Кто-то вкладывает мне в руку бокал шампанского, кто-то дает прикурить сигарету, которая свисает с моей губы на протяжении по меньшей мере получаса, и все реже и реже мне в голову приходит мысль: «А может быть, прав все же я, а не они, потому что я уступаю неизбежному».
4
38
Киношники следуют за Тамми в столовую, где она завтракает в компании Брюса. Обстановка напряженная: Тамми отхлебывает из чашки тепловатое какао, делая вид, что читает «Le Figaro», в то время как Брюс с недовольным видом намазывает маслом миндальное печенье, пока наконец не нарушает молчание, заявляя, что ему известны жуткие вещи о ее прошлом, особенно напирая на какую-то поездку в Саудовскую Аравию, но при этом не сообщая, что именно он имеет в виду. У Брюса влажные волосы и раскрасневшееся лицо, потому что он только что из-под душа, и на нем — светло-зеленая футболка от Paul Smith, а после завтрака ему идти на званый ленч где-то на крыше в шестнадцатом аррондисмане, который устраивает Версаче и на который пригласили только самых красивых людей в мире, так что Брюс решил надеть черную обтягивающую трикотажную рубашку и серые туфли от Prada, хотя, впрочем, он идет туда лишь потому, что в прошлом месяце ему пришлось отказаться от приглашения.
— Я думаю, ты произведешь впечатление, — говорит Тамми, закуривая длинную тонкую сигарету.
— На тебя я впечатления не произвожу.
— Не говори глупостей, — бурчит Тамми.
— Я знаю, с кем у тебя днем назначено свидание.
— А у тебя что намечено на сегодня? — спрашивает она в ответ голосом, лишенным всякого выражения.
— Я же сказал. Иду на ленч к Версаче. Съедаю там клубный сандвич. Когда настанет время, я дам тебе знать. — Пауза. — Я буду придерживаться сценария.
Камера продолжает кружить над столом, за которым сидят Тамми и Брюс, не фиксируя никаких перемен в выражении лица Тамми, а рука Брюса слегка трясется, когда он поднимает кофейную чашечку от Hermes, а затем, не расплескав ни капли кофе с молоком, ставит ее обратно на блюдечко и закрывает свои зеленые глаза, так что становится сразу видно, что у него нет сил спорить. Актер, играющий роль Брюса, подавал большие надежды в баскетболе во время учебы в университете Дьюка, а затем вслед за Дании Ферри отправился в Италию, где Брюс тут же получил контракт с модельным агентством и повстречался в Милане с Бобби, который в то время ухаживал за Тамми Девол, и с того самого момента все и началось. Большая ваза с гигантскими белыми тюльпанами — деталь реквизита, стоящая на столе между Тамми и Брюсом, — смотрится довольно нелепо.
— Не смей ревновать! — шепчет Тамми.
Тут начинает звонить лежащий на столе мобильник, но ни Тамми, ни Брюс не протягивают к нему руки, но это может быть звонок от Бобби, поэтому Брюс в конце концов не выдерживает. На самом деле это оказывается Лиза-Мария Пресли, которая ищет Бентли — она называет его «моя старшая сестрица», но Бентли все еще спит, так как вернулся домой только под утро в сопровождении студента факультета кинематографии Нью-Йоркского университета, которого он снял прошлой ночью в «La Luna», потому что у студента были крашеные блондинистые усики, подчеркивавшие его и без того невероятно пухлые губы, а также склонность к бескровному бондажу, и перед всем этим, с точки зрения Бентли, устоять было решительно невозможно.
— Не смей ревновать! — повторяет Тамми еще один раз, прежде чем уйти.
— А ты придерживайся сценария, — предостерегает ее Брюс.
В тот момент когда Тамми небрежно берет коробку с надписью «Vuitton» с хромированного столика в прихожей, начинают звучать фортепьянные аккорды, открывающие песню ABBA «S.O.S», и песня эта сопровождает Тамми на протяжении всего дня, несмотря на то что в наушниках плеера, который она взяла с собой в город, звучит кассета, записанная Брюсом специально для нее и составленная из песен Rolling Stones, Бетти Сервирта, DJ Shadow, Принца, Люшиус Джексона, Роберта Майлза, а также одной композиции Элвиса Костелло, которая имеет для них обоих особое значение.
«Мерседес», за рулем которого сидит русский водитель по имени Уайтт, подбирает Тамми и отвозит в «Chanel» на рю Камбон, где, ворвавшись в офис, она долго беззвучно рыдает, а затем всхлипывает, пока не появляется Джанфранко и, уразумев, что «дело неладно», исчезает, предварительно позвонив ассистентке, чтобы та постаралась успокоить Тамми. Тамми окончательно выходит из себя, с трудом выдерживает примерку, и, выйдя оттуда, встречает сына французского премьера на блошином рынке в Клиньянкуре, и вскоре они уже сидят вместе в «Макдоналдсе», у обоих солнцезащитные очки на носу, а он на три года моложе Тамми, иногда живет в президентском дворце, трахается только с американками (так уж повелось с тех пор, как он в десять лет оттряхал свою американскую гувернантку). Она «зацепилась за него» четыре месяца назад на авеню Монтень перед входом в бутик Dior. Она уронила какую-то вещицу, а он поднял ее. Его поджидала машина. Надвигались сумерки.
Сын французского премьера только что вернулся с Ямайки, и Тамми не очень искренне восхищается его загаром, а затем спрашивает его, решил ли он свои проблемы с кокаином. Удалось ли ему слезть? И нужно ли ему это вообще. Он уклончиво улыбается, но ато, как он слишком поздно догадывается, неправильная реакция, потому что Тамми тут же начинает злиться. Он заказывает «биг мак», а Тамми — маленький пакетик картошки-фри, и выясняется, что в его квартире сейчас ремонт, так что он временно остановился в президентском люксе в гостинице «Bristol», а в «Макдоналдсе» стоит такой холод, что изо рта у них обоих вырываются облачка пара. Она изучает кончики своих пальцев и гадает, портятся ли волосы от употребления кокаина. Он что-то бормочет и пытается ухватить ее за руку. Он проводит рукой по ее лицу и сообщает ей, что крайне сентиментален. Но ситуация безнадежна, каждая фраза звучит как клише, к тому же он опаздывает к стилисту. «Я очень осторожна», — признает наконец она. А он — Тамми об этом даже и не догадывается — чувствует себя глубоко уязвленным. Они туманно обещают друг другу как-нибудь увидеться вновь.
Она выходит из «Макдоналдса», а снаружи ее поджидает съемочная группа, тепло и моросит дождик, а Эйфелева башня кажется тенью на медленно расступающейся бескрайней стене тумана, и Тамми разглядывает мощеные улочки, акацию, проходящего мимо полицейского с немецкой овчаркой на поводке, а затем садится в «мерседес», за рулем которого сидит русский водитель по имени Уайтт. У нее заказан ленч в «Chez George», но она пропустит его — она слишком не в себе, все вываливается у нее из рук, и даже клонопин не помогает — и она звонит Джоан Бак, чтобы поплакаться. Она отпускает машину, берет коробку с надписью «Vuitton» и теряет съемочную группу возле бутика Версаче на рю дю Фобур-Сент-Оноре. В течение следующих тридцати пяти минут никто не знает, где находится Тамми.
Она передает коробку с надписью «Vuitton» невероятно красивому ливанцу, сидящему за рулем черной «БМВ», втиснувшейся к тротуару где-то во втором аррондисмане, что не так уж далеко от «Chez George», а посему Тамми передумывает и решает все-таки посетить ленч, где ее уже поджидают съемочная группа и режиссер, и оператор Феликс рассыпается в извинениях по поводу того, что они ее потеряли, а она отвечает на это, безразлично пожимая плечами и бормоча: «Я сама потерялась», после чего начинает с энтузиазмом здороваться с присутствующими. Ее агент сообщает ей радостную новость: Тамми будет на следующей обложке британского издания «Vogue». Все носят темные очки. Начинается дискуссия на тему шоу Сейнфельда и потолочных вентиляторов. Тамми сперва отказывается от бокала шампанского, но затем решает все же выпить.
Небо начинает расчищаться, облака расходятся, температура повышается на десять градусов за пятнадцать минут, и студенты, которые завтракают в открытом дворике Института политических наук, раздеваются, чтобы позагорать, тем временем «БМВ» с ливанцем вновь останавливается на бульваре Распай, где уже поджидает другая съемочная группа, расположившаяся на крышах соседних зданий, чтобы снимать дальнейшие события с помощью телеобъективов.
Внизу под ними все ахают от удовольствия, и студенты пьют пиво, лежат, голые по пояс, на скамейках, читают журналы и делятся друг с другом сандвичами, обсуждая, как бы им прогулять занятия, и кто-то с видеокамерой бродит по дворику, остановив наконец свой выбор на двадцатилетнем парне, который сидит на расстеленном одеяле и беззвучно плачет, перечитывая записку от своей девушки, только что бросившей его, а в записке она написала, что никогда больше не вернется к нему, и он раскачивается вперед и назад, пытаясь убедить себя в том, что это все ерунда, и тогда объектив камеры покидает его и переносит свое внимание на какую-то девушку, массирующую спину своей подружки. Съемочная группа немецкого телевидения интервьюирует студентов на тему близящихся выборов. Мимо проносятся подростки на роликовых коньках.
Инструкции, полученные ливанцем, элементарны: покидая машину, снять крышку с коробки с надписью «Vuitton», но поскольку Бобби Хьюз солгал, когда именно сработает бомба, — он попросту велел водителю запарковать машину на бульваре Распай напротив Института и выйти из нее, водитель тоже погибнет от взрыва. Ливанец, принимавший в январе участие в планировании операции по нападению на штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, лакомится «М&М» и думает о девушке по имени Сигги, с которой он познакомился в прошлом месяце в Исландии. Студентка по имени Бригид проходит мимо «БМВ» и замечает ливанца, склонившегося над пассажирским сиденьем, и даже успевает заметить ужас на его лице в то мгновение, когда он что-то поднимает с него, но тут происходит взрыв.
Вспышка света, громкий звук, и «БМВ» разносит на клочки.
Размах причиненных разрушений сперва не очень понятен, да он и не имеет особого значения. Суть в самой бомбе, в том, где она была заложена и приведена в действие. Суть вовсе не в Бригид, превратившейся в кровавый фарш, и не в ударной волне, подбросившей в воздух тридцать студентов, оказавшихся вблизи от машины на десять метров в воздух и не в пяти студентах, погибших на месте — причем двоим пронзило грудь осколками, пролетевшими через весь двор, и не в задней половине машины, которая в полете отрывает случайному прохожему руку, и не в трех студентах, которым выбило глаза. Суть не в оторванных ногах, и не в пробитых черепах, и не в людях, которые умрут от кровопотери в течение ближайших нескольких минут. Вывороченный асфальт, почерневшие деревья, скамейки, забрызганные слегка подгорелой кровью, — все это не так уж и важно. Суть — в наличии воли осуществить разрушение, а не в последствиях, ибо последствия — это всего лишь декорации.
Шокирующая тишина, а затем — среди тех, кто, облитый с ног до головы кровью (необязательно собственной), еще не потерял сознания, — поднимается крик.
Пятьдесят один раненый. Четверо никогда уже не будут ходить. У трех — серьезные черепно-мозговые травмы. Считая водителя «БМВ», погибло тринадцать человек, и еще один старик в квартале от места взрыва, с которым случился сердечный приступ. (Спустя неделю ассистент кафедры из Лиона скончается от повреждений головного мозга, увеличив тем самым количество жертв до четырнадцати.) К тому времени когда мигающие голубые огни «скорой помощи» начали прибывать на погруженное в сумерки место происшествия, съемочная группа уже упаковала аппаратуру и исчезла, чтобы через неделю появиться в другом, заранее намеченном месте. Если не смотреть в глазок камеры, то с такого расстояния все кажется крошечным, несущественным и, в сущности, ненастоящим. Кто мертв, а кто нет, можно понять только по тому, как санитары поднимают тело с земли.
Позднее тем же вечером на очень крутом и эротическом ужине в верхнем зале отеля «Crillon», пройдя через дверь, оберегаемую темноволосыми красавцами охранниками, Тамми смешивается с толпой гостей, в которой можно заметить Эмбера Валетту, Оскара де ля Ренту, Джанфранко Ферре, Брэда Ренфро, Кристиана Любутина, Дэниэл Стил, принцессу Уэльскую, Бернара Арно, целую кучу русских и редакторов «Vogue», и все весьма серьезно расслабляются, а некоторые приехали сюда аж из Марракеша — их легко заметить, потому что они выглядят отдохнувшими, несмотря на долгое путешествие, — и люди один за другим подходят поздороваться к Тамми, забившейся в уголок, чтобы посплетничать с Шаломом Харлоу о том, что у большинства девушек совершенно неподходящие ухажеры (полные ничтожества, гангстеры, рыбаки, мальчишки, члены палаты лордов, какие-то ямайцы, с которыми они даже не спят), а Тамми при этом обмахивается как веером приглашением на вечеринку в Queen, которое дал ей парень, похожий на Кристиана Бэйла, но она пойдет вместо этого на другую вечеринку в шестнадцатом аррондисмане, которую устраивает Наоми, но тут подают сашими, и вновь гасятся и вновь закуриваются десятки сигарет, и Тамми, наклонившись к Джону Галлиано, шепчет ему на ухо: «Зайка, ты просто сумасшедший», и она выпивает слишком много красного вина, а затем переключается на кока-колу, и лесбиянки одна за другой подкатывают к ней с прозрачными намеками, но тут некто в кимоно спрашивает, как поживает Брюс Райнбек, и Тамми, глядя на мелькнувшую в полумраке фигуру, сонно роняет: «Подожди!», потому что именно в этот момент она осознает, что это просто еще один тяжелый вечер.
37
Этой осенью мы с Джейми Филдс, Бобби Хьюзом, Бентли Харрольдсом живем в гигантской квартире, обставленной в духе хайтека и индустриального стиля с небольшой примесью ардеко и миссьона, как это принято то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом округе. Мы располагали пятьюстами квадратными метрами жилой площади с пуленепробиваемыми окнами, которая оплачивалась иракскими деньгами, отмытыми через венгерский банк. Чтобы попасть в дом, следовало отключить сигнализацию и пройти через двор. Внутри крутая винтовая лестница соединяет все три этажа, все окрашено в приглушенные оливково-зеленые, светло-коричневые и нежно-розовые тона, а в подвале — тренажерный зал, стены которого украшены рисунками Клементе. Дорогая открытая кухня от Biber включает в себя шкафчики из макассарского черного дерева и крашеного тюльпанового дерева, а еще там имеются духовка фирмы Miele, две посудомоечные машины, и холодильник со стеклянной дверцей, и морозильник Sub-Zero, и сделанная на заказ стойка для винных бутылок и баночек с пряностями, и промышленный ресторанный пульверизатор, установленный в выемке, отделанной нержавеющей сталью, рядом с отделанной тиковым деревом сушкой, на которой сохнут фарфоровые тарелки в пятнышках позолоты. Гигантская фреска работы Франка Мура доминирует над кухонным столом, освещенным шелковым абажуром от Fortuny.
Подсвечники от Serge Moillet висят над сверкающим зелено-белым полом террасы и коврами, изготовленными по рисунку Кристины ван дер Хурд. Повсюду стеклянные перегородки и огромные белые свечи с запахом цитронел-лы, высокие стеклянные стойки для компакт-дисков, и камины из белого стекла, и стулья от Dialogica, прикрытые синелью от Giant Textiles, и обитые кожей двери, и стереосистемы, и кресла от Ruhlman перед телевизорами, подключенными к спутниковым антеннам, принимающим до пятисот каналов со всего мира, и книжные полки, заставленные кубками, тянутся вдоль всех стен, а на столах лежат сваленные в кучи мобильные телефоны. В спальнях — глухие шторы от Mary Bright и коврики от Maurice Velle Keep, и шезлонги от Hans Wegner, и оттоманки, обтянутые кожей от Spinneybeck, и диваны с драпировкой Larsen, и поставленные рядом с диванами карликовые деревца, а стены спален тоже отделаны кожей. Кровати изготовлены в Скандинавии, а полотенца и простыни — Кельвином Кляйном.
Вся квартира охвачена сложной видеосистемой внутреннего наблюдения (а внешние камеры оборудованы встроенной подсветкой), а также сложной охранной сигнализацией. Коды приходится запоминать каждую неделю, потому что именно с этой периодичностью они меняются. В гараже стоят две «БМВ», снабженные системами спутниковой навигации, «чистыми» номерными знаками, пуленепробиваемыми стеклами, безопасными шинами, ослепляющими галогенными фарами спереди и сзади, бамперами-таранами. Дважды в неделю все электроприборы подвергаются проверке — телефонные линии, розетки, ноутбуки, настольные лампы, туалеты. За запертыми дверями — комнаты, а за этими комнатами — вновь запертые двери, а в этих комнатах коробки и чемоданы — в основном от Gucci и Vuitton — стоят вдоль стен в ожидании, когда же ими воспользуются. В других потайных комнатах — промышленные швейные машины, полосы взрывчатки, ручные гранаты, автоматические винтовки М-16, пулеметы, целый шкафчик с зарядными устройствами, детонаторы, пластит, электрокапсюли. В одном из шкафов — десятки дорогих костюмов, подбитых кевларом, достаточно толстым для того, чтобы остановить пулю, выпущенную из автоматического оружия, или осколок снаряда.
Все телефоны в доме способны анализировать голоса звонящих с целью обнаружить в них микровибрации, которые указывают на то, что говорящий волнуется или лжет, — в этом случае на корпусе телефона вспыхивает светодиодный индикатор. Кроме этого, на них также установлены анализаторы, которые прозванивают цепь электрическими импульсами, позволяющими установить, прослушивается ли разговор. Кроме того, все телефоны в доме снабжены цифровыми скремблерами, превращающими звуки голоса в поток цифровых данных, которые расшифровываются аналогичным устройством на другом конце линии, но для постороннего наблюдателя звучат как обычный шум в трубке.
В первую же неделю в Париже Бобби неожиданно устроил шикарный прием с коктейлями в честь Джоэля Сильвера, который закончился тем, что герой вечера принялся хвастаться только что прилетевшему из Сакраменто Ричарду Доннеру своим новым трейлером за три миллиона долларов, а кто-то еще начал рассказывать о том, как он перевозил своих собак на «конкорде», после чего заявилась Серена Альтшуль и выступила перед нами с подробным отчетом о жизни за кулисами во время последних туров группы The Bush и одной звезды рэпа, которую вскоре после этого убили, а потом пришли Хэмиш Боулз с Бобби Шортом, а затем — бамс, бамс, бамс! — один за другим югославская кронпринцесса Катерина, греческий принц Павлос, иорданская принцесса Сумайя, а еще Скит Ульрих в костюме от Prada и рубашке с отложным воротничком, и сначала мне показалось, что он ужасно рад меня видеть, несмотря на то что, когда мы виделись в последний раз, я налетел на него и тут же стремительно исчез на темных улицах Сохо. Скит насторожился, заметив, как пристально я рассматриваю упавший на пол «Mentos». Тогда я нагнулся, подобрал конфетку, отправил ее себе в рот и принялся интенсивно жевать.