– Да кого они собирались выселять-то? Тебя, что ли? – заржал я.
– Да им дай волю, они и меня бы попытались. Но со мной-то посложнее будет. Я ведь не безобидный затюканный торговец арбузами. Попробуйте, выселите. Я их, блядь, забью до фарша, и сожгу дотла вместе с их товарищами-гопниками. Зубами их загрызу. Таких алкашей-дружинников даже и отстреливать-то не потребуется, лично я один пятерых таких просто заплюю до смерти. И таких как я, приезжих, в моей Москве – миллионы. Некоторые москвичи и представить себе не могут, что у меня тоже есть моя Москва. Им это дико. Я азербайджанец Алиев, гражданин России и житель Москвы, я когда-то приехал сюда жить, и не им мне указывать, что делать и куда ехать. В одной только моей пятке правой ноги чувства собственного достоинства и гордости во много раз больше, чем у ста тысяч таких вот ничтожных трусов, вместе взятых. Я – патриот России, блядь. И, если потребуется, буду вбивать эту информацию всякому неумному хулиганью в голову кулаком. И доказывать свой патриотизм шатанием по району по прихоти какого-то придурка-мента я точно не намерен. А вот если завтра в городе официально объявят военное положение, то я первым пойду на пункт регистрироваться, потом возьму автомат, и стану делать то, что скажут. Потому что я молод и здоров, к тому же прекрасно умею стрелять.
– Всё это, конечно, звучит красиво, – я тоже уже начал злиться. – Но вот кажется мне, Евгений, ты наглухо забыл, что коренное население России – это всё-таки совсем не азербайджанцы. Вот ты за полчаса уже раз десять гордо уточнил, что ты азер. А я, блядь, русский! И к обычным среднестатистическим чуркам, которых мы видим на рынках и стройках, тоже отношусь, мягко выражаясь… настороженно. Нежной любви к ним уж точно не испытываю.
– А тебя никто и не заставляет их любить, – ничуть не смутился Алиев. – Ты просто путаешь понятия. Национальность и нация – это две большие разницы. Ты – русский, гражданин России. Я – азер, гражданин России. А вот есть у меня товарищ Арам – армянин, гражданин России, и коренной москвич впридачу. И что нам делать теперь? Переубивать друг друга? Есть такая нация – россиянин. Вот мы все вместе взятые к ней и относимся.
– В принципе ты прав. Я никогда не слышал, чтоб гражданин тех же Штатов представлялся где-либо кем-то иным, кроме как американцем, даже если он индус или итальянский бандюган. Потому что у них американец – это общая нация. Но нам до них в этом смысле далековато.
– Да не далековато, братан. Просто по закону жить надо. Абсолютно всем, невзирая на национальную принадлежность. Вот когда таких вот писак, – он кивнул на газету, – начнут сажать в тюрьму, тогда станет намного проще. Потому что русский козёл, написавший этот текст в официальное средство массовой информации, совершил уголовное преступление, которое называется разжиганием межнациональной розни. А за него у нас в кодексе предусмотрены статья и срок. Надеюсь, что этих мразей когда-нибудь всё же начнут действительно сажать.
Межнациональный разговор закончился. Я рассказал Алиеву про Анечкино предложение. Выслушав меня, он хмуро покачал головой, и повертел пальцем у виска.
– Ну и какого чёрта ты отказался? Что за мазохизм? Ты что, боишься?
– Да, боюсь. Я ж не слепой. Ты был совершенно прав по поводу мезальянса. За всё это время мне очень осторожно удалось выудить из неё, что она из приличной еврейской семьи, отец у ней какой-то профессор, она рано вышла замуж, лет в девятнадцать, кажется, тоже за кого-то из своей еврейской мишпухи, он старше её, и неприлично богат. Впрямую она не жалуется, но между строк очевидно, что там какие-то проблемы. То ли она его не любит, то ли он её. Хотя, как можно такую не любить, не понимаю? Ну и типа изменяет он ей с какой-то бабой, да ещё так, что она в курсе дела, и там уже обсуждается развод. И вот она сутками сидит в интернете, и практически ничем не занимается, потому что он не разрешает. А она мечтает стать каким-то фотопродюсером. По-моему, она называла эту должность именно так; я не разбираюсь.
– Рома, – разводит руками Алиев, – ты меня иногда очень удивляешь. Неужели ты не видишь, что вся эта ситуация – полностью в твою пользу? Ты сейчас эту свою Аню голыми руками взять можешь.
– Да всё я прекрасно понимаю. Но сам прикинь – вот возьму я её голыми руками, и что я с ней буду делать? Хоть убей, ну не представляю я её в качестве одноразовой развлекухи. Ты хоть понимаешь, что если у нас что-то произойдет, то я влюблюсь в неё до конца жизни? Я же жить без неё дальше не смогу.
– Ну и чем это плохо-то, твою мать? – Алиев повысил голос. – Объясни, будь любезен!
– А чем хорошо-то? – На нас уже начали оглядываться другие посетители, пришлось сбавить децибелы. – Ты ж видишь разницу, блин. Ну вот сам прикинь. Просто поставь себя на мое место. Вот, например, ты – ты кто вообще есть? Да никто, как бы ты из штанов не выпрыгивал. Хрен ты с бугра. Приезжий азер без роду и племени, подрабатывающий мелкой стройкой. А я – ещё хуже. Я – мелкий мошенник. А она – жена бизнесмена, которому мы оба вместе не годимся даже в подметки. Она никогда не ложилась спать голодной, врубаешься? Она мыслит совсем другими категориями. Ну и куда мне соваться в те ворота? Что я буду с ней делать? А я тебе скажу, что я буду делать: каждую минуту я буду страдать, дёргаться, и чувствовать себя неполноценным.
– Да ты, братец, мудак! У тебя серьёзные проблемы с психикой. Да ты и так уже издергался, причем на ровном месте. И кстати, твой эгоизм вообще ни в какие ворота не лезет. Заметь, ты всегда говоришь «я, у меня, со мной»… А она? Ты знаешь, что у неё в голове?
– Да что бы ни было. Мне такая не по рылу.
– Ну вот не мудак, а?.. Тогда вообще забудь, и прекрати всякую переписку! И сиди в своей конуре у МКАДа, в самой жопе Ярославки. И впаривай китайское говно начальникам. Пока тебя не поймают и не искалечат. И продолжай трахаться чёрт-те с кем, мачо хренов, и презирать себя за то, что ты никчемное, никому не нужное унылое говно, живущее непонятно зачем.
– Ладно, хватит уже, – я устало сник, и отставил пустой стакан. – Хватит меня грузить. И вообще, я тебя уже не раз просил не говорить со мной о делах. Такие разговоры ничем хорошим не заканчиваются. Ты прекрасно знаешь, что у меня просто нет другого выбора. Ни на какой работе мне просто никогда не заплатят таких денег, что я зарабатываю сейчас. Про свободу я вообще молчу.
– Да что ты знаешь о свободе-то, – Евгений пренебрежительно сплюнул в пепельницу льдинку из стакана. – Молчал бы уж. Зачем тебе такая свобода? На что ты её тратишь? Торчишь в интернете, и снимаешь на потрахаться всякую дичь, вот и вся твоя свобода. Чё ты морщишься-то? Или снова будешь меня уверять, что нормальная девушка попрется в ночи через весь город, чтобы наскоряк перепихнуться с мудаком из интернета? Ты цветы-то девушке когда последний раз дарил? То-то! Я удивляюсь просто, честное слово. Здоровый лоб, а такой беспонтовый. Займись бизнесом каким-нибудь. Неужели это сложно? Я тебе помогу, чем смогу.
– Я подумаю над твоим предложением, старик, – улыбнулся я. Лишь бы отстал.
– Тебе некогда думать, Рома. Хоть ты и корчишь из себя джентльмена удачи, но на самом деле ты в натуральной жопе. Давно пора оттуда вылезать, – и Евгений махнул рукой официанту.
На вечеринку «Литпрома» мы шли молча. Не буду я работать, как вол, ни за какие деньги. И ни в какой я не жопе. Я слишком долго шёл к полной свободе, чтобы вот так её упустить. Живётся мне вполне комфортно. А при мысли, что придется дневать и ночевать в офисе, да ещё и в своем, у меня начиналась изжога. Нет уж, пусть Алиев сам работает, развивается, и зарабатывает себе на квартиры и «Лексусы». Евгений тоже шёл молча, вероятно сосредоточенно обдумывал всякие кирпичи, таджиков и рубероид.
Но попасть на вечеринку мне сегодня не пришлось. С обочины, прямо у входа вдруг моргнул фарами огромный, отсвечивающий белоснежным металликом «Кайенн», из него вышла девушка, подошла к нам почти вплотную, приветственно протянула мне руку, и улыбнулась так, что колени мои моментально подкосились.
– Аня, – потрясающим голосом представилась она. Хотя вполне могла бы и не представляться: черты этого лица были мне знакомы в мельчайших подробностях, их я ежедневно наблюдал на рабочем столе своего компьютера. – Аня Бергельман. Ты извини, Роман, за неожиданное появление, просто на улице очень хорошая погода, и мне очень захотелось вырваться из дома.
– Да ничего страшного, Ань, – вдруг среагировал Алиев. Он отошёл от столбняка раньше меня, и взял ситуацию в свои руки. – Мы буквально несколько минут назад о вас говорили. Как вы здесь оказались, кстати?
– Не надо меня на вы… Ничего сверхъестественного, Рома мне об этом мероприятии упоминал ещё месяц назад. Я зашла на сайт, и решила, что мне тоже интересно.
– Угу, – понимающе кивнул Алиев. – Я так и подумал. Но все же мне сдается, что данная вечеринка не самое спокойное место…
– Да ничего страшного, Ань, – вдруг среагировал Алиев. Он отошёл от столбняка раньше меня, и взял ситуацию в свои руки. – Мы буквально несколько минут назад о вас говорили. Как вы здесь оказались, кстати?
– Не надо меня на вы… Ничего сверхъестественного, Рома мне об этом мероприятии упоминал ещё месяц назад. Я зашла на сайт, и решила, что мне тоже интересно.
– Угу, – понимающе кивнул Алиев. – Я так и подумал. Но все же мне сдается, что данная вечеринка не самое спокойное место…
– Мне тоже так кажется, – включился я. Вот ещё только не хватало начинать личное знакомство с ней на развесёлой и бескомплексной тусовке жрущих водку и беспрестанно матерящихся литераторов. – Давай-ка выберем на сегодня другое место, Ань.
– Пока, Ром, давай, удачного вечера, я тебе позвоню.
В этот вечер мы просто сидели в кафе, не отрываясь смотрели друг на друга, и разговаривали. Я тонул в её глубоких глазах, и, не подавая вида, тихо сходил с ума. Да, она оказалась такой же, как я себе и представлял. И даже лучше. В миллион раз. Нет, в два миллиона раз. Она была красива просто невероятно. Все в кафе смотрели только на неё. Мы сидели до рассвета, но мне казалось, что прошло не более получаса. Потом она довезла меня до дома, мы распрощались, как приятели – махнули друг другу ладошкой, я поднялся в квартиру, включил компьютер, и зашёл проверить почту. В которой и обнаружил письмо:
«Знаешь, ведь я впервые приехала к тебе 1 апреля – День дураков. Символично – сегодня я чувствую себя полной дурой. Будь добр, забудь всё, что я говорила раньше, с тобой всё равно каждый раз, как в первый.
Знаешь, я по-разному уезжала от тебя за эти полгода: счастливая, в слезах, злая, обиженная, с твёрдым обещанием себе самой – „ноги моей больше здесь не будет“, но чаще – озадаченная и – уж извини – радостная.
Знаешь, зимой, когда мы познакомились, я считала, что я для тебя так, игрушка, развлекалочка. Позабавишься со мной и бросишь. Ты был такой крутыш, не оставлял меня на ночь. Боялась привязаться к тебе, делала вид, что всё это так, несерьёзно, шутила про твоих многочисленных дамочек. Не рассказывала о своих сложностях и проблемах, не интересовалась твоими делами, не знакомила с родителями. Прости меня за это.
Знаешь, я никого кроме тебя никогда не сравнивала с отчимом. Ты и он – два единственных мужчины в моей жизни, которым мне хочется показать, что я сделала, поделиться своими планами, посоветоваться, посмеяться над чем-то. Мне очень хочется, чтобы вы – ты и он – мной гордились, и я чертовски боюсь кого-то из вас подвести или разочаровать. Только с ним и с тобой я одновременно чувствую себя маленькой девочкой, смотрю „снизу вверх“ – и при этом думаю, „а обедал ли он сегодня?“. Другие не в счёт. Ты – родной, даже когда выставляешь меня за дверь, а остальные – чужие ещё на этапе „взял за руку“. Ты волнуешь, как ни один мужчина – рядом с тобой подтягиваешься, думаешь о маникюре, причёске – и при этом с тобой очень спокойно, хоть у тебя и не самый простой характер на свете.
Знаешь, меня трясло от страха, когда я ехала к тебе в апреле. Зуб на зуб не попадал. Я чувствовала тебя жутко виноватой, боялась твоей реакции, своей, ещё чего-то. Ну, и выпендривалась больше, чем нужно, и делала и говорила много всяких глупостей.
Знаешь, извини, но мне наплевать, что ты никогда не приезжал ко мне в гости. Ты не гость, это твой дом с той минуты, когда ты сам захочешь. Я не умею делить и умножать, для меня „я люблю тебя“ – это весь мой мир на моей ладошке. От друзей до ключей от квартиры, всё, что ты захочешь. Если захочешь.
Знаешь, мой отчим пришёл к нам с мамой десять лет назад с двумя чемоданами и почти без денег: всё было записано на первую жену. Подтолкнул отчима к решению его покойный друг. Тот умел радоваться каждому дню – потому, что ездил на мощном мотоцикле, редко жал на тормоза, два раза чудом остался жив, почти не видел, ходил с платиновой пластиной в голове. Так вот, тот друг говорил: „Жизнь слишком коротка для осторожности и нелюбимых женщин“.
Знаешь, ты прав – всё когда-нибудь заканчивается, и я, ребёнок неоднократно разведённой женщины, лучше других знаю, какие бывают „концы“. Но мне по-прежнему гораздо хуже без тебя, чем с тобой, и я не могу – и не хочу – представить рядом с собой другого человека. Я не выйду за него замуж. И мне плевать на его деньги. Я тебя люблю. Правда.
Решай. Всё будет так, как ты захочешь. Ольга Сергеева».
Я перечитал письмо несколько раз, и механически вытряхнул из пачки сигарету. Ничего себе, расклад. Вот тебе и Ольга. Вот тебе и тихий омут себе на уме. Нет, она, конечно, не раз давала понять, что я ей нравлюсь, но не до такой же степени! Стало быть, Вадим получил от ворот поворот. Но при чём здесь я? Мы и знакомы-то всего ничего. Да и какой я Вадиму конкурент?
Я задумчиво зашел на «Одноклассники». В углу страницы моргало очередное сообщение от уже добравшейся до дома Ани Бергельман. Я озадаченно почесал затылок, и осознав, что совершенно не готов сейчас анализировать происходящее, набрал номер Алиева, уже покинувшего тусовку литераторов, и отправился к нему напиваться.
XI
Алиев сидит в кресле у компа, отвечает кому-то на письмо. Сегодня с ним девушка Соня, с которой он всё-таки познакомился на «Одноклассниках». Точнее, она познакомилась с ним сама. Бывают такие навязчивые девушки, прицепятся, и все тут. На хер посылать вроде не за что, вот и терпишь их до упора. Особого блеска в глазах при взгляде на девушку у Евгения я не заметил, но ему такие эмоции со случайными девушками и несвойственны. Просто эпизод. Тоже ведь живой человек, в конце концов. Со своей работой он в последнее время зашит настолько, что странно, как он и на эту-то Сонечку время нашел. Она, впрочем, вполне себе милое создание. Алиев в этом смысле чрезвычайно щепетилен, и никогда не пустил бы домой какую-нибудь совсем уж безмозглую курицу. Но в любом случае, судя по темам, которые мы сегодня обсуждаем, Соня пробудет в жизни Евгения недолго. Такую тональность беседы можно позволить себе либо с людьми близкими, давно знающими друг друга, либо с теми, кто абсолютно по фигу. Соня взахлеб делится своим опытом интернет-знакомств, периодически подливая всем виски.
– Всяких мудаков полно, конечно. Как-то на «Одноклассниках» постучался ко мне товарищ. На фотке очень приятная мужская внешность. Начал общение с комплиментов, что очень умно, кстати. Ставлю ему про себя плюсик. Ну, перетерли общие вопросы, и надо бы встречаться – чего кота за одно место тянуть? И он как раз спрашивает: не против ли я? Ещё один плюсик. Нет, я не против, я очень даже за. Дальше начинается самое интересное. Встретимся на неделе. О'кей, но на неделе у него времени не нашлось. Может быть в выходные? Нет, в выходные он не бреется, говорит, что кожа отдыхает, а небритым появиться не может. Перечитываю это три раза. Думаю, что чел шутит, ан нет. Он серьёзно. Предлагает снова «на неделе». Ну ладно. Мало ли что. Думаю, что надо всё-таки лично познакомиться и потом уже мнение составлять. Решаем куда пойти. В баре, говорит, слишком громко, в кино, говорит, не пообщаешься. Предлагаю кофейню, хотя странно – почему я предлагаю сама? Оказывается, кофе мы не пьём. Пьём молоко и протеиновые коктейли. Ага. Не пойму как реагировать на это, поэтому пропускаю мимо ушей. Потом совершенно неожиданно оказалось, что на неделе мы слишком далеко друг от друга находимся. Москва, конечно, огромная, что и говорить, но я первый раз в своей жизни столкнулась с такой проблемой. Мне казалось, что при желании, находятся и возможности. Надо сказать, что мой запал давно иссяк и мне уже просто было интересно, чем это все закончится. Ещё надо заметить, что встретиться постоянно предлагает он. Я только соглашаюсь. Либо молчу. Это не принципиально, как оказалось. Следующую назначенную дату товарищ провёл занимаясь, представьте, шопингом. Вечером моя почта раскалилась от восторгов на эту тему, причём он подкреплял рассказ ссылками на купленные тряпки. Точнее, монологом. Отчетливо понимаю, что надо удалять контакт, но почему-то пожалела. На очередной вопрос, чем я занята в такой-то день, ответила, что просто занята. Далее пять дней молчания. Потом сообщение: «Вас удалили из списка друзей» на «Одноклассниках». Занавес. Но непонятно – это что стиль жизни у человека такой? На что можно надеяться, сидя на попе ровно? И зачем чтото планировать, заведомо зная, что этого не будет?
– Ну, это только он знает, – отвечаю я. – У меня такое бывало неоднократно, и всякий раз приблизительно по одной причине. Видимо, ты ему просто недостаточно понравилась, чтобы он сразу захотел найти для тебя время. У меня таких кандидатур штук по десять-двадцать постоянно в списке друзей висит. Ну, то есть попадается на сайте вроде бы приличная на первый взгляд девушка, и симпатичная, и поговорить есть о чём, но – не цепляет. Хотя от секса с ней я, скажем, не отказался бы. И уже понятно, что встретится она с тобой с удовольствием, в любое удобное тебе время, и приедет без лишних рефлексий в гости, и всё такое. То есть, галочка напротив её имени в голове уже проставлена. Поэтому прежний интерес к ней, само собой, пропадает. Но совсем бросать её, не попользовавшись – тоже немного жалко. Хоть и третий сорт, но на безрыбье и жопа соловей. И вот она висит в списке, дожидаясь своей очереди. И даже, может быть, дождётся. А может быть и нет. В любом случае сожалеть не приходится.