Кнутъ Гамсунъ Роза Изъ записокъ студента Пареліуса Романъ
ОТЪ АВТОРА
Какъ мнѣ извѣстно, сочиненія мои выходятъ въ Россіи въ различныхъ переводахъ, а въ послѣднее время меня именуютъ также сотрудникомъ изданій, съ редакціями которыхъ у меня соглашенія не состоялось. Въ виду этого, считаю долгомъ заявить, что 15 ноября 1907 года я заключилъ договоръ съ товариществомъ «Знаніе», предоставивъ названной издательской фирмѣ исключительное право переводить и издавать въ Россіи мои новыя сочиненія.
Я знаю, что между Россіей и Норвегіей литературной конвенціи еще не существуетъ, но все-таки надѣюсь, что соглашеніе между издательской фирмой «Знаніе» и мною будетъ признано и уважено такъ-же, какъ если бы конвенція была уже въ силѣ,- тѣмъ болѣе, что, насколько мнѣ извѣстно, заключеніе литературной конвенціи со стороны Россіи лишь вопросъ времени.
Кнутъ Гамсунъ.
Конгсбергъ.
26 марта/8 апреля 1908 г.
ОТЪ ТОВАРИЩЕСТВА «ЗНАНІЕ».Еще 15 ноября 1907 года Кнутъ Гамсунъ заключилъ съ т-вомъ «Знаніе» договоръ, по которому обязался: высылать «Знанію» свои новыя произведенія въ рукописи — съ такимъ разсчетомъ, чтобы «Знаніе» могло перевести и напечатать каждое изъ нихъ до обнародованія его внѣ Россіи. Кнутъ Гамсунъ предоставилъ товариществу «Знаніе» исключительное право переводить и издавать его новыя произведенія въ предѣлахъ Россіи. Товарищество будетъ помѣщать ихъ въ своихъ сборникахъ. Такимъ образомъ, Кнутъ Гамсунъ дѣлается постояннымъ сотрудникомъ сборниковъ «Знанія». Въ началѣ 1908 года онъ прислалъ въ рукописи романъ «Бенони», который и былъ напечатанъ одновременно на родинѣ автора и въ XXII сборникѣ «Знанія». Теперь же К. Гамсуномъ доставлено продолженіе «Бенони», новый романъ — «Роза».
I
Зимой 18** года я отправился на Лофотены съ рыбачьей шкуной изъ Олезунда. Переходъ взялъ около четырехъ недѣль; высадился я въ Скровенѣ и сталъ дожидаться оказіи, чтобы двинуться дальше. Къ Пасхѣ шло въ Салтенландъ на побывку нѣсколько лодокъ, и хотя онѣ не доставили бы меня, куда мнѣ собственно было нужно, я все-таки отправился съ ними. Дѣло-то въ томъ, что у меня былъ въ тѣхъ краяхъ знакомецъ и пріятель, Мункенъ Вендтъ, и мы съ нимъ уговорились когда-нибудь побродить вмѣстѣ. А было все это лѣтъ пятнадцать тому назадъ.
Въ памятный день, въ среду 16 апрѣля, я прибылъ въ торговое мѣстечко Сирилундъ. Тутъ проживалъ коммерсантъ Маккъ, важный господинъ. Тутъ же проживалъ и добрѣйшій Бенони Гартвигсенъ; онъ былъ богачъ и помогалъ всѣмъ. Эти двое были равноправными хозяевами Сирилунда, всѣхъ судовъ и торговыхъ предпріятій мѣстечка.
— Хотите, ступайте къ Макку, хотите — къ Гартвигсену, — сказали мнѣ мои попутчики на лодкѣ.
Я пошелъ къ усадьбѣ Макка, осмотрѣлся и рѣшилъ пройти мимо, — ужъ слишкомъ важно, богато жилъ Маккъ.
Около полудня я пошелъ зато къ дому Бенони Гартвигсена и представился хозяину. На барина я не похожъ былъ, — всѣхъ пожитковъ со мною только и было, что ружье да котомка съ кое-какою одеженкой; я и попросилъ пристанища въ людской Сирилунда — пока-что.
— Ну, это мы, вѣрно, уладимъ, — отвѣтилъ Гартвигсенъ. — Откуда вы?
— Съ юга. Пробираюсь въ Утвэръ и Осъ. Зовутъ меня Пареліусъ; я студентъ. Впрочемъ, умѣю и рисовать и писать красками, если вамъ понадобится.
— Такъ вы человѣкъ ученый, какъ видно.
— Да, я не бродяга. Мнѣ надо разыскать въ тѣхъ краяхъ пріятеля; мы учились вмѣстѣ и оба охотники. Отправимся странствовать вдвоемъ.
— Не присядете ли, — сказалъ Гартвигсенъ и придвинулъ мнѣ стулъ.
Въ горницѣ, кромѣ прочей мебели, стоялъ маленькій клавесинъ, но я воздержался сразу же подойти и попробовать инструментъ. На все, о чемъ разспрашивалъ меня Гартвигсенъ, я отвѣчалъ подробно, а онъ досыта накормилъ и напоилъ меня. Вообще, онъ былъ со мной очень ласковъ и не захотѣлъ отослать меня въ людскую въ Сирилундъ, а оставилъ у себя.
— Вы можете оставаться у меня и помогать мнѣ разнымъ манеромъ, — сказалъ онъ. — Вы женаты? — добавилъ онъ, улыбаясь.
— Нѣтъ. Мнѣ всего двадцать два года.
— Пожалуй, у васъ и зазнобушки нѣтъ?
— Нѣтъ.
Подъ конецъ, Гартвигсенъ сказалъ:- Да, вы прошли столько наукъ, что, вѣрно, сумѣете и срисовать мой домъ и сарай для лодокъ, словомъ, всѣ мои строенія; вообще, смастерите мнѣ кое-какія картинки.
Я улыбнулся, немножко дивясь его странной рѣчи: вѣдь я же самъ только что сказалъ ему, что умѣю рисовать и писать красками.
— У меня много всякаго добра въ домѣ,- прибавилъ онъ, — а вотъ картинокъ не хватаетъ; ни одной нѣту.
Я отвѣтилъ, что приложу всѣ старанія и нарисую все, что ему понадобится.
Когда Гартвигсенъ отправился на пристань, предоставивъ меня самому себѣ, меня потянуло куда-нибудь въ уголокъ — побыть одному. Всѣ двери были мнѣ открыты, куда бы я ни пошелъ, и я провелъ съ часокъ въ сараѣ для лодокъ, полный благодарности Творцу за то, что попалъ въ столь дальніе края и вездѣ пока встрѣчалъ добрыхъ людей.
Праздники прошли, и я принялся срисовывать домъ и сарай Гартвигсена, а затѣмъ раскрашивать рисунки красками. Когда мнѣ понадобилось кое-что для моей работы, я пошелъ въ Сирилундскую лавку и въ первый разъ увидалъ тамъ коммерсанта Макка, важнаго господина. Онъ былъ уже человѣкъ въ годахъ, но живой и рѣшительный, а вдобавокъ важный и величавый въ обхожденіи. Въ манишкѣ у него красовалась драгоцѣнная брильянтовая запонка, а на шнуркѣ отъ часовъ множество золотыхъ брелоковъ. Услыхавъ, что я не какой-нибудь бродяга, а студентъ, вздумавшій постранствовать, онъ сталъ относиться ко мнѣ съ немалымъ уваженіемъ.
По мѣрѣ того, какъ я писалъ, Гартвигсенъ оставался все болѣе и болѣе доволенъ моей работой и все расхваливалъ меня за то, что строенія у меня выходятъ совсѣмъ, какъ живыя. Пріятелю своему Мункену Вендтъ я написалъ, что нахожусь уже на пути къ нему, но задержался у добрыхъ людей.
— Напишите-ка, что раньше осени вамъ не добраться до него, — сказалъ мнѣ Гартвигсенъ. — Вы мнѣ всячески нужны будете все лѣто. Вотъ суда вернутся съ Лофотенъ; я хочу, чтобы вы и ихъ срисовали, а прежде всего шкуну «Фунтусъ», на которой я ходилъ въ Бергенъ.
Я остался; и не было ничего удивительнаго, что я засѣлъ въ этомъ крупномъ торговомъ мѣстечкѣ: сюда то и дѣло наѣзжали люди, и рѣдко кто сразу же отправлялся дальше. Такъ, недѣлю другую спустя послѣ меня, явился въ Сирилундъ мастеръ, который гнулъ крючки для застежекъ. Онъ понадѣлалъ крючковъ всѣмъ отъ мала до велика и все-таки не отправился во-свояси, а остался тутъ. Другого ремесла онъ никакого не зналъ, умѣлъ только гнуть крючки, но зато былъ хорошимъ комедіантомъ, отлично умѣлъ подражать голосамъ звѣрей и птицъ. Во рту у него была маленькая свистулька, а выходило какъ будто поетъ весь лѣсъ, на разные голоса, и ни за что нельзя было догадаться, что это онъ самъ свищетъ. Вообще, онъ былъ такой искусникъ по этой части, что самъ Маккъ останавливался и слушалъ его. Наконецъ, Маккъ и пристроилъ его у себя на мельницѣ, чтобы всегда имѣть его подъ рукой въ качествѣ Сирилундской достопримѣчательности.
II
Я уже пробылъ нѣкоторое время у Гартвигсена, какъ вдругъ однажды встрѣтилъ по дорогѣ въ лавку самого Макка съ какой-то чужой дамой. На ней была песцовая кофточка, надѣтая на распашку, такъ какъ пахло уже весной. Я таки успѣлъ поотвыкнуть отъ молодыхъ дамъ и, кланяясь ей и разглядывая ея доброе лицо, невольно сказалъ про себя: какая славная! Съ виду ей было далеко за двадцать; росту она была высокаго, съ русыми волосами и яркими губами. Она взглянула на меня совсѣмъ какъ сестра, такимъ свѣтлымъ, невиннымъ взглядомъ.
Я все ходилъ и думалъ о ней, а когда разсказалъ о своей встрѣчѣ Гартвигсену, онъ сразу сказалъ:
— Это Роза. Красива она, по вашему?
— Да.
— Это Роза. Значитъ, опять пріѣхала.
Я не хотѣлъ показаться любопытнымъ и замѣтилъ только: — Да, она красива. И не похожа на здѣшнихъ.
Гартвигсенъ отвѣтилъ:
— Она и не здѣшняя. Впрочемъ, не издалека; изъ сосѣдняго прихода. Теперь въ гостяхъ у Макка.
Потомъ старая стряпуха Гартвигсена поразсказала мнѣ еще кое-что о Розѣ. Она была дочь сосѣдняго пастора, была недолго замужемъ, а теперь осталась одна; мужъ уѣхалъ куда-то на югъ. Одно время Роза была также помолвлена съ Гартвигсеномъ, и все ужъ было готово къ свадьбѣ, какъ вдругъ она взяла да вышла за другого. Всѣ тогда диву дались.
Я замѣтилъ, что Гартвигсенъ съ нѣкотораго времени сталъ одѣваться тщательнѣе и больше держаться по господски. — Говорятъ, Роза пріѣхала, — сказалъ онъ мимоходомъ работницѣ.
Разъ мы отправились вмѣстѣ въ Сирилундъ. Въ сущности, ни мнѣ, ни ему не за чѣмъ было туда итти, но онъ сказалъ мнѣ:- Вамъ не надо-ли чего въ лавкѣ?
— Нѣтъ… Ахъ, да, пожалуй, надо бы гвоздей и штифтиковъ.
Особы, ради которой мы собственно пошли въ лавку, мы, однако, тамъ не встрѣтили. Когда я запасся гвоздями, Гартвигсенъ спросилъ:- А штифтикокъ вамъ развѣ не нужно для картинъ?
— Да, для рамокъ.
— Пожалуй, и еще что понадобится для рамокъ? Вы не торопитесь, сообразите.
Я смекнулъ, что ему хочется протянуть время, и сталъ набирать всякихъ мелочей. Гартвигсенъ тѣмъ временемъ стоялъ, посматривая на дверь. Наконецъ, онъ оставилъ меня и отправился въ контору. Такъ какъ онъ былъ совладѣлецъ Макка, да къ тому же богачъ, то и вошелъ въ контору, даже не постучавшись; но кромѣ него, пожалуй, никто другой не позволялъ себѣ этого.
Пока же я стоялъ у прилавка, вошла та, кого мы искали. Она, вѣрно, увидала, какъ прошелъ Гартвигсенъ, и хотѣла повидаться съ нимъ. Проходя по лавкѣ, она взглянула мнѣ прямо въ глаза, и щеки у меня такъ и запылали. Она прошла за прилавокъ и стала искать что-то на полкахъ. Она была такая высокая, статная и такъ бережно перебирала руками товары, лежавшіе на полкахъ. Я долго смотрѣлъ на нее. Въ ней было что-то, напоминавшее молодую мать.
Только бы Гартвигсенъ поскорѣе вышелъ изъ конторы, — подумалъ я. А онъ какъ разъ и вышелъ и поздоровался съ Розой. Особеннаго волненія не было замѣтно ни у него, ни у нея, даромъ что они когда-то были женихомъ и невѣстой. Онъ такъ спокойно подалъ ей руку, и она не покраснѣла, не смутилась отъ этой встрѣчи.
— Опять въ нашихъ краяхъ? — спросилъ онъ.
— Да, — отвѣтила она.
Она снова повернулась къ полкамъ и продолжала искать что-то. Наступило молчаніе. Затѣмъ она сказала, не глядя на него:
— Я не для себя тутъ роюсь; кое-что нужно для дома.
— Вотъ какъ?
— Да, да; я опять тутъ распоряжаюсь за прилавкомъ, какъ въ старину. Но я не украду ничего.
— Вы шутите, — сказалъ онъ, задѣтый.
Я подумалъ: на мѣстѣ Гартвигсена я бы не сталъ тутъ торчать. А онъ все стоялъ. Видно, внутри у него все-таки еще шевелилось что-то, разъ онъ сразу не сорвался съ мѣста и не ушелъ. Но тогда почему бы ему самому не зайти за прилавокъ и не предложить отыскать ей то, что она искала? Вѣдь онъ полный хозяинъ тутъ. А онъ стоялъ рядомъ со мной у прилавка, словно покупатель. Впрочемъ, приказчики, и Стенъ, и Мартинъ, не смѣли въ его присутствіи разговаривать иначе, какъ шепотомъ, — такъ страшно онъ былъ богатъ и вдобавокъ ихъ хозяинъ.
— Со мной пріѣзжій студентъ, — сказалъ Гартвигсенъ Розѣ. — Такъ вотъ ему очень хотѣлось бы, чтобы вы какъ-нибудь зашли сыграть намъ. У меня вѣдь все стоитъ та музыка.
— Я не играю при чужихъ, — отвѣтила она, качая головой.
Гартвигсенъ долго молчалъ и, наконецъ, сказалъ:- Да, да; я такъ спросилъ только. — А вы, вѣрно, теперь готовы? — обернулся онъ ко мнѣ.
— Да.
— Право-же, я не могу играть на томъ инструментѣ,- сказала вдругъ Роза. — Но, если вы… Можетъ быть, вы зайдете въ комнаты?
И мы пошли всѣ трое въ покой Макка. Тамъ стояло новое дорогое фортепьяно, на которомъ Роза и сыграла. Она очень старалась; видно, ей хотѣлось загладить свою несговорчивость. Окончивъ, она сказала:- Вотъ и все.
Гартвигсенъ, однако, усѣлся и совсѣмъ не собирался уйти. Маккъ вошелъ, былъ пораженъ, увидавъ гостей, но выказалъ большую любезность и угостилъ насъ виномъ и пирожнымъ. Потомъ онъ провелъ меня по комнатѣ, показывая рисунки, чудесныя гравюры и картины. Гартвигсенъ тѣмъ временемъ сидѣлъ и бесѣдовалъ съ Розой. Говорили они о чемъ-то такомъ, о чемъ я еще не слыхалъ, о какой-то дѣвочкѣ Мартѣ, дочкѣ Стена приказчика, которую Гартвигсенъ собирался взять къ себѣ, если Роза согласна.
— Нѣтъ, я не согласна, — заявила Роза.
— Подумай хорошенько, — отозвался вдругъ Маккъ. Тутъ Роза расплакалась и сказала:- Что вы хотите сдѣлать со мной?
Гартвигсену стало не по себѣ, и онъ принялся уговаривать Розу:- Вы пріучили ребенка присѣдать. У меня и не было на умѣ ничего другого… Я просто хотѣлъ взять дѣвочку потому, что вы пріучили ее къ разнымъ хорошимъ манерамъ. О чемъ же тутъ плакать?
— Да Богъ съ вами, возьмите дѣвочку. Но я-то не могу переѣхать къ вамъ! — вырвалось у Розы.
Гартвигсенъ долго думалъ, потомъ сказалъ:- Нѣтъ, я не могу взять ребенка безъ васъ.
— Разумѣется! — поддержалъ Маккъ.
Роза махнула рукой и вышла изъ комнаты.
III
Стали прибывать домой рыбаки съ Лофотенъ на большихъ судахъ и лодкахъ; съ бухты неслись пѣсни и крики; солнце сіяло; пришла весна. Гартвигсенъ сначала ходилъ въ глубокой задумчивости, но, когда пришли суда, онъ совсѣмъ захлопотался съ рыбой, и на душѣ у него, какъ видно, полегчало. Розы я не встрѣчалъ больше.
Зато я познакомился съ интереснымъ субъектомъ, смотрителемъ маяка. Звали его Шёнингъ, и когда-то онъ былъ капитаномъ корабля. Я встрѣтилъ его разъ послѣ обѣда, гуляя по прибрежнымъ утесамъ, куда пришелъ посмотрѣть на птицъ. Онъ сидѣлъ себѣ на камнѣ безъ всякаго дѣла. Когда я подошелъ, онъ долго разсматривалъ меня, какъ чужого человѣка, а я въ свою очередь разглядывалъ его.
— Вы что тутъ? — спросилъ онъ.
— Хожу да на птицъ смотрю, — отвѣтилъ я. — Не дозволено развѣ?
Онъ ничего не сказалъ, и я прошелъ дальше. Когда я вернулся, онъ все сидѣлъ на томъ же мѣстѣ.
— Разъ птицы сѣли на яйца, нельзя мѣшать имъ, — сказалъ онъ. — Чего вы тутъ расхаживаете?
Я въ свою очередь спросилъ:- А вы чего тутъ сидите?
— Эхъ, молодой человѣкъ! — сказалъ онъ, подымая кверху ладонь. — Чего я тутъ сижу? Я сижу да иду въ ногу съ своей жизнью. Такъ то!
Видно, я улыбнулся на это, потому что онъ тоже улыбнулся какою-то блѣдной, увядшей улыбкой и продолжалъ:
— Я сказалъ себѣ сегодня: ну, покажи же, что начинаешь играть роль въ комедіи собственной жизни. Ладно, отвѣтилъ я себѣ и вотъ усѣлся тутъ.
Какой чудакъ! Я еще не зналъ смотрителя и подумалъ, что онъ просто шутитъ.
— Это вы живете у Гартвигсена? — спросилъ онъ затѣмъ.
— Да.
— Ну, такъ вы не кланяйтесь ему отъ меня.
— Вы его не долюбливаете?
— Да. Эти несмѣтныя богатства подъ нашими ногами принадлежали когда-то ему. Вы стоите сейчасъ на серебрѣ, которому цѣна милліонъ, и все это принадлежало Гартвигсену. А онъ взялъ да продалъ все и сталъ ничтожествомъ.
— Развѣ Гартвигсенъ не богатый человѣкъ?
— Нѣтъ. Если ему вздумается раскошелиться на приличную одежду, такъ останется какъ разъ на кашу; вотъ и все.
— Такъ это вы открыли эти богатства и все-таки не пожелали сами купить ихъ за безцѣнокъ? — спросилъ я.
— На что мнѣ богатства? — отвѣтилъ онъ. — Обѣ мои дочери хорошо пристроены замужъ, а сынъ мой Эйнаръ скоро умретъ. Что же до насъ съ женой, то намъ не съѣсть больше того, что мы ѣдимъ. По вашему, вѣрно, я необычайно глупъ?
— Нѣтъ, вы навѣрно умнѣе, чѣмъ я могу судить съ виду.
— Именно! — сказалъ смотритель. — И кромѣ того: съ жизнью надо поступать, какъ съ женщиной. Не полагается развѣ ухаживать за женщиной и уступать ей во всемъ? Надо уступать, уступать и отказываться отъ всякихъ благъ.
Въ бухтѣ показался почтовый пароходъ; на пристани собралось много народа, а въ Сирилундѣ да и на пристани были подняты флаги. На пароходѣ игралъ оркестръ нѣмецкихъ музыкантовъ; мѣдныя трубы ихъ такъ и сверкали на солнцѣ. Я различилъ на пристани Макка, его ключницу, Гартвигсена и Розу, но они не махали никому платками, и съ парохода никто не махалъ имъ.
— Въ честь кого же эти флаги? — спросилъ я смотрителя.
— Въ честь васъ, меня, — почемъ я знаю? — равнодушно бросилъ онъ. Но я видѣлъ, что глаза у него оживились, и ноздри раздулись при видѣ блестящихъ трубъ и при звукахъ музыки.
Я пошелъ, а онъ остался сидѣть, погруженный въ свои мысли. Вѣрно, ему наскучили мои разспросы и я самъ. Да, вотъ ужъ подлинно: все уступалъ да уступалъ и далъ жизни провести себя за носъ! думалъ я. Два раза я оглядывался на него; онъ все сидѣлъ, не двигаясь съ мѣста, сгорбившись въ своей сѣрой курткѣ и въ измятой шляпѣ, со свисшими на всѣ стороны полями.
Я направился къ пристани и узналъ, что съ парохода должна была высадиться дочь Макка. Она была замужемъ за финскимъ барономъ и минувшей зимой овдовѣла, оставшись съ двумя дѣтьми.
Вдругъ Роза принялась махать платкомъ, и какая-то дама на пароходѣ замахала въ отвѣтъ. Маккъ этимъ не занимался, но очень заботливо кричалъ гребцамъ почтовой лодки, направлявшейся къ пароходу:- Постарайтесь благополучно высадить баронессу съ дѣтьми!
Стоя на пристани, я смотрѣлъ на Гартвигсена и на Розу и невольно дивился, какъ это она была его невѣстой, а вышла замужъ за другого. Гартвигсенъ былъ такой высокій, крѣпкій мужчина, съ умнымъ и добрымъ лицомъ, къ тому же человѣкъ богатый и готовый всякому помочь въ нуждѣ, такъ что нельзя было сказать про него ничего худого. Что же могла имѣть противъ него Роза? На вискахъ у него, правда, уже пробивалась сѣдина, но волосъ была цѣлая копна, и когда онъ смѣялся, то показывалъ полный ротъ крупныхъ и крѣпкихъ желтоватыхъ зубовъ. Вѣрно, у Розы были какія-нибудь внутреннія побужденія, скрытыя отъ глазъ другихъ.