– Десять лямов. Поверь, это стоит того. Твоих – два.
– Пять!
– Беспределишь.
– Нормально. Договариваться – мне.
– Три. Больше не дам. Лимон наличкой, остальное – перевод на счет, который укажу, ясно? И без кидка.
– Тогда из ляма половина – мои.
– Вот же мразь, а? – выругался Подольски, вытаскивая из уха наушник. – Ну и мразь. Сукин сын, ублюдок.
– О чем это он? – спросил Рафф.
– Этот подонок решил устроить аукцион! – Подольски был вне себя. – Ну вот же гнида, а? Он же только что мне звонил. Мразь поганая…
Начальник станции ЦРУ в Багдаде похлопал по плечу оператора по фамилии Горовиц.
– Ник, попробуйте пометить. И ведите обоих, и русского, и эту машину. Пробейте по базам, попробуйте сфотографировать пассажира, с кем разговаривал этот русский. Выделите на это ресурсы, дело приоритетное. Пойдемте.
Они вышли из зала, прошли в кабинет начальника станции. Там Рафф налил себе кофе из старомодного термоса, гостю не предложил.
– Послушайте, мистер Подольски, – сказал он, прихлебывая кофе. – Я понимаю, что у вас полномочия непосредственно из Лэнгли и приказ оказывать вам содействие поступил непосредственно от заместителя директора. Однако приказ можно исполнять по-разному. Можно с заинтересованностью, а можно – не очень. Вы понимаете, о чем я?
Подольски промолчал.
– Этот русский… Не думайте, что мы его не знаем. Это тот еще тип, у него может быть информация на миллион баксов, а может быть полное фуфло, которое он за миллион баксов вам впарит. Таковы русские. Недавно он приходил в посольство и требовал пятьдесят тысяч – мы выставили его за дверь. Суть в том, что этот парень нечист и играет нечисто. И я хочу, черт возьми, знать, что происходит. Хотя бы потому, что я – начальник станции в Багдаде. Если вам проще – можете…
– Да ничего простого тут нет, – сказал Подольски. – Этот парень предлагает русскую базу данных. По операциям, по агентам – по всему, в общем. И кроме того – он имеет какую-то серьезную инфу по нашим операциям. У меня приказ разобраться во всем в этом. При необходимости – с изъятием. Мы вышли на контакт с ним, а теперь, оказывается, он хочет продать базу кому-то еще. Я даже боюсь предполагать кому. Китаю? «Аль-Каиде»?
– Изъятием. – Рафф усмехнулся. – Это нешуточное дело. Вы играете с огнем.
– Господи, разве не тем же самым мы занимаемся все последние годы, нет? Если вас беспокоит реакция русских – можно все свалить на бедуинов.
Рафф покачал головой.
– Самое глупое, что я только слышал, – свалить наше похищение на бедуинов.
– Почему?
– Потому что Мухабаррат имеет среди бедуинов свою агентуру. Бедуины вряд ли осмелятся похищать русского. Ведь русские на доступном им языке уже объяснили, что будет с теми, кто похищает их соплеменников. У них нет демократии, нет правил проведения операций – и потому их объяснения чрезвычайно убедительны. Это первое. Второе – бедуины если кого и украдут, то сразу выходят на заинтересованных лиц и предлагают начать переговоры. В данном случае этого не будет, и бедуинов исключат из списка подозреваемых. А когда в него включат нас – возможны самые радикальные ответные меры. Например, похитят кого-то из нас для обмена.
Подольски, несмотря на всю практику разведчика, не сдержал удивления.
– Они на это способны?!
Рафф кивнул.
– Да, способны. У них тут на подхвате немало бывших террористов. Половина из местных служб безопасности – бывшие амнистированные. Они, как самые опасные, преследуют своих же, чтоб выслужиться, многие еще и по причине мести. Найти несколько ублюдков для грязного дела у них займет минут пять, не больше. Вы работали в Москве?
– Да.
– Я начинал в Минске. Так вот, если вы думаете, что поработали в Москве и знаете русских, смею вас заверить – вы глубоко ошибаетесь.
– Да?
– Да. Я сам это не сразу понял. Одна из потрясающих способностей русских – к мимикрии. Они три четверти века жили под сапогом коммунистической диктатуры, из них четверть века у них правил Джо Сталин. Если ты высказывал вслух, что думаешь, то тебя расстреливали сразу или отправляли в ГУЛАГ на смерть. Поэтому они научились врать и мимикрировать лучше, чем даже арабы. Вот почему местные их уважают и боятся. В Москве они одни. В Минске другие. В Ташкенте – а я там тоже работал – третьи. В Багдаде четвертые. В Бенгази, в Триполи, в Порт-Судане… Они везде разные, такие, как это требуется по обстоятельствам. Мы везде одинаковые. Они везде разные. Здесь – территория беспредела, все можно свалить на террористов. И если вы в Багдаде попробуете похитить русского – они предпримут самые беспредельные действия в ответ: могут обстрелять посольство ракетами, могут оставить на пути движения посольских машин заминированный автомобиль, могут похитить кого-то из нас, могут сделать все, что угодно. Большинство из военных советников здесь – те, кто совершал военные преступления на Кавказе[14]. Так что похитить русского в Багдаде – самая скверная идея из тех, какие я слышал.
– И что вы предлагаете?
Вместо ответа зазвонил телефон. Подольски похлопал по карману – звонил его аппарат. Посмотрел на номер.
РУССКИЙ!
Посмотрел на начальника станции – тот понял.
– Алло.
– Место для встречи. Я скидываю координаты.
* * *И русский, и тот, кто встречался с ним – тот, в белом «Лексусе», – на улицах Багдада оторвались от наблюдения. Установить человека из «Лексуса» не удалось…
Ирак, недалеко от Басры 29 мая
Я нахожусь в небольшом двухэтажном здании бывшего полицейского поста – это единственное здание, которое полностью сохранилось на несколько миль вокруг, и в нем никто не живет: суеверные иракцы почему-то считают это место проклятым. Справа от меня пустыня, и, если хорошо приглядеться, вдали видны вышки нового нефтеперерабатывающего завода, построенного в семи километрах от Басры. Но до него очень далеко, не меньше, чем до Басры, а скорее всего, еще больше – километров десять. Если посмотреть вперед, то увидишь тростники и сырое песчаное болото – смертельную ловушку для уверенного в себе и неопытного человека. За спиной, вдалеке, болота Аль-Фао. Я пробрался сюда еще вчера и сейчас жду. Питаюсь черным шоколадом и самодельным пищевым концентратом. Лежу на месте, даже не пытаюсь выглядывать в окна – я бросил пару камер, с них передается изображение, а если попробовать обезвредить их – они подадут сигнал опасности. Последняя линия обороны – несколько лазерных датчиков движения в самом здании. Вся информация сбрасывается мне на коммуникатор, в который я вставил новую симку, купленную на рынке и до этого и никогда не использовавшуюся.
Борян приедет, это не вопрос. Три миллиона долларов и пятьсот налом, причем сразу. Это тот куш, который он никак не сможет упустить. Слишком жаден. Американцы – я процентов на девяносто уверен, что они прослушали нас. И они тоже приедут.
Еще на мне пояс шахида. Удивлены? Да я сам себе в последнее время удивляюсь… Просто если с тобой играют внаглую, то самое время сняться с тормозов самому. Пояс последней модели вмонтирован в куртку – плоские поражающие элементы из сверхпрочного пластика, питание от мобильного телефона – просто подключаешь его, и все. Он – и батарея, и механизм инициации, просто и удобно. Ни одного металлического элемента. Если что, скажу – бронежилет. Он маломощный по сравнению с обычными жилетами, набитыми гайками и гвоздями, но в пределах пяти-семи метров положит всех.
Ну вот. Вон и первые действующие лица появились. Одна машина пылит по дороге. «Тойота Ланд Круизер».
Это я у дороги одну камеру бросил. Чтобы видеть, кто съезжает. Сюда ведет только один путь, второй – от иранской границы, но ни один американец к иранской границе не сунется. Могу сто долларов поставить. Против ста реалов.
Оп-па… Еще машина. Старый китайский пикап. И в нем, если я не ошибаюсь, только один человек. А это кто?
Дело ясное, что дело темное…
Ну… Кажется, пора…
За день до этого Окраина Багдада
– Едут. Две машины.
Борян нервно схватил рацию.
– Следи за ними. Глаз не спускай!
– Понял!
Борян нервно одернул полы легкой куртки и попытался придать себе независимый вид.
Он и в самом деле сотрудничал с ЦРУ, но сказать, что он работал на него, было нельзя. Его имени не было ни в одном из файлов с агентами, никакие выплаты ему не фигурировали ни в одной платежной ведомости. А если Дядя Сэм за что-то не платит, то, значит, для Дяди Сэма это не существует. Наличие любых контактов можно отрицать. В ЦРУ был даже специальный термин – правдоподобное отрицание. Один из эвфемизмов лжи.
Борис, советский, точнее российский эмигрант в Израиль, был одним из агентов нового времени, факт сотрудничества с которым нигде и никак не фиксировался. Эту сеть начали плести с 2001 года, после 9/11. Люди, плетшие новую паутину, покупали других не за деньги, а за безнаказанность и необходимые услуги. Используя имевшиеся у них в США возможности, они могли посодействовать в разблокировании счета, на котором находятся деньги от наркоторговли, в закрытии глаз на сомнительные транзакции, на приобретение недвижимости на явно криминальные деньги, могли дать грин-карту, надавить на Интерпол, чтоб снял с розыска, оказать содействие в получении того или иного контракта по линии американской помощи другим странам. Отношения с агентами строились на сложной системе услуг, умолчаний, договоренностей. Люди, строившие эту сеть, специально искали тех, на ком была грязь и кого можно было за это прихватить. Плюс был в том, что такими агентами можно было и пожертвовать. Кроме того, попадавшие на крючок люди были авантюристичными, склонными к криминалу – то, что нужно для разведдеятельности. И они имели большие возможности эффективно решать дела – так, как их никогда не будет решать государство…
Минус был в том, что такие люди были циничными, жадными, готовы были кинуть при первой возможности. С ними надо было постоянно держать ухо востро.
Сам Борян пока не думал соскакивать – его все устраивало, особенно то, что среди своих он считался «авторитетом», его транзакции никогда не останавливали, не арестовывали счета, все проходило как по маслу. Но в Багдаде он устал, ему все чертовски надоело, и он твердо намеревался попросить прибавки за вредность работы.
Конечно, он не забыл о прикрытии. Василий, которого он нанял для обеспечения собственной безопасности и поручил подобрать команду, сейчас лежал со снайперской винтовкой на крыше склада дальше по улице, который они арендовали. Это была идея Василия – арендовать не один, а два склада. Один использовать, другой – держать на всякий случай…
Это был складской комплекс, перестроенный из бывшей американской логистической базы. На американский манер – длинные, бесконечные ряды складов, стандартные здания, на некоторых из них, прямо на крыше, размещены вагончики офисов, в которые надо забираться по внешней лестнице – так получается дешевле. Комплекс был недавно открыт и сейчас заполнен только на четверть – рассчитывали на большой автомобильный рынок неподалеку, который так до сих пор и не открылся. А пока – серый бетон, широкие проходы, белые складские ангары и палящее иракское солнце…
В начале прохода появились две машины. «Ланд Круизер» старой, двухсотой серии и пикап «Тойота Хай Лакс», в военном, песочном колере, но без пулемета. «Ланд Круизер» подкатил поближе, остановился в нескольких метрах…
– Двое. «АК-47» за спиной, – раздался голос в наушнике.
Борян ощутил злость. Они сами договорились о том, чтобы постоянно держать контакт, – но сейчас это било по нервам, и ничего больше.
– Как подойдут, сделай шаг вправо.
Еще приказывать будет…
Подошли двое. Оба – не американцы, но американцы редко теперь посылают своих. У них есть люди везде и на все случаи жизни.
– Ас-саламу алейкум…
Борян обратил внимание на тяжелую спортивную сумку, которую нес один из них.
– Принесли?
– Да.
– Здесь все?
– Да.
Человек отвечал односложно, это было признаком либо плохого знания английского, либо желания скрыть акцент. Скорее первое…
– Все, как договорились? – уточнил Борян.
– Да, – в третий раз подтвердил человек.
Борян протянул руку:
– Давай.
Человек покачал головой:
– Мы поедем с вами.
– Со мной? Что это значит? Мы так не договаривались! – с ходу психанул Борян.
Сделай шаг вправо.
Он попал в то скверное положение, в которое попадает любой менеджер, сидящий на откатах, – когда на финальных переговорах вдруг желает лично присутствовать генеральный директор. Он договорился об откате, он уже ощущал шелест денег в руках, думал, на что их потратит, – а теперь все катилось в тартарары.
У него отнимали деньги. А такие, как Борян, моментально зверели, как только у них отнимали деньги.
– Мы так не договаривались! – повторил он.
– Это приказ. Мы едем с вами.
– Чего? Давай сюда деньги, ты, чурка!
Сделай шаг вправо, козел!
– Да пошел ты! – выкрикнул Борян. Он был в такой ярости, что забыл сделать шаг вправо и на голос в наушнике ответил вслух.
В следующую секунду первый из пришедших, тот, у кого руки были свободны, звезданул Боряна в морду…
Удар был неожиданным, и он отвык их получать, так что не удержался на ногах и упал. Цели были открыты…
– Стреляй! – выкрикнул Борян.
Двое, кто приехал с деньгами, недоуменно посмотрели на него. Они не поняли. Потом один, кажется, начал понимать, попятился. Борян поднимался, красный от ярости.
– Давай деньги! Мы так не договаривались!
Один сделал шаг назад, к машине. В кузове пикапа стоял пулеметчик с «ПКМ». Одновременно снять не удастся, а снайпер был только один.
– Мы едем с вами. У нас приказ…
Они посмотрели друг другу в глаза, и Борян сломался. Все-таки он родился в кирпичном доме на шестидесяти пяти метрах жилой площади и ходил в школу с октябрятским значком на груди. А его собеседник родился в глухой деревушке на границе Турции и Ирака и уже в восемь лет носил еду в горы отцу и его товарищам, путая следы, чтобы не попасться спецназу турецкой жандармерии, охотящемуся в горах. Они были разными людьми, и Борян привык кидать и отламывать, а курд – выгрызать зубами. Борян если и мог кого-то убить, так от злости, а курд – походя, как волк, чтобы насытиться мясом. В переносном смысле слова, конечно, не в прямом. И бывший советский октябренок не играл против представителя народа, ведущего войну из поколения в поколение…
Борян отряхнулся.
– Черт с тобой, – сказал он по-русски, – поехали. Чурка черная.
– Что? – переспросил один из курдов.
– Все нормально. Йалла[15]. Беседер, короче. Поехали.
И чтобы не чувствовать себя последним дерьмом, Борян привычно утешил себя тем, что не придется нанимать людей для обеспечения безопасности передачи денег. Сэкономит немного. А свое бабло он потом стребует. И пусть этот куль, ломом подпоясанный, хоть доллар зажмет, гнида. Уж он его.
Подольски примерно в это же самое время подал сигнал своей группе о необходимости встречи.
Багдад теперь совсем не тот, каким он был десять лет назад, – в городе активно действовала контрразведка, прослушивали все и вся, стучали. Так что при встрече приходилось соблюдать известные меры предосторожности.
Этерли удалось купить на базаре кое-что ценное: белорусский оптический прицел с двух с половиной кратным увеличением и короткий, на двадцать, магазин к «АК-47». Такие магазины в Ираке делались ножовкой по металлу и сваркой, они по размерам примерно соответствовали магазинам «М16» и при известной сноровке позволяли прятать оружие под одеждой, приближаясь к цели. В механической мастерской он купил самодельный глушитель и пристрелял его. Не так плохо, как можно было ожидать. Получившееся оружие было точь-в-точь таким, какое использовали иракские снайперы, подбиравшиеся к цели почти вплотную, открывавшие огонь и быстро исчезавшие после этого.
Перед встречей они переоделись в местное и разделились. Инстинкт говорил им быть готовыми всегда и ко всему. И они были готовы. Чема сел за руль грузовичка, а Этерли со своим автоматом, переделанным в снайперскую винтовку для ближнего боя, был в кузове, готовый стрелять. Мамука переоделся под местного пацана, оседлал дешевый китайский мотоцикл и готов был исполнять роль наводчика. Мотоцикл, сапоги-казаки, закрывающая лицо куфия, дешевый мобильник и пятнадцатизарядный пакистанский «токарев» под одеждой. Его задача была навести снайпера на цель в случае чего и «прикрыть на шесть» – в грузовичке что у водителя, что у снайпера очень ограниченный обзор. «Ниссан» все еще был в мастерской – местные лентяи никак не могли вварить короб, необходимый для того, чтобы укрыть человека. Поэтому Меликян вынужден был использовать «Датсун» – самую приличную машину, которая у него была.
Встречу назначили недалеко от площади Парадов – известного места в Багдаде, едва ли не символа этого города. Две руки, сжимающие мечи, образовывали что-то вроде арки, под которой валялись внасыпь иранские каски. Даже после того как иранцы купили тут всех и вся, они не решились убрать ни монумент, ни каски. Под ними любили фотографироваться контрактники и военные перед отправкой домой.
Но рядом с этим местом шумел большой город. И подобрать место для встречи было не так уж и сложно. Они подобрали его на виду у блокпоста Гвардии, первой линии обороны центра города, где находился железнодорожный вокзал и парламент. Такое место для встречи почти гарантировало отсутствие неприятностей: никто не решится нападать на них на виду блокпоста гвардейцев, усиленного БТР. Самим им требовалось только проявить некоторую осторожность и не бросаться в глаза своими действиями.
Мамука прибыл на место первым. Поставил мотоцикл на откидную подножку, огляделся. У него был телефон последней модели, совмещенный с коротковолновой рацией, так называемый «корпоративный». Его придумали американцы – на работе общаешься по рации, а при необходимости – с этого же аппарата звонишь по сотовому. В Багдаде с подозрением относятся к любому, кто говорит по телефону, потому аппарат Мамука держал в кармане включенным, наушник у него был в ухе, беспроводной, а микрофон – на горле, почти незаметный, из полупрозрачного пластика, да еще и прикрытый куфией. Эту модель телефона он знал настолько хорошо, что напрактиковался переключать режимы и даже набирать нужный номер, не вынимая трубку из кармана, рукой, на ощупь. Пока что телефон был включен на сканирование полицейской частоты – она была открытой. Обычный треп, ничего подозрительного. Мамука хорошо знал, что если бы тут была какая-то спецоперация – объявили бы радиомолчание.