— Извините, что я опоздала, — с неподдельной искренностью сообщает Марина.
— О, ничего страшного, — говорю я. — Мы тут очень мило и оживленно побеседовали о…
Запнувшись, я вопросительно смотрю на Уоллисов.
— О калифорнийской кухне, — напоминает мне Стивен.
— Ах да!
— Шампанского? — как-то чересчур рьяно интересуется Стивен.
— Спасибо, — говорит Марина, и пока Стивен наливает, с таким напором, словно решила немедленно подключиться к общему разговору, она спрашивает: — Мы что, вот-вот сделаем остановку?
— Минут через пятнадцать, — говорит Стивен, ставя бутылку с шампанским обратно в ведерко. Я вытаскиваю бутылку оттуда и наливаю себе еще один фужер.
— Вам не кажется, что это довольно странно? — спрашивает Марина, позволяя метрдотелю разложить салфетку у себя на коленях.
— По-моему, морской закон обязывает суда помогать друг другу в случае бедствия, — говорит Стивен. — Не думаю, что Elizabeth II является исключением.
— В принципе это никому не доставляет неудобства, — говорит Лорри, изучая Марину с головы до ног.
— Не представляю себе, как они собираются найти кого-то в этом тумане.
— А что, действительно туман? — спрашиваю я, потому что до сих пор мне казалось, что я вижу перед собой просто гигантскую серую стену, и только теперь я понял, что это огромное окно, выходящее на правый борт.
— Ни фига себе! — бормочу я.
— Ну, радары в наши времена… — начинает Стивен.
— Извините, — вмешивается Лорри, которая по-прежнему не сводит глаз с Марины, — мне кажется, что мы с вами знакомы.
Марина внимательно смотрит на Лорри:
— Но я не…
— Я имею в виду, может, мы встречались раньше? — продолжает Лорри. — Ваше лицо мне очень знакомо.
— Ну она же модель, — встреваю я. — Поэтому и знакомо.
— Нет-нет, не в этом дело, — говорит Лорри, а затем осторожно интересуется: — Вы не из Нью-Йорка? Может, мы встречались с вами там?
— Вряд ли, — отвечает Марина, затем улыбается и натянуто добавляет: — Хотя кто знает.
Она поднимает свой фужер, подносит его к губам, однако не пьет.
— Но я почти уверена, что так оно и было, — тихо говорит Лорри, продолжая глядеть в упор. — Вернее, я знаю наверняка.
— Действительно? — спрашивает Марина с легким испугом.
— Да, я уверена, что вас видела, — настаивает Лорри.
— Где, дорогая? — удивляется Стивен.
— Вот этого-то я и не могу вспомнить, — бормочет Лорри.
— Часто ли вы бываете в Штатах? — спрашивает Марина.
Но тут появляется наш официант, и Стивен предлагает, чтобы мы заказали ужин прямо сейчас, прежде чем корабль остановится, с чем я полностью солидарен, поскольку очень хочу, чтобы вечер развивался в каком-нибудь более жизнерадостном ключе. Марина колеблется и говорит, что она не так уж и голодна. Стивен шутит что-то в духе: «Дорогая, но вам уже вряд ли позволят заказать что-нибудь из детского меню», давая нам тем самым знак «добродушно рассмеяться». Мы решаем начать с икры, затем дамы предлагают взять лобстеров вместо паштета из гусиной печени, а на горячее мы берем утку. Стивен заказывает у сомелье пару бутылок вина, причем сомелье, судя по всему, остается доволен его выбором.
— А вы откуда знаете друг друга? — спрашивает Марина.
— На самом деле, мы — друзья отца Виктора.
— Ага, сам я никогда в жизни этих людей прежде не встречал.
— Ах вот как? — восклицает Марина, поворачиваясь ко мне. — А кто ваш отец?
— Я не хотел бы сейчас углубляться в эту тему, — говорю я. — Я в отпуске, и мне это нравится.
— Вы не бывали недавно в Берлине? — внезапно спрашивает Лорри у Марины.
— Нет, — улыбается Марина, но лицо ее тут же застывает перед тем, как она повторяет снова: — Нет.
— Мне показалось, что я видела вас в Берлине, просто у вас волосы были тогда другого цвета, — тихо говорит Лорри, явно на что-то намекая. — Да, несомненно, это было в Берлине.
— Дорогая, прошу тебя, — вмешивается Стивен. — Не будь такой навязчивой.
— Я не бывала в Берлине уже много лет, — говорит Марина, нахмурив лоб.
Лорри внимательно смотрит на нее:
— С ума сойти, но я на сто процентов уверена, что мы с вами где-то виделись.
— Просто она модель, — говорю я, делая знак официанту налить еще шампанского. — В этом все и дело.
Сомелье открывает обе бутылки вина, и после того как Стивен снимает пробу с каждой, сомелье начинает переливать их в графины, а мы все внимательно следим за этим процессом. Перед каждым из нас появляются тарелки с золотым ободком, а к столу подкатывают на тележке огромную банку белужьей икры. Пока метрдотель раскладывает икру по нашим тарелкам, а я бубню что-то насчет нового дизайна — не о старом, а о новом — журнала «Ray Gun», к нам подходит скитающийся по залу фотограф и спрашивает, не хотим ли мы сфотографироваться.
— Отличная идея, — восклицаю я подчеркнуто громко и хлопаю в ладоши.
— Нет, нет, — протестуют Уоллисы, мотая головами.
— Может быть, после ужина, — говорит Лорри.
— Да бросьте вы, — говорю я, поворачиваясь к Марине. — Останется на память.
— Виктор, не надо, — говорит Марина. — Не сейчас.
— Да, Виктор, — вторит ей Стивен. — Может быть, попозже.
Фотограф стоит, склонившись, у столика, ожидая нашего решения.
— Да черт побери! — восклицаю я. — Завязывайте, ребята! Снимай, да и все там, — говорю я, обращаясь уже к фотографу. — Жми на кнопку!
— Виктор, пожалуйста!— хором умоляют меня Уоллисы.
— Я что-то не чувствую себя сегодня фотогеничной, — ни с того ни с сего заявляет Марина.
— А я всегда готов к встрече с камерой, зайки, — восклицаю я. — Валяй, чувак, снимай!
Когда срабатывает вспышка, я пытаюсь подвинуться поближе к Марине, слегка наклонившейся в сторону метрдотеля, который, сделав шаг в сторону, терпеливо ждет, когда он сможет продолжить раскладывать икру.
Уоллисы сурово взирают на меня, в то время как я сообщаю фотографу мое имя и номер каюты и прошу сделать для меня четыре копии. Как только фотограф уходит, капитан объявляет по интеркому, что «Елизавета II» сделает остановку через несколько минут, и просит всех оставаться на своих местах, к тому же вставать все равно нет никакого смысла, потому что туман полностью закрывает обзор, и вскоре мы вновь продолжим плавание. Но большинство hoi polloi[108] в «Queen's Grill» игнорируют предупреждение капитана и срываются со своих мест, кинувшись к выходящему на штирборт окну, включая — к моей радости — Уоллисов, хотя для них это, похоже, всего лишь повод для того, чтобы пошушукаться с режиссером. Метрдотель заканчивает возиться с икрой и уходит. Я наливаю себе бокал белого вина из графина, и тут Марина прикасается к моему плечу.
— Виктор, — говорит она.
— Похоже, они на меня жутко разозлились, — говорю я. — Почему-то им ужасно не хотелось фотографироваться. Гребаные англичане, черт их подери! Господи, я хочу сказать, что мы-то с тобой к этому привыкли, но…
— Виктор, — повторяет она вновь.
— Знаю, знаю, извини меня, — говорю я. — Но, солнце мое, ты выглядела просто шикарно.
— Виктор, ты пьян, — заявляет она.
— А ты выглядишь просто шикарно…
— Виктор, мне нужно поговорить с тобой.
— А мне нужно поговорить с тобой, зайка. — И я хватаю ее руку под столом.
— Нет, я серьезно, — говорит она, вырывая руку.
— И я тоже серьезно, — говорю я, снова пытаясь ухватить ее.
— Виктор, перестань, — восклицает она. — Ты должен немедленно протрезветь.
— Зайка, ты…
— Мне нужно идти, — говорит она, бросая взгляд на Уоллисов. — Позвони мне, как только ты покончишь с ужином.
— Нет, нет, нет, — говорю я, моментально трезвея. — Зайка, ты не посмеешь! Ты должна остаться. Не оставляй меня наедине с этими…
— Сейчас я уйду, а ты позвонишь мне в каюту, как только покончишь с ужином, — терпеливо объясняет Марина.
— Но почему я не могу уйти вместе с тобой? — спрашиваю я. — Что за дела? Что стряслось?
— Мне нужно идти, — говорит она, вставая с места.
— Я иду с тобой, — говорю я, беря ее за руку. — Сделаю вид, что мне стало дурно.
— Нет, это невозможно, — говорит она. — Отпусти меня.
— Но, зайка, послушай…
— Я категорически требую, чтобы ты позвонил мне сразу после ужина, — говорит она, вставая из-за столика. — Надеюсь, ты знаешь, что означает слово «категорически»?
— Оно означает то, что… — говорю я, морща лоб. — То, что я должен позвонить тебе после ужина?
— Молодец, — говорит Марина, несколько успокоившись.
— Но что стряслось, зайка?
— Сейчас нет времени обсуждать это.
Уоллисы возвращаются к столу вместе с остальными пассажирами. В ресторане витает разочарование, но чем они все так разочарованы? Тем, что им не удалось разглядеть моряка-диабетика? Я теряюсь в догадках.
— Я категорически требую, чтобы ты позвонил мне сразу после ужина, — говорит она, вставая из-за столика. — Надеюсь, ты знаешь, что означает слово «категорически»?
— Оно означает то, что… — говорю я, морща лоб. — То, что я должен позвонить тебе после ужина?
— Молодец, — говорит Марина, несколько успокоившись.
— Но что стряслось, зайка?
— Сейчас нет времени обсуждать это.
Уоллисы возвращаются к столу вместе с остальными пассажирами. В ресторане витает разочарование, но чем они все так разочарованы? Тем, что им не удалось разглядеть моряка-диабетика? Я теряюсь в догадках.
— Зайка, — начинаю я снова, — я ничего не понимаю…
— Пожелай им за меня спокойной ночи, — говорит Марина, быстро удаляясь из ресторана.
Я смотрю, как она исчезает в глубине коридора, а затем замечаю стоящего по соседству официанта, который, поймав выражение на моем лице, печально пожимает плечами, выражая свое сочувствие.
— Слишком густой туман, — говорит Стивен, выдвигая стул Лорри.
— Куда девалась твоя приятельница? — спрашивает Лорри, усаживаясь на место.
— Не знаю, — вздыхаю я. — Что-то на нее такое накатило.
— Надеюсь, это не мы ее расстроили, — говорит Лорри.
— Дорогая, ешь икру, — советует Стивен.
Затем Уоллисы принимаются настаивать, чтобы я пошел вместе с ними на вечеринку с караоке в «Club Lido», но я пьян, и все вокруг меня выглядит несколько размытым, и прежде чем я отправляюсь к себе в каюту, камера наплывом демонстрирует десерт: малина и голубика на тарелке с золотым ободочком рядом с двумя горками ванильного мусса, поддерживающими деревце-бонсай, сделанное из шоколада.
7
Снова у себя в каюте, уже в совершенно пьяном виде, я набираю каюту Марины Гибсон, но трубку никто не снимает. Когда я прошу оператора еще раз проверить, с той ли каютой она меня соединила, следует довольно резкий ответ, так что я вешаю трубку и начинаю рыться в мини-баре в поисках шампанского, нахожу и принимаюсь пить его прямо из бутылки, так что пена течет у меня изо рта и между пальцев, и я вытираю ее купальным халатом из комплекта белья, который мне выдали вместе с номером. Я ищу сценарий, не могу найти его, сдаюсь, шарашусь по комнате, закуриваю сигареты одну за другой. Вид с носа корабля на экране телевизора состоит практически из одного тумана. Звонит телефон.
— Виктор? — У Марины такой голос, словно она плачет.
— Привет, зайка, — говорю я утешительным тоном. — Тебе что, Гейвин позвонил? Что за дела? Похоже, у тебя проблемы.
— Нам нужно поговорить.
— Отлично, — говорю я, вставая с кровати. — Как насчет моей комнаты?
— Нет.
— Ладно, — говорю я, пытаясь понять, чего она хочет. — Как тогда насчет… твоей комнаты?
— Это небезопасно, — шепчет она.
Я замолкаю, обдумывая услышанное.
— Марина, — говорю я тихо. — У меня есть кондомы.
Она вешает трубку.
Я немедленно перезваниваю ей.
Она снимает трубку на первом же звонке.
— Привет, зайка, это я, — говорю я.
— У нас ничего не выйдет, — бормочет она, и в голосе ее явно звучит паника.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — А у тебя… кондомы есть?
— Я вовсе не это имею в виду! — кричит она в ответ.
— Ни фига себе, зайка! — выдыхаю я, отодвигая телефонную трубку подальше от уха, а затем снова прикладывая ее. — О чем же ты тогда?
— Виктор, кое-что случилось, и ты должен об этом знать.
— Слушай, прости меня за то, что я слишком поторопился, — начинаю оправдываться я. — Я дочитаю сценарий, и тогда нам будет легче понимать друг друга.
— Тебе грозит опасность, идиот, — рыдает Марина.
— Зайка, только прошу, не надо этих истерик…
— Виктор, тебя никто не просил ничего отвезти в Лондон? — спрашивает она еле слышно.
— Что ты имеешь в виду, зайка?
Я проверяю в зеркале, висящем над туалетным столиком, в порядке ли моя прическа.
— Никто не просил тебя отвезти что-нибудь — пакет, конверт, любую вещь — в Лондон? — спрашивает она снова, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
— Типа чего?
— О, я не знаю, — стонет она. — Подарок или что-нибудь в этом роде. Что-нибудь, что нужно передать кому-то.
— Ах да, действительно, — говорю я, и тут до меня начинает кое-что доходить.
— Что? Что это было? — поспешно спрашивает она. Я выдерживаю паузу, а потом сообщаю с хихиканьем:
— Ну, разумеется, моя драгоценная персона, зайка.
— Черт тебя побери, Виктор! — кричит Марина. — Ты уверен? Подумай получше.
— В настоящий момент я не уверен, что способен на это.
— Виктор, прошу тебя, ты должен протрезветь.
— Сейчас я приду к тебе в каюту, — говорю я. — У тебя, похоже, стресс. Тебе надо сделать массаж. Позволь мне продемонстрировать тебе мой знаменитый антистрессовый…
— Мы встречаемся в «Club Lido» — немедленно.
— За-айка, а почему не в твоей каюте? — хнычу я разочарованно.
— Потому что там опасно, — говорит она. — Потому что мы должны встретиться там, где много людей.
— Но зайка…
Она вешает трубку. Тут мне не остается ничего другого, как посмотреть на телефон и пожать плечами, что я и делаю.
6
Я плещу в лицо холодной водой, но это не делает меня ни чуточки трезвее, поэтому я просто пытаюсь не шататься по пути в «Club Lido», который, оказывается, расположен совсем рядом с моей каютой, так что мне удается до него добраться, почти ни разу не отрубившись и не рухнув. Но народу в «Club Lido» почти нет, потому что вечеринка с караоке, о которой упоминали Уоллисы, переместилась из клуба в каюту мистера Кусобоси, как объяснил мне бармен, когда я сажусь за столик и, усилием воли удержавшись от того, чтобы заказать мартини, беру вместо этого легкое пиво и время от времени посматриваю в большое окно, выходящее на затянутую туманом палубу, и на маленький неглубокий бассейн, от которого поднимается пар, смешивающийся с туманом. Кто-то из членов команды раздраженно показывает на одинокую фигуру, стоящую у ограждения, вокруг которой клубами вьется туман, но по большей части за окном видна только неприступная стена из серого полупрозрачного гранита, которая скрывает эту фигуру. Я небрежно подписываю счет за пиво и выхожу наружу.
На палубе стоит тишина, нарушаемая только шумом, который производят дымовые машины, извергающие из себя клубы тумана, полученного с помощью сухого льда, причем у меня складывается впечатление, что корабль плывет гораздо медленнее, чем обычно. Марина стоит спиной ко мне, она одета в очень крутой просторный шерстяной жакет с капюшоном от Prada, и когда я трогаю ее за плечо, она инстинктивно напрягается, по-прежнему глядя в сторону, а мне холодно и мокро, причем я замечаю, что Марина выглядит еще выше, чем обычно, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, не на каблуках ли она, но, как ни странно, на ней сегодня кроссовки Nike необычно большого размера, но, впрочем, я же никогда до этого не видел ее ног, так какого черта я могу знать?
— Марина? — спрашиваю я. — Марина, это ты?
После некоторой паузы голова в капюшоне утвердительно кивает.
— Эй, с тобой все в порядке? — щурюсь я, пытаясь без особого успеха разогнать рукой дурно пахнущий искусственный туман. — Что за дела? Тебе что, Гейвин позвонил? Что стряслось?
— Ты не можешь ехать в Париж со мной, — шепчет она хриплым от долгого плача голосом. — Ты должен ехать в Лондон.
— Эй, зайка, с чего это вдруг такие перемены? — говорю я, хватая ее за плечо. — Эй, посмотри на меня!
Голова в капюшоне отрицательно мотает из стороны в сторону.
— Виктор, — говорит фигура, отстраняясь и по-прежнему стоя ко мне спиной, — ты пьян.
— Откуда ты можешь это знать, если даже на меня не смотришь? — возражаю я.
— От тебя пахнет, — говорит все тот же хриплый голос.
— Послушай, зайка, пододвинься ко мне поближе, — шепчу я, наклоняясь. — Я хочу поехать в Париж с тобой.
— Виктор, ты пьян, — протестует голос и отодвигается от меня.
— Это для меня еще не повод, — говорю я. — Могла бы придумать что-нибудь и поумнее.
После этих слов я непроизвольно рыгаю так громко, что приходится извиниться. Я все время пытаюсь повернуть ее лицом ко мне, но она постоянно отодвигается, все плотнее и плотнее укутываясь в свой капюшон.
— Уходи, — говорит она, кашляет, затем бормочет что-то еще.
— Я никуда не уйду, — говорю я.
— Виктор, пожалуйста…
— Ты хотела поговорить со мной, — напоминаю я. — Я здесь. Я готов. Я настроен на взаимопонимание.
— Я всего лишь хотела сказать тебе, чтобы ты не ездил в Париж…
— Послушай, зайка, прошу тебя, посмотри на меня, — говорю я. — Пойдем в бар, я угощу тебя кофе. Хочешь горячий капуччино, а?
По-прежнему глядя в сторону, она хватает меня за руку и шепчет что-то насчет своей каюты.
— Что? Что ты сказала, зайка? — шепчу я, наклоняясь к ней, внезапно чувствуя тошноту от выпитого шампанского, предвкушения секса и ароматов, исходящих от шерстяного жакета.