Гермес воззрился на Катю.
– Иван Шурупов – вас правда так зовут? – спросила она.
– Чего?
– Это действительно ваше имя?
– Не понял...
– Но вы ведь всегда Гермес... все вас так зовут в городе... Словно вы имя свое прячете...
– Не понял юмора... прячу?
Катя смотрела на него. Выбрался из колодца... нет, это не про него... как бы ни хотелось, как бы ни представлялось... это не про него...
– Там их паспорта изъяли, водительские удостоверения и другие документы во время обыска в доме, – сказал ей Чалов. – Бросьте, мы так только теряем время. Что в больнице делал, я тебя спрашиваю?!
Он проорал это так, что в зарешеченном окне кабинета дрогнуло стекло.
Гермес сжал руками виски.
– Черт...
– Сядь прямо, смотри мне в глаза. Что делал в больнице, чего ты туда вдруг поперся с этим своим Глотовым?
– Я... мы с Володькой... ну с ним... и с ней, мамашей Могильщика, мы семейно, дома... я это, как его... ужин заказал из ресторана... все шикарно, она так хотела – сына помянуть... Она ж не в себе все эти дни, она ж его мать... по ночам ревет, Володька Глотов прям не знал, что с ней делать... А тут выпили, помянули семейно... Но не помогло, тогда Глотыч говорит мне – поехали... мы ж давно с «аптекой дружим»... Еще когда Могильщик жив был – нет-нет да и скатаем туда вечерком, когда там знакомые лекаря в ночную смену... Там достать можно, все можно достать за бабки...
– Вы приобретали в местной больнице наркотики? – спросил Чалов.
– А то. – Гермес усмехнулся, и... улыбка ли тому стала причиной, но его красота вернулась и словно осветила жалкие стены. – А то... спрашиваешь... да тут все туда лыжи вострят, если что надо... У них же там снабжение, запасы, а где запасы, там и... Глотыч не столько для себя хотел, оттянуться, сколько для нее, для Марианны старался... плачет ведь, убивается который день подряд, а это... Один укольчик, и все ништяк, и поплыла наша женщина к нездешнему счастью...
Катя слушала и не верила ни одному его слову. И одновременно понимала, что скорее всего все это – чистая правда. Вот парадокс, а?
И там тогда тоже были наркотики...
В этом же месте, на улице Юбилейной, только в старом доме на той вечеринке...
Совпадение...
Или это не совпадение?..
Странно, но дальнейший допрос Гермеса внезапно показался ей лишним, ненужным.
Она вышла из следственной комнаты и покинула изолятор. Ей хотелось взглянуть – сейчас же, немедленно – на изъятые в доме на Юбилейной улице документы и паспорта.
Его паспорт...
Если только у златокудрого бога Гермеса есть вообще какой-то там паспорт...
Документы изъяли ясногорские сыщики, к ним Катя и направилась – в пятом часу утра.
Глава 38 «ДОКУМЕНТЫ В ПОРЯДКЕ»
Паспорта всех задержанных лежали на столе в розыске.
– У этого, который Гермес... у него все в порядке? – спросила Катя.
– Абсолютно, вот сами убедитесь. А что, возникли какие-то сомнения? Этот парень не за того себя выдает?
– Нет, я просто хотела спросить насчет паспорта... Показалось вдруг это важным... Значит, подлинные документы?
– Настоящие, если хотите, еще раз проверю при вас через базу данных паспортного стола. Мы базу данных пенсионного отдела Минобороны запросили и военкомат... Они ж сослуживцы бывшие, оказывается.
– Кто?
– Глотов и этот Шурупов-Гермес. В одной части служили, этот лейтенантом после училища, а Глотов у него командиром...
– Гермес тоже бывший военный?
– Ага, уволился из армии, когда Глотов вышел в отставку. В порядке у них документы, и в фирму похоронную они, видимо, вместе решили устраиваться – сначала один, потом другой... И в семью Ковнацких тоже вместе пролезли. С документами-то у них ажур... Другая есть любопытная деталь, – оперативник, оторвавшись от компьютера, забрал со стола небольшой альбом с фотографиями. – Вот, при обыске изъяли, в вещах Глотова это хранилось. Вот тут фотки, я открою. Это еще так-сяк... дальше не смотрите, сплошная порнография...
Катя взяла в руки раскрытый альбом. Вот они в форме на снимке, а на другом уже без формы, на следующем вообще без ничего...
– Любовнички, – оперативник вернулся к своему компьютеру.
Катя положила раскрытый альбом на стол.
Как оно все порой возвращается...
Только в других декорациях, в других образах...
В иных ипостасях...
Но все равно – на то же самое место...
К тем же персонажам, которые еще живы...
А потом умирают...
– У вас тут чайник горячий? – спросила она. – Чаю мне можно?
Глава 39 СМЕРТЬ ВО ГРЕХЕ
– Выпейте чаю, Валерий Викентьевич, – предложила Катя Чалову, когда тот спустился в розыск.
– Спасибо. Крепкий сделайте, пожалуйста, и с сахаром, если можно.
– Сахара побольше?
– Четыре куска. Простите, что сорвался там...
– Ничего, я понимаю.
– Да все вы понимаете. Только коробит вас, когда ведут вот так... Но такие типы, как этот Гермес... они ж слов не понимают, только ор или битье. Извращенец. – Чалов, сморщившись, отхлебнул чай. – Вонючий извращенец... И Глотыч этот его такой же. Так и не очухался еще, сколько врач с ним ни бился. В камере дрыхнет. Пистолет у него изъяли – и за это не зацепишься, пистолет травматический, и у него как у охранника лицензия. И наркоты при них нет – всю употребили, так что, когда проспятся, я их даже задержать не смогу, не то что к ответственности привлечь.
Катя смотрела на Чалова и чувствовала растущее раздражение. У прокурорского своя логика поступков. Но именно это сейчас раздражало.
– Вы просто очень устали, – сказала она. – Это нервы.
Чалов допил чашку и глянул на часы (привычный жест):
– Я прочел ваши показания и уже приобщил их к делу. Теперь я звоню прокурору. Надо поставить его обо всем в известность... его поддержка необходима. А потом мы все едем к нему... к Ведищеву.
Этим ранним утром в Ясногорском УВД, где только начинался развод и шли переговоры с областной прокуратурой, Катя в полном одиночестве сидела в кабинете – на подоконнике у открытого зарешеченного окна. Во дворе вокруг полицейского новенького джипа оперативники ждали Чалова.
Какая сцена разыграется там, на вилле, между дядей-адвокатом и племянником-следователем?
Никаких прямых свидетелей ведь уже не осталось, чтобы уличить адвоката в том давнем сговоре, в результате которого вместо Гаврилова за убийство осудили Виталия Прохорова.
Только судья Светлана Дынник...
Но кто докажет участие самой судьи в сговоре?
Мертвые?
Они все уже там, внизу, в том колодце...
Катя закрыла окно и пошла в дежурку – ну, что ж, кажется, пора, а там будь что будет.
– Валерия Викентьевича не видели? – спросил ее дежурный.
– Он с прокурором консультируется, сейчас, наверное, спустится.
– Тут звонок с Петровки, 38. Его срочно разыскивают, в главк звонили, дежурный сказал, что он у нас на выезде.
– А в чем дело?
– В Москве обнаружена машина – «Бентли». А в ней труп. Это вроде как родственник его, известный адвокат.
* * *Если честно, дороги в Москву Катя не помнила. Совсем. А серебристый лимузин узнала сразу – припаркованный в узком, как щель, «зазоре» между глухим забором, огораживавшим стройплощадку нового многоэтажного бизнес-центра, и соседним домом на тесной, заставленной машинами улице Гашека – в двух шагах от Тверской и Триумфальной площади.
Адвокат Ростислав Ведищев полулежал за рулем на откинутом сиденье с перерезанным горлом.
Без пиджака, без галстука, с расстегнутой ширинкой и голой грудью. Впрочем, все эти детали доходили до сознания постепенно, потому что сначала в глаза бросалась одна-единственная деталь – очень много крови в роскошном салоне.
Глава 40 КВАРТИРА СЫНА
На квартиру сына Светлана Сергеевна Дынник – в прошлом судья, а ныне пенсионерка – приехала, нагруженная сумками – со своей Академической сюда, в спальный район – на двух автобусах и маршрутке.
Сын вместе с семейством решил отмечать свой день рождения день в день, несмотря на будни. Сам он отпросился с работы после обеда, но ни он, ни жена его палец о палец не ударили, чтобы приготовить на стол что-то праздничное и вкусное. Ждали свекровь и бабушку Светлану Сергеевну.
Дверь открыла невестка, и внуки – Юленька и Фома – едва не сбили Светлану Сергеевну с ног, визжа от радости.
– Бабушка, а что у тебя в сумках? Что ты нам привезла?
Итак, явившись на квартиру сына отмечать его день рождения, Светлана Сергеевна Дынник – в прошлом судья – повязала передник и, как водится, как уже стало традицией на всех семейных посиделках, встала к плите.
– Я мясо привезла, антрекоты, вот в духовку поставила, не возражаешь? – спросила она невестку.
– Чудесно, а мы пиццы заказали из пиццерии, сейчас доставка приедет.
– У меня тут еще зелень разная, помидоры, огурцы, фрукты – все с рынка. Я ведь всегда на рынок хожу. – Светлана Сергеевна начала выкладывать овощи. – Разбери пока сама. Помой, порежь для салата.
– Вот именно, давай помогай, лапусь, – на кухню явился сын. – Мам, а ты видела, как мы мебель переставили у себя?
Про мебель они ничего ей не говорили. Светлана Сергеевна вытерла руки полотенцем, из кухни пошла в «большую» комнату. Вторую комнату квартиры-«двушки» занимали внуки.
Когда-то... давно... когда Светлана Сергеевна, имея свою трехкомнатную квартиру на Академической, получила еще и эту двухкомнатную для сына-студента, только что женившегося... это казалось такой удачей, таким счастьем – вот эта квартира, полученная хоть и на окраине, но в Москве, через связи и столичные знакомства главы ясногорской администрации Петра Гаврилова.
Его великовозрастный сынок Валентин Гаврилов убил подростка. И она, судья, прочитав материалы уголовного дела...
Нет, сначала ей позвонил Ростик... старый знакомый, адвокат Ростислав Ведищев и сказал: «Света, любовь моя, там к тебе на рассмотрение поступит одно дело... Мы не могли бы встретиться сегодня вечером – поужинать и кое-что обсудить?»
И она встретилась с ним тогда – лишь потому, что он промурлыкал это свое «любовь моя». И за ужином он был так мил и галантен, неотразим и щедр... И в какую-то минуту она даже надеялась... очень надеялась, что эта их встреча... Он повез ее к себе, нет, не на ту роскошную виллу в правительственном питомнике, где обитал сейчас, а в свою так хорошо ей знакомую по их прежним свиданиям холостяцкую берлогу в Романовом переулке... И они предались страсти на мягком ложе. Как это пишут в женских романах...
Когда ты судья... «судьиха», когда ты так одинока... когда муж твой... а был ли он вообще, если ты даже не можешь вспомнить лица его и голоса? Когда сын твой, едва оперившись, уже не ночует дома, таскается по каким-то тусовкам и клубам, и девку вон уже успел обрюхатить, и они заявление подали в загс...
А утром он сказал ей открытым текстом – так и так, такое вот дело поступит к тебе на рассмотрение, и ты сама все поймешь, потому что ты умная, ты судья с большим опытом. Не надо копать глубоко в этом деле, там все уже доказано и обвиняемый есть. Надо только грамотно провести процесс и отсечь все лишние вопросы, сконцентрировавшись на свидетельской базе...
А она там крепкая, любовь моя, эта свидетельская база...
Глава ясногорской администрации Гаврилов во что бы то ни стало хочет отмазать сына, и... там все уже фактически сделано, доведено до логического конца, теперь дело за судом, за тобой...
Можешь требовать у папаши все, что захочешь. Что тебе нужно, любовь моя?
Адвокат Ведищев... Ростик спросил ее, целуя в глаза – тихо и нежно. И она, умная женщина, зная, что никакого продолжения романа у них не последует, подумав несколько секунд... да, да, всего несколько секунд... объявила:
– Мне нужна хорошая двухкомнатная квартира для сына. В Москве.
Взятка? Кто сказал, что она взяла взятку в виде квартиры, сфабриковав тот процесс?
Там все и так уже было сфабриковано до нее – стараниями дьявола – адвоката, державшегося в стороне, в тени...
Стараниями свидетелей, которые тоже что-то получили...
Она просто воспользовалась ситуацией.
Разные шансы выпадают в жизни, а ей тогда позарез нужна была квартира для сына...
Вот эта вот...
Эта квартира...
– Мама, ты что?
– Ничего, – Светлана Сергеевна стояла посреди комнаты, где они переставили мебель.
– Тебе так не нравится? – озадаченно спросил сын. – Это все ведь из-за телевизора. Ты что, не замечаешь? Мы же телевизор новый купили – плазму.
Он подошел к новому телевизору и включил его.
Светлана Сергеевна не смотрела на экран. Эти стены, эта квартира...
Тот обвиняемый, Виталий Прохоров, которого она осудила неправосудно... Но он тоже не был ангелом с крыльями! Он же фактически являлся соучастником...
Удавился в тюрьме...
Туда и дорога...
И убийца... настоящий убийца Гаврилов повесился тоже...
Им всем, всем, всем дорога туда...
В ад.
Всем, кроме...
– ...Наши корреспонденты передают с места события, где произошла трагедия: «На улице Гашека в центре Москвы сегодня утром в припаркованной машине было обнаружено тело известного адвоката Ростислава Ведищева. Место происшествия оцеплено сотрудниками полиции. Оперативная группа рассматривает разные версии убийства, в том числе и в связи с его профессиональной деятельностью...»
Голос корреспондента, кадры на экране нового телевизора...
– Мама...
– Что, сын?
– А это не тот, который...
– Не тот.
– Но мне показалось... фамилия такая знакомая...
– Ты доволен этой квартирой? – спросила Светлана Сергеевна.
– Да... мы с женой... тесновато, конечно, уже стало... сейчас знаешь какие хоромы люди себе покупают...
– Значит, ты не доволен?
– Мама, я...
– Ты еще и не доволен?!
Светлана Сергеевна сорвала с себя передник, скомкала его и швырнула в лицо оторопевшему сыну.
Глава 41 ЧТО ПОДСКАЗАЛА ГИСТОЛОГИЯ
– Он мертв более двенадцати часов. Причина смерти – резаная рана шеи. И орудие убийства то же самое: не нож, а скорее хирургический инструмент – судя по характеру раны.
Это сообщил эксперт Сиваков. Катя посмотрела на следователя Чалова, и сердце ее болезненно сжалось.
Но здесь, в морге...
Даже если ты видишь, как твой коллега вот так стискивает зубы...
Нет слов для утешения...
Тело адвоката Ростислава Ведищева доставили в морг Первой градской больницы. Осмотр на улице Гашека длился несколько часов под непрерывными вспышками фотокамер – на место убийства хлынули журналисты и телевизионщики, старавшиеся прорваться ближе к машине «Бентли» сквозь плотное оцепление.
Тело адвоката еще только везли в морг, а столица уже знала о происшествии из выпусков новостей.
Правда, о подробностях... о том, в каком виде обнаружили адвоката Ведищева, в «новостях» не говорилось ни слова.
Не спрашивала Чалова об этом и Катя. Но мысленно постоянно возвращалась к тому вечеру в доме адвоката – бассейн, голые девицы... И то, как игрив и галантен был он с ней еще раньше на выставке Пикассо... Любитель женского пола... Кто-то воспользовался этой вашей страстью, адвокат...
Судмедэксперты сразу же приступили к вскрытию, и Чалов находился в операционной с ними неотлучно. Катя ждала хоть каких-то результатов в коридоре морга.
Эти красноречивые детали убийства... и то, что они узнали о Гаврилове... что-то брезжило, тасовалось, как колода карт... не хватало лишь нескольких деталей, доказательств, чтобы все сложилось...
Приехали оперативники МУРа, оперативники ГУВД Московской области, потом в морг прибыл прокурор и вызвал Чалова из закрытого бокса операционной.
«Все, дело у него забирают», – подумала Катя горько.
Прокурор положил руку на плечо Чалова, словно ободряя его. Чалов не выглядел убитым, раздавленным горем, но был очень бледен.
– Подробный анализ по гистологии готов будет только завтра, к утру, – по громкой связи известил эксперт Сиваков. – Но вот коллеги-патологоанатомы в принципе имеют кое-что сообщить. Последний прием пищи у потерпевшего был часа за два до времени наступления смерти. Рис... рыба... морепродукты...
Услышав это, Чалов и прокурор города пошли к боксу.
– Он мне жаловался в последнюю нашу с ним встречу, что у него нет дома помощницы по хозяйству, – услышала Катя Чалова и вспомнила – точно, адвокат сетовал на вороватость прислуги! – А если такой набор продуктов, то... вывод один – японский ресторан. Я знаю, что он посещал только один, очень известный, этот, который на Дмитровке. Может, правда, и еще какие-то, но... Стоит проверить. Пока тут идет вскрытие, опергруппа проедет на Дмитровку, опросит персонал, может, там что-то вспомнят, ведь он являлся их постоянным клиентом.
«Нет, – решила Катя с огромным облегчением, – если у него и заберут это дело, то не сейчас... может, позже... но все равно это не принесет никакой пользы, он, я... мы почти уже у цели... только кто-то нас постоянно опережает, и они погибают все... все...»
Прокурор уехал, а Чалов, дав задание оперативникам, вернулся в операционный бокс к патологоанатомам.
Катя же... Нестерпимо... утомительно... ужасно вот так ждать часами, но она не могла сейчас уехать домой.
Это равносильно предательству.
Вскрытие, казалось, не закончится никогда.
Катя следила за стрелкой часов на стене. Зачем тут повесили часы... кому на них смотреть – покойникам или экспертам?
Чалов любит на часы поглядывать... не любит, а... рассказывал, что к жизни «по часам» приучал его как раз дядя... Они одна кровь, один род... А теперь одного из них вскрывают на глазах другого... Как такое вытерпеть? Даже пусть они, как Чалов утверждает, и не были особенно близки, и редко встречались... Дядя и племянник... Адвокат и следователь при прокуратуре...
Время остановилось, а в морге, в душном коридоре нет даже окон, чтобы проверить – зашло ли солнце, опустилась ли ночь...
Сыщики вернулись с Дмитровки, когда Катя уже перестала чего-либо ждать.