— Но почему? — спрашиваю я, испытывая странную смесь страха и раздражения.
— Он был влюблен в Лорен Хайнд, — говорит она. — И считает, что ты поступил с ней как последнее дерьмо. — Пауза. — Это для протокола. — Еще одна пауза. — Так что будь осторожен.
— Это что, шутка, или у них, у французов, так принято?
— Просто держись от него подальше, — предупреждает она. — Не провоцируй его.
— Откуда ты это знаешь?
— Мы же… не в одиночках сидим. — И она пожимает плечами.
Пауза.
— Велика ли вероятность остаться в живых? — спрашиваю я.
— Если ты будешь держаться от него подальше?
Я киваю головой.
Крошечная слезинка начинает катиться по ее щеке, но тут же исчезает, словно передумав, а она тем временем пытается улыбнуться.
— Не особенно, — шепчет она.
Наконец я заявляю:
— Я ухожу.
— Виктор, — останавливает меня Джейми, когда я начинаю поворачиваться.
— Ну что? — стону я. — Я устал. Я ухожу.
— Виктор, погоди, — говорит она.
Я стою.
— В компьютере, — говорит она почти беззвучно. — В компьютере. У нас дома. Там есть файл.
Она делает паузу для того, чтобы кивнуть проходящему мимо гостю.
— Он называется «Wings».
Пауза.
Поворачиваясь в сторону, она говорит:
— Ты должен посмотреть его.
— Зачем? — спрашиваю я. — Мне уже на все наплевать.
— Виктор, — начинает она снова. — Я… я думаю… я знаю, что девушка, с которой ты встретился на «Королеве Елизавете II»… — Джейми сглатывает, не зная, в какую сторону ей отвернуться, пытается взять себя в руки, но ей это не удается. — Девушка, которая исчезла там, на «Королеве Елизавете II»…
Я продолжаю тупо смотреть на нее. Когда Джейми замечает мою реакцию — мой ненавидящий взгляд, она мотает головой и говорит себе под нос:
— Ладно, забудь об этом.
— Я ухожу, — говорю я и направляюсь к выходу, и тут с потолка начинает сыпаться целый дождь из конфетти.
Из-за того, что квартира освещена для съемок, статистам приходится внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о провод или о рельсы, проложенные прямо посреди гостиной, по которым ездит камера, и в коридоре первый ассистент режиссера дает мне листок с расписанием завтрашних съемок, а Рассел — двойник Кристиана Бэйла — в круглых солнцезащитных очках, с косяком в руке, сравнивает размеры туфель с Дермотом Малруни, но тут я понимаю, что на самом деле каждый из них говорит по своему мобильному телефону, а вовсе не друг с другом, и тут Рассел делает вид, что узнает меня, и «пьяно» кричит:
— Привет, Виктор!
Я изображаю улыбку. Я протягиваю ему руку.
— Слушай, кончай, чувак! — говорит он, отстраняя ее. — Мы с тобой уже черт знает сколько месяцев не виделись.
Он крепко обнимает меня и при этом незаметно что-то засовывает в карман моего пиджака.
— Ну что, как вечеринка? — спрашивает он, делая шаг назад и протягивая мне косяк.
Я мотаю головой.
— Да клево все, очень круто — говорю я, прикусив губу. — Только холодно слишком. Ну, до скорого!
И с этими словами я поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Класс! — говорит Рассел, хлопая меня по спине, и возвращается к разговору по мобильнику, а Дермот Малруни тем временем открывает бутылку шампанского, зажатую у него между коленей.
В такси, по дороге в тот самый дом то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане, я нахожу в кармане карточку с телефоном Рассела.
В ней написано время. И число — это завтра. Адрес. Угол, на котором я должен остановиться. Куда мне после этого идти. Как мне себя вести. Все это — так мелко, что я щурюсь, читая, в полутемном такси, пока меня не начинает подташнивать от напряжения. Я прислоняю голову к стеклу. Такси объезжает место какой-то мелкой аварии, проезжает мимо полицейских, вооруженных автоматами, которые хладнокровно патрулируют улицы. У меня болит спина. Я начинаю нетерпеливо стирать грим с лица коктейльной салфеткой.
Заплатив таксисту, я захожу в дом.
Я набираю код, отключающий сигнализацию. Дверь со щелчком открывается.
Я бреду, спотыкаясь, через двор.
Гостиная пуста — повсюду только мебель, сдвинутая утром с места французской съемочной группой.
Не снимая пальто, я подхожу к компьютеру. Он уже включен. Я нажимаю на клавишу. Я ввожу команду.
Я набираю слово WINGS.
Пауза. Экран вспыхивает. Возникает надпись WINGS ASSGN#3764.
Начинает появляться текст. Разворачивается какая-то диаграмма.
15 НОЯ
BAND ON THE RUN
А под этим:
1985
И затем:
511
Я перехожу на следующую страницу. На экране появляется карта: автострада, направление проезда. Дорога ведет к аэропорту имени Шарля де Голля. Ниже появляется логотип Trans World Airlines.
TWA.
И больше ничего.
Я начинаю стучать по клавиатуре, чтобы распечатать файл. Там две страницы.
Ничего не происходит. Я задыхаюсь от избытка адреналина! Затем я слышу один за другим четыре коротких звуковых сигнала.
Кто-то входит во двор.
Тут я соображаю, что принтер не включен. Когда я включаю его, он тихо щелкает, а затем начинает гудеть.
Я нажимаю еще на одну кнопку: экран мигает.
Голоса снаружи. Бобби, Бентли.
Первая страница файла WINGS медленно выползает из принтера.
У входной двери звенят ключами.
Вторая страница файла WINGS следует за первой, слегка наползая на нее.
В холле открывается дверь: шаги, голоса.
Я вынимаю две страницы из принтера, запихиваю их в карман пиджака, затем выключаю компьютер и принтер. Затем бросаюсь в кресло.
Но тут до меня доходит, что, когда я вошел, компьютер был включен.
Я кидаюсь к компьютеру, включаю его обратно и снова бросаюсь в кресло.
Бобби и Бентли заходят в гостиную, сопровождаемые членами французской съемочной группы, включая режиссера и оператора.
Положив голову на колени, я тяжело дышу.
Голос — я не уверен, кому он принадлежит, — спрашивает:
— Что ты здесь делаешь?
Я ничего не отвечаю. В гостиной холодно, как зимой.
— Мне плохо, — говорю я, поднимаю голову и морщусь от света. — Я нехорошо себя чувствую. — Пауза. — Ксанакс кончился.
Бентли смотрит на Бобби, а затем, подойдя ко мне, бормочет без всякого интереса:
— Херово.
Бобби смотрит на режиссера, который изучает меня с таким видом, словно вот-вот примет какое-то решение. Наконец режиссер кивает Бобби — это знак к началу съемки сцены.
Бобби пожимает плечами, падает на диван, развязывает галстук, затем снимает пиджак. Плечо его белой рубашки от Comme des Garзons слегка испачкано кровью. Бобби вздыхает.
Появляется Бентли и протягивает Бобби стакан с выпивкой.
— Что случилось? — спрашиваю я, почти не слыша собственного голоса. — Почему вы ушли с вечеринки?
— Несчастный случай, — говорит Бобби. — Совершенно непредвиденный.
Он отпивает из стакана.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Брюс Райнбек погиб, — говорит Бобби, стараясь не глядеть на меня, а затем недрогнувшей рукой еще раз подносит стакан ко рту.
Бобби не ждет, пока я спрошу у него, как это случилось, — впрочем, я и не собирался спрашивать.
— Он пытался извлечь взрыватель из бомбы в квартире на Бетюнской набережной, — вздыхает Бобби, не вдаваясь в детали. — Уж не знаю зачем.
Я сижу на своем месте настолько долго, насколько это возможно без того, чтобы сойти с ума, но когда режиссер делает мне знак подняться, я, пошатываясь, встаю на ноги.
— Я… пойду, пожалуй, посплю, — говорю я, а затем, ткнув пальцем вверх, добавляю: — На втором этаже.
Бобби ничего не говорит, просто безразлично смотрит на меня.
— Я… я ужасно вымотан, — говорю я, трогаясь с места. — Вот-вот с ног свалюсь.
— Виктор, — внезапно зовет меня Бобби.
— Да? — Я останавливаюсь, чувствуя, что все мое тело покрыто холодным потом, а желудок до краев заполнен кислотой. — Да? — снова спрашиваю я.
— Что у тебя торчит из кармана? Он показывает на мой пиджак.
Я с невинным видом гляжу в указанном направлении.
— О чем ты?
Бобби встает с дивана и подходит ко мне так быстро, что чуть не сбивает меня с ног. Одним движением он выхватывает заинтересовавшую его бумажку из моего кармана.
Он рассматривает ее, переворачивает, а затем вновь глядит на меня.
Он протягивает мне бумажку, скривив рот, и пот блестит у него на висках, на переносице и во впадинах под глазами. Жуткая улыбка во весь рот.
Я беру лист бумаги у него из рук, у меня мокрые ладони и руки трясутся.
— Что это? — спрашиваю я.
— Иди спать, — говорит он, отворачиваясь.
Я смотрю на листок.
Это расписание съемок на завтра, которое первый ассистент режиссера сунул мне, когда я выходил с вечеринки на рю Поля Валери.
— Жаль Брюса, — говорю я неуверенно, потому что мне его совсем не жаль.
Я на втором этаже, замерзаю в постели, закрывшись на замок. Я сожрал ксанакс, однако сон так и не идет. Раз десять я начинаю мастурбировать, но тут же останавливаюсь, осознав всю бессмысленность этого занятия. Я пытаюсь не прислушиваться к крикам, которые раздаются снизу, и надеваю наушники, но кто-то из французской съемочной группы засунул в мой плеер кассету, на которой в течение девяноста минут Дэвид Боуи поет «Heroes» снова и снова, бесконечным кольцом — еще одно, не лишенное логики преступление. Я начинаю считать те смерти, в которых я не виноват: почтовые марки с токсином в клеевом слое, книга со страницами, пропитанными ядом, который убивает в течение считанных часов, костюмы от Armani, настолько насыщенные отравой, что жертва впитывает к концу вечера через кожу достаточное количество, чтобы умереть.
Я на втором этаже, замерзаю в постели, закрывшись на замок. Я сожрал ксанакс, однако сон так и не идет. Раз десять я начинаю мастурбировать, но тут же останавливаюсь, осознав всю бессмысленность этого занятия. Я пытаюсь не прислушиваться к крикам, которые раздаются снизу, и надеваю наушники, но кто-то из французской съемочной группы засунул в мой плеер кассету, на которой в течение девяноста минут Дэвид Боуи поет «Heroes» снова и снова, бесконечным кольцом — еще одно, не лишенное логики преступление. Я начинаю считать те смерти, в которых я не виноват: почтовые марки с токсином в клеевом слое, книга со страницами, пропитанными ядом, который убивает в течение считанных часов, костюмы от Armani, настолько насыщенные отравой, что жертва впитывает к концу вечера через кожу достаточное количество, чтобы умереть.
В 23:00 Тамми наконец впархивает в гостиную с букетом белых лилий в руках, а руки у нее все в болячках, большинство которых размещается на локтевом сгибе. Следом появляется Джейми. Я читал эту сцену, так что более менее представляю ее. Когда Джейми сообщают о смерти Брюса, она просто говорит: «Ясно» (но Джейми-то знала, что произойдет с Брюсом Райнбеком, она знала это еще в Лондоне, она знала это, когда мы приехали в Париж, она знала это в первый же день, когда играла в теннис с Брюсом, она знала это всегда).
Когда это говорят Тамми, она вяло смотрит на Бобби, не в силах поверить. Джейми, следуя сценарию, берет лилии из ее рук, и тогда Тамми расслабляется и говорит Бобби шепотом: «Лжец!», а затем она шепчет: «Лжец!» — еще раз, и на лице Бобби появляется слабая улыбка, а французский оператор стоит у него за спиной, чтобы зафиксировать реакцию Тамми, и тут у нее все внутри опускается, и она начинает кричать и выть, не останавливаясь ни на секунду, и ей уже глубоко наплевать, зачем в ее жизни появился Бобби, зачем он велит ей идти спать, зачем он требует от нее, чтобы она немедленно забыла Брюса Райнбека, зачем он рассказывает ей, что Брюс убил сына французского премьера, зачем ей объясняют, что ей следует радоваться, что с ней ничего не случилось, в то время как Бентли (клянусь Богом!) принимается нарезать салат.
19
Озабоченность последствиями смерти Брюса еще некоторое время нарушает спокойное течение жизни в том самом доме то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане, и, поскольку у меня нет никаких поручений, и все слишком заняты, чтобы обращать на меня внимание, я незаметно сваливаю. Идут бесконечные разговоры о том, чтобы изменить название, сократить бюджет, сдать в аренду восьмидесятифутовый кран, перенести сроки премьеры, вспыльчивый продюсер из Лос-Анджелеса заикается даже о том, чтобы переписать сценарий. Перед уходом я снимаюсь в сцене, где показана реакция Тамми на наш рассказ о смерти Брюса (мотоциклетная авария, грузовик с полным кузовом арбузов, Афины, не вписался в поворот), но поскольку она не в состоянии даже складывать слова в предложения, а тем более играть на жестах, мои реплики снимаются в холле, а за Тамми реплики подает ассистент режиссера, который делает это гораздо убедительнее, чем сама Тамми (Тамми мы вставим в эту сцену позднее, при монтаже). Для финального кадра мы надеваем на голову ассистента парик, после чего гигантским «панафлексом» снимаем наезд на мое «печальное, но полное оптимизма» лицо во время прощального объятия с Тамми.
Джейми, сидя за компьютером в гостиной, то ли делает вид, что не замечает меня, то ли действительно не обращает внимания на мое присутствие — машинально просматривает диаграммы, рассортировывает электронную почту — в то время как я пытаюсь незаметно прошмыгнуть мимо нее.
На улице пасмурно, небо в серых тучах.
Жилой дом на Бетюнской набережной.
Я сворачиваю возле Пон-де-Сюлли.
Черный «ситроен» запаркован у края тротуара на рю Сен-Луи-ан-Лиль, и, завидев машину, я убыстряю шаг.
Рассел отвозит нас в жилой дом на авеню Вердье в районе Монтруж.
У меня при себе автоматический пистолет «вальтер» двадцать пятого калибра.
У меня в кармане черного кожаного пиджака от Prada — распечатки файла WINGS.
Я глотаю таблетку ксанакса, она застревает у меня в горле, а затем зажевываю ее «Mentos», чтобы избавиться от противного вкуса во рту.
Я пробегаю вслед за Расселом три лестничных пролета.
На четвертом этаже — квартира, совершенно пустая, если не считать шести раскладных белых стульев. Стены покрашены в малиновый и черный цвета, а на полу громоздятся составленные в пирамиды картонные упаковочные коробки. Маленький телевизор, подключенный к видеомагнитофону, стоит на деревянном дощатом ящике. Темноту местами разгоняют отдельные горящие лампочки. Стоит такой холод, что пол покрыт тонким скользким слоем льда.
Ф. Фред Палакон сидит на одном из белых раскладных стульев рядом с двумя своими коллегами, которых мне представляют как Дэвида Кратера и Лоуренса Дельту, — оба одеты в черные костюмы, и оба несколько старше меня. Прикуриваются сигареты, открываются папки. Появляется кофе от Starbucks, делаются первые глотки.
Я сажусь напротив на раскладной белый стул и только тут замечаю: в дальнем темном углу, рядом с окном, занавешенным шторой из бархата в рубчик, еще на одном раскладном белом стуле сидит японец. Он явно старше всех остальных присутствующих — не такой подтянутый, более апатичный, но трудно понять насколько. Он сидит в тени, не сводя глаз с меня.
Рассел остается на ногах: он прохаживается по комнате, негромко беседуя с кем-то по мобильнику. Наконец он выключает телефон и наклоняется к Палакону, чтобы прошептать тому на ухо какую-то неприятную новость.
— Ты уверен? — спрашивает Палакон.
Рассел прикрывает глаза и, вздохнув, кивает головой.
— Ладно, — говорит Палакон. — Тогда у нас осталось совсем мало времени.
Рассел проходит мимо и становится у меня за спиной возле двери, а я оборачиваюсь, чтобы убедиться в том, что он по-прежнему здесь.
— Спасибо, что пришли, мистер Вард, — говорит Палакон. — Вы в точности следовали нашим указаниям.
— Не стоит… благодарности.
— Нам придется быть краткими, — говорит Палакон. — У нас сегодня в распоряжении совсем мало времени. Во-первых, хотел представить вам моих коллег, — Палакон кивает головой в сторону Дельты и Кратера, — и провести предварительную встречу. Нам нужно, чтобы вы просто подтвердили ряд фактов. Посмотрели вместе с нами кое-какие фотографии, не более того.
— Подождите. Так что, проблема, так сказать, решена? — спрашиваю я, чувствуя, как пискляво звучит мой голос.
— Ну, не совсем… — спотыкается Палакон. — Два дня назад вашу информацию довели до сведения Дэвида и Лоуренса, и с этого момента мы начали обдумывать, как извлечь вас из этого… — Палакон останавливается в поисках нужного слова. Я терпеливо жду. — …Из этой ситуации, — находится он.
— Круто, круто, — говорю я нервно, решив сперва закинуть ногу на ногу, но тут же передумав. — Просто подтвердить ряд фактов? Круто. Посмотреть фотографии. Отлично! Это круто. Это я могу.
Повисает пауза.
— Э-э-э, мистер Вард, — осторожно начинает Палакон.
— Да, что?
— Не могли бы вы, — Палакон прочищает горло, — не могли бы вы снять темные очки?
Следует долгая пауза, после которой до меня наконец доходит, о чем меня просят.
— Ах да, конечно!
— Мистер Вард, — начинает Палакон, — как долго вы живете в том самом доме?
— Я… я не знаю, — говорю я, пытаясь вспомнить. — С момента приезда в Париж?
— А когда это было? — спрашивает Палакон. — Пожалуйста, поточнее.
— Ну, скорее всего две недели назад… — Пауза. — Или… может быть, четыре?
Кратер и Дельта переглядываются.
— Я просто предполагаю… На самом деле я не знаю точно… Я просто не уверен… У меня вообще плохая память на даты.
Я пытаюсь улыбнуться, но от этого моих собеседников прямо-таки передергивает — впрочем, качество моей игры их, судя по всему, не устраивает с самого начала.
— Извините, — бормочу я. — Извините…
Где-то неподалеку громко жужжит муха. Я пытаюсь держаться непринужденно, но у меня это не получается.
— Мы хотим, чтобы вы перечислили, кто проживает вместе с вами в том самом доме, — говорит Палакон.
— Ну, наша тусовка, — говорю я. — Тусовка… наша.
Палакон, Дельта, Кратер — все они смотрят на меня в ожидании.
— Ну да, понятно. Ладно, — говорю я, дрожа от холода и постоянно закидывая ноги одну на другую. — Да. В том самом доме. Ясно.
Палакон начинает зачитывать список из своей папки:
— Джейми Филдс, Бобби Хьюз, Тамми Девол, Бентли Харольдс, Брюс Райнбек…
Тут я перебиваю его:
— Брюс Райнбек мертв.
Профессиональное молчание. Кратер смотрит на Дельту, но Дельта не отвечает ему взглядом — вместо этого он кивает головой, глядя куда-то в пустоту.
Палакон наконец спрашивает:
— Вы можете подтвердить это?