Дети
* * *Кажется, вчера начались первые схватки, а уже пора покупать букет – первый раз в первый класс. Дети вообще растут быстро, а чужие особенно. И каждая женщина готова дать массу советов по поводу воспитания. Знаю по себе, как это раздражает. Но все-таки на правах бывалой мамаши, вырастившей, без ложной скромности, очень хорошего сына, которым на самом деле горжусь, я все-таки отважусь выступить в роли советчицы. Авось мой опыт тебе пригодится.
Итак, первый совет
* * *Не слушай советов. Как только молодая мама возвращается из родильного дома, немедленно появляется целая дивизия советников, точнее советчиц. Все, кому не лень, от тети откуда-нибудь из Пензы до живущих поблизости родственников и знакомых, заявляются, дабы рассказать историю столетней давности, выпить чаю, занять измученную мать светской беседой, сделать «козу» заливающемуся плачем от испуга малютке и с чувством выполненного долга и утоленного любопытства удалиться к себе в Пензу или на соседнюю улицу. Уклоняйся от этих визитов вежливости всеми силами, даже если рискуешь испортить отношения с родственниками. Потом восстановишь, если захочешь. Спишешь все на послеродовую депрессию и усталость и, к слову, не так уж сильно погрешишь против истины. Послеродовая депрессия – штука коварная, и советы, один противоречащий другому, ее только усилят.
Вот история моего приятеля Володи, отличного отца и мужа, между прочим. И вообще хорошего мужика.
Моя Маринка беременность переживала тяжело – чуть что, сразу в слезы. Каждый поход в женскую консультацию заканчивался истерикой. Наслушавшись разговоров в очереди к доктору, жена звонила мне на работу и, всхлипывая, рассказывала о том, какие страшные болезни и неразрешимые проблемы ждут нашего сына, который вот-вот должен был родиться. Если честно, будь это в эпоху мобильных телефонов, я бы в дни посещения супругой этого медицинского заведения вообще бы трубку не брал. Вот такие мы, мужики, малодушные люди. И я не исключение. Правда, думаю, на моем месте редко кто долго протянул бы. Женился-то я на умной и остроумной женщине, даже посчастливилось с ней такой прожить пару лет. А тут беременность, гормоны, то да се. В общем, силы были на исходе. Ну не разводиться же с ней, дурехой!
И вот однажды прихожу домой, злой как собака, голодный, а Маринка очередного доктора Спока, так его, читает и рыдает – уже нашла у себя симптомы всех болезней и уверена, что ребенок наш будет с синдромом Дауна. И вот тут-то терпение мое и лопнуло. Я эту книжонку аккуратно так у нее забрал, переплетик перегнул, странички разорвал и выбросил в помойку. Туда же полетели и остальные книги докторов и докториц с их пугалками и страшилками. Нехорошо так с книгами, источник знаний все-таки. А что поделать? Потом я волевым решением сократил количество визитов в женскую консультацию. Проредил, так сказать. И почти каждый раз ходил с женой. При виде большого бородатого мужика со свирепым лицом (а оно у меня, как только я переступал порог этого учреждения, становилось свирепым самопроизвольно) кумушки замолкали. Так дотянули до родов. Истерики у Маринки, слава богу, прекратились, она повеселела, хотя нет-нет гормоны давали о себе знать, но тут уж я был, как говорится, бессилен.
И вот родился Андрей, все отлично – ребенок здоров, мать здорова, жить бы да радоваться. Но мы без проблем жить не умеем.
Марина у меня мягкая, интеллигентная, хорошо воспитанная – спасибо теще и тестю, постарались. Отказывать она не умеет. И вот толпы тетушек и всяких прочих родственниц потянулись к нам, как будто медом намазано. Приходишь вечером – есть нечего (ведь их надо было чем-то кормить), в квартире не убрано (знамо дело, столько людей было, еще и посуду после них мыть), Маринка невыспавшаяся (когда Андрейка уснул, ей бы самой прилечь, но где уж тут, когда чужих людей полон дом).
– Марин, – говорю вкрадчиво, – мне бы поесть. Я вчера борщ сварил, помнится. Но что-то он в холодильнике не обнаруживается. Еще мама котлет принесла, но и этой мисочки не наблюдается. Неужели ты все съела, обжора ты моя?
– Володь, – говорит супруга, – ты извини, но обед гости съели. У нас тетя Люба с дядей Витей были. Вот, на Андрюшу посмотреть приходили.
Я чувствую, что начинаю закипать, но пока держусь и опять-таки ласково и вкрадчиво говорю:
– Марин, мне кажется, тебе не до тети Любы и дяди Вити сегодня было.
– Что ты! Тетя Люба пирог принесла, старалась!
– Так она же тот пирог и съела, я смотрю, и моим борщом не побрезговала. Я бы сейчас сам им поужинал, если честно.
– Она еще подгузники погладила, с двух сторон. – Марина изо всех сил уговаривала то ли меня, то ли саму себя, что сегодняшнее присутствие тети Любы, вчерашний визит тети Наташи и позавчерашние посиделки родственников, сожравших ее время и мой борщ, очень полезны.
– А зачем нам подгузники? – Чувствую, сдерживаться уже не могу.
– Тетя Люба сказала, – от волнения Маринка перешла на шепот, – что от памперсов мальчики становятся импотентами. Надо подгузники сложить в ведро, натереть туда мыла, залить кипятком, потом прополоскать и с двух сторон прогладить. А еще тетя Люба сказала, что соски на бутылках должны быть только советские, старые, правильно проколотые. Вон она целый пакет принесла, им лет сорок уже, больше, чем мне. – Маринка протянула мне целлофановый пакет, наверняка ему тоже было лет сорок, может, его даже стирали с хозяйственным мылом и сушили на веревочке, так, помню, моя бабушка делала, когда я был маленьким. В этом раритетном пакете лежала куча коричневых резиновых сосок, похожих на напальчники, которые раньше надевали бухгалтеры, когда пересчитывали деньги.
Из-за спины жены я увидел, как в ванной болтаются на веревках подгузники, и представил, как задену их головой, как эти мокрые тряпки станут хлестать мне по физиономии, когда я захочу подойти к раковине. Я понял, что Остапа понесло, но ничего с этим сделать уже не мог.
– А кашу на костре варить тебя твоя тетя Люба не учила? Марин, ну взрослый же человек! Ну какая импотенция! Весь мир пользуется памперсами больше двадцати пяти лет. Что, дети перестали рождаться? – Я вообще-то человек мирный, но уж если меня вывести из себя… – Значит, так. Подгузники на фиг! Тетю Любу и остальных теть и дядь – туда же! Борщ никому не давать! А из этих страшных сосок она пусть своего дядю Витю кормит!
В общем, я всех разогнал. Еще и с тещей поссорился – она мне решила выговорить, что я невежливо обошелся с ее родственниками. Но тут уж я был как кремень: дескать, ни одна нога порог моего дома не переступит. И считайте меня тираном, невежей и узурпатором. Теща, вздохнув, сказала, что давно так считает, на этом разговор был окончен.
И жизнь, знаете, наладилась. Когда Маринка поняла, что рассчитывать может только на себя, на меня и изредка – на своих родителей, то как-то успокоилась. Памперсы, кстати, здорово выручали. Надеюсь, сыну будет не в чем нас упрекнуть, когда он станет взрослым.
Совет первый: не слушай советов!
Совет второй
* * *Всегда будь на стороне собственного ребенка – на людях ты ему адвокат. Прокурором, обвинителем, строгим воспитателем можешь быть наедине, дома. Это не значит, что у ребенка должно быть чувство вседозволенности – мол, что хочу, то и творю, а мама прикроет. Это значит, что ребенок должен знать, что ты ему всегда союзник.
Отвратительное впечатление, согласись, производят мамаши, которые в ответ на жалобы посторонних кровожадно кричат: «Вот я ему сейчас задам!» – и набрасываются на ребенка. И уважение вызывают те, кто сдержанно и с достоинством выслушав претензии, обещает принять меры, но на людях их не принимает, всем видом демонстрируя, что это дело семейное.
Моя соседка Лариска, о которой я здесь уже рассказывала, – мать двух когда-то очень шебутных мальчишек.
Мать она, к слову сказать, не то чтобы очень трепетная. То есть детей она любит, конечно, все время следила за ними, они всегда были чистенькие, аккуратненькие, вежливо здоровались. Но вообще-то Лариска, конечно, воспитывала их без фанатизма: на кружки и секции в детстве не таскала (вырастут – сами пойдут); в музеи и театры не водила (да они с мужем и сами туда не ходят, им «не до глупостей»), и уж, конечно, мозаику она с детишками отродясь не собирала и из соленого теста не лепила (причины см. выше). Понятное дело, ее нередко вызывали в школу: то один подерется, что другой прогуляет – в общем, поводов для маленького родительского собрания (мать, ребенок, учитель) всегда было достаточно.
И вот появилась у старшего, Сани, новая классная руководительница. Молодая и по молодости больно принципиальная. Она Саню дергала по любому поводу – сменку забыл, на пять минут опоздал, на переменах бегал. В общем, замучила придирками мальчишку. И он решил отомстить. Украл журнал. Это, конечно, ЧП, начались серьезные разбирательства. Саня испугался и признался. Ларису вызвали в школу. Молодая учительница разговаривала с ней, как с девочкой: отчитывала, грозила поставить Саню на учет в детскую комнату. И явно ждала, что Лариска учинит расправу над собственным сыном прямо на ее глазах.
Но Лариска выслушала молча, хотя она за словом в карман никогда не лезет и кого хочешь на место поставит. Когда учительница завершила гневную речь, моя соседка холодно осведомилась, могут ли они с сыном быть свободны, и, услышав положительный ответ, ушла, уведя за руку Саню.
Дома Лариска опять усмирила свой буйный темперамент и, посадив сына перед собой, велела рассказать все, как было. Саня, насмерть перепуганный тем, что натворил, и перспективой оказаться на учете в детской комнате, выложил как на духу и про «дуру классную», и про то, что хотел ее проучить.
Геннадий, Санин отец, ухватился было за ремень, но Лариска его остановила. И «собак спускать» она на ребенка не стала, потому что рассудила – взрослая женщина вступила в войну с ребенком и не захотела уступить, быть умнее, так что не ребенок виноват. Она хотела перевести сына в другую школу, но тут уж Генка не дал: сказал, что мужчина должен не бежать от трудностей, а преодолевать их. И классная, надо сказать, поутихла: то ли надоело ей воевать с мальчишкой, то ли повзрослела и поумнела. А может, стало неинтересно, когда поняла, что Лариска ей в травле собственного ребенка не союзница.
Сейчас Сане уже за двадцать, мать он очень любит, делится с ней всеми проблемами. И недавно, когда вспоминали их с братом детство, признался, что история с журналом произвела на него очень большое впечатление:
– Я понял, что мать мне доверяет и в обиду не даст. А еще – что взрослые бывают дураками и с этим надо смириться.
Совет третий
* * *Детей, как и мужей, надо любить. Нам с детства внушали, что любить – значит жалеть. Решительно нет! Любить – это значит принимать людей такими, какие они есть. Тогда, кстати, и жалеть не придется – ни их, ни себя. Вот это самое трудное. Как же принимать, что муж разбрасывает носки где попало? Не хочет ездить к теще на дачу? Где там наш списочек с претензиями? Да, еще не закрывает тюбик с пастой, а когда чистит зубы, все зеркало в брызгах.
А ребенок? Вот прямо принимать, когда он не делает уроки? Приносит двойки? Грубит? Бездельничает? Не закрывает тюбик и раскидывает носки (весь в папашу!).
Кстати, ты заметила, как много общего у детей и мужчин? Впрочем, мы давно знаем, что мужчины – сущие дети, важно об этом не забывать…
Но – ближе к теме. Да, надо принимать. Мой знакомый, счастливый отец троих не менее счастливых детей, любит повторять: «Если тебя не устраивает твой ребенок, это твои, а не его трудности». Меня это вначале даже возмутило: а не много ли мне трудностей! А потом, со временем, я поняла, что он имел в виду. Не надо ломать через колено. Если идешь, как танк, прямо, не сворачивая, не зная компромиссов, ничего, кроме невроза и испорченных отношений, не добьешься. А вот если ребенок чувствует, что ты не враг ему, не надзиратель, а друг, вот тогда он будет стараться тебя не огорчать. Не бойся, что тебе «сядут на голову». Бояться можно только испорченных отношений с самыми близкими людьми.
И еще. Не пренебрегай «правильными» книгами. Очень советую прочитать Владимира Леви и Юлию Гиппенрейтер. Здо́рово прочищает мозг, прямо все ставит на свои места.
Совет четвертый
* * *Не заставляй! Знаешь, что любое действие рождает противодействие? Так вот, не проверяй на практике. Поверь мамаше с большим опытом – чем больше ты давишь, тем меньше шансов добиться своего. Дочь дружит с девочкой, которая на нее плохо влияет? Упаси бог запретить! Будет продолжать дружить пуще прежнего, та для нее станет роднее сестры и, что еще прискорбнее, примером для подражания.
Сын встречается с недостойной, как тебе кажется, девушкой? Хочешь стать ему врагом и прямо толкнуть в ее объятия? Тогда устрой образцово-показательную истерику и сквозь рыдания обратись к сыну с прочувствованной речью. Там непременно должны быть слова: «всю жизнь на тебя положила», «ты меня не любишь», «хочешь моей смерти» – ну и так далее, насколько фантазии хватит. Не сомневайся – завтра уже он съедет к ней, а через месяц-другой они распишутся. Впрочем, обо всем этом я писала в «Дневнике свекрови». Позиция моей героини: уважать ребенка и давать ему возможность принимать решения – мне самой очень близка. «Но если мне не нравятся его решения?! Что же, смотреть, как кровиночка губит свою жизнь?» Увы, да. Это же его жизнь. И потом, если ребенок правильно воспитан, то непременно одумается и примет правильное решение, вот увидишь.
Впрочем, бывают исключения. Миша, брат моей подруги Сони, любит вспоминать историю, которая произошла очень давно – он тогда был не лысоватым, грузным дядечкой на дорогой машине, а стройным, кудрявым студентом первого курса – веселым, общительным, «юморным», как это в то время называлось. И вот Миша влюбился. Его избранница, Марина, была вполне приличная девушка – это тебе не Нюся, которая досталась в невестки моей героине в «Дневнике свекрови». Но Мишина мама очень нервничала. Мальчику надо учиться, а он пропадает у этой девицы дни напролет и ночи, кстати, тоже. Как бы чего не вышло… Напомню, было это в далекие 80-е, с контрацептивами в стране было не очень. В общем, песня знакомая: «Погубит себя деточка, не выучится, вся жизнь под откос пойдет». Но ни мамины уговоры, ни папины вздохи на Мишу не действовали – первая любовь, полет души, игра гормонов, сама понимаешь. И вот они с Мариной собрались в загс, о чем Миша, наивный юноша, сообщил, точнее, торжественно объявил, маме. И мама наплевала на этику, приличия и перешла к решительным действиям. В субботу Миша не явился к загсу, где его ждала Марина. Мама заперла его, восемнадцатилетнего лба, в комнате, предварительно забрав одежду и паспорт. Была бы ее воля – она бы его, паспорт в смысле, съела перед загсом, как пел в своей очень популярной когда-то песне А. Укупник. Миша оббил костяшки о дверь, но его мама, такая мягкая и уступчивая, была непреклонна – не выпущу, и все! Сиди там в трусах и думай о высоком. Заступничество отца и Сони ни к чему не привело. Мама редко выходила на тропу войны, но уж если выходила, то была бескомпромиссна. Ситуация – глупее не придумаешь. Мобильных телефонов тогда не было, предупредить несостоявшуюся невесту Миша не мог. Когда в понедельник его выпустили из заточения – пора в институт – и он встретился с Мариной, оба поняли, что любовь прошла. Вот так – за два дня улетучилась. Она его не простила, он не мог забыть бессилия и унижения.
Сейчас Миша давно и безнадежно женат, трое детей. Мама жива, здорова, нянчит внуков. И – самое удивительное и труднообъяснимое – Миша на нее не обижен. Наоборот, говорит, что даже благодарен. Теперь он понимает, что, сходи он тогда с Мариной в загс, правда сломал бы жизнь и ей, и себе, ну какая семья в восемнадцать лет? Так что мама была права, вздыхает он и опасливо косится на свою старшую дочь. Наверное, прикидывает, хватит ли у него духу в случае чего запереть ее в комнате или съесть ее паспорт.
Совет пятый
* * *Расскажу историю, которая меня потрясла.
Катин сын, Игорек, родился слабым, недоношенным. Катя вспоминала, как сквозь пелену слышала голос педиатра, присутствовавшего на родах: «Нежизнеспособен». Но вопреки прогнозам врачей мальчик выжил. Катя вернулась с ним домой и стала бороться: кормление по расписанию малыми порциями с небольшими интервалами. Массаж, врачи. Опять массаж. По ночам она подходила к кроватке, смотрела на сына, который спал, сжав кулачки, на пушистые ресницы, на завитки на лбу и думала, что сделает все, чтобы он жил, и жил счастливо.
Муж не выдержал, ушел, и она даже не заметила, как это произошло: ей было некогда, а потом ужасно хотелось спать. Иногда она отключалась прямо на ходу, спать могла не только сидя, но и стоя, как лошадь. То, что она продержалась первые три года жизни Игоря, – чудо. И знаете, сейчас Катя, счастливая мать уже взрослого сына, красавца, спортсмена, говорит, что выжить ей помогла уверенность в том, что ее сын – самый умный, красивый и вообще лучший ребенок на свете. Она повторяла это как мантру. И победила обстоятельства. И судьба отблагодарила ее – умницей сыном, любящим мужем, интересной работой.
У меня есть повесть «Ошибка молодости». В ней я описываю похожую историю. И знаете, мне приходили письма, в которых читательницы писали, что не верят и так не бывает. Бывает, конечно! И история Кати тому подтверждение. Кстати, я эту историю узнала уже после того, как вышла моя книга. Катя подошла ко мне на встрече с читателями, чтобы сказать, что прошла через то же, что моя героиня, что она очень волновалась, читая книгу, «как будто опять все это пережила».
– Катя, а вы себя тогда жалели?
– Конечно, – спокойно ответила она. – Были минуты, когда жалела, когда спрашивала себя, за что нам с Игорьком такое. Но о том, что он у меня есть, не пожалела ни разу, правда.