Я поднимаю и опускаю плечи в такт песне, а Сет мне улыбается.
— Вот это моя девочка, — говорит он, выдувая облако дыма через сложенные трубочкой губы.
Мы оба начинаем исполнять забавный танец, размахивая руками, Люк смеется, прибавляя громкость. На секунду я преображаю себя в танцора. Когда вновь звучит припев, мы втроем, вдохнув поглубже, начинаем выкрикивать текст во весь голос. Я поднимаю руки над головой и закрываю глаза. Все будет хорошо. Все будет хорошо. С Кайденом все будет хорошо.
Потому что я здесь, танцую, улыбаюсь, сижу между двух парней, и если подобное возможно, тогда возможно все.
Кайден
Я в клинике уже неделю, и сегодняшнее утро должно стать довольно хорошим. Дуг сообщил, что теперь ко мне пускают посетителей помимо семьи, так же я могу делать несколько телефонных звонков в день. Хотя когда он предоставляет мне время для звонка, я в замешательстве, кому позвонить. Мой первый инстинкт – набрать Келли, но я не разговаривал с ней после случившегося, и не уверен, захочет ли она вообще со мной говорить после того, как нашла меня в таком состоянии. От вероятности выяснить, так ли это, мне становится дико страшно. Помимо всего прочего, я стараюсь держать дистанцию, чтобы защитить ее от себя, потому что ей в последнюю очередь нужна моя неуравновешенность и съехавшая крыша.
Я набираю номер Люка и откидываюсь назад на кровати, наблюдая за снегопадом, пока в трубке раздаются гудки.
— Кайден? — отвечает он, сбитый с толку. На заднем плане звучит песня в стиле восьмидесятых, и мне слышен чей-то смех.
— Как дела? — сказав это, понимаю, что вопрос звучит глупо. После протяжной паузы кто-то начинает петь очень громко и мимо нот. — Там Сет с тобой?
— Да, — Люк снова колеблется. — Ты в порядке?
Я дергаю браслет пальцем, он натягивается, потом ударяет по моему запястью, посылая ощущение жжения по руке.
— В каком-то смысле… Почему ты с Сетом?
— Потому что… мы у меня в машине. — Кажется, его одолевают противоречивые чувства. — Вообще-то, мы едем в Афтон, чтобы тебя навестить.
Я щелкаю браслетом по руке еще несколько раз, но тревога, зарождающаяся внутри, от этого не утихает.
— Когда ты говоришь "мы", ты имеешь в виду…
— Я имею в виду Сета, себя и… — он замолкает. — И Келли.
Пение затихает, музыка тоже.
— С кем ты говоришь? — спрашивает Келли.
Когда слышу ее голос, клянусь Богу, у меня останавливается сердце. Я поддеваю браслет и натягиваю его вокруг запястья до предела, перекрывая циркуляцию крови. Смотрю в окно, на слякотную дорогу и сугробы на практически пустынной парковке.
— Эмм… — Люк не может подобрать слова.
— Можешь сказать ей, — говорю я, потому что, раз уж они направляются сюда, мне в скором времени придется встретиться с ней лицом к лицу.
— Это Кайден, — отвечает он, и повисает тишина.
— Ох, — она в замешательстве, и я ее не виню. — Могу я… Могу я поговорить с ним?
— Подожди, — говорит Люк, потом спрашивает у меня. — Хочешь поговорить с Келли?
— Я… — мне так и не удается найти ответ, и это хреново, потому что я до смерти хочу узнать, что чувствую. Мой ответ выдаст правду о моем страхе, и насколько все будет плохо, когда она придет сюда. Но, как всегда, моя мать появляется в нужный момент, воруя все мои возможности.
— Нам надо поговорить, — ее подбородок поднят высоко, словно она лучше всех, кто находится в здании, и на плече она несет спортивную сумку. — Сейчас же.
— Мне пора, — я сбрасываю вызов, понимая, что поступаю словно слабак, уклоняясь от своих чувств. Распутываю браслет и поднимаю ноги на кровать. На мне клетчатые пижамные штаны и старая голубая футболка, вся в дырках. Я ношу их уже пятый день, и они начинают мне надоедать.
Мама бросает сумку у изножья кровати, кладет руки на бедра.
— Тебе нужно усердней работать над тем, чтобы поправиться, и уже выписываться отсюда. Это негативно влияет на образ нашей семьи.
Я осторожно наклоняюсь вперед, потому что от резких движений болит бок.
— И что же ты мне предлагаешь сделать, мама, потому что у докторов противоположное мнение. Они считают, я должен оставаться здесь, чтобы вылечиться.
— Мне до черта, что там думают доктора, — она резко раскрывает молнию на сумке. — Что меня действительно волнует – чтобы ты надел нормальную одежду, заставил всех думать, что тебе лучше, и вернулся домой, где мы сможем начать планировать свои действия на случай, если Калеб Миллер подаст в суд.
— Я всегда могу сослаться на психическое расстройство, — мой голос пропитан сарказмом. — Может, они оставят меня тут, а не пошлют в тюрьму.
Лицо моей матери вспыхивает, она закидывает ручки своей сумки выше на плечо.
— По-твоему это смешно? Возможно, мне следует прислать сюда твоего отца, чтобы он тебя вразумил?
Несмотря на все старания, я снова оказываюсь в том месте, где, истекая кровью, лежал на полу на грани смерти, в абсолютной готовности ее принять. Потираю лицо руками, после чего говорю сквозь сжатые зубы:
— Я постараюсь.
Она улыбается, и улыбка кажется неуместной на ее лице, будто моя мать – злодей, готовый воплотить в жизнь свой подлый замысел. Мама целует меня в щеку, я чувствую исходящий от нее запах перегара. Затем она отстраняется и проводит большим пальцем по моей щеке.
— Я тебя помадой испачкала, — она вновь улыбается, убирая руку. — Давай займемся твоим вызволением отсюда.
Похлопав меня по ноге, мама выходит из палаты, оставив дверь открытой. Я слышу, как она говорит что-то одному из докторов, после чего медсестра захлопывает дверь.
Из сумки, полной джинсов, футболок и носков, я достаю футболку с длинными рукавами и натягиваю ее через голову. Затем достаю джинсы, в полной готовности надеть свой полный костюм и отправиться врать миру, как делал на протяжении всей своей жизни.
Глава 4. Встретиться с кем—то, кого, как тебе казалось, ты потерял
Келли
Мы въезжаем в Афтон уже поздней ночью, когда светит Луна как гигантский шар, а снежная буря, словно завеса перед грузовиком, скрывает ее. Мы бы приехали к ужину, но Сет заставил нас остановиться на обед и повалять дурака в Макдональдсе. Но это было отчасти для того, чтобы отвлечься и отсрочить неизбежное, до тех пор, пока не получили нагоняй от менеджера.
Думаю, мы все избегали чего-то. Но чего именно, я все еще пытаюсь понять. После очень долгой и утомительной дороги, Сет и я прокрадываемся в комнату над гаражом и падаем на кровать, даже не поговорив с мамой. Это место занимает одно из самых ярких воспоминаний в моей голове, когда я только вошла сюда, то чуть не упала, от нахлынувших чувств, вспоминая, как Кайден прикасался ко мне, целовал и стал часть меня.
— Я в печали, — заявляет Сет, когда мы лежим на кровати лицом к лицу уже в пижамах. Обогреватель тихонько гудит в стороне, и свечение от его ламп освещает ветхие стены. Сет изображает недовольство на лице. — Я с таким нетерпением ждал встречи с твоей мамой.
Я несильно щипаю его за руку.
— Врунишка. Ты так рад, что она спит.
Он хихикает, а затем перекатывается на свою сторону, опершись на локоть.
— Знаю. Мне жаль, что это так, но из того, что ты рассказывала о ней, я понял, что она вряд ли полюбит мою красочную индивидуальность.
Я сажусь на кровати, стягивая резинку с волос, а затем повторно завязывязываю хвост. Кладу руки на колени и закусываю губу, думая о завтрашнем дне и о встречи с Кайденом.
Сет прикасается к моей нижней губе, и я вздрагиваю, но быстро прихожу в себя.
— О чем задумалась?
— Да ни о чем. — Вздыхаю и укладываюсь на свою сторону. — Мне просто интересно, какого это будет... увидеть его снова.
Он обдумывает ответ, убирая челку с глаз.
— Это будет как тогда, когда я впервые решил поговорить с тобой. Воспринимай Кайдена как пугливого кота. Если скажешь что-то не то, он может испугаться.
— Ты считал меня пугливой кошкой?
— Котенком. — Он улыбается и подмигивает мне. — Казалось, что ты была готова выцарапать мне глаза, когда я обратился к тебе.
Я взбиваю подушку, а после кладу руки под голову.
— Что если я скажу что-то не то, и он расстроится?
Он снимает часы и кладет их на закрытую корзину возле кровати. Затем поворачивается на бок лицом ко мне.
— Не скажешь.
Я приподнимаю ноги и засовываю их под одеяло.
— Почему ты так уверен в этом?
Он улыбается и касается пальцем кончика моего носа.
— Потому что он открылся для тебя в первый раз, а это означает, что ты уже говорила правильные вещи. Все что тебе нужно сделать — это пойти туда завтра и быть самой собой.
— Надеюсь что ты прав. — Выключаю светильник, и в комнате становится темно. Тусклое сияние Луны просачивается через окно. — Я правда надеюсь, что ты прав.
— Надеюсь что ты прав. — Выключаю светильник, и в комнате становится темно. Тусклое сияние Луны просачивается через окно. — Я правда надеюсь, что ты прав.
— Я всегда прав, солнышко, — отвечает он, а затем сжимает мою ладонь. — Только не нужно засорять себе мозги этим.
Закрываю глаза и держусь за мысль о том, что завтра я увижу его живым, а не истекающим кровью на полу. Тогда, Может быть, я, наконец, смогу избавиться от ужасных картинок в моей голове.
Кайден
Сейчас середина декабря, начало зимних каникул. Если бы я был не здесь, то, уехал бы в колледже, возможно даже с Келли и Люком. Так странно знать, что она сейчас едет в город, возвращается домой, так близко ко мне, и все же, по–прежнему кажется такой далекой, почти недосягаемой, ведь я застрял здесь, а она там.
Я в тайне собираю резиновые браслеты, у меня их уже пять на запястье. Притворяюсь будто рву их постоянно, чтобы собрать коллекцию. Чем их больше, тем больнее, когда я щелкаю ими по внутренней стороне запястья. Мне нужно прийти в себя, потому что моя мать заявилась сегодня вечером и проторчала здесь больше часа, пытаясь договориться с врачами и Дугом, чтобы меня выписали.
Они разговаривали обо мне у двери, словно меня там даже не было. Вообще это больше было похоже на спор, чем на разговор.
— Но мы там все время будем наблюдать за ним. — Моя мать много жестикулирует руками с длиннющими ногтями. Каждый раз, когда она говорит что-то, то начинает размахивать руками, чуть ли не целясь доктору в глаза.
Дуг поглядывает через свой в желтой обложке блокнот и почитывает свои заметки.
— Послушайте, Миссис Оуэнс, знаю, что вам должно быть трудно, но не думаю, что это будет полезно для Кайдена сейчас. На самом деле, я бы не рекомендовал так поступать.
Моя мать постукивает ногой по полу и скрещивает руки, смотря вниз на Дуга, как на мелкий, бесполезный кусок дерьма.
— Я понимаю чего вы хотите, но мне бы не хотелось получать рекомендации от врача, получившего степень в каком–то захудалом колледже.
— Я получил докторскую степень в Беркли, — говорит он, доставая ручку из кармана.
Она пристально разглядывает его и вздергивает брови.
— Неужели? Тогда почему вы здесь?
Дуг остается спокойным, удерживая блокнот в руке и записывая что–то в нем.
— Я мог бы спросить вас о том же.
Думаю, что полюбил Дуга в тот момент, и улыбаюсь сам себе, щелкая резинками с внутренней стороны запястья, позволяя жжению успокаивать меня. Я сижу в углу комнаты, не в той, где сплю, а в большой – с кучей столов и стульев, расставленных вокруг. Стены из кирпича, потрескавшиеся от старости, но эти лучше, чем те белые скудные в комнате. Некоторые здесь обедают, но я забираю еду в комнату, потому что здесь всегда что-нибудь случается: драки, споры, крики.
Мама тычет ногтем Дуга в грудь.
— Не смейте разбрасываться своими сомнительными намеками.
— Я этого и не делаю, — отвечает Дуг, потирая место на груди, куда тыкала моя мать, и морщась от боли. — Просто кажется, что вам ужасно не терпится забраться отсюда Кайдена, хотя очевидно, что он не стабилен.
Я пялюсь на шрамы на руках и повязки на запястьях. Я постоянно тереблю бинты, именно поэтому раны не заживают. Это гребанная привычка, и я не могу избавиться от нее.
— Он в полном порядке, — настаивает мама, ее язык слегка заплетается и мне интересно замечает ли это врач. — И это мое прошение, ведь это я та, кто заключил договор на его прибывание здесь.
Я встаю, пораженный.
— Ты это сделала? Я думал, что больница направила меня сюда?
Она смотрит на меня с раздражением.
— Я привезла тебя сюда для твоего же блага. Тебе нужно было побыть под наблюдением какое–то время, но теперь... ты здесь уже больше недели, но пришло время двигаться дальше и собраться.
Или держаться подальше от отца.
— Тогда я хочу уехать, — отвечаю я, пересекая комнату. — И я хочу вернуться в колледж, а не домой.
— Ты не можешь, — говорит она сухо. — Сейчас Рождественские каникулы.
— Ладно, тогда, наверное, я хотел бы остаться. — Иду обратно и сажусь на стул. Я наклоняю голову вперед и потираю пальцами виски. — Черт.
Не знаю что делать. Не хочу больше находиться в этой Богом проклятой комнате, но отъезд будет означать встречу с миром, самим собой, отцом и Келли.
— Если Кайден хочет остаться, — встревает Дуг. — Тогда пусть остается.
— Я, черт возьми, не заплачу за это, — злобно выдавливает моя мать. Она лезет в сумочку и достает ключи от машины. — Завтра я первым делом подписываю все документы и он возвращаешься домой, то есть, если вы не хотите вложить свои собственные деньги.
Она сжимает ключи в руках и несется к двери, унося мои надежды с собой. Интересно, почему она поступает так. Почему затолкала меня сюда, а потом вдруг захотела забрать. Скорее все там что–то происходит.
В любом случае я не хочу домой. Если я вернусь, то есть большая вероятность того, что отец закончит, то, что начал.
Дуг вздыхает, кладя ручку обратно в карман и поворачиваясь ко мне.
— Ладно, все прошло не очень хорошо.
— С ней так всегда. — Оттягиваю рукава рубашки и кладу руки на колени. — Бесполезно пытаться спорить с ней о чем–либо. Она всегда выигрывает.
Он берет стул из угла и ставит его перед моим. Он не утруждается снять свой пиджак, а значит, что он, скорее всего, не пробудет здесь долго.
— Она держала вверх в спорах с твоим отцом? — спрашивает он, садясь на стул.
Предупреждающие флажки всплывают в моем сознании. Я знаю что надо делать. Лгать. Лгать. Лгать.
— Что вы имеет в виду? Какие споры?
Дуг кладет одну ногу на другу, и его штанина слегка задирается. Он носит с улыбающимися мордашками.
— У твоих родителей никогда не было разногласий?
Я качаю головой, потому что так оно и есть. Они действительно не делают этого, потому что моя мать пожалуй "такой милый человек".
— Нет, не совсем.
Он хмурится, и я чувству, что возможно, сказал что–то не то.
— Кайден, что на счет твоего отца?
Мои пальцы автоматически сжимаются, и ногти впиваются в кожу.
— Он... он отец. Нормальный отец.
— У вас нормальные отношения? — интересуется он. — Потому что это кажется странный, что он ни разу не навестил тебя.
— Наши отношения в порядке. — Мое горло словно наполняется смолой. — Он просто много работает.
Его рука скользит по бумаге, пока он пишет что–то в своем блокноте, а потом продолжает беседу с предостережением.
— Он когда-нибудь бил кого-нибудь в вашей семье?
Это прекрасная возможность рассказать ему все: о своей жизни, боли и подлости. Но это словно предательство, и я понимаю, что являюсь марионеткой отца. Это как ужасные и запутывающие струны, привязывающие меня к нему.
— Я–я не знаю.
— Ты не знаешь? — В голосе звучит сомнение. — Уверен?
Я киваю и смотрю на пол перед собой. На нем розовое пятно и много трещин.
— Я правда не знаю.
Он изучает меня, а затем вынимает визитку из переднего кармана и протягивает ее мне, зажатую между пальцами.
— Хочу встретиться с тобой в понедельник. Адрес моего офиса на обороте. — Он переворачивает визитку и показывает, где написан его адрес. — Еще тут мой номер телефона. Если тебе когда-нибудь захочется поговорить о чем-нибудь – можешь позвонить мне в любое время.
Я беру карточку, понимая, что согласие на встречу будет означать куда больше, чем обычный визит. Это означает открыть двери, которые я заколотил гвоздями давным-давно с кучей демонов внутри. Означает рассказать ему обо всем, даже об отце. И что тогда? Что если я на самом деле сделаю это? Что случится с моей семьей? С матерью? С отцом? Со мной? Я не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, что я самый чертовки разочарованный и запутавшийся человек когда–либо живший в этом мире.
Дуг убирает стул в угол, а после прячет свой блокнот под подмышку, направляясь к двери.
— Хочу встретиться с тобой несколько раз до Рождественских каникул, а потом мы найдем для тебя врача в Ларами, когда ты вернешься в колледж.
Неторопливый вздох срывается с моих губ, когда я сжимаю его визитку в руке и сгибаю ее пополам. Бумага режет кожу и это на мгновение успокаивает меня.
— Что если я не хочу?
Он уверенно улыбается мне.
— Ты хочешь, иначе просто сказал бы: "нет".
Я не отвечаю, что означает – молчаливое согласие. Я встречусь с психотерапевтом в Ларами. То есть, если, конечно, вернусь в колледж.
Дерьмо. Я вдруг взглянул на картину в целом. У меня намного больше проблем, чем просто разборки с отцом. Как, черт возьми, я собираюсь выбраться из этой заварушки? Позволить отцу откупиться от Калеба? А что потом? Быть обязанным ему до конца своих дней? И скрывать его тайны, тайны нашей семья вечно.