– Думаешь, и он искал тебя?
– Не знаю. – И это правда. То, что он пытался найти меня год назад, не означает, что хочет и до сих пор. Или чтобы я его нашла.
– Но ты должна это знать, – отвечает он. Поначалу мне кажется, что он упрекает меня за незнание, но он берет телефонную трубку и звонит. А потом снова смотрит на меня: – Должна знать, – повторяет он. – Подойди ко второму окошку в кассе. Карточку показать не можем, но я сказал им дать тебе его адрес.
– Он у них есть? У них есть его адрес?
– Какой-то адрес есть. Иди возьми. И найди его, – он снова смотрит на меня. – Как бы там ни было, ты должна знать.
Я выхожу из больницы, иду мимо больных, которые во время процедуры химиотерапии греются в лучах вечернего солнца. Распечатку с адресом Уиллема я стискиваю в кулаке. Я на нее даже еще не смотрела. Я говорю Рен, что мне на минуточку надо остаться одной, и направляюсь к старым стенам этой больницы.
Я сажусь на скамейку, стоящую около прямоугольника травы, между старыми кирпичными строениями. В цветущих кустах танцуют пчелы, неподалеку играют дети – в этих больничных стенах течет насыщенная жизнь. Я смотрю на листок. На нем может быть любой адрес. Он сам может быть в любой точке света. Насколько далеко я готова зайти?
Я думаю про Уиллема, которого избили – избили! – и он все равно пытался найти меня. Я вдыхаю поглубже. Запах свежескошенной травы смешивается с ароматом пыльцы и выхлопными газами грузовиков, ждущих у обочины. Я смотрю на свое родимое пятно.
Разворачиваю распечатку, я еще не знаю, куда мне придется ехать, но знаю, что поеду.
Тридцать четыре
АвгустУтрехт, ГолландияВ моем путеводителе Утрехту уделяется аж целых две страницы, так что я жду увидеть крошечное или страшное промышленное местечко, но оказывается, что это красивый средневековый город с извивающимися узкими улицами, домами ленточной застройки с щипцовыми крышами и многочисленными каналами с плавучими домами, и трудно понять, живут ли здесь люди или это кукольный город. Хостелов тут немного, и когда я нахожу тот единственный, на который мне хватит денег, оказывается, что раньше это был сквот. И у меня возникает такое чувство, словно какая-то секретная часть мироздания посылает мне сообщение: «Да, именно сюда ты и должна была попасть».
Ребята в этом хостеле очень дружелюбны и готовы помочь, да еще и прекрасно говорят на английском, как и Уиллем. Один из них даже похож на него – такое же лицо с угловатыми чертами, такие же пухлые красные губы. Я спрашиваю, не знает ли он Уиллема; но оказывается, что нет, и когда я объясняю ему, что он похож на человека, которого я разыскиваю, он со смехом говорит, что половина голландцев на него похожи. Он дает мне карту Утрехта и объясняет, как добраться до того дома, адрес которого мне выдали в больнице. Это в нескольких километрах от хостела, так что он предлагает взять в аренду велик.
Но я решаю ехать автобусом. Дом не в центре, в районе, где много музыкальных магазинов, ресторанов с кухнями разных стран, где на шомполах жарится мясо, и граффити. Свернув пару раз не туда, я наконец нахожу нужную улицу, она расположена напротив каких-то железнодорожных путей, на которых стоит заброшенный товарный вагон, почти полностью изрисованный граффити. Через дорогу от него стоит простенький узкий дом, согласно моей распечатке, это и есть последний известный адрес Уиллема де Ройтера.
К входной двери цвета электрик мне приходится протискиваться мимо шести велосипедов. На звонок, похожий на глазное яблоко, я даже не сразу рискую нажать. Но, сделав это, я ощущаю странное спокойствие. Я слышу, как он звенит. Потом тяжелые шаги. С Уиллемом я общалась всего один день, но понимаю, что это не он. Его шаги были бы более легкими. Дверь открывает высокая симпатичная девушка с длинной каштановой косой.
– Здравствуй. Ты говоришь по-английски? – спрашиваю я.
– Да, конечно, – отвечает она.
– Я ищу Уиллема де Ройтера. Мне дали этот адрес, – словно в подтверждение своих слов я протягиваю листок.
Я каким-то образом знала, что его тут нет. Может, потому что не особо нервничала. Так что, увидев, что ее лицо не изменилось, я не особо удивляюсь.
– Я с ним незнакома. Я просто снимаю тут жилье на лето, – отвечает она. – Извини, – и пытается закрыть дверь.
Но теперь я уже знаю, что «нет», «извините» и «ничем не могу вам помочь» – это лишь начало разговора.
– А тут есть кто-нибудь, кто может его знать?
– Саския! – кричит девушка. Наверху очень узкой лестницы появляется девушка и спускается вниз. Она светловолоса, с розовыми щеками и голубыми глазами, в ней есть что-то от хуторянки, такое ощущение, что она только что скакала на лошади или пахала в поле, хотя у нее рваная короткая стрижка и черный свитер, совершенно непохожий на традиционный наряд.
Я снова объясняю, что мне нужен Уиллем де Ройтер. Саския, хоть мы и незнакомы, приглашает меня войти и выпить чаю или кофе.
Мы втроем садимся за деревянный стол, на котором валяются груды журналов и конвертов. Всюду разбросана одежда. Видно, что тут проживает много народу. Но не Уиллем.
– Он никогда тут и не жил, – говорит Саския, угостив меня чаем с конфетами.
– Но вы знакомы?
– Встречались несколько раз. Я дружила с Лин, а она встречалась с одним из друзей Роберта-Яна. Но Уиллема я почти не знаю. Как и Анамик, я сюда только на лето вселилась.
– А вы знаете, почему он мог назвать этот адрес?
– Может, из-за Роберта-Яна, – говорит Саския.
– А это кто?
– Он учится в Утрехтском университете, как и я. И раньше тут жил, – объясняет Саския. – Но потом уехал. Я теперь снимаю его бывшую комнату.
– Ну конечно, – про себя бормочу я.
– Тут студенты живут, они появляются и исчезают. Но Роберт-Ян в Утрехт еще вернется. Не сюда, а в новую квартиру. К сожалению, не знаю, куда именно. Я просто в его бывшей комнате живу, – она пожимает плечами, словно чтобы показать, что больше ей сказать нечего.
Я стучу пальцами по старой деревянной столешнице. Смотрю на гору почты.
– А не разрешите мне просмотреть письма? Может, я найду какую-нибудь подсказку?
– Давай, – соглашается Саския.
Я перебираю все стопки. Там в основном счета, журналы и каталоги на имена различных людей, которые проживают или когда-то проживали по этому адресу. Я насчитываю около шести имен, включая Роберта-Яна. Но для Уиллема тут ничего нет.
– А ему сюда вообще что-нибудь приходило?
– Что-то было, – отвечает Саския. – Но несколько дней назад кто-то все разбирал, может, его почту выкинули. Как я говорила, он уже несколько месяцев не показывался.
– Подожди, – говорит Анамик. – Кажется, я видела что-то на его имя в новой почте, которая еще в ящике.
Она приносит конверт. Это не реклама. Настоящее письмо, адрес подписан вручную. Марки голландские. Я хочу его найти, но не настолько, чтобы открывать личную корреспонденцию. Я кладу этот конверт в общую кучу, но потом снова его беру. Ведь адрес в правом верхнем углу, написанный незнакомым витиеватым почерком, – мой.
Я подношу конверт к лампе. Внутри – другой конверт. Я раскрываю первый, и из него выпадает мое письмо, которое я отправляла в Англию на адрес «Партизана Уилла» на имя Уиллема. Судя по маркам и вычеркнутым адресам, его пересылали несколько раз. Я открываю самое первое письмо – посмотреть, добавили ли к нему что-нибудь, но нет. Его просто прочитали и переслали дальше.
Но меня все же почему-то переполняет чрезмерная радость. Все это время мое крошечное бессвязное письмо тоже пыталось его отыскать. Мне даже поцеловать его хочется за такое упорство.
Я показываю письмо Саскии и Анамик. Они читают и озадаченно смотрят на меня.
– Это я писала, – объясняю я, – пять месяцев назад. Это была моя первая попытка его найти. Я послала его в Англию, а оно как-то добралось досюда. Как и я, – после этих слов у меня снова появляется то чувство. Что я на правильном пути. И я, и письмо оказались в одном и том же месте, хотя и в неправильном.
Саския и Анамик переглядываются.
– Мы позвоним кое-кому, – говорит Саския. – Уж Роберта-Яна точно поможем найти.
Девчонки уходят наверх. Я слышу, как включается компьютер, слышу около тысячи односторонних разговоров, Саския кому-то звонит. Минут через двадцать они возвращаются.
– Сейчас август, почти все разъехались, но я уверена, что через день-два я найду контакты Роберта-Яна.
– Спасибо, – говорю я.
У нее загораются глаза. Но мне совсем не нравится этот ее взгляд.
– Хотя, возможно, удастся найти самого Уиллема быстрее.
– Да? Как?
Она отвечает не сразу.
– Через его девушку.
Тридцать пять
Ана Лусиа Аурелиано. Так ее зовут. Девушку Уиллема. Она ходит в какой-то специализированный колледж при Утрехтском университете.
Сколько я его ищу, но никогда не думала, что зайду так далеко. И не позволяла себе воображать, что все же его встречу. И хотя я считала, что у него много девушек, мне в голову не приходило, что он может быть постоянно с одной. Что, если об этом задуматься, было ужасно тупо.
Я вроде бы и не для того приехала, чтобы снова быть с ним вместе. Да и никогда мы не были вместе. Но я подобралась так близко, и если я уеду сейчас, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Как ни смешно, именно слова Селин все же являются решающими в моем намерении найти его девушку: «Смелость тебе понадобится».
У этого колледжа кампус небольшой и автономный, совсем непохожий на кампус самого университета, который тянется по всему центру города, как сказала мне Саския. Он расположен на окраине, и пока я еду туда на велике – она же настояла, чтобы я взяла его на время, – я репетирую слова, которые скажу ей. Или ему, если найду.
В колледже немного учеников, и все они живут на кампусе. Это международный колледж, студенты собрались со всего света, преподавание ведется на английском. Из этого следует, что уже второй человек, которого я спросила, рассказал мне, где ее комната.
Она похожа не столько на комнату в общаге колледжа, сколько на шоу-рум в «ИКЕА». Я заглядываю через скользящую стеклянную дверь и вижу элегантную деревянную современную мебель – это так далеко от безликого ширпотреба, которым обставлена наша с Кали комната. Света нет, я стучу, но никто не открывает. У двери на бетонных ступеньках лежит несколько расшитых подушек, я сажусь и жду.
Наверное, я задремала, так как очнулась, упав на спину. Кто-то открыл дверь, на которую я откинулась. Девушка – Ана-Лусия, я так полагаю, – красива, у нее длинные волнистые каштановые волосы, губы как бутоны роз, подчеркнутые красной помадой. Судя по ее и Селин внешности, я должна бы быть польщена, что оказалась в такой компании, но почему-то совершенно не это сейчас чувствую.
– Я могу чем-то помочь? – спрашивает она, нависнув надо мной с таким видом, с каким человек смотрит на спящего бродягу, которого нашел у себя на пороге.
Из-за облаков показалось солнце, сейчас оно отражается от стекла. Я прикрываю глаза руками и поднимаюсь.
– Извини. Я, кажется, заснула. Я ищу Ану-Лусию Аурелиано.
– Я Ана-Лусия, – говорит она, подчеркивая правильный шипящий испанский межзубной звук «ссс». Она осматривает меня, скосив глаза. – Мы знакомы?
– Нет. Меня зовут Эллисон Хили. Прошу… прощения. Ситуация странная. Я из Америки, ищу кое-кого.
– Ты на первом семестре? У нас есть список всех студентов в Сети.
– Что? Да нет. Я не учусь тут. Я в Бостоне.
– А кого ищешь?
Мне даже и не хочется произносить его имя. Можно назвать любое другое, и она ни о чем не догадается. И я тогда не услышу, как она со своим волнующим акцентом спросит, зачем мне нужен ее парень. Но тогда мне придется вернуться домой, и получится, что я столько проездила и ничего не узнала. Так что я называю.
– Уиллема де Ройтера.
Она целую секунду смотрит на меня, потом ее красивое лицо скукоживается, губы, как из рекламы косметики, раскрываются, и из этого идеального ротика извергается какая-то брань. Хотя я не уверена. Она говорит на испанском. Но, тараторя, она размахивает руками и краснеет. Vate! Dejame, puta![87] Потом хватает меня за плечи и скидывает со ступеньки, словно она вышибала, а я пьянчуга. Она швыряет и мой рюкзак, все из него высыпается. Она громко захлопывает дверь – насколько можно громко захлопнуть скользящую дверь. Запирает на ключ и задергивает занавески.
Я сижу разинув рот. Потом, даже не придя в себя, принимаюсь собирать вещи. Я осматриваю руку – на локте царапина от падения, на плечах месяцы от ее ногтей.
– Ты в порядке? – Подняв глаза, я вижу симпатичную девушку с дредами, наклонившуюся ко мне. Она подает мне мои солнечные очки.
Я киваю.
– Лед нужен или еще что? У меня есть, – она направляется к своему порогу.
Я трогаю голову. Там шишка, но ничего страшного.
– Думаю, все в порядке. Спасибо.
Девушка смотрит на меня и качает головой.
– Ты случайно не про Уиллема спрашивала?
– Ты его знаешь? Знаешь Уиллема? – Я подхожу к ее порогу. На нем лежат ноутбук и учебник. По физике. Книга открыта на главе о квантовой запутанности.
– Я его видела. Я только на втором курсе, так что, когда он тут учился, мы не были знакомы. Но только это имя так выводит Ану-Лусию.
– Погоди. Тут? Он учился? В этом колледже? – Я пытаюсь представить Уиллема, странствующего актера, студентом спецколледжа, и снова понимаю, как же плохо я его знаю.
– Год. До того, как я сюда поступила. На экономе, кажется.
– А потом что случилось? – Я спрашивала про колледж, но она начинает рассказывать про Ану-Лусию. О том, как они с Уиллемом в том году снова сошлись, но потом она узнала, что он ей всю дорогу изменял с какой-то француженкой. Она говорит об этом так небрежно, словно все это в порядке вещей.
А вот у меня просто голова кругом идет. Уиллем тут учился. На экономе. Я даже не сразу могу переварить последнее. То, что он «изменял Ане-Лусии с какой-то француженкой».
– Француженкой? – переспрашиваю я.
– Ага. Видимо, у него было назначено с ней какое-то тайное свидание, кажется в Испании. Ана-Лусия проследила, что он с ее компьютера покупал билеты, подумала, что он хочет сделать ей сюрприз и свозить ее туда – потому что у нее там родственники. Она отменила поездку в Швейцарию, рассказала своим о визите, они решили устроить большой праздник, а выяснилось, что билеты вообще не для нее. А для той француженки. Она психанула, наорала на него прямо посреди кампуса – это был мощный скандал. Ну, и с тех пор его не видели, ясное дело. Ты уверена, что тебе льда не нужно?
Я сажусь рядом с ней на ступеньку. Селин? Но она говорила, что не видела его целый год. С другой стороны, она много чего говорила. В том числе и то, что мы обе – лишь гавани, в которые Уилем ненадолго заходил. Может, нас много таких. Француженка. Или две-три. Испанка. Американка. Целая объединенная нация девушек, машущих ему из своих портов. Я вспоминаю, что Селин сказала мне на прощание, и теперь мне эти слова кажутся зловещими.
Я всегда понимала, что Уиллем просто играет и что я была одной из многих. Но теперь я знаю еще и то, что он меня в тот день не бросил. Он оставил записку. Старался меня найти, хоть и не очень сильно.
Я вспоминаю слова своей мамы. Она говорила, что надо быть благодарным за то, что у тебя есть, а не мечтать о том, чего, как ты думаешь, тебе хотелось бы. И пока я стою тут, на кампусе, где он когда-то жил, до меня наконец доходит смысл ее слов. И, кажется, я даже понимаю, что на самом деле значит остановиться, пока выигрываешь.
Тридцать шесть
АмстердамТолько вперед. Таков теперь мой девиз. Ни о чем не жалеть. Не возвращаться в прошлое.
Я отменяю перелет из Парижа до Лондона, полечу прямо из Лондона. Не хочу туда возвращаться. Хочу куда-нибудь еще. У меня осталось еще пять дней, а билеты на самолеты дешевые. Можно отправиться в Ирландию. Или Румынию. Или на поезде в Ниццу, встретиться там с тусовкой из Оз. Можно ехать куда угодно.
Но чтобы попасть хоть куда-нибудь, мне надо вернуться в Амстердам. Так что я еду сначала туда. На розовом велике.
Когда я поехала вернуть велосипед Саскии вместе с коробкой конфет, которую я купила ей в знак благодарности, я сказала, что координаты Роберта-Яна мне не нужны.
– Нашла, что искала? – спросила она.
– И да, и нет.
Она, кажется, поняла. Взяла конфеты, но сказала, что велик я могу оставить себе. Он ничей и пригодится мне в Амстердаме, так что можно взять его с собой в поезд или отдать кому-то еще.
– Розовый «Белый велосипед», – сказала я.
Она улыбнулась.
– Ты знаешь о «Белом велосипеде»?
Я кивнула.
– Жаль, что их больше нет.
Я подумала обо всех своих поездках, о том, что мне дали люди: дружбу, помощь, идеи, поддержку, макароны.
– Мне кажется, еще есть, – ответила я.
Анамик написала, как мне доехать на велосипеде от Утрехта до Амстердама. До него всего сорок километров, дорога не холмистая, везде есть полоса для велосипедов. Когда доберусь до восточной части города, мне надо будет найти трамвай номер девять и доехать за ним до Центрального вокзала, где находятся почти все бюджетные хостелы.
Как только я выезжаю из Утрехта, пейзаж становится индустриальным, потом начинаются фермы. На зеленых полях лениво пасутся коровы, то здесь, то там стоят большие каменные ветряные мельницы, я даже видела фермера в деревянных башмаках. Но сельская пастораль вскоре переходит в офисные парки, и я оказываюсь в пригороде Амстердама, проезжаю мимо огромного стадиона с надписью «Аякс», а потом велосипедная дорожка выводит меня на улицу, и там становится трудновато. Но я слышу, как звенит трамвай, и это девятка, как и говорила Анамик. Я довольно долго еду вслед за ним, мимо Оштерпарка и какого-то вроде бы зоопарка – я вижу стаю розовых фламинго прямо в центре города – но потом, растерявшись на перекрестке возле большого блошиного рынка, я упускаю трамвай из виду. У меня за спиной сигналят мотоциклы, вообще же кажется, что велосипедов тут вдвое больше, чем машин. Я все пытаюсь отыскать трамвай, но все каналы идут по кругу, все похожи друг на друга – с высокими каменными берегами, а на грязноватой воде полно судов – и плавучие дома, и гребные лодки, и туристические лодки со стеклянными куполами. Я проезжаю мимо узких домов ленточной застройки со щипцовыми крышами и уютных кафешек с распахнутыми дверями, через которые видны коричневые, прокуренные за сотню лет стены. Я сворачиваю направо и оказываюсь на цветочном рынке, яркие букеты расцвечивают сегодняшнее серое утро.