в город пойдете? Сам же говорил, забыл? Вот и прикупим, что и нести не тяжело, и продать без убытка можно.
– Вижу, опыт у тебя и в самом деле немалый. Даже тайные слова знаешь.
– Ну так поплавай с мое по реке… – не стал отнекиваться кормщик. – Олесь, Петро! Заснули что ли? Типун мне на язык… Живо в воду! Тащите лодки к берегу.
Олеся, еще окончательно не осознавшая своего перевоплощения в парня, чуток замешкалась, за что была награждена несколько грубоватым сравнением с длинноухим жвачным животным из отряда непарнокопытных. Ну, что поделать? Таковы реалии мужской жизни…
У крайнего костра лодок было немного меньше, чем в центре. Нашлось место и для наших двух.
К тому времени окончательно стемнело, тем более под нависающей стеной обрыва. Так что увидеть можно было лишь те места, куда доставали отблески не такого уж и большого костра. В основном все воспринималось как игра теней. Неподвижных – кип тюков с товарами и размытых, снующих по берегу – контрабандистов.
Как и говорил Типун, наше прибытие никого не заинтересовало. Сидящие у костров только головы повернули, но ни один не подошел и даже не окликнул. Если дозорный пропустил – значит, свои. И если захотят, сами подойдут к огню. А не захотят, так на то их воля.
– Василий. Вы с Олесем пока здесь обождите. А мы с Петром к атаману наведаемся. На моей памяти не случалось еще, чтобы контрабандисты промеж собой свару затевали… типун мне на язык. Тем более в таборе. Но держись настороже. И если все же кто-то с вопросами подойдет – отвечай, что мол, окуни мы… то бишь – перекупщики. Зачем пришли, знает главный. А он к Черноте пошел. Вернется – с ним говорите.
– Не учи ученого… – проворчал Полупуд.
– Э-э, нет, друже, не то говоришь… типун мне на язык, – не согласился кормщик. – У речного братства свои законы и язык свой, тайный. Ты себя сразу выдашь. Даже если молчать будешь. Так что, кроме того, что я сказал, больше не произноси ни слова, если не хочешь усложнить нам жизнь.
Полупуду не слишком понравилось оказаться в роли новика, но казак был опытным и мудрым, понимал, что товарищ прав, так что упрямиться не стал.
– Не волнуйся, Семен. Не подведу. Правда, Олесь?
Обращаясь к девушке, он как бы свел всё к шутке, но в то же время подтвердил, что последует совету и будет придерживаться заведенных среди контрабандистов правил.
Типун так уверенно двигался между грудами товаров и расположившимися на отдых людьми, что было ясно – знает, куда идет.
При нашем приближении сидящие у костров не меняли тона разговора, не поворачивались на звук шагов, но руки у каждого словно сами по себе нащупывали оружие.
– Добрый вечер добрым людям… – неизменно произносил Типун, проходя мимо.
И ему так же неизменно отвечали:
– Дай, Господи, – после чего возвращались к прерванному занятию или разговору.
Насколько я помнил бабушкины наставления, в христианстве нет такого приветствия. Только в ночь перед Рождеством говорят «Дай Боже добрый вечер» и отвечают «Дай Боже здоровья». Видимо, и тут речники придумали для себя особые слова. Которые человек случайный знать не может. Поэтому и отпускали пальцы рукояти пистолей и сабель, как только кормщик произносил заветную фразу.
Пригодится или нет, а запомнить следует. Та же бабушка, царствие ей небесное, любила приговаривать, что человеку не все стоит делать, но знать надо.
– Заблудились или ищете кого-то? – от навесной стены оврага отделились двое и шагнули наперерез.
– Рыбака… – спокойно ответил Типун. – Старшего в этой заводи.
– И что надо?
– Мы только пришли с водой, типун мне на язык… Давно не рыбачил в этих местах. Хочу спросить, на что лучше клюет.
Ответ оказался правильным, поскольку стражники так же молча исчезли, как появились, а мы пошли дальше.
Тусклые багровые отблески пламени, просвечивающего между рассохшихся клёпок, делали окружающую нас обстановку зловещей и таинственной. Так и казалось, что вот-вот, кутаясь в длинный черный плащ, навстречу шагнет какой-нибудь Зорро или граф Дракула. Если не киношный вампир, то хотя бы настоящий – знаменитый венгерский князь Цепеш, прославившийся непримиримой и невероятно жестокой борьбой с османами. Не существовало в мире такой казни или пытки, которую он не применял бы к пойманным басурманам и их пособникам. Из-за чего и стал в будущем прототипом главного голливудского вампира.
Действительность от воображения отличалась только нюансами.
Ждущий нас человек носил не темный плащ, а зеленый, щедро расшитый бисером и золотыми нитками кунтуш. Был не худощав, а напротив – весьма упитан. Рост тоже немного подкачал. Разбойничьих атаманов ведь обычно рисуют лохматыми, звероподобными богатырями с косой саженью в плечах. Эдакими витязями… хоть и сбившимися с пути истинного. Зато взгляд Черноты мог бы поспорить жесткостью с самим Серком. Я вспомнил о кошевом запорожцев лишь потому, что другого сравнения не было. Глаза Полупуда тоже могли смотреть, словно на пику нанизывали, но именно – могли. А вот чтобы вот так постоянно. С этим я повстречался лишь во второй раз в жизни.
В общем-то, ничего странного. Контрабандисты по сути такая же неуемная, дикая вольница, такие же волки. Только не степные, а речные. И чтобы совладать с ними, удержать хоть в каких-то рамках, не достаточно быть сильным или умным, а непременно – самым свирепым и беспощадным. Только такого вожака стая примет и покорится его слову.
– Добрый вечер добрым людям, – произнес он негромко. – Не меня ли ищешь… Типун?
Глава девятая
– Дай Господи. Знаешь меня, Чернота? – Типун склонил голову к плечу, приглядываясь. – А я вот тебя, извини, не припомню.
– И немудрено, – развел руками главный контрабандист.
Одновременно демонстрируя, что оружия в них нет. Ну, так оно ему и без надобности. Те самые двое, а может, и какие другие личности снова замаячили у нас за спинами. И они-то пустых ладоней не демонстрируют.
– Вести с водой плывут. Если как ты, по реке ходить, можно что-то и пропустить. А я на одном месте сижу. Вот и узнаю обо всем, что интересного на Днепре-Славуте происходит. Не ошибся ты… Мы прежде не виделись. Но о кормщике Ворона слышал. Поэтому и удивился, увидев тебя здесь одного. Без атамана.
Голос «рыбака» изменился и дружелюбия в нем больше не звучало.
Типун шагнул назад и положил руку на саблю. Тени позади немедля материализовались и двинулись в нашу сторону. Не дожидаясь развития событий, я встал у кормщика за спиной, приготовившись выхватить из-за пояса пистоли.
– Я пришел выказать уважение старшему рыбаку… – Семен продолжал говорить совершенно спокойно, словно и не заметил прохладной встречи. – А не на допрос к начальнику городской стражи, типун мне на язык. Но если ошибся и не там причалил, извини… Мы уже уходим.
– Не торопись… – примирительно поднял руки Чернота, и, повинуясь этому жесту, «тени» снова развоплотились. – Как-то наш разговор не задался. Я, собственно, к тебе, кормщик, никаких претензий не имею. А вот с атаманом вашим хотел бы встретиться. Поэтому и спросил о нем.
Типун тоже опустил руку. Помолчал немного.
– Ответ от вопроса зависит, рыбак… Как эхо… типун мне на язык. Попробуй еще раз. Может, другие слова услышишь.
Чернота кивнул и шагнул ближе, протягивая левую руку так, чтобы на кисть падали отблески костра.
– Смотри сам…
Я не сразу понял, что главарь контрабандистов имеет в виду, да и посматривал больше за спину, не доверяя «теням». А только когда пригляделся, понял, что на руке Черноты не хватает нескольких пальцев. Увечье не бросалось в глаза еще и потому, что фаланги были срублены наискосок. Из-за чего казалось, что пальцы просто согнуты.
– Ворон? – Типун произнес только одно это слово.
– Он… – кивнул «рыбак». – Так что, сам понимаешь, хотелось бы должок вернуть.
– И ты хочешь, чтобы я…
– Нет-нет… – Чернота снова взмахнул руками. Судя по излишней жестикуляции, в его жилах текло много южной крови. Или цыганской. – Многое слышать о Типуне доводилось, но никто не обвинял его в предательстве. Поэтому вопрос намного проще, кормщик. Можешь не говорить, где атаман сейчас. Скажи только одно: Ворон собирается к нам заглянуть или уже знает, что в Рачьем заливе новый рыбак снасти забросил?
Типун снова помолчал какое-то время. После ответил. Медленно. Взвешивая каждое слово.
– Планы атамана мне неведомы… Ворон никому не доверяет и никогда нельзя быть уверенным, какое решение он примет в последнюю минуту… типун мне на язык. Сейчас он находится в половине дня отсюда, если по течению. Вверх подниматься дольше будет, само собой. Точнее, извини, не скажу. Я здесь, чтобы разузнать цены до его подхода. Тогда Ворон решит, в Кызы-Кермене разгружать байдак или плыть дальше.
Теперь замолчал Чернота. Молчал долго. Я даже зябнуть начал. Все ж ночью на берегу реки не слишком жарко. Семену такое молчание тоже не понравилось.