Осипенко Владимир Васильевич Доза войны
День неуклонно катился к закату. Вырвавшись в долину, автомобили заметно прибавили скорости. Хвост колонны, накрытый стеною рыжей пыли, стремительно уходил. С ней ушли и две машины моего взвода. Засадив на прощание длинную очередь по гряде, из-за которой духи обстреляли «ленточку» мы бросились вдогонку за своими. Кто ходил колонной, тот знает, что голова ползёт сороковник, а у хвоста скорость зашкаливает за сотню. Сотня не сотня, но под горку Греку, молодому, вечно перемазанному в солярке тонкошеему механику-водителю, удалось раскочегарить бээмдэшку километров до восьмидесяти. Две ямки, видать от старых воронок, изобразили нечто похожее на трамплин и некоторое расстояние мы пролетели по воздуху. Внутри похолодело, но было здорово и от удалой езды, и от ветра, свистящего в ушах, и от успешной проводки колонны через самое опасное место. Поплохело всем в следующую секунду, после приземления, когда поняли, что правый борт «разулся».
— А-а-а-а!!!
— Бля!!!
— Cука!!!!
— Держиииись…
Каждому было, что сказать, ибо перспектива улететь с обрыва в каменистое сухое русло реки была более чем реальна, и она никого не грела. Перепугались мы по-взрослому и ухватились за всё, что только можно. Грек только бросил газ и рефлекторно взял бортовые на себя, машина крутанулась влево, попыталась взлететь по крутому откосу и врубилась в огромный камень и затихла. На наше счастье небольшая полоска рыжей земли, в которую перед камнем зарылась носом наша боевая машина, сыграла роль амортизатора. Я думал, моё торчащее из люка туловище порвёт пополам. Дрозд слетел с брони, просвистел в сантиметрах от скалы и воткнулся головой и четырьмя костями в откос. Летел, как настоящая птица, но приземление не отработано. Чего не скажешь про Сидоренко. Он слетел с правого борта ещё до встречи со скалой в момент, когда машина только крутанулась вокруг своей оси, пару раз перевернулся через голову, но тут же вскочил и, похоже, даже не поцарапался. Сейчас вскинет руки вверх и крикнет, как в цирке акробат «Оп-ля!!!» Не крикнул… Наводчик Прохоров, сидевший в башне и ничего не видевший, а поэтому не сообразивший сгруппироваться, расквасил лицо об прицел так, что на нем моментально образовался громадный кровоподтёк. Сам же Грек отметился ударом фейсом об броню, расквасил нос, его кровавые сопли текли ручьём. Чудо, что не сорвало башню и ему стволом орудия не снесло скальп вместе с черепом. Он, конечно, молодец, могло быть гораздо хуже, но сейчас каждому срочно захотелось сказать ефрейтору Грекову что-то сугубо личное, приятное и незабываемое.
— У-у-у-у…ссссука, — мычал на месте пулемётчика рядовой Павлов.
— Кто тебя, вошь тифозная, учил так тормозить? Чуть не убил, придурок! — подал голос Сидоренко.
— Вот это остановочка по требованию… Кондуктор, иди я тебя расцелую, — отплёвываясь, подступил к машине Дроздов.
— Ну, Грек, вешайся. Придём на базу, я твою морду в такое же состояние приведу, салага грёбанная, — проворчал «дед» Проша, выползая из башни и аккуратно трогая пальцами своё разбитое лицо. Ему через неделю домой, форма, берет, сапоги отпидорены по высшему баллу дембельской моды и все это благолепие должно было подчёркивать мужественное и загорелое лицо настоящего десанта, но никак не синюшняя разбитая рожа. Положение могли не спасти даже полный комплект десантных значков и медаль «За отвагу».
— Алё, мир-дружба!!! Все живы? — спросил я, когда убедился, что самого не разорвало пополам. — Хватить кряхтеть, колонна уходит! Бегом тащите гуську!!!
Счастье Грека, что у сержанта Прохорова не было зеркала, иначе экзекуция свершилась бы немедленно. Но к своему несчастью механ совершил ещё одну рАковую ошибку, не закрепил, как следует аккумулятор, тот от удара слетел со своего гнезда, грохнулся об броню и лопнул. Электролит, стекая по днищу, дымился и красноречиво свидетельствовал, что АКБ наступил скоропостижный пипец. Да и хрен бы с ним, если бы не маленькая деталь — мы для полноты счастья заглохли.
— Заводи воздухом, мля, чего телишься? — бодро спустил я ещё одну команду, с удовлетворением отмечая, что все катки на месте.
Однако никакой реакции на мою мудрую указивку не последовало.
После довольно продолжительной паузы, наконец, я удосужился заглянуть под броню и понял, что весь горизонт нашей весёлой и безоблачной поездки закрыт огромной жо. ой с тремя буквами Пэ. Воздуха в баллонах системы воздухопуска не было! Ни много, ни мало, а вООще! Двигатель молчал, и запустить его становилось, мягко говоря, проблематично. Вечер резко перестал быть томным. Бойцы топтались рядом с правым бортом, к которому они подтащили гусеницу и, потирая ушибленные места, вопросительно смотрели на меня. Можно подумать, я эту хрень придумал. Солнечный диск коснулся горизонта. Связь с колонной умерла вместе с АКБ. Сигнальную ракету заметит ли колонна, ещё не факт, но то, что духи отреагируют железа твёрже!!! Во, блин, встряли!!! Пешком два десятка километров мимо враждебных кишлаков — дело гиблое. Минус машина с полным вооружением. За неё меня зампотех с говном съест и не поперхнётся. Оставаться здесь — за ночь нас разделают, как Бог черепаху. От места засады мы отъехали не больше километра. Если духи что-то заметили, через десять минут будут здесь. В мозгах одни матюки и вместо гениального озарения всплыли строчки из песни»… но не редеют шеренги бойцов, где сыновья заменяют отцов»… К чему это? Я обычно их вспоминал перед очень серьёзным пропиз…ном.
— Так, мужики, мы встряли. Наши, если заметят отсутствие, то скоро вернутся. Как скоро, не знаю, но духи могут быть минут через десять. Пока надо прикрыться. Прохоров с Сидоренко перехватите дорогу со стороны Ше…ки. Дроздов, забирай, как тебя…Павлова и вон к тому камню. Сами выберите позиции, сектор на сто восемьдесят. А башкой — на триста шестьдесят!!! Если что, шумнёте. Я пока с Греком помаракую. Вперёд!!!
Бойцы без особого энтузиазма подхватили оружие, снаряжение и утрусили в указанных направлениях. Прохоров задержался, хотел что-то сказать, странно посмотрел на меня, потом махнул рукой и поспешил следом.
— Ну, что, уёба, будем делать, — ласково задал я наводящий вопрос механику-водителю, когда мы остались у боевой машины десанта вдвоём.
— Может с толкача? — прикрывая нос какой-то замасленной ветошью, прогнусавил боец.
— МолодЭс, мля! Без одной гусеницы! Пока будем качать гидросистему ручкой дружбы, наступит второе пришествие. Даже если набросим вторую, ты, значит, за рычаги, а я на пердячем пару тебя раскочегарю, так, что ли? Да нам всем экипажем её отсюда не вырвать, видишь, как ты её удачно зарыл?
— Я ж не нарочно…
— Если б нарочно, тебя бы уже отпевали… Ключи-то с собой возишь, или в ящике чужие дембельские причиндалы прячешь?
— Не, есть ключи и трос…
— Вот трос сейчас самое то!!! Иди, лови попутку!
Боец вопросительно уставился на меня: шучу или крышу сорвало?
— Бери лопату и начинай откапывать…
Я беззлобно пикировался с восемнадцатилетним пацаном, хотя на самом деле должен был его целовать в филейные части, только за то, что минутой назад он нас всех не опрокинул с обрыва. В том, что разулись, его вины нет. Ходовая да и сами гуськи ухайдоханы за два года войны по самое не могу, достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться в этом… Но делать что-то надо! Кто из нас инженер по эксплуатации, он или я. Думай, скотина, вспоминай, что тебе подполковник Польский на курсе боевых машин рассказывал. Залез на место механа, увидел, что кроме пробоины у АКБ ещё и клемма отлетела. Убедился рукой, открыт ли кран системы воздухопуска. Попробовал открутить гайку на баллоне. Не идёт…
— Грек, у тебя ключ на 32 есть?
— Есть.
— Бери ключ и скучивай ему «башку», только рысью…
В это время кто-то забарабанил по броне. Сидоренко, запыхавшись, выпалил скороговоркой:
— Таищ стыант… сеант Прохоров псил передать… духи!!!
— Сколько?
— Тикы двое с автоматами…
— Дывысь, Сыдор, нэ забарылысь, так у вас в Боярке говорят? Чего взбледнул? Забирай Дроздова с Павловым, не дайте им обойти нас сверху. Не спешите с огнём, этих двоих положите, когда вам на башку наступят. Всем передай: услышите три одиночных — пулей к броне. Понял? Вперёд!!!
Мне бы, конечно, самому туда пробежаться, но время пошло на секунды. Я разрядил курсовой пулемёт и стал лихорадочно выдавливать из ленты патроны. Грек, кряхтевший над своей гайкой, удивлённо косился на меня. Когда я свернул «башку» первому патрону и стал высыпать порох, одновременно грохнули два автомата. Положили дозорных… пока духи сообразят и соберутся минут пять пройдёт… сука… одна гильза не поддавалась и, перестаравшись, я упёрся со всей дури, рука сорвалась я сильно расквасил кисть об какую-то железку. Вспомнил первенство ВДВ по боевой подготовке в Рязани, когда мне на технической подготовке достался норматив по установке ночного курсового прицела. Тогда я тоже сорвал кожу, раскровянил руку и в голос проклинал училищных прапоров, которые, болея за своих, так для меня, чужака, закрутили всё до упора, что удалось сорвать только после пятой попытки. Хорошие соревнования, но тот стимул за победу в виде досрочного присвоения очередного звания, был мелкой картошкой по сравнению с сегодняшним. Сейчас на кону пять жизней пацанов, не считая машины и моей…
— У меня всё, — подал голос Грека.
— Бумага есть? Собирай порох и засыпай в баллон.
— ????
— Делай, что говорю, братан, и аккуратно не рассыпь!
В это время заговорили опять два автомата, но гораздо выше. Со стороны духов забубнел ПКМ. Значит, духи всё-таки попытались обойти… Шустряки, блин.
— Грек, слушай. Весь порох в баллон. Гайку — на место. Под баллоном разводи костёр, жги бумагу, потом всё, что горит. Только не перестарайся и не сожги машину. Без неё не уйти. Педаль газа я установил. Рукой открой этот клапан и жди. Что смотришь на меня как баран на новые ворота? Делай, что говорю, потом объясню. Только не отпускай кран, второго шанса не будет. Я побежал к мужикам, заведёшься, мы услышим… Сразу цепляй гуську и салютуй тремя одиночными. Ты понял меня, родной?
— Так точно!
— Не подведи, Грека, очень прошу, — совсем не по военному попросил я и побежал на встречу всё интенсивней нарастающей стрельбе. Теперь таиться было бесполезно, и я дал вверх две красные ракеты. Запоздало, безнадёжно, но чем чёрт не шутит. С первого взгляда стало понятно, что духи не горят желанием без доразведки бросаться на амбразуру и по дороге не пойдут. Они мягко щупали и считали наши силы. Я по ходу дал две короткие очереди с двух точек, показал бойцам, что рядом, а духам, что не один.
— Много? — это было единственное, что спросил у Прохора, подвалившись к нему за толково выложенный бруствер из камней. Когда только успел!?
— Видел человек двадцать. Трое с гранатомётами. Шли по дороге. Сейчас вон в той расщелине, похоже, имеют пару ПКМ. Не обошли бы…
— Слушай меня. Услышишь заведённый двигатель, пошлёшь Сидора к Грекову, пусть поможет гуську набросить. Здесь до темноты духи не пойдут, слишком открытое место. Смотри, чтобы тебя по руслу не обошли. Случай чего — дашь две длинные очереди, подсобим… Хорошо понял?
— А как он заведёт?
— Я ему про Фому!!! Ты, мля, понял, что делать?
— Так точно!
— Не ссы, я ему напердел полные баллоны, сейчас прослезится и заведёт, — сказал на прощание и метанулся по склону наверх.
Проскочив мимо залегших рядышком бойцов, поднялся ещё метров сорок. Моя перебежка совпала с духовской. Они вдвоём, пригнувшись перебегали по склону, пытаясь всё-таки охватить нас сверху. Я успел высадить по ним длинную очередь и плюхнуться за небольшой камень. Рукой показал вниз, чтобы один из бойцов бежал ко мне. Пока спотыкаясь об РД, Павлов, как мне показалось, очень медленно семенил в мою сторону, я дал ещё очередь, чтобы никто из духов не вздумал проверить свои навыки в стрельбе по двигающейся мишени.
— Нахера ты РД сюда попёр? Небось, испугался, что Дрозд твой сухпай сожрёт?
— Не, тут патроны…
— Я Сталинградскую битву устраивать не собираюсь. Вон там, пара душков, не давай высунуться. С одного места два раза не стреляй. Я поднимусь, гляну, что наверху. Услышишь три одиночныё мухой к броне. Рюкзак на спину, будешь телепаться, как дурень с торбой, брошу к едреней бабушке…
Ещё через двадцать метров передо мной открылась лощина, по которой, пригнувшись, шестеро духов обходили нашу позицию. Я не стал сразу обозначать своё присутствие, а изготовился, затаил дыхание и дал очередь в два патрона по головному душку. Потом, как будто это происходило не со мной стал ловить разбегающихся в разные стороны фигурки. Как на тренировке по троеборью отсекал ровно по два патрона, ловил контур, делал упреждение и жал на курок на полном автомате. После трёх очередей, откатился в сторону и расстегнул клапан на лифчике и подвынул свежий рожок. Боковым зрением видел, что первый бандит некрасиво ткнулся носом в тропу и больше не поднимался. Ещё одному штанишки попортил в районе колена. Видел, как он споткнулся, а потом волок ногу. Значит, минус два активных штыка. Если раненного не бросят, то ещё минус два… «Но не редеют шеренги…» По камню зашлёпали духовские пули. Высмотрели… ну-ну…Откатился в сторону, поднялся на колено и дал две очереди в район, где неподвижно лежал головной, там уже копошились два душка. Один неестественно опрокинулся на спину… «где сыновья заменяют отцов»… Кажется, работы целым прибавилось. Интересно, выше никто не проскочил? Если хотя бы пара сумела и зайдут нам с тыла, тогда… Ёп, это что за звуки?! Господи, лучшая на свете музыка — завёлся Грека!!! Ура, молодец, голова, приедем домой — шапку тебе куплю!!! Теперь минуты три будут возиться с гусеницей. Наши шансы катастрофически растут. Оказывается, вечер не так уж плох! Я высунулся из своего укрытия и полоснул очередью по всему фронту. На тропе уже лежало двое. Остальные забились под камни и теперь не скоро рванут вперёд. Снизу донеслась ещё одна длинная очередь. Кажется, Прошу поджимают. У каждого из наших по шесть снаряженных рожков. Только бы не запсиховали. Куда ты, Павлов, такими длинными садишь? Тоже мне Анка-пулемётчица! Или он, придурок, так свой РД облегчает? В какофонии стрельбы нашей и духовской я чётко расслышал три одиночных выстрела со стороны брони. Ну, теперь посмотрим, кто из нас быстрее бегает. Я встал на колено и выпустил веером целый рожок. Откатился и припустил вниз, на ходу доставая новый магазин с патронами и, вопя благим матом:
— Отхооооод!!! К бронеееее!!!
«Не редеют шеренги бойцов…» Добежал до Прохорова.
— Проша, ну у тебя и рожа… — понесло меня в рифму. — Дуй на своё рабочее место… Всех посадишь внутрь… Башню назад… Отрубишь хвост, если что… По готовности — три одиночных… Бегооом!!!
— А вы?!
— Отдышусь, шумну и догоню… Бегом, давай!!!
Я кожей ощущал, что островок безопасности вокруг нас сокращался, как та самая знаменитая шагреневая кожа. Хронометр в голове отбивал сразу два времени: за себя и духов. Они заметили наше перемещение…догадались, что уходим, поднялись…пошли…побежали, сейчас выскочат на гребень и отрежут отход. Мои уже должны добежать…сели. Где, бога-душу, сигнал? Наконец-то, есть три одиночных!!! Я высунулся и увидел поднимающихся двух душков, навскидку засадил по ним очередь, заставил залечь и бросился к машине. Москва-Воронеж… Да я ещё в сопливом детстве, не успев на троллейбус, бежал целую остановку и запрыгивал на следующей. Употеете догонять… Вылетаю к машине, башня развёрнута назад, оббегаю слева, запрыгиваю на броню и замечаю фонтанчики на дороге впереди, а на самом гребне два силуэта и два мигающих огонька. Потом догнал звук очередей. Грек отпускает бортовые. Подсев, с пробуксовкой гусениц машина срывается с места, а там, где секунду назад стояла БМДешка, рвётся, поднимая клубы черного дыма, граната от РПГ. Слышу два удара как молотком по броне и получаю кувалдой по руке чуть выше локтя. Хватаюсь за руку и проваливаюсь вниз. Больно-то как, зараза!
Слышу, как Проша орёт механику-водителю:
— У-у-у-у-у-у!!!!! Ну, Грека, ты красавец, уважаю… Думал, хер доживу до «дембеля»!!!
— Прохор, слева на гребне!!! — ору я и пытаюсь рукой зажать рану.
Вижу, как он разворачивает башню и запускает длинную очередь из спаренного пулемёта. Отдышавшись, одеваю шлем, и пытаюсь реанимировать связь:
— «Казбек», я «Токарь», приём!!! Я «Токарь» приём!!!
— «Токарь», почему не отвечал, я «Казбек»! Вы где?
— Догоняем, заминка вышла, сейчас всё нормально, приём!!!
Павлов косится на меня и замечает перекошенную, бледную физиономию и кровь, проступающую между пальцами. Слышу, кричит:
— Проша, командира зацепило!!!
Прохоров поворачивает башню и склоняется ко мне:
— Товарищ старший лейтенант, дайте, жгут намотаю… больно?
— Не, мля, щекотно… осторожней, коновал…
Самое противное, что подступила какая-то тошнота, и я боялся из-за этой царапины грохнуться без сознания. С детства боялся крови… Не хотелось бы перед бойцами… Мы уже отъехали порядочно от злополучного места и я снова высунулся из люка. Жадно дохнул вечернего воздуха и заметил, что Проша с Павловым тоже высунулись из своих люков и смотрят на меня. Я не стал ничего говорить, а только рукой показал, чтобы убрались в люки и следили за своими секторами. Только бы кость не зацепило и какую-то заразу не занесло… На карачках, разрывая индивидуальный перевязочный пакет, ко мне приполз Сидоренко. Деловая колбасятина, взял нож и распустил рукав хебчика выше локтя.
— Аккуратней, Сидор, где я другой возьму?
— Отпустите пальцы… ничего… вернёмся — новый справим… правда Проша?
— Говно вопрос, товарищ старший лейтенант! Кость цела? — откликнулся Прохоров.
— Вроде не зацепило… Так болит? — спросил боец, нажимая снизу на локоть.
— Нет…
— Тогда порядок. Док канал обработает и будет как новая.
Он опустил рукав и даже застегнул пуговицу, но жгут оставил на месте. На максимальной скорости мы пролетали кишлаки, вызывая удивлённые взгляды у аборигенов и распугивая редкую живность. Вскоре показалась родная до боли застава артиллерийского дивизиона, а под ней в клубах пыли огромным стадом собиралась и выстраивалась для ночлега дивизионная колонна. Я просто физически ощутил себя у бога за пазухой.