– А, тогда конечно. Так бы сразу и сказал.
– Есть только один способ нам всем выйти сухими из этой мокрой ночи. Нужно, чтобы за рулем сидел Костя.
– Но именно на этом он и "настаивал в аэропорту.
– Это было давно. С тех пор многое изменилось. И мы все – ты, я, Костя – живем в другом мире, с другими законами, с другими обязанностями… Но и эти условия просуществуют недолго, к утру они исчезнут. И мы свалимся в…
– Я все понимаю, Толя. Чего ты хочешь?
– Чтобы за рулем сидел Костя.
– Усвоила. Дальше.
– А мы с тобой должны оказаться на заднем сиденье.
– Сядем на заднее, если ты не будешь хватать меня за коленки.
– Не сядем, Таня! Мы с тобой сидели на заднем! А хватал я тебя за коленки или не хватал – это уж ты решай сама. Как тебе будет удобнее.
– Мне удобнее, чтоб хватал. Только не здесь. Вахтер очень переживает.
– Договорились.
– Мне можно идти?
Я пришел говорить с тобой не о коленках, хотя готов говорить о них когда угодно и сколько угодно. Но не в эту ночь. Костя сидел за рулем. Мыс тобой – сзади. И подтверждаем всем и везде, что было именно так.
– И чего добиваемся?
– Я остаюсь на своем месте.
– Начальником управления?
– Да. И ты остаешься на своем месте.
– Чертежницей?
– Ты остаешься моим самым лучшим, самым близким и самым любимым другом.
– Явное повышение? – улыбнулась Татьяна.
– Называй это как хочешь. Костя тоже остается на своем месте. Через три месяца, ровно через три месяца мы покончим с этой историей. Но мы в один голос должны подтвердить, что тот человек сам, понимаешь, сам неожиданно выскочил из кустов и попал под машину. Что в общем-то соответствует действительности. И все. Конец. Мы с тобой едем к морю. Хочешь – на месяц, хочешь – на два.
– И Костя едет с нами?
– При чем тут Костя?
– Ну как же… Ему тоже есть что забыть, есть что смывать морскими волнами.
– Что же ты ему предлагаешь смывать?
– Кровь.
Анатолий встал, прошелся по вестибюлю, постоял у входной двери, глядя на поджидавшее его такси, вернулся к Тане. Вахтер настороженно следил за каждым его движением. Анатолий сел на край кресла, взял руки Тани в свои ладони.
– Таня, постарайся меня понять… Мне нельзя признаваться. Они сразу поймут, что я выпил, это подтвердят официанты. И тогда я становлюсь преступником.
– Ты говорил с Костей?
– Да. Я только что от него.
– Что он тебе ответил?
– А! Не могу, говорит. Совесть у него завелась или еще что-то.
– Чего ты хочешь от меня?
– Чтобы ты согласилась помочь мне. Чтобы ты подтвердила…
– Что человека сшиб Костя?
– Да, – замявшись, ответил Анатолий.
– Но это же подло, Толя!
– Костя трусит. Боится, сам не зная чего.
– Если я правильно поняла, ты предлагаешь ему взять на себя преступление, а он не хочет? Ты предлагаешь ему сесть на скамью подсудимых, а он сопротивляется?
– Можно сказать и так, – поморщился Анатолий. – Хотя мне и не нравится, как ты все это изложила.
– Моя помощь должна свестись к тому, чтобы я оговорила Костю?
– Он не понимает, в чем наше спасение! Он не понимает того, что, если я сяду, ему никто уже не поможет. И тебе никто не поможет. Мы все становимся одинокими и беспомощными.
– Но почему ты…
Когда тебе, Таня, было паршиво, я не спрашивал у тебя, почему, как, зачем… Когда ты не смогла поступить в институт, я не укорял тебя за плохое понимание математики, не выяснял, почему ты слаба в физике и как объяснить отсутствие у тебя знаний по химии. Я пошел и сделал. И тебя зачислили. И ты уже на третьем курсе. И у тебя все в порядке. Когда ты не могла найти себе жилье, я только спросил: тебя устроит улица Садовая, отдельная комната со всеми удобствами? Она тебя устроила. Если бы ты пришла ко мне после такой же кровавой истории, я не задавал бы лишних вопросов. Я вообще не задаю лишних вопросов. Может быть, это плохо, может быть, это не вписывается в твою нравственность, но, если человек просит помощи и у меня есть возможность помочь, я помогаю.
– Толя, скажи… Мы дружим или только и делаем, что расплачиваемся за услуги?
– Вот как ты понимаешь…
– А ты понимаешь иначе?
– Да, – кивнул Анатолий. – Иначе. Мне удалось кое-что сделать для тебя, когда еще не за что было расплачиваться. Я считаю, что и сейчас мне не за что с тобой расплачиваться. Или все-таки я задолжал?
– Извини. Ты слишком далеко продлил мой вопрос. Я не это имела в виду.
– Всего доброго, Таня. Рад был тебя повидать. Спокойной ночи. – Анатолий поднялся.
– Сядь. Вот так… Что я должна сделать?
– Если тебе трудно сказать, что за рулем сидел Костя, ты можешь уговорить его. Пусть это же скажет он сам.
– Думаешь, у меня получится?
– Получится. Он сохнет по тебе, Таня.
– Но тем охотнее он посадит тебя.
– Ты слишком плохо о нем думаешь. Нельзя так думать о человеке, – усмехнулся Анатолий. – Я ведь не думаю о тебе плохо.
– У тебя есть основания?
– При желании я мог бы их найти.
– Давай. Внимательно тебя слушаю.
– Может, не стоит?
– Отложим на потом?
– Мне бы не хотелось, чтобы это выглядело укором… Я не хочу, чтобы ты думала, будто я беру тебя за горло.
– А я не смогу идти к Косте, зная, что за спиной остался ты со своими обидами.
– Это не обиды.
– Тем более. Давай, Толя, выкладывай.
– Вторую бутылку коньяка заказала ты. После первой тебе показалось, что я недостаточно пьян. Я понимаю, что за этим стояло… После первой бутылки я чем-то был опасен, нежелателен… А после двух я уже ничего… собой не представлял… Ты знала, что я обязательно сяду за руль. Это же не первый раз… Ты бы не возражала, если бы я наехал на столб, свалился в канаву, слегка столкнулся с другой машиной… Тебе хотелось видеть меня поверженным. Конечно, ты не ждала ничьей смерти, ты и мне не желала зла. Но это случилось.
– Я предложила вторую бутылку, зная, что за рулем Костя. Ты передергиваешь.
Но ты не возражала, когда он пошел в ресторан за сигаретами? Зная, что я воспользуюсь его отсутствием.
– Значит, я виновата?
– Мы все понемногу виноваты. Когда Костя после каждого километра выставлял мне оценку за вождение, ты знала, что он подзуживает меня. А он знал, что я увеличу скорость. Ты пойдешь к нему?
– Думаешь, это будет честно? – Таня поежилась в кресле.
– Честно? А что это такое? Поступить так, чтобы всем понравилось? Чтобы все встали и захлопали в ладоши? Почему я должен считать, что мнение толпы выше моего собственного? Я поступаю так или иначе, я отвечаю за свои поступки…
– Но ты как раз и не хочешь отвечать!
– Почему же… Я отвечаю перед самим собой, и только мне одному известно, каково мне… Я отвечаю перед тобой и Костей, перед людьми, на которых так или иначе влияют мои решения, поступки, мои ошибки. Да, сегодня я виноват. Но разве всем нам, разве всему человечеству будет лучше, если я сяду в тюрьму на несколько лет?
– Но человека сбил ты, сбил потому, что был пьян, превысил скорость, нарушил правила движения.
– Он тоже их нарушил. Вышел на дорогу в неположенном месте.
– Мы все выскакиваем в неположенном месте, а потом обижаемся, когда нас наказывают.
– Таня, ты знаешь меня лучше любого судьи… Скажи, хотя бы раз я вел себя грубо, нагло, безнравственно? Может быть, я вел себя пренебрежительно? Унизил тебя чем-либо, подвел, обманул, воспользовался твоей слабостью, зависимостью? Может быть, я приставал к тебе с чем-то недостойным, оскорбительным для тебя?
– Нет.
– Я сволочь?
– Нет. Ты не сволочь.
– Я хороший человек?
– Да, наверно, так можно сказать.
– Может быть, ты знаешь людей, с которыми я вел себя хуже, чем с тобой?
– Мне об этом ничего не известно.
– Ты пойдешь к Косте?
– Да. Я уговорю его. Но тогда… Понимаешь, Толя, тогда я вряд ли смогу называть тебя хорошим человеком.
– Чтобы остаться в твоих глазах хорошим человеком, я должен сесть в тюрьму?
– Дело не в этом, Толя… Мы уже не можем вести себя так, словно ничего не произошло. Понимаешь? Сейчас у нас с тобой совсем другие отношения, чем три часа назад. И мы с тобой другие. И Костя уже не просто водитель, он один из нас. А ты не только начальник управления, ты тоже один из нас. И я… Толя, мы знакомимся заново.
Возможно, ты права. Скорее всего права. Мы поговорим об этом как-нибудь свободным вечерком… Если он у нас найдется. Но сейчас, именно в эти минуты, мне грозит опасность, и я делаю все, чтобы ее устранить. Да, с тем парнем произошло несчастье. Но беда стряслась и со мною.
– Толя… Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.
– Толя… Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.
– Да брось! Все это пустяки!
– Я тоже так думала… Но это не пустяки. Вот тебя прижало, и ты тут же все мне припомнил, все перечислил, ничего не упустил… Повторяю – я искренне тебе благодарна. Но я бы не хотела, чтобы ты напоминал об этом каждый раз, когда во мне возникнет какая-либо надобность.
– Неужели ты думаешь…
– Подожди! – перебила его Таня. – Выслушай, потом этот разговор будет некстати. Я помню все, что ты сделал для меня. Можешь в этом не сомневаться. И о чем бы я с тобой ни говорила, как бы я с тобой ни поступила, я все учитываю, за все благодарю. Но это становится для меня тягостным. Я не могу постоянно носить в душе эту незатухающую признательность, я все время боюсь оказаться неблагодарной – сказав то, сделав то, посмотрев туда…
– Понял! Дальше!
– Спокойно, Толя. Я помню, что у нас мало времени. И не буду говорить слишком долго. Жизнь идет, Толя… И каждое утро мы встречаемся немного другими, мы меняемся… В лучшую ли сторону, в худшую, но меняемся… А твое благодеяние остается неизменным. И я чувствую себя заякоренной.
– Ты долго еще будешь колотить меня по темечку?
– Я хочу, чтобы ты понял… Я ведь не свободна в своих поступках. И сейчас я не могу поступить, как мне хочется. Я обязана идти и спасать тебя.
– Нет, Таня. – Анатолий опять поднялся. – Я освобождаю тебя от этой повинности. Если она так уж тебя угнетает, забудь о ней. Делов-то! – Он принялся поспешно застегивать плащ.
– Сядь! – сказала Таня. – Сядь… – Она взяла его за полы плаща и, потянув на себя, усадила в кресло. – Я говорю тебе это не для того, чтобы обидеть. Я не отрекаюсь от тебя, не пытаюсь поставить на место… Я просто хочу, чтобы ты меня понял, только и всего… Это ведь не слишком много… Да, я сейчас пойду к Косте. Но я хочу, чтобы ты знал: сделаю я это вовсе не для того, чтобы расплатиться с тобой. Если я нарушаю закон, то это я его нарушаю. Если я отдаюсь, то это я так решила, а вовсе не потому, что кому-то удалось взять меня за горло. Не бери меня за горло, ладно?
– Иди одевайся, – улыбнулся Анатолий. – Я буду в машине.
– Нас ждет машина? Ты был уверен, что я соглашусь?
– Я был уверен, что ты откажешься. А машина ждет меня.
– Ну хорошо. Я сейчас. – Таня поднялась и направилась к лестнице.
Таня и Анатолий расположились на заднем сиденье машины и словно растворились в темноте. Только изредка вспыхивающая сигарета Анатолия выдавала их присутствие. Некоторое время водитель ехал молча, на небольшой скорости, словно ожидая, что пассажиры что-то скажут, но, не дождавшись, сам подал голос:
– Куда едем-то?
– К Косте? – Анатолий, видимо, решил еще раз уточнить согласие Тани.
– Нет, – ответила она. – Сначала в больницу. В травматологию.
– Зачем? – отчужденно прозвучал вопрос Анатолия.
– Чтобы не наделать глупостей. Чтобы знать, что говорить, о чем говорить не надо, что принимать в расчет, а чем можно пренебречь. Чтобы все знать наверняка и поступать наверняка. Чтобы не предполагать и не строить догадки на пустом месте.
– Боже, боже! – простонал Анатолий. – А я-то, я, дурак старый, все думаю, что имею дело с простаками, учу жить, кривляюсь, как идиот… А случилось что-то серьезное, и оказывается, что я и есть самый тупой, самый перепуганный…
Тебе везло в жизни, – сказала Таня. – Тебе везло. А ты считал, что все достигнутое – результат твоих усилий, твоего таланта, настойчивости… Это не так, Толя. В институте работают друзья твоего отца, они и мне помогли поступить… Конечно, это твоя заслуга, но ведь ты обратился к ним… И в трест, куда тебя направили после института, ты пришел не чужим человеком… Ты еще не сталкивался с настоящими трудностями… А вот когда ты один, когда друзья, если они есть, могут только посочувствовать, но уж никак не помочь, когда ты можешь надеяться только на себя, а заложить можешь только свою голову…
– Хватит, Таня, – жестко сказал Анатолий. – Я тоже кое-что умею и кое-что делаю.
– Ты меня не понял. Ты прекрасный работник, отлично справляешься со своими обязанностями, у тебя есть и знания, и способности. Ты далеко пойдешь…
– Если не сяду!
– Да, если не сядешь. Скажи, многие твои однокашники занимают должности, сопоставимые с твоей?
– А знаешь… Пожалуй, никто.
– В группе ты был самый способный?
– Ну, так, наверно, сказать нельзя, но и не самый бездарный.
– Толя, пойми меня, я ни в чем не хочу тебя укорять. Ты поступил совершенно правильно, воспользовавшись теми шансами, которые дала тебе жизнь. Глупо было бы пренебрегать ими, становиться в позу… Но в то же время надо трезво смотреть на вещи, на самого себя, на свое положение. Вот и все.
– Ладно, учту. – Анатолий отвернулся к окну.
Только не обижайся. Ты сам начал этот разговор, сам начал казнить себя за самоуверенность… Я лишь позволила себе согласиться с тобой, поддержать тебя в этих твоих словах, – улыбнулась Таня обезоруживающе, и Анатолий не мог сдержаться, чтобы не обнять ее в темноте.
– Ох ты и лукава, ох лукава!..
– Приехали, – сказал водитель, останавливая машину. – Травматология.
– Я пойду узнаю, – сказал Анатолий, открывая дверцу.
– Сиди! – приказала Таня. – Тебе нельзя. И ты не сможешь.
– Это почему же?
– Потому.
– Неужели я так раскис?
– Маленько есть.
Таня вышла из машины, с силой захлопнула дверцу, и этот звук прогремел вызывающе громко на всю безлюдную площадь перед больницей. Этим Таня словно хотела придать себе смелости. Она быстро пересекла освещенную часть площади и скрылась в подъезде. Подъезжали машины «Скорой помощи», люди в белых халатах выводили, выносили пострадавших и скрывались в непривычно широких дверях. Иногда к машине подкатывали нечто вроде стола на маленьких колесиках, перегружали человека на эту коляску и увозили в здание. Анатолий убедился, что печальное происшествие, случившееся с ним, не единственное в эту ночь, жизнь продолжается.
– Что, знакомый сюда попал? – спросил таксист. – Родственник?
– Да, – неохотно ответил Анатолий. – Что-то в этом роде…
– Авария?
. – Похоже на то.
– Серьезная?
– Серьезнее не бывает.
– Музыка не помешает?
– Включай.
– Идет ваша дама. Что-то не торопится… Видно, неважные дела…
Таня медленно, какой-то странной, осторожной походкой приблизилась к машине. Анатолий предупредительно открыл дверцу, и она села рядом.
– Ну что? – спросил он. – Узнала что-нибудь?
– Его привезли еще живым…
– Ты хочешь сказать, что он…
– Да. Он умер уже здесь.
– А если бы его доставили раньше?
– Я спросила об этом… Хирург пожал плечами… Конечно, сказал, это было бы лучше, поскольку можно было бы попытаться что-то сделать… Но удалось ли бы… этого он не знает. Большая потеря крови.
– Значит, все-таки надо было пораньше, – пробормотал Анатолий.
– Конечно, – кивнула Таня, понимая, что Анатолию были бы более приятны другие ее слова, которыми она попыталась бы смягчить его вину, как-то ее уменьшить.
– Пораньше, пораньше, пораньше, – прошептал Анатолий. – Как его звали?
И это узнала, – ответила Таня, но ничего больше не добавила. И лишь когда отъехали, пояснила: – Обычно звали… Инженером работал. Жена его уже там.
И снова мокрая дорога, редкие фонари, пустые, безлюдные улицы.
Водитель осторожно объезжал лужи, послушно останавливался у красных огней светофоров, хотя, кажется, на весь город его машина была единственной. Анатолий и Таня сидели молча. И даже когда такси остановилось, Таня вышла, не сказав ни слова. Окна в доме были темные, но, едва она постучала, тут же вспыхнул свет.
Костя не спал. Он вышел на порог, пропустил ночную гостью в дом, внимательно осмотрел двор и закрыл дверь.
– Не ждал? – спросила Таня.
– Ждал. Ты одна?
– Почему ты спрашиваешь? Разве не видно? За пазухой никого не прячу. Это бы испортило мне фигуру. Чем угостишь?
– Анатолий у тебя был?
– Да, и рассказал о вашем разговоре.
– Это он тебя прислал?
– Просил поговорить с тобой.
– О звездах?
– Нет, о нас всех. О сегодняшней ночи.
– И о том, кому идти в тюрьму, а кому оставаться на свободе?
– И об этом.
Поговорим. – Костя отошел к плите, включил газ, поставил чайник. Заметив, что Таня стоит в мокрой куртке, помог ей раздеться. – Садись. Правда, я не представляю, что ты можешь сказать нового, после того как мы тут потолковали с Анатолием.
– Слушай, Костя, какой-то ты самодовольный… Тебе не кажется? От тебя прямо сияние исходит. Такое впечатление, что все вокруг вымазались в дерьме, стараются очиститься, а ты остаешься чистым и держишься на расстоянии. А все заискивают перед тобой, суетятся, что-то предлагают, а ты только брезгливо всех оглядываешь, выискивая, кто почище окажется…