И что, его безмозглая маленькая честь, Тайлер ему поручил? спросил я. Тут есть ребята, работа которых целый день кипятить рис, мыть чашки после еды, или чистить казаны. Целый день. Что, Тайлер пообещал Большому Бобу просветление, если он будет проводить шестнадцать часов в день, заворачивая куски мыла?
Большой Боб не сказал ни слова.
Я ухожу на работу. Я возвращаюсь домой, и Большой Боб всё ещё стоит на крыльце. Я не сплю всю ночь, и на следующее утро Большой Боб работает в саду.
Перед уходом на работу я спрашиваю Большого Боба, кто его впустил? Кто дал ему его задание? Он видел Тайлера? Тайлер был здесь вчера ночью?
Большой Боб говорит:
— Первое правило Проекта «Вывих» — ты не говоришь…
Я перебиваю его. Я говорю «да». Да, да, да, да, да.
И пока я на работе, команды космических обезьянок перекопали газон вокруг дома, смешали землю с нюхательной солью, чтобы уменьшить кислотность, и раскидали свежий навоз от молодого бычка со скотного двора и мешки с остриженными волосами из парикмахерской, чтобы защитить насыпь от мышей и повысить уровень протеина в почве.
В любое время посреди ночи космические обезьянки возвращаются домой с какой-то бойни, принося с собой мешки кровавых смесей, чтобы повысить уровень железа в почве, и костяных смесей, чтобы повысить фосфор.
Команды космических обезьянок выращивают базилик, чабрец, салат-латук, сажают ведьмин орех, эвкалипт, ложный апельсин и мяту — богатый калейдоскоп растений. Окна-розетки в каждой тени зелени. Другие команды выходят по ночам и убивают слизней и улиток огнём свечей. Другая команда космических обезьянок собирает самые лучшие листья и ягоды можжевельника, чтобы приготовить натуральный щёлок. Комфрэй, потому что это естественный дезинфектор. Листья фиалок, потому что они помогают от головной боли и душистый ясменник, потому что он придаёт мылу запах свежескошенной травы.
На кухне стоят бутылки 80-процентной водки, чтобы делать полупрозрачную «розовую герань», коричневое сахарное мыло и мыло «пачули», и я украл бутылку водки и потратил деньги на личные похороны на сигареты. Марла показалась. Мы говорили о растениях. Мы с Марлой гуляли по посыпанной гравием дорожке сквозь зелёный калейдоскоп сада, пили и курили. Мы говорили о её грудях. Мы говорили обо всём кроме Тайлера Дардена.
И однажды в газетах появляется сообщение о группе мужчин, одетых в чёрное, которые в хорошем квартале проникли в магазин шикарных автомобилей и разбили бейсбольными битами передние бамперы машин, так что воздушные подушки внутри них взорвались в белую массу и сирены тревоги оглушительно звенели.
В «Пейпер Стрит Соуп Кампани» другие команды собирают лепестки роз, анемонов и лаванды, и кладут цветки в коробки с налитым чистым жиром, который впитает их запах, чтобы сделать мыло с цветочным ароматом.
Марла рассказала мне о растениях.
Роза, рассказала мне Марла, естественное вяжущее средство.
У некоторых растений есть обиходные имена: Ирис, Базилик, Рута, Розмарин и Вербена. У некоторых, таких как луговая сладость или коровьи губы, милый флаг или острый нард, названия похожи на пьесы Шекспира. Олений язык со сладким ванильным запахом. Ведьмин орех, ещё одно естественное вяжущее средство.
Касатик флорентийский, дикий испанский ирис.
Каждую ночь мы с Марлой гуляем по саду, пока я не убежусь, что Тайлер не придёт сегодня ночевать. Прямо за нами всегда космическая обезьянка идёт по нашим пятам, чтобы подбирать цветы бальзама, руты или мяты, которые Марла раздавила у меня перед носом. Выброшенные сигаретные окурки. Космическая обезьянка вскапывает дорожку под ними, чтобы скрыть само наше пребывание здесь.
И однажды ночью в большом парке на краю города ещё одна группа мужчин разлила бензин вокруг каждого дерева и от дерева к дереву, и устроила идеальный маленький лесной пожар. Это было в газетах, как окна жилых домов вокруг парка плавились от огня, и припаркованные возле парка машины дымились и опускались на плавящихся шинах.
Снятый Тайлером дом на Пейпер Стрит постоянно влажный внутри от потения и дыхания такого огромного количества мужчин. Так много людей движется внутри, что кажется, будто дом движется.
В другой раз ночью, когда Тайлер не пришёл домой, кто-то просверлил дырочки в банкоматах и таксофонах, завинтил в эти дырочки газовые трубки, а затем с помощью жирового насоса накачал внутрь банкоматов и таксофонов топлёный жир или ванильный пудинг.
И Тайлера никогда не было дома, но спустя месяц у некоторых из космических обезьянок на тыльной стороне ладони был ожёг от тайлеровского поцелуя. Затем эти космические обезьянки тоже исчезли, а на крыльце перед входной дверью появились новые, чтобы заменить их.
И каждый день команды мужчин приезжали и уезжали на разных машинах. Ты никогда не видишь одну и ту же машину дважды. Однажды вечером я услышал, как Марла говорит обезьянке на крыльце перед дверью: — Я здесь, чтобы увидеть Тайлера. Тайлера Дардена. Он живёт здесь. Я — его друг.
Космическая обезьянка говорит:
— Мне очень жаль, но вы слишком… — и пауза, — вы слишком молоды, чтобы здесь тренироваться.
Марла говорит:
— Пошел на хуй.
— Кроме того, — говорит космическая обезьянка, — вы не принесли требуемых вещей: две чёрные рубашки, две пары чёрных брюк…
Марла кричит:
— Тайлер!
— Одна пара чёрных армейских ботинок.
— Тайлер!
— Две пары чёрных носков и две пары однотонного нижнего белья.
— Тайлер!
И я слышу, как хлопает входная дверь. Марла не ждёт три дня.
Большую часть дней я возвращаюсь домой и делаю себе бутерброд с ореховым маслом.
Когда я прихожу домой, одна космическая обезьянка читает остальным космическим обезьянкам, сидящим на полу по всему первому этажу: — Ты — не прекрасная и неповторимая снежинка. Ты — такая же разлагающаяся органическая масса, как все остальные, и все мы — части одной и той же силосной ямы.
Космическая обезьянка продолжает:
— Наша культура сделала нас всех одинаковыми. Никто уже на самом деле ни белый, ни чёрный, ни богатый. Мы все хотим одного и того же. По одиночке мы — никто.
Чтец останавливается, когда я захожу, чтобы сделать себе бутерброд, и все космические обезьянки сидят так тихо, что кажется, что я здесь один. Я говорю: «не обращайте внимания». Я это уже читал. Я это печатал.
Даже мой шеф наверное это читал.
«Мы все — просто огромная куча хлама», — говорю я. «Вперёд. Играйте в свои детские игры. Не обращайте на меня внимания».
Космические обезьянки сидят в полной тишине, пока я делаю себе бутерброд, беру ещё одну бутылку водки и поднимаюсь вверх по лестнице. Сзади меня раздаётся: — Ты — не прекрасная и неповторимая снежинка.
Я — разбитое сердце Джо, потому что Тайлер кинул меня. Потому что мой отец кинул меня. О-о, я долго могу продолжать.
Иногда по ночам, после работы, я иду в какой-нибудь другой бойцовский клуб в подвале бара или в гараже и спрашиваю, не видел ли кто-нибудь Тайлера Дардена.
И в каждом новом бойцовском клубе кто-нибудь, кого я никогда раньше не видел, стоит в круге света посреди тьмы, окружённый мужчинами, и читает слова Тайлера.
Первое правило бойцовского клуба — ты не говоришь о бойцовском клубе.
Когда начинается бой, я отвожу главу клуба в сторону и спрашиваю, не видел ли он Тайлера. Я рассказываю, что я живу с Тайлером и что он уже какое-то время не появлялся дома.
Глаза парня расширяются и он спрашивает, что, я действительно знаю Тайлера Дардена?
Это происходит в большинстве новых бойцовских клубов. Да, говорю я, мы с Тайлером лучшие друзья. Затем вдруг все хотят пожать мне руку.
Эти новые ребята смотрят на дыру у меня в щеке и чёрную кожу моего лица, жёлто-зелёную по краям, и они называют меня «сэр». Нет, сэр. Никак нет, сэр. Никто из тех, кого они знают, никогда не встречал Тайлера Дардена. Друзья их друзей встречались с Тайлером Дарденом, и они основали это отделение бойцовского клуба, сэр.
И они мне подмигивают.
Никто из тех, кого они знают, никогда не видел Тайлера Дардена.
Сэр.
«Правда ли это», — спрашивают все. «Что Тайлер Дарден собирает армию? Так говорят. Что Тайлер Дарден спит всего один час в сутки? Ходят слухи, что Тайлер в дороге, основывает бойцовские клубы по всей стране. Что будет дальше, все хотят знать».
Собрания Проекта «Вывих» переехали в другой подвал, побольше, потому что каждый комитет — Поджог, Насилие, Вред и Дезинформация — становятся больше по мере того, как всё больше ребят выпускаются из бойцовского клуба. У каждого комитета есть глава, и даже они не знают, где находится Тайлер. Тайлер звонит им каждую неделю по телефону.
Каждый член Проекта «Вывих» хочет знать, что будет дальше.
Куда мы идём?
Что ждёт нас там, впереди?
На Пейпер Стрит мы с Марлой гуляем в ночном саду с босыми ногами, и каждый шаг подымает запах шалфея, лимонной вербены и розовой герани. Чёрные рубашки и чёрные брюки снуют вокруг нас со свечами, подымают листья растений, чтобы убить улитку или слизня. Марла спрашивает: «что здесь происходит?» Пучки волос лежат рядом с комьями грязи. Волосы и дерьмо. Костные смеси и кровяные смеси. Растения растут быстрее, чем космические обезьянки успевают их срезать.
Марла спрашивает:
— Что ты собираешься делать?
Что говорят?
В грязи блеснуло яркое пятнышко золота и я нагнулся, чтобы посмотреть. «Я не знаю, что должно произойти дальше», — сказал я Марле.
Похоже, что нас обоих кинули.
Уголком глаза я вижу космических обезьянок, прохаживающихся вокруг в чёрном, каждая нагибается над растениями со своей свечкой. Маленькое пятнышко золота в земле — это золотая коронка. Дальше по тропинке видны ещё две коронки из серебряной амальгамы. Это кости челюсти.
Я говорю: «нет, я не знаю, что произойдёт дальше». И я запихиваю одну, две, три коронки в грязь, и волосы, и дерьмо, и кости, и кровь, пока Марла их не увидела.
18
Вечером в эту пятницу я уснул на столе у себя на работе.
Когда я проснулся с головой, опущенной на скрещенные руки на рабочем столе, телефон надрывался и никого уже не было. Телефон звонил и у меня во сне, и было не совсем понятно, то ли это реальность соскользнула в мой сон, то ли мой сон расплескался по всей реальности.
Я ответил на звонок: «Договора и Обязательства».
Это мой отдел. Договора и Обязательства.
Солнце садится, и в нашу сторону движется нагромождение облаков размером с Вайоминг или Японию. Не то чтобы у меня было окно на работе. Все наружные стены — стёкла от пола до потолка. Везде вертикальные жалюзи. Везде производственный низковорсистый серый ковролин с пятнышками маленьких надгробных монументов там, где ПиСишники подключены к сети. Везде лабиринт кубических ящиков с заборами облицовочной фанеры.
Где-то гудит пылесос.
Мой шеф уехал в отпуск. Он послал мне письмо по электронной почте, а затем исчез. Я готовлюсь к официальному докладу через две недели. Резервирую конференц-зал. Развешиваю все свои брюки в ряд. Переписываю своё resumй. И всё такое. А они строят козни против меня.
Я — Абсолютный Недостаток Сюрпризов Джо.
Я ужасно себя вёл.
Я подымаю трубку, и это Тайлер, и он говорит: — Выходи на улицу, на стоянке тебя ждут ребята.
Я спрашиваю: «кто они?»
— Они ждут тебя, — говорит Тайлер.
Я слышу запах бензина на своих ладонях.
Тайлер продолжает:
— Дальше в дорогу. У них есть машина, на улице. У них Кадиллак.
Я всё ещё сплю.
Я сижу здесь, и я не уверен, не снится ли мне Тайлер.
Или я снюсь Тайлеру.
Я нюхаю свои руки в бензине. Здесь никого больше нет, и я встаю и иду на улицу, на стоянку.
Парень из бойцовского клуба работает водителем, и он припарковался у обочины в чьём-то чёрном Corniche, и всё, что я могу сделать — это смотреть на него, чёрного с золотом, огромный портсигар, готовый увезти меня куда-то. Парень-механик, вышедший из машины, говорит мне не волноваться, он поменял номера с другой машиной на долговременной автостоянке в аэропорту.
Наш механик из бойцовского клуба говорит, что он может завести что угодно. Из приборной панели вытаскиваются два проводка. Прикоснитесь одним проводком к другому — и вы замкнёте цепь зажигания, получая машину для прогулки.
Можно иначе — получить код замка через распространителя автомобилей.
Три космические обезьянки сидят на заднем сидении, одетые в свои чёрные рубашки и чёрные брюки. Ничего не вижу. Ничего не слышу. Никому ничего не скажу.
Я спрашиваю: «так где Тайлер?»
Парень-механик из бойцовского клуба открывает мне дверцу, как персональный шофёр. Механик высокий, и его кости и плечи напоминают телефонный столб.
Я спрашиваю: «мы едем к Тайлеру?» Посреди переднего сидения меня ждёт праздничный пирог со свечами, готовыми к тому, чтоб их зажгли. Я сажусь в машину. Мы трогаемся.
Даже через неделю после бойцовского клуба у нас не возникает проблем с тем, чтобы ехать, не превышая скорости. У тебя пару дней может быть чёрный кал, разные внутренние повреждения, но ты настолько крут. Другие машины объезжают тебя. Они сигналят. Ты получаешь факи от других водителей. Абсолютные незнакомцы ненавидят тебя. Здесь нет совершенно ничего личного. После бойцовского клуба ты настолько расслаблен, что это просто не может тебя взволновать. Ты даже не включаешь радио. Может быть твои рёбра царапают внутренности каждый раз, когда ты делаешь вдох. Машины позади тебя мигают фарами. Солнце садится, апельсиновое и золотое.
Механик здесь, ведёт машину. Праздничный пирог лежит на сидении между нами.
Это страшно до усрачки — увидеть в бойцовском клубе парня вроде нашего механика. Худые ребята, они никогда не начинают хромать. Они дерутся, пока не превратятся в бутерброд. Белые ребята, похожие на скелетов, вымазанных жёлтой ваксой, с татуировками, чёрные ребята, похожие на вяленое мясо, эти ребята обычно держатся вместе, так, как они выглядели бы в Анонимных Наркоманах. Они никогда не скажут: «хватит». Как будто они становятся живой энергией, дрожа так мелко, что расплываются по краям, эти парни словно от чего-то отходят. Как будто единственный выбор, оставшийся у них в жизни, это как бы они хотели умереть, и они хотят умереть в бою.
Они вынуждены драться друг с другом, эти ребята.
Никто больше не вызовет их на бой, и они не могут вызвать кого-нибудь, кроме другого дрожащего худяка, кожа, кости и напор, если никто не занесёт их в регистр своих боёв.
Ребята-зрители даже не кричат, когда парни вроде нашего механика, сцепляются друг с другом.
Всё, что ты слышишь — это дыхание бойцов сквозь зубы, шлепки хватающих ладоней, хруст и удары, когда кулаки молотят и молотят по тонким впалым рёбрам, прямыми ударами в захвате. Ты видишь сухожилия, мышцы и вены под кожей у этих ребят, когда они прыгают. Их кожа блестит, потеет, морщится и становится влажной под единственной лампой.
Десять, пятнадцать минут протекают бесследно. Их запах, они потеют и запах остальных ребят, всё это напоминает тебе жареную курицу.
Пролетают двадцать минут бойцовского клуба. В итоге один из ребят падает.
После боя два накачанных препаратами парня будут висеть друг на друге до конца ночи, убитые и улыбающиеся от такого тяжёлого боя.
С тех пор, как открылся бойцовский клуб, парень-механик постоянно околачивался возле дома на Пейпер Стрит. Просил меня послушать песню, которую он написал. Просил меня посмотреть скворечник, который он сделал. Парень показал мне фотографию какой-то девушки и спросил, достаточно ли она симпатичная, чтоб на ней жениться.
Сидя на переднем сидении Corniche, парень говорит: — Вы видели пирог, который я для вас сделал? Это я его сделал.
Сегодня не мой день рожденья.
— Тут масло протекало сквозь кольца, — говорит парень-механик, — но я заменил масло и воздушный фильтр. Я заменил ремни клапанов и регулятор момента зажигания. Сегодня она должна бежать, так что я заменил лопасти.
Я спрашиваю: «что задумал Тайлер?» Механик открывает пепельницу и включает зажигалку для сигарет. Он говорит: — Это тест? Вы проверяете нас?
«Где Тайлер?»
— Первое правило бойцовского клуба — ты не говоришь о бойцовском клубе, — говорит механик, — и последнее правило Проекта «Вывих» — ты не задаёшь вопросов.
Так что он может мне рассказать?
Он говорит:
— Что ты должен понять — это что твой отец был для тебя моделью Бога.
Позади нас моя работа и мой кабинет становятся всё меньше, меньше, меньше, исчезли.
Я нюхаю свои руки в бензине.
Механик говорит:
— Если ты — мужчина, ты — христианин и ты живёшь в Америке, твой отец для тебя — модель Бога. А если ты не знал своего отца, если твой отец в тюрьме, или умер, или никогда не бывает дома, что ты тогда будешь думать о боге?
Всё это — догма Тайлера Дардена. Нацарапанная на клочках бумаги, пока я спал и отданная мне, чтобы я набрал и размножил её на работе. Я прочитал её всю. Даже мой шеф наверное прочитал её всю.
— Что ты должен прекратить делать, — говорит механик, — это тратить свою жизнь на поиски отца и Бога.
— Что ты должен принять, — говорит он, — это что Бог возможно тебя не любит. Возможно, Бог ненавидит тебя. Это не худшее, что может случиться.
По мнению Тайлера, привлечь внимание Бога плохими делами — это лучше, чем не получить внимания совсем. Может потому, что ненависть Бога — это лучше, чем Его безразличие.
Если бы ты мог быть злейшим врагом Бога или ничем, что бы ты выбрал?
Мы — средненькие курочки Бога, если верить Тайлеру Дардену, без своего специального места в истории и без специального внимания.
Даже если мы привлекли внимание Бога, у нас нет надежды на проклятие или искупление.
Что хуже: ад или ничего?
Только если были мы пойманы и казнены, можем обрести мы спасение.
— Сожги Лувр, — говорит механик, — и вытри жопу Моной Лизой. По крайней мере, так Бог узнает наши имена.
Чем ниже ты падаешь, тем выше взлетишь. Чем дальше ты убегаешь, тем больше Бог хочет тебя вернуть.
— Если бы гениальный ребёнок никогда не покинул дом, — говорит механик, — жирный телец всё ещё был бы жив.