Расставшись с Типуном, я ввинтился в толпу, но несмотря на то что шел в одном направлении с горожанами, скорости это ничуть не прибавило. Протискиваться вперед оказалось даже труднее, чем идти наперерез течению. Преимущество от «быть как все» свелось к тому, что на меня больше не ворчали и не оттаптывали ноги. Зато прибавилась другая проблема – не позволить водовороту затянуть себя вглубь, откуда мне в одиночку уже не выбраться.
Хорошо, до пекарни было рукой подать, и я сумел удержаться на краю потока… Вот уж никогда не думал, что люди настолько кровожадны. Или это у них (я тоже человек, но из толерантного и цивилизованного будущего) классовая ненависть к мздоимцам так бушует? Впрочем, а с другой стороны, какие еще развлечения в эти темные времена, кроме казни ближнего да потешного кулачного боя в корчме? Бандуристы-лирники с их заунывными думами скорее в депрессию загонят, чем развеселят…
А еще… кажется, я отвык от толпы. Месяц привольной, степной жизни приучил меня к пространству. И сейчас – стиснутый со всех сторон, обдаваемый ароматами чеснока, лука, вонью немытых, потных тел и прочих изысков, намекающих на то, что в рационе жителей Кызы-Кермена преобладает горох и фасоль – я испытывал ощущение сродни клаустрофобии. Так и подмывало заорать: «Выпустите меня отсюда!» А ведь в час пик на общественном транспорте и похлеще давка бывает. Наоборот, даже… Особенно если попутчица попадалась подходящая…
«Девушка, вы выходите?» – «Из-за вашего зонта, мужчина, я уже вторую остановку женщина…».
«Ухо! Ухо!» – «Поздно, уже закомпостировали!»
«Молодой человек! Уберите руки с моей груди!.. Нет, не вы… Вы еще можете подержать».
«Девушка, вы компостируете талон? Нет? Тогда уберите ноги с компостера…»
М-да… И ничего, не напрягало. Ездил в университет каждый день и даже не замечал. Главное было – не проспать свою остановку.
Олесю заметил издалека и хотел уже выскочить из толпы, но в последний момент передумал. Если мне сложно передвигаться, то и соглядатай в таком же положении. Зачем же ему работу облегчать. Покупка еды и вина всего лишь отвлекающий момент, придуманный для отвода глаз людей Ибрагима. А если можно обойтись, так оно и к лучшему. Денежки опять-таки сохранятся… а они лишними не бывают.
Поднял руку, привлекая внимание, а когда девушка, изображающая то ли замарашку беспризорника, то ли ученика трубочиста, временно выпрашивающего милостыню, заметила меня, поманил к себе.
Олесе Полупуд точных наставлений, видимо, не давал, потому что она тут же подхватилась и бросилась бежать в мою сторону. Радостная улыбка на чумазом лице смотрелась восхитительно. И чего там… всегда приятно, когда тебе так рады…
– Наконец-то… – прошептала она, хватая меня за руку и тесно прижимаясь… последнее, правда, не совсем по собственному желанию. – Я уж не знала, что и думать. Василий сказал, сидеть и ждать… А сам ушел куда-то. Вы тоже пропали. Знаешь, как страшно одной! А где Типун?
– Все хорошо, не волнуйся. Мы просто разделились. Он… к Полупуду пошел, а я – за тобой. Держись за меня, попробуем пробраться на другую сторону…
Увы, сказать оказалось гораздо проще, чем сделать. Может, лицо мое не внушало столько уважения, как у кормщика, или по мере приближения к площади возросла плотность толпы, но все попытки перейти улицу привели лишь к тому, что мы с трудом забрались в самую середку и застряли там, как Винни-Пух в норе кролика. Ни назад, ни вперед.
– Куда прешь, как голый в баню?! Глаза разуй…
Дородная тетка с жарким румянцем на широкоскулом лице и в забавном, как у новорожденных, чепчике поставила окончательную точку в моих потугах изменить курс. Бесцеремонно оттолкнув в сторону монументальным бюстом.
С виду две пуховые подушки, а ощущение, словно она в лифе мешки, набитые песком, носит. Сразу понятно – случись надобность, эта гражданка не только войдет в горящую избу, а и сметет ее до основания быстрее бульдозера. О коне и говорить нечего – бедное животное само встанет как вкопанное, едва завидев такую красотку. И что характерно, рядом с ней, держась за руку, как Олеся за меня, с самым независимым видом семенил хлипкий мужичонка… с огромным фиолетово-синим шнобелем. М-да… Диалектика. Борьба и единство противоположностей.
– Ладно, время есть… – смирился я с неизбежностью. – Не будем отрываться от коллектива…
– Что? – захлопала глазками Олеся.
Черт! Не понимаю. Слепым же надо быть, чтобы не видеть, что это девушка, а не пацан. Хотя… Если вспомнить, как совсем недавно по этому же поводу обмишурились мы с Полупудом и весь личный состав Никитинской заставы, то не так уж и очевиден обман. Просто теперь я знаю, кто она на самом деле, и вижу ее по-другому. Еще бы… Мне и глаза не нужны, достаточно прикосновения, остальное память подскажет. Совсем еще свежая…
– А куда все идут?
– На площадь. Там сейчас казнить будут…
– Невольников?.. – охнула девушка и вся сжалась, вбирая голову в плечи. Она тоже не забыла. Только другое событие из прошлой жизни… менее приятное.
– Нет. Преступников.
– Мздоимцев! – посчитал возможным вмешаться в разговор обладатель синего носа и хрипловатого баска. – Этим не то что головы рубить, их на ломти строгать надо. Понемножку и долго… чтоб неделями орали, прежде чем подохнут. Может, у тех, кто их место займет, хоть на пару месяцев страх жадность пересилит… А то совсем спасения нет. Грош кладут в казну – талер в карман. А случись недоимка хоть на акче – сразу все добро у человека отнимают, а чтобы не было жалоб и тяжб – вместе со всей семьей на невольничий рынок.
– Или в масле живьем сварить… – пропищала дородная матрона, с уважением поглядывая на хозяина. – Как в аду грешников.
– Ой, мамочка… – пробормотала Олеся и стала стремительно бледнеть. Похоже, разговоры о казни чересчур сильно разбередили душу девушке.
– Хлипковат твой братец будет… – надменно проворчал синеносый. – Того и гляди, сознание потеряет. – Эх, что за мужик нынче пошел. Не то что раньше…
Такое заявление из уст человека росточком ничуть не выше девушки и полудетского сложения прозвучало столь комично, что даже Олеся улыбнулась. Зря… Пока она держала рот на замке и каменное выражение лица, с определением пола можно было ошибиться, но улыбка испортила всё. Словно солнце из-за тучи блеснуло. И этот лучик не остался незамеченным дородной горожанкой.
Она хмуро посмотрела на нас, наморщила лоб и… расплылась в милейшей усмешке.
– Вот как?.. Я гляжу, ты, голубушка, из дому бежала? Небось, за нелюбого выдать хотели? Понимаю… Сама у батюшки в ногах неделю валялась, выла волчицей, белугой ревела… Умоляла не губить…
Молодица вздохнула так глубоко, что сорочка на груди едва не лопнула.
– Ан, ничего. Сладилось… Десятый годок уже считай вместе кукуем. Детишек только Бог никак не пошлет… Вот и хочу кусок веревки у палача просить. Может, если не молитва, то бесовское заклинание поможет?
Неожиданный поворот. Никогда бы не подумал, глядя на монументальный фасад, что под ним скрывается такая тонкая, ранимая душа.
Женщина брошенный мимоходом на ее мужа взгляд растолковала по-своему.
– Не, на Пахоме греха нет, муж справный он… – зарделась, от того, что столь личный разговор завела с незнакомым, да еще и столь молодым парнем. Но защитить супруга от напраслины посчитала своей обязанностью. – Это я наверняка знаю… Сама, видимо, беду накликала, когда отцовскую волю порушить хотела. Так что ты, девонька, хорошо подумай, прежде чем с головой в омут бросаться.
– Сирота она… – я поспешил отвести лишнее подозрение, да и разговор мог обрести совсем нежелательный финал. Синеносый уже вертел головой, пытаясь понять, о какой девице жена заговорила. Да и те, что рядом, начали к разговору прислушиваться. – Мачеха хотела за старого вдовца… Чтобы себе хозяйство…
– У-у… змеюка подколодная, – вняла матрона и пригрозила кулаком несуществующей вражине. – Не по-людски это. Ну да ладно, могла и вовсе со свету сжить. Вон, в позапрошлом году молодая женка оружейника Калиты чего учудила… Помнишь? – легонько толкнула локтем супруга.
– А то… – клюнул он носом. – Зимой на реку позвала падчерицу. Вроде белье полоскать помочь, да в прорубь ее и столкнула. Хорошо, мужики увидели. Успели вытащить.
– О! – пискнула молодица. – Вишь, как бывает! Так что правильно решила… Любишь? – рука ее так схватила меня за локоть, что тот аж онемел. Полупуд и то легче сжимал. От того и ответ вырвался машинально.
– Да. Люблю… больше жизни.
– Ой… мамочка…
Похоже, словарный запас Олеси стремительно беднел.
– Ну, так и тем более, верно, тогда только так и надо… – Женщина перешла на более прозаичный тон. – Может, вам, молодята, помощь какая нужна?.. Пахом, не делай вид, что оглох! Доставай мошну…
– Нет-нет, спасибо… – поторопился я остановить мужичка, с явной неохотой сунувшему руку за пояс. – Не бедствуем… Я богомаз… при деньгах… Не так чтоб с горла, но и не впроголодь.
– Нет-нет, спасибо… – поторопился я остановить мужичка, с явной неохотой сунувшему руку за пояс. – Не бедствуем… Я богомаз… при деньгах… Не так чтоб с горла, но и не впроголодь.
Ничего другого в голову не пришло, чтобы не вызвать подозрения. От денег человек отказывается!.. Ну, и руки мои белые да хилые объяснение получили. А следом другая идея мелькнула.
– Но, если воля ваша… От помощи не откажемся… Старик тот, что жениться на любушке хочет, соглядатая к ней приставил. Ежели подсобите нам на ту сторону перейти – мы сбежим и спрячемся. А завтра с купцами по реке уйдем. В Чернигов или аж в Киев. Пусть ищут.
Дважды просить не пришлось. Женщина кивнула и двинулась наперерез людскому потоку, не выпуская из рук ни меня, ни муженька.
Если кто видел когда-нибудь, как ледокол проводит караван сквозь ледяные заторы, может вообразить и эту картину. Да, сильны бабы в русских селениях. Типун и тот обзавидовался бы легкости, с которой молодица раздвигала толпу…
Глава двенадцатая
На противоположной стороне улицы мы искренне поблагодарили сердобольную горожанку, клятвенно заверив, что если снова окажемся в Кызы-Кермене, непременно отыщем ее в ремесленной части города, дом шорника Пахома Долгого. Потом, недолго раздумывая, поскольку все равно не знали, где находимся, нырнули в ближайший просвет между домами, намереваясь выйти к стене между Средним городом и Нижним.
Совершенно не ориентируясь в здешнем хитросплетении улиц и переулков, я решил, что кратчайший путь из лабиринта – идти вдоль стены. Раньше или позже она нас точно приведет к какой-нибудь калитке или вратам. И это гораздо надежнее, чем плутать в закоулках незнакомого города.
Олеся не спорила. Она вообще пребывала в странном состоянии. Глядела на меня широко раскрытыми глазами, но при этом, похоже, ничего вокруг не замечала.
– Эй, очнись! – я дернул ее за рукав свитки, когда девушка чуть не налетела на брошенные кем-то под ноги грабли. – Шишка на лбу или фонарь под глазом вряд ли сделают тебя более привлекательной. А вот окриветь запросто можешь… И на кой ляд мне будет одноглазая жена?
Пошутил, блин… Олеся головой мотнула, но в реальность не вернулась. Во всяком случае, существенных изменений в задумчивом взгляде я не заметил.
– Да что с тобой, в конце концов?!
Прежде чем идти дальше, я решил прояснить ситуацию. А то так и до беды недолго.
– Ты правду сказал… или отбрехался от тетки, чтобы не цеплялась? – с трудом выдавила из себя девушка, краснея и опуская глаза.
Тьфу ты! Печку еще колупать начни! Кто о чем, а вшивый о бане. Тут, можно сказать, судьба всего православного мира решается… ну, или большой его части, а девчонке одна любовь в голове. Но ведь именно такими словами не ответишь. Девушки существа странные. Многое простить могут, кроме насмешек над их чувствами. С этим огнем лучше не шутить. Реакция может оказаться весьма непредсказуемая, от тяжелой обиды до трагического финала… «В моей смерти прошу винить Клаву К.» Ну, или наоборот…
– Конечно, родная. Разве после всего, что между нами было, и всего, что мы вместе пережили, ты можешь сомневаться в моих чувствах? Это даже обидно… Люблю я тебя, люблю… Только не до этого сейчас. О сестричках своих вспоминай почаще, о том, как мы их из неволи освободим… А уже потом обо всем остальном. Хорошо? И меня не отвлекай от дела… Иначе не доживем до счастливой жизни… в будущем…
М-да, вешать лапшу на уши преподавателям и однокурсницам в наших вузах обучают на отлично с плюсом. Куда там остальным наукам. Не устояла и Олеся, растаяла… Но в себя пришла, – а это главное. Короткий, но очень смачный поцелуй поставил скрепляющую печать на произнесенную речь и позволил вернуться к проблемам насущным.
– Ничего рассказать не хочешь? Что видела, что слышала? Пока на рынке сидела.
– Ничего… – девушка почти бежала, стараясь удержаться вровень с моим размашистым шагом. – Вы и отойти не успели, как Василий купил мне у торговки горсть семян и велел сидеть там, никуда не уходить и ждать первого, кто вернется… Семена закончились, а вас все не было. Знаешь, как я испугалась?
– Вот никогда бы не подумал… Как же ты, такая трусиха, сама через половину Дикого Поля на Сечь пробиралась? Я бы точно не рискнул в одиночку.
Девушка чуть забежала вперед и заглянула в лицо, не насмешничаю ли я? Но не увидела ничего подозрительного и успокоилась.
– Тогда я ни о чем другом думать не могла, – объяснила простодушно. – Все время лица сестричек перед глазами стояли. Наверно, море вброд бы перешла и не заметила… А теперь – другого боюсь. Не за себя… Что не смогу им помочь. Я же без вас… без тебя… А вы…
Олеся сбилась и умолкла.
– Все будет хорошо, вот увидишь… Сперва мы с тобой поможем казакам, а потом – они нам. За Типуна обещать не буду, а в Василии – как в себе уверен.
В этом месте хорошо бы обнять девушку за плечики, да и поцеловать еще разок – тоже неплохо. Вот только если увидит кто – могут неправильно понять. Или еще хуже – понять правильно. А ряженый всегда вызывает если не подозрение, то нездоровый интерес и пересуды. И слухи… Что распространяются быстрее степного пожара. Поэтому я сделал вид, будто что-то заметил впереди, среди кустов сирени, и прибавил шагу. Ну, а на бегу – не до любезничания.
Помог случай. Как оказалось, этот куст на задворках вырос не просто так, а был посажен с умыслом. Разлогие, широколистые ветки прикрывали небольшой, узкий лаз. Я и заметил его только потому, что все время вглядывался в стену.
– Есть… Давай за мной…
Тот, кто прятал проход, думал об удобстве пользователей. Высади он здесь шиповник или терн, желающих сократить путь стало бы в разы меньше. Сирень в этом плане более приятное растение, но и оно умудрилось в нескольких местах зацепиться и чуть не разодрать шаровары… М-да. С учетом того, что белья здесь еще не придумали даже в виде подштанников – мог получиться курьез. Хотя о чем это я? Все, что мужчина прячет от остальных, Олеся уже видела. Одежду жаль… На всякий куст не напасешься.
Гм, оказывается, это только я такой медведь. Девушку куст пропустил, как свою. Не скажу, что не шелохнулся, но даже шапки не зацепил. Эх, одним словом – дите асфальта и городских джунглей… по обычной земле ходить разучился. А то и не умел никогда.
За стеной… весьма толстой, я насчитал восемь шагов… лежал Нижний город. По случаю казни – практически обезлюдевший. Значит, и нам нечего задерживаться. Как только соглядатай переберется следом, мы будем здесь, как те тополи на Плющихе.
– Бежим!
Взял девушку за руку и понесся к внешним вратам. Успеем проскочить – дальше нас искать не станут. Решат, что подались в затоку контрабандистов. Скорее всего…
Редкие прохожие если и поглядывали с некоторым удивлением на несущихся куда-то сломя голову двух парней, то тут же и теряли всяческий интерес. На то она и молодость, чтобы бегать, а не чинно шествовать. А от дел убегают – или, наоборот, по надобности какой торопятся – это уже неважно.
Проскочили предместье, что называется, на одном дыхании. Остановились, только когда по другую сторону оборонного рва оказались.
– Ой… чуть сердце не выскочило… – тяжело дыша, произнесла Олеся. – Словно на пожар спешили.
– Зато теперь хоть шагом… – я дышал не менее тяжело. Хотя, если честно, Полупудова наука зря не прошла. По сравнению с тем, прежним, я чувствовал себя гораздо крепче и выносливее. Если раньше предпочитал диван или компьютерное кресло тренажерному залу, то сейчас спокойно мог бы и в краевом марафоне поучаствовать. И даже побороться за призовое место. – За тот горбок перевалим, чтобы город с глаз пропал и нас тоже видно не было, тогда можно и передохнуть.
– Во-во… Одни ноги сбивают в кровь, а другим лишь бы передохнуть… типун мне на язык. Как тебе это нравится, Василий?
На солнце я перегрелся, что ли? Мы с Олесей стояли на битом шляхе, в обе стороны от которого простиралась ровная степь… я имею в виду, что вокруг только трава росла и ни единого кустика или деревца. Да и трава не слишком высокая, до половины голенища… А голос звучал так четко, словно Семен был не далее чем в пяти-шести шагах от меня. Да еще и, судя по тексту, вместе с Полупудом.
– Ну чего головой вертишь? – в тот же миг отозвался и мой наставник. – Эх, мало я тебя учил. Ничего не видишь и не чуешь. Если совсем слепой, так хоть носом нюхай!
– Вон там они притаились… – указала Олеся взглядом на совершенно пустое место. И поняв, что я ничего не понимаю, встала к казакам спиной и еще тише добавила: – Мухи… На запах тела… Нигде больше не вьются. Только там…
– Спасибо… – я ответил также шепотом.
Девушка только улыбнулась. Ей самой было приятно оказать мне помощь и избавить от насмешек.
– Не, ну ты посмотри на них… – возмутился кормщик. – Они еще и милуются, типун мне на язык.
– Да заметил я вас… Просто подумал сперва, может, это кто нужду справил, вот мухи и слетелись на…