— Лежи спокойно, — раздался из-за кустов сиплый голос уже немолодого и, как видно, очень хладнокровного человека. — А то, что в руках держишь, брось… Так, правильно… Больше ничего нет?
Окш промолчал, решив пока от разговоров с преследователем воздержаться. Ведь бывает так, что одно неосторожно сказанное слово потом обернется против тебя самого.
Кусты, за которыми скрывался стрелок, как-то странно затрепетали, словно это были и не кусты вовсе, а лишь их отражение в остекленевшем воздухе, а затем перед Окшем, как чертик из шкатулки, предстал тот самый кособокий и хромоногий чинуша, сначала навещавший Шеда Пику, вечный тому покой, а потом угощавший вольных братьев отравленными припасами. Вот ведь паук ядовитый! И как только Окш проглядел его раньше!
Хромота и общая телесная несуразность вовсе не мешали этому предателю двигаться легко и бесшумно, как лесной дух. Приставив ствол многозарядки к виску Окша, он сказал:
— Заведи руки за спину, я их свяжу… И мне так спокойнее, и тебе лишнего искушения не будет… А в мозгах моих можешь не ковыряться. На мне и не такие, как ты, зубы ломали.
Но Окш уже и сам успел убедиться, что душа этого человека прикрыта таким надежным панцирем, что его не прошибут даже все вместе взятые максары. Не душа, а кремень. И ведь рождаются где-то на свет вот такие монстры — с виду от одного плевка развалится, а его, Окша, запросто одолел. Не иначе это тот самый загадочный чужеземец, который по наущению Карглака за ним охотится.
— Тебя Хавром звать? — Сейчас это было единственное, чем Окш мог удивить своего соперника.
— Хавром, Хавром, — закивал головой тот. — Это кто же тебе мог сболтнуть? Наверное, тот самый соглядатай, который выследил тебя в доме пекаря. Кстати, весь поселок до сих пор вспоминает твои булочки. Говорят, такого объедения отродясь не знали.
Окш дипломатично промолчал, а Хавр продолжал мягким, даже слегка заискивающим тоном:
— А за раны эти ты на меня обиду не держи. Иначе как бы я тебя остановил? Скоро все как на собаке заживет… Я вот и бинты захватил, и корпию, и мазь лечебную… Как будто наперед знал… Ай-яй-яй, видно, ты еще не настоящий максар, если простой пули боишься.
— Ты меня, приятель, с кем-то путаешь, — холодно ответил Окш. — А то, что тебя Хавром кличут, каждой вороне известно.
— Все может быть, — кивнул Хавр, будто разговаривал с душевнобольным, которому нельзя перечить.
Он действительно перевязал раны по всем правилам лекарского искусства, однако перед этим напялил на запястья Окша громоздкие стальные кандалы, видимо, специально предназначенные для максаров.
— Ну вот и все пока. — Хавр заботливо уложил пленника на свой плащ. — Полежи здесь, а я пойду поищу какую-нибудь телегу. Если королевские стрелки начнут тут все подряд прочесывать, ты с ними не связывайся. Помочь они тебе ничем не помогут, а только хуже сделают, можешь не сомневаться… Просто пропусти их мимо. Пташкой притворись или мышкой. Не мне в общем-то тебя учить.
В душе Окша все кипело, и самые невинные эпитеты, которыми он хотел наградить этого мозгляка, звучали примерно так: «Дерьмохлеб! Репей собачий! Пожива воронья! Козел смердячий!» Однако то, что в устах того же Шеда Пики звучало бы вполне естественно, не подобало максару, никогда не унижающего себя площадной бранью (так по крайней мере считал Окш).
Единственное, что он высказал вслед уходящему Хавру, было даже не угрозой, а скорее констатацией факта:
— Зря ты это затеял. Не знаю, как долго тебе осталось жить, но эту встречу ты будешь проклинать до конца своих дней. — Вполне возможно, — без тени обиды согласйлсм Хавр. — Ну что уж теперь поделаешь…
Кем бы ни был тот, кто пленил Окша: человеком, злым духом или колдуном, отказать в предусмотрительности ему нельзя. Все было просчитано на много ходов вперед, обеспечено необходимыми ресурсами, заранее отрепетировано и защищено от случайностей. (Можно было побиться об заклад, что искомая телега ждет где-нибудь неподалеку.)
Безо всяких сомнений, Окш имел дело с достойным противником, но их схватка лишь начиналась. Еще неизвестно, какие козыри имеются в запасе у прожженного шулера Хавра, однако и Окш прожил свою короткую жизнь не зря — кое-чему научился, и не только выпечке булочек.
Упершись лбом и коленями в землю, он принялся извиваться всем телом, стараясь провести скованные руки над тазом. Тело его было гибким, руки длинными, таз поджарым, и то, что никогда бы не удалось кряжистому жестянщику, вполне удалось потомку максаров.
Гораздо труднее было высвободить из кольца рук плохо гнущиеся и уже начавшие опухать ноги, но, скинув сапоги, он справился и с этой задачей.
Теперь, когда кандалы наконец оказались в поле его зрения, Окш мог применить навыки, полученные им в оружейной мастерской. Зажав между колен задник сапога, он вставил острый кончик шпоры в замочную скважину кандалов и стал методично нащупывать пружину, удерживающую язычок замка. На это ему понадобилось примерно столько же времени, сколько и для утреннего бритья.
Затем надо было подготовить Хавру достойную встречу. Окш вновь натянул сапоги, сунул руки в незапертые кандалы и принял прежнюю позу. Разница состояла лишь в том, что сейчас он сжимал в кулаке обломок шпоры, не очень длинный, но достаточный для того, чтобы достать до сердца.
Для пущей достоверности Окш даже глаза закрыл — пусть этот гад думает, что от потери крови он впал в беспамятство.
Время, до этого летевшее со стремительностью горного потока, теперь превратилось в стоячее озеро. Если бы не жажда мщения и не надежда завладеть телегой, так необходимой сейчас Окшу, он давно уполз бы отсюда. Ну куда, спрашивается, подевался этот Хавр? Запрягает лошадь? Ремонтирует хомут?
Наконец вдали раздались скрип плохо смазанных колес, неторопливое пофыркивание коня и понукания возницы, время от времени подкрепляемые щелчком бича. Телега остановилась на порядочном расстоянии от Окша (видно, бурелом и валуны не позволяли ей двигаться дальше), и конь принялся щипать траву.
Затем послышались приближающиеся шаги. Окш вытер потные ладони об одежду, поудобнее перехватил шпору и приготовился к схватке, которая должна была продлиться долю мгновения и состоять всего из одного удара.
Однако шаги миновали его стороной и вскоре затихли где-то вдали. Что такое? Неужели Хавр запамятовал то место, где остался лежать Окш? Ладно, пусть побродит. Не подзывать же его свистом.
Теперь шаги слышались то слева, то справа — можно было подумать, что тот, кому они принадлежат, собирает грибы, а не разыскивает истекающего кровью пленника.
Но вот где-то поблизости хрустнула сухая ветка, вот задетый неосторожным движением куст уронил со своих листьев росу, вот уже слышно прерывистое дыхание притомившегося от долгой ходьбы человека, вот уже Окш чувствует на себе чей-то взгляд… Ближе.;, Ближе…
…Еще ближе… Пора бить шпорой между этих глаз… Но почему они такие зеленые? Почему вокруг них сияет серебряный ореол? Почему с алых губ срывается не сиплый говорок, который Окш уже успел возненавидеть, а звонкий издевательский смешок:
— Ну что разлегся, как баба на сносях? Ножки разболелись?
Рагна! Откуда она здесь взялась? А где тогда Хавр, чтоб ему пусто было!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Окш раньше и представить себе не мог, что так обрадуется этой вертихвостке. Сейчас, наверное, он не стал бы возражать, даже если бы она вновь вознамерилась усесться ему на грудь.
Однако на сей раз Рагна была настроена совсем иначе, чем во время их первой встречи. Не до шуточек ей было нынче и даже не до разговоров.
Присев перед Окшем на корточки, она бесцеремонно стянула с него левый сапог и прямо через бинты ощупала рану.
— Все в точности, как я и нагадала, — пробормотала она, возвращая сапог на прежнее место. — Коней с такими ранами добивают…
— А ты слыхала, что раненые кони иногда лягаются? — Окш, раздосадованный болью, которую Рагна причинила ему, приставил к ее переносице обломок шпоры.
— Пень безмозглый, — она легко оттолкнула его от себя. — Сколько раз тебе надо говорить, что железо не может причинить вред максару?
— Ладно, я пошутил… — Окш был немного смущен ее поведением (все выглядело так, словно Рагна помимо своей воли оказывает ему огромное одолжение). — А почему ты не предупредила, если заранее знала, что меня подстрелят?
— Далеко была, — буркнула девчонка. — Знаешь, сколько времени я уже на ногах?
— Не знаю.
— А я не скажу. Чтоб не пугать тебя зря… Идти, конечно, не можешь?
— Надо попробовать… — Пытаясь встать, он вцепился в кусты.
— Лучше и не пробуй! — Рагна с досадой скривилась. — Мне вас, мужиков, даже касаться противно, но тут уж ничего не поделаешь… Придется послужить тебе кобылкой. — Она повернулась к Окшу спиной, такой хрупкой, что лопатки торчали на ней, как недоразвитые цыплячьи крылышки.
— Не знаю.
— А я не скажу. Чтоб не пугать тебя зря… Идти, конечно, не можешь?
— Надо попробовать… — Пытаясь встать, он вцепился в кусты.
— Лучше и не пробуй! — Рагна с досадой скривилась. — Мне вас, мужиков, даже касаться противно, но тут уж ничего не поделаешь… Придется послужить тебе кобылкой. — Она повернулась к Окшу спиной, такой хрупкой, что лопатки торчали на ней, как недоразвитые цыплячьи крылышки.
— Боюсь, надорвешься, — произнес он с сомнением. — Уж лучше я поползу. На боку у меня неплохо получается.
— Цепляйся гад! — взвыла она. — Некогда мне тут с тобой препираться! Я не тебя спасаю, а себя!
Делать нечего — Окш привалился грудью к спине Рагны, а она тотчас перехватила его закинутые вперед руки. Встала девчонка с видимым трудом — слабовата еще была в коленках, — зато свой немаленький груз поперла вперед довольно энергично. Еще и покрикивала при этом:
— Не дыши мне в затылок! В сторону дыши! По мере того, как они, выбирая места поотложистей, пробирались через лес, шея девчонки от напряжения наливалась кровью. Благодаря этому обстоятельству Окш удостоверился, что ее довольно аккуратные ушки были недавно отрезаны, а потом вновь пришиты на место — шрамы, ранее незаметные, выступили багровыми полосками.
— Ну все, кажется, добрались, — прохрипела она, выходя из зарослей на открытое место. — А ты отожрался за последнее время… Кабан кабаном…
— Возмужал, — поправил ее Окш, стараясь за развязным тоном скрыть свой стыд (со стороны, наверное, они представляли уморительное зрелище — тонкая, как стебелек, девчонка волокет на себе крепкого парня).
Невдалеке паслась довольно ухоженная пегая лошадь, запряженная в крепкую телегу, до недавнего времени, как видно, принадлежавшая местному мельнику. В телеге кто-то лежал, небрежно прикрытый сеном, и Окш сразу догадался, что это был Хавр.
— Живой? — поинтересовался он.
— Этот-то? — Рагна последним усилием взвалила Окша на задок телеги. — А я почем знаю? Но била я его не до смерти, а только до потери сознания. Когда очнется, вожжи в рук возьмет. А не то слишком много чести для тебя максара в кучерах иметь.
— Я бы на твоем месте был с ним поосторожней. — Окш покосился на лежавшего вниз лицом Хавра. — Это не простой человек. На таких вот ублюдков даже сила максаров не действует.
— Сила максаров действует на всех живых существ, — сказала девчонка с вызовом. — И на таких, о которых ты ни малейшего представления не имеешь… Хотя подчинить своей воле барана или свинью куда труднее, чем человека. Я уже не говорю про змей и тарантулов. Их лучше всего просто давить каблуками. Нельзя похитить душу у того, у кого ее нет. Почти невозможно проникнуть в сознание того, у кого в голове не мозги, а мякина. Ты просто не представляешь, сколько людей имеют сознание животного. С такими не стоит возиться. Максары обладают не только могучей волей, но и железными мышцами.
— Добавь к этому баранье упрямство, — заметил Окш, устраиваясь в телеге поудобнее. — Похоже, словами тебя не убедишь… Ладно, если не хочешь учиться на чужих ошибках, будешь это делать на своих… А за ним я сам присмотрю. Надеюсь, вдвоем мы одолеем его… Теперь расскажи, как ты меня разыскала и куда собираешься везти…
— Ты уверен, что я обязана отчитываться перед тобой? И что будет, если я воздержусь от объяснений? — Разобрав вожжи, Рагна погнала лошадь мелкой рысцой, еще раз доказывая, что опытный наездник, и сидя на облучке, лицом в грязь не ударит.
— Что будет? — задумался Окш. — Сам не знаю… Скорее всего я просто покину тебя возле первого попавшегося человеческого жилья.
— Вот, значит, как ты благодаришь меня за спасение! — патетически воскликнула Рагна.
— Спасение? — удивился Окш. — Ну это чересчур сильно сказано. Я ведь не собирался ни умирать, ни сдаваться. Наоборот, ты даже разрушила мои ближайшие планы.
— Одолеть жестянщиков при помощи других жестянщиков? — фыркнула девчонка. — Нечего сказать, достойное занятие для максара!
— Каждому свое… Ты и про уши свои мне не расскажешь?
— Как будто ты не догадываешься!
— Подожди… Бывает, что виновата голова, а отвечает задница. А за кого ответили твои уши?
— За чересчур длинный язык.
— Наконец-то я начинаю что-то понимать. Выходит, мамаша все же поймала тебя?
— Ладно. — Рагна стеганула лошадь чуть сильнее, чем следовало бы. — Как видно, придется мне все рассказать. Или почти все. Но учти, ты сам напросился. Поэтому помалкивай, сопи носом и слушай. А тем более не пытайся потом ничего изменить. Уже поздно. Не собираюсь тебя пугать, но на некоторое время ты попадешь в зависимость от чужой воли…
— Именно это ты имела в виду, когда говорила о моем спасении? — перебил ее Окш. — Тогда позволь поблагодарить тебя и давай побыстрее расстанемся.
— А как же мой рассказ? Или ты уже потерял к нему интерес?
— После такого Вступления — безусловно, — твердо ответил Окш.
— И тем не менее придется его выслушать! — Рагна опять огрела вожжами ни в чем не повинную лошадь. — Возможно, тогда ты изменишь свое мнение.
— Говори, если есть охота, — он пожал плечами. — Я не собираюсь затыкать тебе рот.
— А я бы твой заткнула с удовольствием! — искренне призналась она. — Это же надо, чтобы какой-то безродный бродяга, бывший пекарь, приятель трусливых жестянщиков и любовник толстозадой жестянщицы, недоумок и неумеха, в жилах которого течет не более одной капли нашей крови, так разговаривал со мной! Мало того, что насмехается, так еще и угрожает! Радуйся, что тебе позволено дышать свежим воздухом и созерцать милые сердцу болотные пейзажи. Ведь я для пущей надежности и в мешок тебя могу зашить! Тварь неблагодарная…
— Похоже, ты слегка отклонилась от темы своего рассказа, — хладнокровно заметил Окш.
— А ты меня не доводи! — Вожжи ослабли, и лошадь перешла с рысцы на более привычный для нее неторопливый шаг. — Я, между прочим, благодаря тебе столько горя хватила… Будешь спорить, что это я тебя спасла от мамаши?
— Нет, не буду, — ответил Окш, всячески демонстрируя свое долготерпение.
— Правильно сделаешь… Ты выкрутился, а мне вот не повезло. Лошадь ногу подломила в самый ответственный момент. Тут они на меня все и насели. Кучей на одного. Попыталась я, правда, воинам головы задурить, да где уж мне… Мамаша рядом. Ради нее они свои собственные яйца откусят… Скрутили меня арканами, как младенца пеленками, даже пальцем не пошевелить.
А мамаша родная уже ко мне спешит. С кинжалом в руках. Я до этого много ласковых слов успела ей сказать, вот она и пообещала первым делом язык мне отрезать. А за ней не задержится! Что мне, по-твоему, оставалось? Где я потом такой язык достану, если вдруг жива останусь? У людей, как лопата, у зверей, как терка…
— Ты про змей забыла, — не удержался Окш.
— Спасибо, напомнил… Вот я и говорю тогда мамаше, что имею для нее очень интересную новость. Она ведь, между прочим, любопытная до ужаса. Баба есть баба, хоть и максар. Ладно, говорит, выкладывай свою новость. Сохраню твой язык на краткое время. Но поскольку удержаться не могу, хоть уши твои отрежу… И тут же отчикала их, стерва! Хорошо еще, что собак поблизости не было, а то бы им скормила.
— Подожди, — прервал ее Окш. — Что-то я не понимаю. Ты же сама недавно говорила, что железо не может причинить вред максару.
— Это смотря какое железо. А главное, в чьих руках оно находится. Сталь, выдерживающую попадание стрелы, максар способен пробить пальцем.
— Ладно, рассказывай дальше…
— Ну, я этих издевательств, конечно, стерпеть не смогла и давай ей про тебя рассказывать.
— Про меня? — Окш, забыв о боли в ногах, чуть не подскочил на телеге.
— А что мне оставалось делать? — возмутилась в ответ Рагна. — Помирать в расцвете лет? Чем бы еще я смогла ее отвлечь в тот момент?
— Пр-р-редательница! — Окш попытался вложить в это слово все свое презрение. Но Рагне такие упреки были как с гуся вода. Если даже человек ради собственного благополучия готов заплатить любую цену, то про; максара, плевавшего на чужую жизнь, и говорить нечего. Как ни в чем не бывало, она продолжала свой рассказ:
Начала я сразу про клинок. Знаю, что это ее больное место. Так и так, говорю, есть возможность вернуть твоему оружию прежнюю силу. Встретила я недавно парнишку-максара. Полукровку. Он даже про свое предназначение ничего не знает. Прожил всю жизнь среди жестянщиков и многому от них научился. Например, печь булочки. А до этого, между прочим, был посвящен в тайну клинков. Запросто собирал и разбирал их. А когда Карглак сжег оружейную мастерскую и утопил всех мастеров в расплавленном железе, он сумел спастись. Сейчас скрывается от прислужников Карглака, которые повсюду его разыскивают. Если бы не это, он уже давно создал бы действующий клинок… Сначала она мне, похоже, не поверила. Но задумалась. Даже до такой дуры дошло, что сама я это все придумать не могла. Потом проверять меня стала. Подробности выспрашивать. Приметами твоими поинтересовалась…