Еще в госпитале, в Индии, я откладывал бо́льшую часть жалованья и пособия по инвалидности: тратиться там было совершенно не на что, и даже такая роскошь, как курение, мне не дозволялась. Теперь же за недели, проведенные в Лондоне, скопленные средства постепенно таяли.
В Англии у меня не было родных, кроме дальних родственников в Девоншире. Так что наследства или денежной помощи ждать не приходилось.
В Лондоне, этом городе развлечений, трудно ничего не делать. Неделя проходила за неделей, и я тратил свои скудные сбережения гораздо привольнее, чем собирался. Читатель может легко вообразить мои тогдашние настроения — постоянные мрачные размышления об утерянном здоровье и грозящей нищете. Что же касается женитьбы, какая бы женщина в здравом уме пошла замуж за человека с подобными перспективами?
Именно таким мыслям я и предавался, когда шел по Пикадилли тем январским утром. По знаменитой улице разгуливало немало господ, выглядевших куда богаче меня самого. Мимо проезжали легкие экипажи, запряженные ухоженными гнедыми меринами. Вот прогрохотала карета с гербом. Я же с трудом мог позволить себе простой кеб.
Именно тогда одно совпадение изменило всю мою жизнь. Я свернул с запруженных экипажами улиц возле Гайд-парка, часы как раз пробили двенадцать. Я решил, что с сегодняшнего дня начну экономить и первым делом найду себе более непритязательное жилье. Но что может быть дешевле пансиона? Бог знает, где искать подходящий ночлег. И все же мне захотелось отпраздновать благое начинание, позволив себе напоследок небольшую роскошь, и я отправился в бар «Критерион» на Ковентри-стрит, неподалеку от площади Пикадилли.
Тут и произошел тот счастливый случай: кто-то похлопал меня по плечу. Через мгновение меня уже по-дружески приветствовал молодой Стэмфорд, который когда-то работал у меня фельдшером в больнице Святого Варфоломея.
Мы обменялись положенными любезностями и разговорились. Я описал ему свои злоключения в Афганистане, теперешнюю незавидную ситуацию и, поскольку мы были неплохо знакомы, упомянул, что собираюсь переехать из пансиона, но пока не знаю куда. Стэмфорд тут же рассказал о своем приятеле, некоем Шерлоке Холмсе, который нынешним утром тоже говорил ему, что ищет квартиру. Более того, этот самый Холмс присмотрел одно весьма приятное местечко на Бейкер-стрит, но ему требовался компаньон, чтобы делить пополам расходы. Стэмфорд думал, что предложение Холмса адресовано ему, но сам он, как говорится, был уже вполне устроен.
Хорошо помню свою радость: это стечение обстоятельств разом разрешало все мои затруднения. Ведь если мы будем снимать жилье вместе, то и арендная плата вполовину уменьшится.
— Боже мой! — со смехом воскликнул я. — Если он действительно хочет разделить квартиру и расходы, то я к его услугам! К тому же мне куда приятнее поселиться вдвоем, чем жить в одиночестве!
И в тот же день в химической лаборатории больницы Святого Варфоломея я был представлен молодому человеку, похожему на ученого. Он был ростом чуть более шести футов, но из-за худобы казался еще выше. На лице его выделялся тонкий ястребиный нос. Мой новый знакомый окинул меня острым пытливым взглядом. В чертах его угадывались напряженность, внимательность и вместе с тем решительность, которую подчеркивали плотно сжатые челюсти. Его физическую силу я ощутил при первом же рукопожатии!
И потому ничуть не удивился, когда позже выяснилось, что Холмс превосходно фехтует и боксирует. Что же касается его силы, я никогда не забуду визит грубияна Гримсби Ройлотта. Он явился к нам с угрозами, а для пущей убедительности вытащил из камина кочергу и согнул ее своими огромными загорелыми ручищами, при этом вены на его шее вздулись и лицо побагровело. В конце концов Ройлотт удалился, а Холмс, с сожалением покачав головой, поднял покореженную кочергу и одним точным движением распрямил ее.
С самого начала нашего знакомства я понял: Холмс никогда не смиряется с неудачей или поражением. Иногда люди, не знавшие его лично, просили меня описать внешность и характер сыщика. В подобных случаях я предлагал вообразить ведущего перекрестный допрос сэра Эдварда Карсона, этого решительнейшего и проницательнейшего из юристов, и сверх того наделить его манерами уверенного в себе лорда Биркенхеда (в прошлом просто мистера Ф. Э. Смита). Еще можно прибавить к этому стремительность покойного лорда Керзона, известного своим «непринужденным превосходством», как он это называл. И все же сравнения не дают полного представления о благородном характере моего друга. Холмс мог без устали, позабыв об амбициях и не ожидая никакой награды, трудиться над делом беднейшего и скромнейшего из клиентов. Именно «помощь нуждающимся» доставляла ему самое глубокое удовлетворение — и этим он занимался из чистой любви к справедливости.
В тот день, когда я впервые увидел его в химической лаборатории, пальцы великого сыщика покрывали пятна от едких кислот и чего-то еще, похожего на обыкновенные чернила. Среди полок, где поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки, и низких столов, уставленных ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени, он чувствовал себя в своей стихии. Стэмфорд быстро представил нас друг другу, но Холмс был так взволнован удачно проведенным опытом, что почти сразу же позабыл обо мне и принялся объяснять нашему общему приятелю суть своего открытия. Он поведал нам, что обнаружил реактив, который осаждается только гемоглобином, и ничем другим. Иными словами, благодаря этому веществу можно было безошибочно определять кровавые пятна, даже если кровь уже успела высохнуть.
Более не буду распространяться здесь о той встрече, ведь я подробно описал ее в другом рассказе. Позвольте лишь добавить несколько штрихов для тех, кто лично не знаком с Шерлоком Холмсом. Жизнь моего друга состояла из моментов яростного интеллектуального напряжения, сменявшихся спокойными периодами раздумья. К сожалению, невозможно постоянно находиться на пике умственной деятельности, даже у людей самых активных профессий случаются дни или даже целые недели, заполненные лишь монотонной скукой. Кто-то во время подобного мрачного затишья обращается к вину или женщинам, Шерлок Холмс же предпочитал более простые успокоительные средства: музыку или кокаин. Я осуждал его привычку к наркотику, но со временем понял, что он не был истинным пристрастием моего друга, а служил лишь временной заменой главному возбудителю — очередному интересному делу. Когда таковое подворачивалось, Холмсу не требовалось ничего иного, кроме любимой трубки.
Холмс отлично знал химию, неплохо разбирался в анатомии, имел практические знания в области английского криминального права и в психопатологии, особенно в той ее части, которая касалась умственного расстройства. Он штудировал труды Крафт-Эбинга и Шарко столь же часто, сколь обычные люди читают утренние газеты. Не пренебрегал и литературными описаниями темной стороны человеческой натуры, принадлежавшими перу Эдгара Аллана По, Шарля Бодлера или Роберта Браунинга.
Пожалуй, самым потрясающим его даром я назвал бы умение овладевать новыми знаниями в огромном объеме буквально в считаные дни или даже часы. Холмс мог ничего не знать об астрологии, устройстве акционерных обществ или же о воздействии, оказываемом на огнестрельную рану амбритом, но был способен досконально изучить вопрос всего за неделю.
Мой друг тренировал свой мозг, как иные развивают мускулы с помощью эспандера или гантелей. К примеру, занимал себя неразрешимыми математическими задачами вроде теоремы Фермá или проблемы Гольдбаха. И хотя он так и не отыскал для них решения, но, полагаю, разбирался в природе этих парадоксов гораздо лучше прочих.
При первой же встрече меня поразили его невероятная проницательность и ясность ума, сочетавшиеся со способностями к логике и дедукции. Отчетливо помню, как сыщик продемонстрировал свои умения в лаборатории. Когда Стэмфорд познакомил нас и мы пожали друг другу руки, Холмс почти сразу же сказал: «Я вижу, вы служили в Афганистане. Несмотря на ранение, вам повезло остаться в живых в битве при Майванде».
А ведь он видел меня впервые! За две минуты до этого разговора Холмс вообще не знал о моем существовании. Как же, черт подери, сумел он выяснить, что я был в Афганистане, не говоря уж о моем участии в битве при Майванде? О ней я не рассказывал даже Стэмфорду. Именно это я и заявил Холмсу. Он рассмеялся, но в тот раз не стал ничего объяснять. Чуть позже Стэмфорд заметил, что его приятель любит озадачивать собеседников такими вот неожиданными «догадками». И похоже, практически никогда не ошибается. Я решил, что это какой-то трюк. А как же иначе? И мне стало очень любопытно, как же Холмс его проделывает.
Но вернемся к нашей истории. Мой новый знакомый нашел квартиру на Бейкер-стрит, от нее было рукой подать до центра Лондона и станции метро и довольно близко до Риджентс-парка. Комнаты идеально подходили для двух съемщиков, а вот для одного были дороговаты. В тот вечер мы вместе поужинали в заведении у Эванса и договорились назавтра посмотреть наши апартаменты.
Но вернемся к нашей истории. Мой новый знакомый нашел квартиру на Бейкер-стрит, от нее было рукой подать до центра Лондона и станции метро и довольно близко до Риджентс-парка. Комнаты идеально подходили для двух съемщиков, а вот для одного были дороговаты. В тот вечер мы вместе поужинали в заведении у Эванса и договорились назавтра посмотреть наши апартаменты.
За столом Холмс рассказал мне о себе. Первое свое жилье (кабинет консультанта, как он его величал) он снимал на Ламбет-Палас-роуд, к югу от Вестминстерского моста. Тогда мой будущий друг еще только учился, а эта квартира располагалась недалеко от больницы Святого Томаса. Холмс не был студентом, но ему дозволялось заниматься в тамошней химической лаборатории. Это право оговаривало завещание, оставленное его родственником, который был каким-то образом связан с попечителями больницы. Как и почему Холмс перебрался в госпиталь Святого Варфоломея, я тогда не узнал.
Пару лет молодой исследователь днем трудился в больнице Святого Томаса, а вечером возвращался на Ламбет-Палас-роуд с ее тенистыми аллеями, которую давно облюбовали студенты-медики. Именно там он успешно раскрыл свое первое преступление — дело алчного и распутного доктора Уильяма Сметхёрста. Его богатая невеста умерла при загадочных обстоятельствах, при вскрытии в ее теле обнаружили мышьяк, а доктор был единственным, кто общался с женщиной перед ее кончиной. Его судили, приговорили и должны были повесить через несколько дней. Решено было обратиться к Шерлоку Холмсу, начинающему детективу-консультанту. И тот сумел прийти к невероятному заключению. Он великолепно справился с задачей и доказал, что Уильям Сметхёрст, премерзкий во всех отношениях субъект, был абсолютно неповинен в убийстве. Мышьяк случайно попал в исследуемый образец, взятый при вскрытии трупа, причиной послужило использование специального оборудования [3].
С того момента путь Холмса определился. Быть может, попечители больницы Святого Томаса беспокоились из-за его зловещих экспериментов и потому решили отказать ему в лаборатории. Но даже если и так, сыщика это не остановило. Он, например, признался, что незадолго до нашего со Стэмфордом визита колотил дубинкой труп, чтобы выяснить, могут ли после смерти появиться синяки!
Но хватит о прошлом Холмса. Следующим утром мы с ним съездили в квартиру на Бейкер-стрит и осмотрели предлагаемые комнаты на первом этаже — две удобные спальни и просторную светлую гостиную. К тому же разрешалось пользоваться кладовкой на чердаке. Хозяйкой была приятная дама, разговаривавшая весьма тихим голосом, шотландка. Ее звали миссис Хадсон.
Бейкер-стрит, конечно, расположена далеко от знаменитого Стрэнда, но я чрезвычайно обрадовался тому, что плата за квартиру, поделенная на двоих, оказалась гораздо меньше, чем за так называемый частный пансион. Мы тут же договорились о найме, и я в тот же день перевез из гостиницы свои пожитки, а наутро прибыл Шерлок Холмс.
Я воспользовался первым же случаем, чтобы спросить у нового знакомого, как он догадался о моей службе в Афганистане и даже об участии в битве при Майванде. За завтраком я предположил, что кто-то сообщил ему эти подробности. Холмс покачал головой:
— Нет, мой дорогой друг. Кто мог бы рассказать мне подобное? Ведь никто не знал, что мы с вами повстречаемся. Я просто-напросто вычислил, что вы были в Афганистане, при помощи дедукции. Как именно? Это очень просто. Передо мной — типичный медик, но, видимо, не при деньгах. Одежда не новая, и даже жилет остался явно со студенческих времен, на нем небольшая потертость, там, где раньше висел стетоскоп. Однако выправка у человека военная, он держится прямо, как на плацу. Значит, по всей вероятности, военный врач. Откуда приехал? Должно быть, недавно из тропиков — лицо смуглое, но это не природный оттенок кожи, поскольку запястья гораздо светлее. — Холмс неопределенно махнул рукой, словно догадаться обо всех этих подробностях не составляло ни малейшего труда, и продолжил: — Наш врач, очевидно, немало натерпелся и перенес болезнь. Простите, но об этом явственно свидетельствуют изможденный вид и запавшие глаза. Был ранен в левую руку — держит ее неподвижно и немножко неестественно, и его определенно не взяли бы на службу с таким увечьем! Где же в тропиках при нынешнем положении дел в империи военный врач-англичанин мог получить подобную рану? Конечно же, в Афганистане. А какая битва в Афганистане не так давно закончилась разгромом наших войск и многочисленными жертвами? Получается, Майванд. Вот видите? Довольно несложно.
— Звучит вполне правдоподобно, — с усмешкой отозвался я.
— Разумеется, — тут же возразил Холмс, — я не был полностью в этом уверен, но к чему еще могли привести мои умозаключения? Если руководствоваться здравым смыслом, рано или поздно приходишь к правильным выводам. Уверяю вас, это не трюк.
И вскоре мне представилась возможность проверить его теорию. Сперва я полагал, что эти «умозаключения» — пустое бахвальство, но постепенно изменил свое мнение, узнав о связи Шерлока Холмса со Скотленд-Ярдом и увидев в действии его удивительные способности. В то утро мы вместе смотрели в окно гостиной. На улице человек с синим конвертом в руках, одетый довольно просто, вглядывался в номера домов.
— Интересно, кого он разыскивает, — сказал я.
— Вы имеете в виду того отставного сержанта морской пехоты?
Какая чушь! Холмс попросту не мог знать, что прохожий был флотским сержантом, если только не встречался с ним раньше. А судя по тому, что тот никак не мог найти нужную дверь, они едва ли были знакомы. И тут мне улыбнулась удача: посыльный перешел через дорогу и раздался громкий стук. Потом послышались голоса и звук шагов на лестнице. И снова постучали, на этот раз в дверь гостиной. Решив опередить Холмса, я бросился открывать. Передо мной стоял тот самый человек, с синим конвертом в одной руке и тростью в другой.
— Мистеру Шерлоку Холмсу, — сообщил он, вручая письмо.
— Одну минутку! — Я решил воспользоваться подвернувшейся возможностью. — Кто вы по профессии?
— Посыльный и швейцар, сэр. Форму только сегодня отдал заштопать.
«Прекрасно!» — подумал я и спросил:
— А чем вы занимались раньше?
— Служил сержантом, сэр! Королевская морская пехота, сэр! Ответа не ждать? Есть, сэр. Премного обязан, сэр!
Он щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из комнаты.
Шерлок Холмс напустил на себя невинный вид.
— Весьма умно. Но как вы узнали обо всем, если не встречали его раньше?
Мы стояли у окна, провожая взглядом посыльного, медленно удалявшегося в сторону станции подземки.
— Если бы вы присмотрелись, Ватсон, то увидели бы на тыльной стороне его левой руки татуировку в виде якоря. Только моряк может носить подобную наколку. При этом он чеканит шаг, а не переваливается с ноги на ногу, как обычный промысловик. И баки подстрижены по военному образцу. О чем говорят все эти признаки? Конечно, он из Королевской морской пехоты. Уже не на службе, следовательно, подал в отставку. Насколько мы убедились, работает посыльным и швейцаром. А теперь присмотритесь к его походке. Как он держит голову, помахивает палкой — вид у него вполне начальственный. Очевидно, не просто рядовой. Разумеется, не офицер, значит — сержант. Простая дедукция. Только и всего.
— И, осмелюсь заметить, изрядное везение.
— Дорогой Ватсон, — улыбнулся мой друг, — пусть везение поиграет с нами в дедукцию!
Он внимательно осмотрел синий конверт, вскрыл его ножом и вытащил оттуда единственный лист писчей бумаги — письмо от инспектора Тобиаса Грегсона, «самого толкового сыщика в Скотленд-Ярде», как называл его Шерлок Холмс. В послании говорилось об убийстве на Брикстон-роуд. Мой новый знакомый считал, что Грегсон и Лестрейд чуть выделяются среди прочих ничтожеств в лондонской полиции. Однажды Холмсу пришлось выручить последнего, когда тот несколько лет назад умудрился совершенно запутаться в деле. Оно было связано с фальшивкой в Банке Англии. И неотвязчивый инспектор взял за привычку посещать Холмса каждую неделю и сообщать ему последние новости о лондонских преступлениях и свою точку зрения на них.
Если до этого я задавался вопросом, зачем Холмсу нужен «кабинет консультанта», то теперь все сомнения развеялись. Он был частным сыщиком, которого нанимали, как обычно нанимают стряпчего или кебмена. Раньше я думал, что такие люди встречаются лишь в грошовых романах, а теперь сам вдыхал сладкий воздух детективных историй вместе с витавшим в нашей комнате ароматом крепкого холмсовского табака.
Так на Бейкер-стрит появился первый клиент. Через некоторое время после осмотра военной медкомиссии я получил отставку и небольшую пенсию, на которую, однако, невозможно было прожить. У меня оставался один выход — заняться частной медицинской практикой, но для этого требовалось найти партнера и внести определенную сумму. Мне вдруг подумалось: а что, если пока поработать вместе с Холмсом? Скромный доход детектива вкупе со скудной пенсией позволил бы мне кое-как существовать. Вероятно, со временем удастся скопить небольшие средства и вновь сделаться доктором. Например, купить место, пусть даже младшего врача, где-нибудь в провинции. У меня ведь были родственники в Девоншире. Я не видел их много лет, но они наверняка оказали бы содействие.