– Слушай, Костя, какой-то ты самодовольный… Тебе не кажется? От тебя прямо сияние исходит. Такое впечатление, что все вокруг вымазались в дерьме, стараются очиститься, а ты остаешься чистым и держишься на расстоянии. А все заискивают перед тобой, суетятся, что-то предлагают, а ты только брезгливо всех оглядываешь, выискивая, кто почище окажется…
– Ты почище, – улыбнулся Костя.
– Спасибо. Но ты ошибаешься. Боюсь, что почище всех выходит Анатолий.
– Ого! Это уже что-то новое.
– Ничего нового, Костя, ничего нового. Ты осуждал Анатолия за его блуд, меня за легкомыслие, нас обоих за испорченность… Тебе приятно было сознавать, что ты лучше. А сегодняшний наезд еще раз убедил тебя в том, что ты прав, что ты действительно имел дело с людьми подловатыми, если уж на то пошло. Анатолию светит суд, я соучастница, любовница, распутница – не знаю, как ты еще меня называешь…
– Перестань, Таня! Все это твои выдумки. Если хочешь знать, я никогда…
– Продолжай, Костя. Смелее. Ты спросил – хочу ли я знать? Отвечаю – хочу.
– Хорошо… Дело в том… В общем, похоже на то, что я тебя люблю.
– Надо же… Это так мило!
– Тебе смешно? Ты оскорблена, что столь незавидный человек осмелился заговорить…
– Заткнись! Ах, какой ты хороший, какой примерный! И даже не замечаешь своей рабской гордыни! Костя, у тебя не гордость, а гордыня! У тебя не достоинство, а спесь! Носишься со своими разноцветными шариками и все боишься испачкаться. Но неужели, общаясь со столь низменными людьми, ты мог оставаться чистым? Нет, Костя, так не бывает. Мы все повязаны.
– Ну, ты даешь, – проговорил он растерянно, но Таня, кажется, не услышала его.
– Скажите пожалуйста, он меня любит! Ты хоть раз сказал мне об этом открыто и честно? Нет. Ты потребовал ответа? Нет. Ты таился со своими чувствами, или как ты их там называешь, и осуждал, осуждал, осуждал! Тебя уязвлял ресторан, в который я пошла с Анатолием, необходимость доставлять меня к общежитию, тебя уязвлял Анатолий, заставляя работать после работы, при том, что ты не отказывался. Тебе это было выгодно, Костя, и не надо морочить мне голову, пудрить мозги, вешать лапшу на уши. Не надо говорить, что в этой сверхурочной работе было только злоупотребление твоими трудовыми правами. Анатолий с тобой расплачивался. Тебе сказать, чем он с тобой расплачивался?
– Не надо!
Хорошо. Не буду. Оставим в уме. Не будем вслух говорить о твоих левых рейсах, о том, на сколько каждый день отпускал тебя Анатолий в вольный промысел, как охотно и шустро ты доставлял меня к нему… Минута в минуту! Гостиничный номер, охотничий домик, квартира уехавшего зама… И все это – любовь?!
– Хочешь сказать, что я вел себя глупо?
– Ты вел себя как последний идиот. Ты рад, что Анатолий влип в эту историю, хотя это произошло не без твоей помощи. Во всяком случае, ты был не против.
– Таня, не заговаривайся!
– Зачем ты пошел в ресторан за сигаретами, там, в аэропорту? Зачем послушался его?
– Он попросил меня. Разве…
– Я спрашиваю о другом. Зачем ты пошел? Ведь у тебя в машине три пачки таких же сигарет! Да и я тебе напомнила о них, когда полезла в ящик. Но ты пошел в ресторан, зная наверняка, что, когда вернешься, Анатолий будет сидеть за рулем. Ты хотел, чтобы он сел за руль. Хотел, Костя. Поэтому не надо раздувать щеки и выпячивать грудь.
– Ага. Понятно. Значит, то, что я выполнил просьбу своего начальника…
– Костя, это несерьезно. Это дешево. Да, на суде ты можешь так сказать, для кого-то это покажется убедительным, но мы-то, мы здесь, сейчас можем говорить откровеннее?
Хорошо. Если ты знала о сигаретах в ящике и знала, что Анатолий сядет за руль, что помешало тебе остановить меня? Что помешало остановить его? Я совершил маленькую подлость, скажем так. А ты?
– И я.
Обернувшись, Костя увидел, что из чайника уже давно била плотная струя пара и пора выключать газ. Таня заметила это раньше, но молчала, ожидая, пока запотеют окна, – ей не хотелось, чтобы Анатолий видел ее в этой комнате. Костя залил кипяток в маленький чайник, поставил на стол чашки.
– Ты не хочешь взять на себя эту историю? Заметь – я тебя об этом не прошу. Просто спрашиваю.
– Нет, не хочу.
– Зная, что тебе ничего не грозит?
– Я не хочу жить, перемазанный чужой кровью. Для некоторых это не имеет никакого значения, для меня это важно. Наверно, сказывается недостаток воспитания.
Таня налила себе чаю, отхлебнула несколько раз.
– Костя, ты подтолкнул Анатолия за руль. Я тоже выгляжу не совсем… И уже потому мы с тобой не можем вести себя так, как нам хочется.
– Другими словами, я должен отказаться от всего ради спасения Анатолия?
– Почему же от всего, Костя?
Отвечаю… Анатолий – начальник строительного управления. Высшее образование. Квартира. Ставка. Персональная машина. Дача. Путевки. И прочее. Он на коне. Ты через два года заканчиваешь институт. Диплом, высшее образование и… И тогда уже никто не помешает тебе сесть на своего коня. Анатолий поможет. Он мужик ничего, поможет, даже если к тому времени вас уже ничто не будет связывать. Я – водитель. Как ты думаешь, мне хочется подняться хотя бы на одну ступеньку? Я могу на это надеяться, к этому стремиться, об этом мечтать? Или мне всю жизнь возить вас в разные места? А когда я вам надоем своим осуждением, своей гордыней и спесью, вы смените водителя. А я буду возить других…
– К чему все это?
– А к тому, что, имея труп за спиной, мне никогда не подняться с низшей ступеньки. Никогда, Таня! А, скажут, это тот самый, который человека насмерть задавил… И опять вопрос со мной решен на несколько лет. Хорошо! Допустим, я сидел за рулем. Допустим, Анатолий остается в своем кабинете, в очередной вечерок уже не я, а кто-то другой повезет вас в аэропорт… Я в это время буду мыть железки в гараже, если, конечно, меня не посадят, если сочтут, что мне можно доверить это важное дело.
– Так. – Таня отпила из своей чашки еще немного чаю, поднялась, сняла с вешалки куртку. – Все ясно. Ты, конечно, прав. В том-то все и дело, что ты прав. Нельзя брать человека за горло. Спасибо за чай. Приятно было побеседовать. Я пойду. Пока.
– Оставайся… Потолкуем. О том о сем… А?
– Не могу… Анатолий ждет… Он рядом, здесь, в машине.
– Что ж не зашел?
– Он уже говорил с тобой… И потом… Я подумала, что нам лучше поговорить без него.
– Так… Тебя, значит, послал… Растает, мол, у Кости душа, не сможет Тане отказать… Да?
– Не знаю… Возможно.
– А ведь дешевый расчет, Таня? Ничуть не лучше моих обид, осуждения, молчания…
– Возможно, – повторила Таня, пожав плечами.
– Выходит, когда нас прижмет, все мы становимся примерно одинаковыми?
– Как знать, Костя, как знать… – повторила Таня. У самой двери она обернулась. – Видишь ли, ему ничего не оставалось.
– Разве человек, зажатый в угол, имеет право на все? И все ему списывается?
– Костя… – медленно проговорила Таня и замолчала, словно не зная, стоит ли говорить дальше. – Ты ведь тоже был зажат в угол… Помнишь, когда угнал машину…
– Я ее не угонял! Взял без спроса – да. Но она мне была нужна позарез.
– Понятно. Если позарез, значит, можно, да? Тебя задержали как угонщика. Была небольшая погоня, как мне помнится, протокол, выяснение личности – все как положено, Костя. И привезли, вернее, доставили тебя в город как задержанного угонщика.
– Но я им не был!
Ты им не стал… После того как Анатолий сказал в милиции, что сам послал тебя. И оформил путевку задним числом. И получил выговор за использование машины в корыстных целях. Он тебе об этом не напоминал, Костя? Я спрашиваю, во время сегодняшнего разговора он напомнил тебе об этом случае?
– Нет.
– Видишь, как получается… Не стал он тебе об этом говорить. И мне не сказал…
– Так уж и не сказал?
– Не сказал, Костя. Хотя тебе в это трудно поверить. Честное слово. Ты тут многое упомянул, а у него такой козырь, такой козырь… И он молчит. Как ты думаешь, почему?
– Козырь лучше приберечь…
– Но решается-то все сейчас! Ты, конечно, поступай как знаешь… Вообще-то мы все можем поступать, как нам хочется. Я пошла, Костя.
Таня запахнула куртку и вышла на крыльцо.
На дороге смутно темнело продолговатое пятно машины. Огни были выключены, и казалось, в ней никого нет. Но, когда Таня подошла, задняя дверца открылась. Вспыхнули фары, и машина медленно тронулась с места.
Выключив свет, Костя стоял у окна и смотрел на удаляющиеся огни. Когда они скрылись за поворотом, он сел к столу. Выпил в темноте чай, как-то замедленно, словно через силу, надел куртку, вышел на крыльцо. Прижавшись затылком к холодной балке, он смотрел в глубину шуршащего дождем двора.
– Все, Костя, – проговорил он. – Пора. Поpa, Костя. Пора… Пора… Надо что-то делать… Спасать надо… Спасаться надо…
Он прошел к сараю, раскрыл ворота, включил свет. Машина стояла будто горем убитая. Осторожно выехав из сарая, он свернул со двора на улицу и привычно направился к дому, где жил Анатолий. Машина, подчиняясь его настроению, шла раздумчиво, объезжала лужи, выбоины, словно колеблясь, словно все еще не приняв окончательного решения.
Остановившись под большими деревьями, Костя вышел из машины. Знакомое окно светилось, а сам Анатолий темной тенью выделялся на фоне занавесок. Услышав шум мотора, он подошел к окну и, конечно, узнал свою машину. Когда Костя поднялся на третий этаж, Анатолий молча пропустил гостя, запер дверь, стараясь, чтобы замок не щелкнул слишком громко.
– Выпить хочешь? – спросил он уже на кухне.
– Нет, – Костя показал рукой в сторону окна – там, на улице, стояла машина.
– Ах да… Я и забыл. Кто-то должен оставаться трезвым. Не думал, что ты придешь. Не думал.
– Приехал. Хотя, честно говоря, нельзя мне было садиться за руль этой ночью.
– Почему?
– Теперь уже ничто не помешает вам с Таней сказать, что я совершил наезд, сбил человека, что вы с ней действительно сидели сзади.
– А что нам мешало сделать это раньше?
Мешало, – вздохнул Костя, присаживаясь к столу. – Когда вы, Анатолий Васильевич, загнали машину в сарай, на руле, на рычагах, на дверце остались отпечатки ваших пальцев… Сейчас их там нет. Сейчас там уже мои отпечатки. Раньше легко мне было доказать, что за рулем в момент наезда находились вы, а теперь я этого сделать не могу.
– Да… Все-таки, Костя, ты думаешь на пару ходов дальше меня… Мне бы и в голову такое не пришло. Так вот почему ты не хотел садиться за руль.
– И поэтому тоже. Ведь вы тогда открыто пригрозили, что все спихнете на меня…
– Да ладно тебе! Ляпнул сгоряча, не каждый ведь день человека сбиваю.
– Пока машина стояла в моем сарае, я был в полнейшей безопасности.
– Ты и сейчас в безопасности.
– Почти, – обронил Костя.
– Ладно, хватит об этом. Таня рассказала мне о вашем разговоре, – сказал Анатолий, присаживаясь к столу. – В двух словах, правда, но подробностей я и не спрашивал. Ты прав, конечно… Каждый должен думать о себе сам.
– Нет, я не прав. Люди не могут вести себя так, словно между ними ничего не происходит. Я имею в виду не только нас троих, вообще все люди повязаны… И никому от этого не уйти.
– Кофе хочешь?
– Только что чай пил.
Видишь ли, Костя, то, что произошло с нами в эту ночь… Это происходит постоянно, со всеми. Мы, правда, не видим крови, не слышим, как раскалываются черепа об асфальт, о письменный стол, о стену, которую никак не удается прошибить… Но мы каждый день переезжаем людей колесами. Переезжаем, сшибаем, давим… Совершая самый невинный поступок, произнося слова, которые вроде бы даже обязаны произносить по долгу службы. И убиваем. Людей, их веру в себя, их надежды…
– Таня… – начал было Костя, но Анатолий перебил его:
– Что Таня? При чем тут Таня? Тебе не нравятся наши отношения?
– Она ждет от вас большего, чем вы можете ей дать. Она беззащитнее вас. И в конце концов уйдет ни с чем… Потеряв даже то, что могла бы получить в другом месте.
– В другом месте – это у тебя, что ли? – жестко усмехнулся Анатолий.
– Необязательно…
– Ты ошибаешься, Костя. Из нас двоих страдающая сторона – это я. Да, Костя, не она в зависимом положении, а я. Я беззащитнее. Подо мной горит костер, Костя, мои ступни уже обуглились, мои!
– Не понимаю…
– Я предлагал ей все, что может предложить один человек другому. Все, что мужчина может предложить женщине.
– И жениться?
– А! Это было в самом начале!
– А она?
– Отказалась.
– Почему?
– Спроси у нее… Хотя в общем-то большой загадки тут нет… Она как-то сама сказала… Не смогу, дескать, людям в глаза смотреть. Ты вот тоже не сможешь людям в глаза смотреть, если они будут знать, что ты человека сбил… А спрашивается, зачем смотреть в чужие глаза, если в них нет понимания? Я ей говорю – уедем! Я брошу свое управление, персональную машину вместе с хорошим парнем Костей, брошу дом, жену… Уедем! Не хочет. Хорошо, ей нельзя людям в глаза смотреть, а мне можно? Я рискую всем, я готов отказаться от всего, я все посылаю к чертовой матери! А она боится потерять какую-то дурацкую добропорядочность! Она думает над тем, что кто-то не с таким выражением ей в спину посмотрит, а я… Я готов даже к тому, что мне в спину комья грязи будут бросать!
– Может быть, все проще, может быть… Она вас не любит?
– Не любит? – Анатолий вскочил, прошел к окну, вернулся, снова сел. – Не любит… Думаешь, это имеет для нее значение? Если не любишь, какого черта якшаешься со мной? Коньяк любишь? Рестораны? Езду по ночным улицам? Или, может быть, она тебя любит? Тогда что же ей мешает откликнуться на твои призывы? Молчи, Костя. Ты же ее насквозь прожигаешь! Обивку в машине испепелил своими горячими взглядами! До железного основания прожег!
– Надо же, – смущенно проговорил Костя. – Вроде следил за собой…
– От влюбленного сердца, – Анатолий дурашливо постучал себя по груди, – ничего не скроешь. Скажу тебе еще одно, уж коли у нас такая ночь получилась, уж коли все тут наизнанку выворачиваемся… Ведь вечером в аэропорту это она, Таня, меня за руль усадила.
– Как?!
– Когда ты за сигаретами в ресторан поднялся… У меня уже не было желания садиться за руль, сейчас могу сказать – не было. Но она начала подзуживать… Дескать, кишка тонка, дескать, слаб… Ну и так далее. Я и сел. Ее вина, потому она и согласилась с тобой поговорить. Видишь ли, это тот случай, когда правда никому не нужна, мы все от нее страдаем.
– Анатолий Васильевич, я человек темный… Я считаю, что правда хороша сама по себе.
– Так-то оно так, Костя… Но правда должна к чему-то прилагаться, на что-то работать, с чем-то воевать… Иначе на кой она? Посадят меня, лишат прав тебя за то, что доверил руль нетрезвому гражданину, вынесут частное определение о личной жизни девицы Тани, исключат ее из института…
– Что же дает нам ложь?
– Скажу. Таня остается в стороне. Я сохраню возможность хорошо относиться к своим друзьям. Ты, несмотря ни на что, получаешь приличную работу, заработок, сохраняешь своих друзей… Мы отступаем, но четко. Без паники и без потерь! И сохраняем силы для контратаки.
– Зачем вы меня спасли тогда?.. Помните, когда я рванул на машине за триста километров?
– А… Ты попал в беду. Вот и все. Кстати, а на кой тебе понадобилось мчаться куда-то? Попросил бы – все оформили бы как полагается… А так я ничего не знал, сообщили в милицию, составили акт, протокол допроса, у них уже преступление раскрыто! Тебе светило три года…
– Узнал случайно, что девушка одна замуж собралась…
– А! Тоже ступни задымились. Понятно.
– Вы меня выручили, чтобы иметь в запасе на всякий случай?
– Разве я тебе хоть раз напомнил об этом? – зло спросил Анатолий.
– Таня напомнила.
– Я ее об этом не просил.
– Напомнила.
– Вот что я скажу тебе, Костя… Торговаться я не привык и не буду. Поступай как знаешь. Только не надо со мной расплачиваться за тот случай. Понял? Не надо.
– Это мне решать.
– Так вот, когда будешь решать, учти и мое скромное пожелание.
– Хорошо. Учту. Теперь о главном. Допустим, наезд совершил я…
– Я сбил человека! – крикнул Анатолий. – И я не нуждаюсь ни в тебе, ни…
Наезд совершил я, – тихо, настойчиво, словно уговаривая больного, повторил Костя. – Но что заставило меня бросить умирающего и скрыться?
– Я заставил! Я приказал тебе не останавливаться, потому что не заметил наезда. И велел мчаться с прежней скоростью, – без уверенности закончил Анатолий.
– Жидковато, Анатолий Васильевич.
– Да? Наверно, ты прав… Что же получается?.. Главную ошибку я совершил после наезда…
– Вы спрашивали, какой неожиданный вопрос может задать следователь, судья… Вот вам этот вопрос: как понимать ваши действия, гражданин хороший, когда вы, сбив человека на большой скорости, бросили пострадавшего и скрылись? Анатолий Васильевич, наезд я беру на себя. Это может случиться с каждым. Но бегство…
– Знаешь, что больше всего меня убивает?.. Пока сидеть буду, Танька замуж выскочит! От одной этой мысли… – Анатолий обхватил лицо ладонями и покачался из стороны в сторону. – Костер, все время костер под ногами… Она меня не любит, не любит, Костя, она меня не любит…
– Зачем же она ко мне пришла, уговаривала?
– А! Хотела поступить красиво! Вину свою чувствовала. И еще… Я ведь кое-что и для нее сделал.