— Вас понял.
Антонов мысленно порадовался тому, что никто в этом доме не догадывается о наличии у него маленького, но чрезвычайно острого и прочного ножа. Неплохо изучив натуру Темногорской, он не сбрасывал со счетов вероятность того, что она решила избавиться от него, как избавилась от Шамиля. Что ж, пусть Лось только попробует сунуться к нему! Правда, если он сделает это с карабином в руках, а карабин тот будет заряжен картечью…
Тихий, как шелест, голосок Павлины вывел Антонова из задумчивости.
— Покойной ночи, — пролепетала она, изобразив нечто вроде намека на книксен.
— Пока, — небрежно произнес он, а его сердце между тем застучало сильнее, потому что быстрый взгляд из-под девичьих ресниц сказал ему, что ночью Павлина будет у него и что она готова на все.
* * *Дворецкий проводил Антонова в апартаменты для гостей, попрощался, вышел и закрыл за собой дверь. Раздался уже знакомый щелчок, свидетельствующий о том, что замок захлопнулся и взят под электронный контроль. Теперь все зависело от того, проберется ли сюда Павлина.
Решив не рассматривать отрицательный вариант, Антонов занялся укладкой своих вещей. Нож он спрятал в тайник в ручке сумки, саму ее аккуратно заполнил вещами, а на себя надел широкий пояс, в котором хранились деньги и еще кое-какие секреты для экстренного случая. После этого он дважды провел ладонью по правому карману джинсов, убеждаясь, что ключи от машины на месте. В другом переднем кармане хранился кусочек пластмассы, вырезанный из подоконника.
Светлую рубашку Антонов заменил темной футболкой, и, решив, что больше ему заняться нечем, отправился в ванную бриться, как всегда поступал перед особенно ответственными событиями. Когда череп и лицо перестали отзываться шорохом на прикосновения бритвы, он ее сполоснул, вытер и вынес из ванной вместе с другими туалетными принадлежностями. На этом сборы закончились. Антонов развалился на кровати и стал грызть леденец, перемещая палочку из одного угла рта в другой.
Время продолжало тянуться, и он — в который раз за сегодня — мысленно обратился к операции «Белладонна».
Из того, что было известно Антонову об атомных электростанциях, следовало, что они надежно защищены и находятся под бдительной охраной специально обученного персонала. Пульты управления, насколько понимал подполковник, были практически неприступны и долгое время могли функционировать в автономном режиме. Это-то его как раз и беспокоило сильнее всего. Если Темногорская действительно придумала, как захватить командные пункты станций, то выкурить оттуда террористов будет крайне сложно… или невозможно. А любые попытки сделать это неизбежно закончатся отключением охлаждающей системы реактора. Ведь насколько понял Антонов, это и было главным пунктом программы, изложенной Темногорской.
Требовать денег она не станет. Ей заплатят друзья-американцы, которые одобрили план в целом. Темногорская будет добиваться добровольной отставки президента. А террористы, захватившие пульты управления, будут в это время держаться за рычаги, тумблеры или кнопки, способные коренным образом изменить политический строй в России… или уничтожить огромную часть ее населения. Цепная реакция, сказала Темногорская. Реакция, которая, выйдя из-под контроля, уже никогда не остановится сама по себе.
Уйдет много времени, прежде чем правительство РФ поверит в реальность угрозы. Потом государственные мужи станут спорить, должны ли они уступать шантажистам. После этого дебаты начнутся среди силовиков, которые будут решать, кто и как будет брать террористов. А президент, получающий множество противоречивых сведений и взаимоисключающих советов, будет пребывать в нерешительности, не зная, как ему поступить. Сколько часов это займет? А ведь Темногорская даст на размышление всего лишь одни сутки. И у кого-то из захватчиков могут попросту не выдержать нервы. Одно неверное движение, и мир полетит в тартарары.
Вероятность этого была очень велика… слишком велика, чтобы играть с огнем. Ситуация представлялась Антонову еще более опасной, чем спрятанная где-нибудь в мегаполисе мощная атомная бомба с часовым механизмом, потому что три радиоактивных джина, выпущенные на свободу, были способны заразить большую часть России, пригодную для проживания, с ее полями, городами, водными ресурсами.
Антонов еще раз спросил себя, а не надежней ли прикончить Темногорскую прямо здесь, например, за завтраком, чем совершать побег и оповещать руководство? Ответ был снова отрицательный. Белла Борисовна Темногорская проявила себя особой, способной скрупулезно продумывать каждую мелочь. В одиночку Антонов не мог остановить запущенный ею механизм. Кроме того, убив среди бела дня хозяйку поместья, он сам превращался в мишень. Одна пуля, пущенная ему в голову, и вся информация, собранная им, будет пущена по ветру. И тогда может случиться непоправимое.
Антонов не заметил, как задремал. Его разбудил звук открывающегося замка. В мгновение ока спрыгнув с кровати, он подскочил к двери и придержал ее. Вошедшая Павлина ойкнула.
— Все в порядке, — произнес подполковник хриплым спросонья голосом.
— Ты меня испугал, — пожаловалась девушка.
На этот раз она явилась не в ночной рубашке, а в обрезанных по колено джинсах и ветровке поверх желтой маечки с красной божьей коровкой на груди. На плече у нее висела довольно объемистая кожаная сумка.
— На свете есть создания пострашнее меня, — сказал Антонов, запуская руку в карман.
— Я не в том смысле…
— А я в том самом.
Достав пластмассовую заготовку, Антонов сунул ее в углубление, предназначенное для язычка замка. После этого он закрыл дверь, услышал приглушенный щелчок, означающий, что на охранном пульте не мигает тревожный огонек, сигнализирующий о том, что гостевые покои не заперты. Лишь бы никто не спохватился за те четверть минуты, пока девушка входила к Антонову.
Он подмигнул ей:
— Молодец, что пришла. Считай, мы свободные птицы.
Она с сомнением покачала головой:
— Ой, не знаю. Сначала надо выбраться отсюда.
— Выберемся, — пообещал Антонов. — Трубку принесла?
Павлина захлопала ресницами:
— Трубку?
— Телефон. — Поразмыслив, подполковник на всякий случай уточнил: — Мобильный.
— Ах да, конечно…
Девушка суетливо полезла в сумку и достала оттуда изящный перламутровый мобильник. Взяв его, Антонов нажал кнопку включения, посмотрел на дисплей и, стараясь не психовать, спросил неестественно добрым голосом:
— Подзарядное с тобой?
— Что? — спросила Павлина, видимо не отличающаяся особой сообразительностью в это время суток.
Антонов заставил себя улыбнуться.
— Подзарядное устройство, — растолковал он. — Дело в том, что твой «Самсунг» разряжен. Полностью.
— Ой! — воскликнула девушка, схватившись обеими руками за лицо.
— Ты это уже говорила, — сказал Антонов. — И «ой» и «ай». Так как насчет подзарядки?
Она уронила руки вдоль туловища, поникла и помотала головой:
— Нет. Я не захватила.
Захотелось отвесить ей оплеуху. Так сильно, что руки зачесались. Сунув их в карманы джинсов, Антонов несколько раз качнулся с пятки на носок и обратно. Глубокий вдох… выдох… Вдох… выдох…
— Ничего страшного, — сказал он. — Найдем телефон где-нибудь по дороге.
— Тебе очень нужно позвонить, да? — спросила Павлина, виновато глядя на него.
— Не то чтобы очень. Просто послезавтра твоя родственница собирается уничтожить полстраны, и я думал, может, стоит сообщить об этом в Москву? Но дело не очень срочное и, раз ты забыла зарядить трубку, то оно потерпит.
— Извини… Я еще никогда не убегала из дому. Я так волновалась, что чуть не упала в обморок по дороге. Руки до сих пор трясутся. Вот…
Она выставила перед собой обе пятерни с подрагивающими пальцами. Жест послушной девочки, показывающей родителям вымытые руки.
— Забудь, — буркнул Антонов. — С кем не бывает. Выкрутимся. — Он кивнул на кресло. — Садись. И постарайся успокоиться.
Павлина повиновалась. Держась за ремень своей сумки, как утопающая за соломинку, она робко спросила:
— Разве мы не должны спешить?
«Одна уже поспешила», — съязвил Антонов, но только мысленно. Вслух было произнесено другое:
— Нет. Еще слишком рано.
— Но темнота все равно не наступит, — предупредила Павлина. — Белые ночи.
— Я в курсе, — сказал Антонов. — Но люди имеют обыкновение дрыхнуть и белыми ночами, верно? Вот пусть и заснут как можно крепче.
— Как скажешь. Я просто спросила.
Антонову показалось, что Павлина вот-вот разревется. Он обозвал себя кретином. Перед ним сидела не просто девушка, а девушка, практически не знающая жизни. Ее продержали в этой дыре, как узницу, лишили даже возможности общаться по Интернету с ровесниками, а потом вообще обрекли на смерть. Неужели всего этого недостаточно, чтобы относиться к Павлине со снисхождением?
Сделав шаг в ее сторону, Антонов вовремя сориентировался и сел на кровать. Он подавил в себе желание приласкать девушку. Известно, чем заканчиваются подобные ласки. Сначала ты гладишь ее по головке, а потом…
Велев внутреннему голосу заткнуться, он спросил:
— Что новенького в вашем замке?
— Этот противный Лось грозился с тобой расправиться, — ответила Павлина. — Он говорил об этом Белле в холле. Из-за выбитых зубов шепелявил, но разобрать было можно. Лось ужасно злился, а Белла просила его потерпеть, мол, не сейчас, Игнат, позже.
— Забудь об этом, — отмахнулся Антонов.
— Я бы хотела, но не получается. Потому что я… Потому что ты…
Губы Павлины запрыгали, давая понять, что она едва сдерживает слезы. Антонову не хотелось ни видеть, как она плачет, ни слушать сопливые девичьи бредни про любовь с первого взгляда или что-нибудь в этом роде.
— Смени пластинку, — грубовато произнес он.
— Какую пластинку? — не поняла Павлина.
Он совсем забыл, что пластинка для девушки ее лет — все равно что для него паровоз или арифмометр.
— Диск, — сказал Антонов. — Так доходчивей?
Она кивнула поникшей головой.
— Как работают ворота? — спросил подполковник, не давая ей времени сосредоточиться на своих обидах, комплексах и капризах. — Если мы не проскочим ворота сразу, то придется несладко. Родственница показывала тебе комнату для пыток в подвале?
— Еще в детстве, — тихо ответила Павлина, по-прежнему не поднимая головы. — Меня потом долго мучили кошмары.
— Так вот, если ты не хочешь оказаться там опять, то тебе лучше рассказать мне про ворота. Подробно и доходчиво.
— Мне нечего рассказывать. Я ничего не понимаю в механизмах…
«И в самом деле, — подумал Антонов. — Нашел кого спрашивать». Он хотел незаметно перевести дух и уже набрал полную грудь воздуха, когда услышал:
— Но зато у меня есть дубликат пульта. Я ведь иногда выезжаю покататься.
Антонов шумно выпустил воздух из легких.
— Пульт? — переспросил он. — Какой пульт?
— Дистанционный, — пояснила Павлина. — От ворот. — Она сделала вид, что держит воображаемый пульт в руке. — Он действует на расстоянии тридцати метров. Нажимаешь зеленую кнопку, ворота открываются. Нажимаешь красную…
— Закрываются, — закончил Антонов и, не зная, куда девать избыток чувств и энергии, подскочил к девушке, чтобы встряхнуть ее за плечи. — Молодец! Ты даже не представляешь себе, какая ты молодец!
Она встала с кресла и оказалась с ним нос к носу… губами к губам.
— Ты рад, Костя? А я думала, ты на меня сердишься.
— Нет, что ты, — пробормотал он. — С чего ты взяла?
Неизвестно, кто из двоих кого обнял первым. Кто поцеловал, а кто ответил на поцелуй. И какая волшебная сила перенесла их через комнату, опрокинув на кровать?
«Не смей, — говорил себе Антонов, — не смей, не смей», а его губы жадно ловили ее влажный язычок, то заныривающий ему в рот, то выскальзывающий оттуда. Ах… — она застонала, когда он лег сверху, работая ртом так, словно вознамерился всосать ее в себя всю, без остатка. Ее соски напряглись под его пальцами, сделавшись большими и твердыми, как пули. Он поместил свою ногу между ее ног и почувствовал, что еще немного, и джинсовая ткань на обоих разлезется, как ветошь под напором двух разгоряченных тел, жаждущих слиться друг с другом.
— Хватит, — пробормотал Антонов, плохо слыша собственный голос из-за шума крови в ушах. — Не будем вести себя как дети.
— Не будем, — с готовностью согласилась она, но, стоило ему приподняться на руках, как она расстегнула «молнию» своих бриджей и задрала на себе футболку. — Я хочу, как взрослые…
Если бы Антонов сумел отказать ей в этот момент, он мог бы считать себя самым волевым и стойким мужчиной в мире. Но таковым он не был, увы.
* * *Время пролетело, что называется, незаметно. Одновременно недовольный и в глубине души очень довольный собой, Антонов постучал в дверь ванной комнаты, поторапливая Павлину. То, что он сделал ее женщиной, не радовало его, а ее умение отдаваться, забывая обо всем на свете, было выше всяческих похвал. Одним словом, он был смущен и не знал, как быть дальше. Получив свое, он чувствовал себя котом, съевшим чужое мясо. Приятно и стыдно. То ли мурлыкать хочется, то ли бежать, куда глаза глядят.
А вот Павлину подобные противоречивые чувства не обуревали. Выскользнув из ванной комнаты, она первым делом чмокнула Антонова в щеку, а потом попыталась обвиться вокруг него, на манер лианы, ищущей опоры у дерева.
«У могучего старого дуба, — прокомментировал голос в голове Антонова. — Или у баобаба, мать его».
— Вот что, — он отстранил от себя Павлину и строго посмотрел ей в глаза. — Покуролесили и будет. Родина в опасности. Сейчас не до личной жизни. — Произнося свою тираду, подполковник подивился, как гладко это у него получается, а потом добавил уже совсем другим тоном: — Обсудим наши отношения, когда выберемся отсюда, договорились?
— Договорились, — сказала Павлина. — Только не надо ничего обсуждать. Каждый получил то, что хотел. И никто никому ничего не должен.
— Как скажешь, — буркнул Антонов, не подавая виду, что с его души свалился огромный камень. — А теперь ты должна понимать меня с полуслова, ловить каждый мой жест и шага не делать без моего разрешения. Берем вещи и на выход.
Приблизившись к двери, он стремительно распахнул ее, выпустил в коридор Павлину и вышел сам, после чего отпустил стальной язычок замка, который придерживал. Пульт дистанционного управления воротами торчал из его заднего кармана, в правой руке он сжимал нож, а в левой нес сумку.
Пройдя несколько шагов, подал знак остановиться и прислушался. Сквозь окна в дом проникал серый призрачный свет, придавая происходящему оттенок нереальности. Повсюду царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь поскрипываниями и пощелкиваниями рассохшегося дерева.
Махнув рукой, Антонов двинулся дальше. Спускаясь по лестнице, он ставил ноги на края ступенек, чтобы они ненароком не запели визгливыми голосами.
Достигнув холла, Антонов испытал инстинктивное желание броситься к двери со всех ног, но привычно подавил его и приблизился к двери осторожными, бесшумными шагами. Павлина держалась в полутора метрах позади, стараясь подражать его движениям. Было в этом что-то от детской игры. Подполковнику было хорошо знакомо это пьянящее ощущение, поэтому он внимательно отслеживал свои эмоции, чтобы не позволить азарту вскружить себе голову.
— Костя, — прошептала Павлина, — мы с тобой как два…
— Закрой рот, — шикнул Антонов и не почувствовал никаких угрызений совести. В такие минуты он просто не мог позволить себе проявление сентиментальности. Это была его работа. Опасная, тяжелая мужская работа, в которой нет места хихиканьям и сюсюканьям.
В правом верхнем углу двери горел крохотный красный огонек, похожий на глаз злобного гнома. Это означало, что дверь поставлена на сигнализацию. А еще это означало, что в распоряжении беглецов будут считаные секунды.
— Держи. — Антонов бесцеремонно сунул Павлине свою увесистую сумку, а сам взял в свободную руку ключи от «Порше».
Открыть машину и завести ее нужно было очень быстро. Быстрее быстрого, потому что Антонову не верилось, что люди Темногорской охраняют двери и ворота без оружия.
Все три засова замка щелкнули в унисон, когда Антонов повернул ручку. В ночной тишине это прозвучало громко, как пистолетный выстрел. В следующую секунду дверь распахнулась, впуская в холл клубящийся туман вместе с запахами леса и болот. Подполковник шагнул за порог, и тут его ноздри уловили еще один запах — кислый душок пивного перегара.
Трое охранников одновременно бросились на него со всех сторон. Обладатель густых бровей, мужик с перебитым носом и парень, лицо которого выглядело не грозным, а плаксивым, словно он заранее знал, что все это добром не кончится.
Кривоносый и бровастый попытались повиснуть у Антонова на руках, получили по уколу ножа в корпус и отступили, утратив слаженность и быстроту движений. Молодой был сбит с ног ударом в челюсть, после которого на костяшках пальцев остались отметины его зубов.
Антонов не очень любил кулачные бои, потому что во время их редко обходилось без повреждений рук, особенно правой. Но его не спрашивали, хочет ли он драться, или нет. Ему не предлагали альтернативы. На него напали, он защищался и не жалел кулаков.
Эти трое были без оружия, поэтому Антонов старался не пускать в ход нож, используя его, скорее, в качестве кастета. У нападающих были подбиты глаза, расквашены носы, а из ран двоих сочилась кровь, но они продолжали наседать, а кривоносый даже попытался сграбастать Павлину, что было с его стороны большой ошибкой. Решив, что хватит миндальничать, Антонов полоснул его лезвием по горлу, а потом набросился на остальных, обратив их в паническое бегство. Кривоносый остался лежать, хрипя и держась за шею, а его друзья скрылись в низко стелящемся тумане.