— Да. Если Устюжанин сказал — значит, так оно и есть. Весьма информированный, скажу я вам, товарищ. Вы ведь ничего не имеете против слова «товарищ»? Так куда вы сейчас?
— Ума не приложу… — Игорь действительно не знал, куда ему податься, — бездомный, почти безоружный.
— Я бы мог предложить вам работу, молодой человек.
— И что я должен буду делать?
— Давайте обсудим это не здесь. — Старичок кивнул на по-прежнему толпящихся вокруг продавцов и покупателей оружия. — Я знаю неподалеку неплохую закусочную.
Молодой человек почувствовал, как яростно заурчал пустой желудок, и вдруг представил себе дымящийся кусок мяса с гарниром из грибов на тарелке. И кусок… Нет, два, три, четыре куска черного ноздреватого хлеба. И…
Наверное, все это ясно отразилось у него на лице, потому что провожатый весело улыбнулся и, поманив пальцем Игоря, свернул в переулок.
Игорь украдкой огляделся: все столики небольшого кафе, приткнувшегося между двух магазинов, были заняты. Люди, сидевшие за ними, сосредоточенно поглощали разнообразные кушанья и напитки, болтали между собой, флиртовали с женщинами… Между столами сновали юркие официанты, разнося заказы и забирая пустую посуду. Заведения общепита были и на Первомайской и Щелковской, но они ни в какое сравнение не шли с этим.
И еще его поразило разнообразие посетителей. В привычном Князеву мире двух станций преобладал европейский тип внешности. Азиатов или кавказцев было всего ничего. Здесь же эти типы превалировали: отовсюду неслась незнакомая речь, глаз то и дело задерживался то на раскосых глазах, то — на монументальном носе…
— Пока готовят, мы можем обсудить наши проблемы. — Старичок сделал официанту заказ, и тот умчался куда-то.
— Охотно, — кивнул Игорь и вдруг вздрогнул всем телом: за столиком на противоположном конце зала сидел человек с совершенно черным лицом. Что за?..
— Вы меня совсем не слушаете, — рассердился собеседник. — Куда вы сейчас смотрите?
— Вон там, — Игорь склонился к нему через столик и понизил голос, — сидит черный человек. Разве сюда пускают мутантов?
— Где? — Старичок обернулся туда, куда показывал Князев, и расхохотался: — Какой же это мутант? Это просто чернокожий человек. Если хотите — негр. Хотя ему и другим, похожим на него, этот термин не нравится. Так что, если будете с ним разговаривать, не вздумайте его так назвать, он очень обидится.
Игорь со стыдом вспомнил, что когда-то читал в книжках про африканских и американских негров, а Антошка ему объяснял, кто это такие. Но смотреть на непривычного вида человека спокойно все равно не мог. Чернокожий заметил его интерес к себе и улыбнулся ему, продемонстрировав неожиданно белоснежные зубы. Зрелище было жутковатым.
— Какими судьбами, кстати, вы к нам в Черкизон? — вежливо поинтересовался старик.
— Я своего брата ищу. Пропал, — внимательно оглядываясь по сторонам, сказал Игорь.
— Ну что ж, если узнаю о нем что-нибудь, обязательно вам сообщу, — улыбнулся старик. — У меня, знаете, работа такая — все знать. А вам могу предложить другую работенку… Как вы смотрите на то, чтобы стать гладиатором?
— Кем? — удивился старшина: слово казалось знакомым, но что оно означает, он припомнить не мог.
— Гладиаторы сражаются на арене, а зрители за это платят, — пояснил старичок. — Знаете, очень многие готовы заплатить за такое зрелище. Видели, как Лютый разделался с тварью? Так вот: Лютый — тоже гладиатор. В своем роде, конечно.
— И с кем сражаться? Тоже с тварями?
— С ними, — кивнул старик, блеснув стеклышками очков. — И не только.
— Не понял.
— Твари — это банально, — вздохнул собеседник, будто сожалея о его, Игоря, непонятливости. — К тому же это — всего лишь животные. А человек охотнее всего платит за то, чтобы на его глазах пролилась кровь ему подобного. Человек — вот кто самая красная дичь в мире.
— Извините, — покачал головой Князев, — но это не по мне. Нас и так осталось мало. Зачем же еще и убивать друг друга? И без этого твари когда-нибудь займут наше место.
— Ну, это случится еще не скоро — поверьте мне, — дробненько рассмеялся, словно рассыпал горстку мелочи, старик. — На мой век хватит. На ваш, думаю, тоже. Если вы будете думать головой. Для чего, правда, нужно сохранить эту самую голову.
Игорь мог поклясться, что в словах прозвучала неприкрытая угроза.
— Вы меня пугаете?
— Что вы! Конечно же нет! Я просто предлагаю вам применить свои таланты на практике. Ваши таланты налицо: бицепсы и плечевой пояс, хе-хе. За хорошую плату применить — уверяю вас. Не хотите сражаться с себе подобными — ваше дело. Это сделают другие — от желающих нет отбоя. Выставим вас против тварей, и резвитесь на здоровье. Против уничтожения тварей вы ведь, надеюсь, ничего не имеете? Я видел вашу реакцию на одну из них.
Игорь шумно втянул воздух. Без денег он отсюда никуда не денется. Ни домой вернуться, ни дальше пойти. И на Черкизоне без оружия, без документов он долго тоже оставаться не может. А если удастся заработать… Но вот получится ли? Старик был склизким, подозрительным. От его дребезжащего учтивенького смеха отчего-то мурашки по коже шли.
— Я подумаю над вашим предложением.
— Я уверен, что мы договоримся, — улыбнулся старик хитро. — Поверьте мне, я умею договариваться!
— Вы заказывали?
Официант со стуком поставил на стол поднос с двумя дымящимися тарелками, кувшином, полным чего-то ядовито-желтого, графинчиком прозрачного… При виде всего этого, при аромате еды рот Игоря наполнился слюной.
Но прикоснуться к исходящему паром куску мяса он не успел…
— Опять человечина, что ли? — взревел кто-то за соседним столиком. — Убью, гады!
— Успокойтесь, господин, — пытался урезонить могучего дебошира с щекой, перечеркнутой узким, стягивающим рот в кривую ухмылку шрамом, чернявый официант. — Это свинина. Обыкновенная свинина.
— Свинина? Что я, свинину от человечины не отличу?
Игорь с ужасом уставился на свою тарелку. Кусок был большим, сочным, с аппетитной корочкой…
«А что, если он прав? Что я о местных знаю?..»
— Что это за мясо? — поднял он глаза на уплетающего свою порцию за обе щеки старика.
— Какая вам разница? — улыбнулся тот лоснящимся от жира ртом. — Выпейте лучше для аппетита. — Он набулькал в стопочку влаги из хрустального графина.
— Человечина?
— Вы что, верите этому пьянице?! — Человека со шрамом уже скрутили и выталкивали на улицу дюжие вышибалы, каждый — косая сажень в плечах. — Перебрал и мутит народ, чтобы не платить. Ему, кстати, это удалось, — добавил он, увидев, как привередливого клиента вышвырнули на улицу, наградив на прощанье пинком. — Жуйте и думайте о хорошем. О том, как вы сказочно разбогатеете на гладиаторских поединках. И сможете тогда есть не в кредит, а на собственные средства!
Он снова взялся за еду, но Игорь так и не мог заставить себя прикоснуться к остывающему на тарелке мясу. Старик, в общем-то, ведь даже и не попытался разубедить его. Неужели действительно человечина?
«И в самом деле, — вдруг вклинился в поток его мыслей Антошкин голос. — Ты видел, сколько тут народу? Чем они все питаются? Что-то не верится в огромные свинофермы, которые тут якобы где-то упрятаны… Даже крыс и то на всех не напасешься… Либо тварей с поверхности жрать, либо друг друга…»
Послушавшись воображаемого брата, Князев-младший ограничился хлебом и гарниром, который не был затронут соком, стекающим с соблазнительного куска. Досыта наесться не удалось, но и аппетит всей историей оказался основательно подпорчен. Утерев губы грязной салфеткой, Игорь поднялся с места.
— Вы что-нибудь надумали? — спросил старик, прикончивший мясо.
— Мне это не по нутру, — честно ответил молодой человек. — Попытаюсь найти другую работу.
— Попытайтесь, попытайтесь… — Интерес собеседника к Игорю угас окончательно. — Если что надумаете — где меня найти, вам скажет каждый. Только спросите Ланисту.
— Ланиста? Это имя или фамилия? — переспросил парень: слово больше всего походило на кличку.
— Это профессия, — сухо улыбнулся старик. — А зовут меня просто — Михаилом Сергеевичем.
— Сколько я должен? — Князев кивнул на стол с нетронутым мясом.
— Я угощаю, — сверкнули очочки.
А сам про кредит говорит. Придется еще потом с набежавшими процентами в рабство отдаваться, чтобы расплатиться за тарелку дымящейся человечины…
— Не люблю быть должником.
Игорь выщелкнул из початого уже рожка три патрона и бросил на скатерть — по его мнению, за съеденный хлеб и горстку сомнительных овощей этого должно было хватить с лихвой. А потом вышел из кафе, не прощаясь.
* * *Игорь бродил по подземному городу, казавшемуся необъятным и неисчерпаемым на разные чудеса, до тех пор, пока не почувствовал, что еще один шаг, и ноги окончательно откажутся его держать. Сам того не заметив, он забрел на немноголюдную двухэтажную улочку, по обе стороны которой дома были украшены красными фонариками над дверями.
Вывеска состояла из двух частей: верхняя надпись была совсем бессмысленной, а три буквы — совершенно дурацкими.
HOTEL L’AMOR
Ноте… Ноте… Амо… Запятая какая-то. Может, по-американски? То есть, по-английски? Зато нижняя казалась предельно понятной.
«Здесь за небольшую плату вам помогут скоротать ночь!»
— Это что такое? — спросил он прохожего. — Гостиница?
— Ага! — ухмыльнулся тот, оглядев старшину с ног до головы. — Заходи — не пожалеешь!
Провести ночь в постели, может быть, даже на чистом белье — о чем еще может мечтать усталый путник? И он решительно толкнул дверь.
— Добро пожаловать! — подскочил из-за стойки, перегораживающей крохотную прихожую, маленький, прилизанный человечек в темпом. — Спасибо. Что остановили свой выбор на нашем первоклассном заведении. Мы можем предложить…
— Можно у вас ночь провести? — перебил Игорь словоохотливого хозяина.
— Конечно! — расцвел тот в улыбке и выложил на стойку пачку фото, на которых были изображены девицы в весьма легких одеяниях, распластанные на простынях в фривольных позах. — Вот, извольте выбрать. Лично я советую вот эту, — тонкий пальчик с маникюром ткнул в фото с пышной брюнеткой, возлежащей на роскошной кровати. Вся одежда красавицы состояла из лоскутков собачьего меха, случайно прикрывающих самые занимательные детали. — Огонь! Настоящий огонь!
Но Игорю было не до того. Сейчас не до этого. Да и страшно как-то было отдаваться страсти в этом вертепе. Не обжечься бы на этом огне… Любовь-не любовь его к Лариске сейчас не играла большой роли: Первомайская и ее окрестности были вроде бы как на другой планете, в другом мире, и его возможные нынешние приключения на их отношениях никак бы не сказались. Но вот сил, ей-богу, на эти приключения у Князева не было.
— Мне, если честно, девочки как раз не очень интересны, — попытался объяснить он. — Нельзя бы мне…
— Вы что, уважаемый, из этих? — перебил прилизанный. — Тогда, простите, не по адресу. У нас только мальчики плюс девочки, другими форматами мы не занимаемся. Тогда вынужден…
«Черт с ним, — подумал Игорь. — Лишь бы в постель».
— Вот эту, — не глядя, ткнул он в фото, оказавшееся сверху, — худенькая девушка со светлыми, почти белыми волосами и огромными прозрачными глазами на полупрозрачном личике больного ребенка, напряженно вглядывающаяся в объектив камеры.
— Неплохой выбор, — одобрил прилизанный. — И имя редкое, — хмыкнул он. — Инга.
— Мне без разницы. Сколько будет стоить?
— Чем изволите платить? Мы принимаем любую валюту. По своему курсу, извините.
— Вот этим. — На стойку со стуком встал оливково-зеленый патрон с медной головкой. — Устроит?
— Конечно! — Хозяин пошуршал чем-то невидимым за стойкой и сообщил: — Десять за час, тридцать — за ночь.
— А за сутки?
— Изголодался, солдатик? — ласково спросил прилизанный, перейдя на «ты». — Отчего же? Для таких клиентов у нас скидка… Пятьдесят за сутки — резвись.
— А пожевать чего-нибудь перед сном? — осведомился Игорь.
— Всегда пожалуйста! За дополнительную плату. Два патрончика. За сервис.
— Только без мяса, — вспомнил кафе старшина.
— Вегетарианец, что ли? — насупился хозяин. — Тогда еще двадцать патронов.
— За что? — Игорь вытаращил слипающиеся глаза. — За что двадцать-то?
— За страховку. Вегетарианцы все сплошь больные на голову, с причудами, мягко говоря. Это я из практики говорю. Поломаешь мне девочку — что я с ней потом буду делать? Так что двадцатку за страховку — иначе нельзя. Надо в нашем бизнесе учитывать риски. Все в порядке будет — утром назад получишь. У нас без обмана.
Изрядно полегчавший — половину его боекомплекта как свинья сожрала, — Игорь поднялся на второй этаж.
— Какой номер? — буркнул дремавший в кресле в конце длинного коридора толстяк: на коленях у него лежал обрез помпового ружья.
— Семнадцатый.
— По правой стороне. Давай, солдат, порезвись там за нас за всех. А то знаю я эту службу… И вечный бой, а герл нам только снится… — Тот снова смежил веки.
«Надо лычки снять, что ли, — думал Князев, шагая мимо одинаковых дверей с номерами. — А то каждый встречный-поперечный военного во мне угадывает. Нарвусь еще…»
Искомый номер не был заперт.
— Можно? — вежливо постучал он костяшками пальцев по косяку и, не дождавшись ответа, вошел.
Внутри царил полумрак, пахло чем-то незнакомым, но приятным и кружащим голову. Девушку в уголке огромной — он и не видел такой никогда — постели Игорь заметил не сразу. А она молча шевельнулась, словно освобождая место рядом, хотя места хватило бы еще на двоих таких, как Князев. Она была укутана покрывалом до подбородка. Легкая ткань мягко обрисовывала очертания ее тела.
Поднимаясь по лестнице, Игорь твердо знал, что рухнет, уснет сразу и проспит все сутки кряду. Но тут… Тут он вдруг пробудился. Сердце бухало тяжело, в висках молотило, а сладкого воздуха вдруг перестало хватать. Под покрывалом, льнущим к телу, она была совсем нагой. И Игорь больше не мог думать ни о чем другом. И уснуть он тоже теперь не сможет.
Он ведь… Он ведь купил ее. Купил эту ночь. Купил целые сутки. Отдал пятьдесят патронов. Теперь на долгие двадцать с лишним часов эта девчонка — его законная собственность. Так ведь?
Лариска все откладывала их близость. Стань офицером, потом женишься, потом… Потом дослужишься и до ласк. А тут вроде как внеочередное звание, тупо сказал себе Игорь. Вроде как в нарушение иерархии… Сколько раз ему снилось такое — горячечное, невнятное, — но всегда именно с Лариской.
И вот он всего в шаге от этого. От такого. Может прямо сейчас. Имеет право. А Лариска… Не узнает она никогда.
Но только здесь, рядом с кроватью, глядя на чистые простыни и девушку, ждущую его с непонятным выражением огромных, кажущихся черными в неверном свете ночника глаз, он вдруг подумал о другом: как неимоверно грязен, как воняет заношенное обмундирование… Стало стыдно и неловко. Вот так все случится?
— Вымыться тут можно где-нибудь? — буркнул он, отворачиваясь: лечь в чистую постель в таком виде показалось ему кощунством.
— Да, там слева от двери… И кувшин с водой есть…
Голос девушки напоминал звук серебряного колокольчика…
Сбросив грязную одежду прямо на пол, пристроив автомат и шпагу в уголке крошечного помещения, до потолка выложенного кафелем, Игорь с наслаждением плескался, не обращая внимания на то, что вода ледяная. Главное — ее было много: кувшин больше походил на ведро, а на полочке под небольшим зеркальцем нашелся кусок мыла…
— Я сейчас, — буркнул он, со скрипом сбривая неопрятную бородку, но оставив неуставные усы найденной там же туповатой бритвой, когда дверь приоткрылась и в щели появился любопытный девичий глаз: слава всевышнему, он уже успел обмотать бедра полотенцем.
— Там ужин принесли, — сообщил глаз и скрылся.
Игорь придирчиво осмотрел в зеркальце свою свежевыбритую физиономию и решил, что выглядит вполне прилично. И пахнет — неведомые доброхоты оставили рядом с бритвой флакон с ядовито-зеленой жидкостью. Полустертая этикетка обещала одеколон «Шипр».
Постояв немного перед дверью, молодой человек набрался смелости и шагнул в пряный полумрак спальни.
— Я у тебя первая была? — Девушка лежала рядом с парившим где-то в небесах парнем и осторожно водила тонким пальчиком по его голой груди.
— Ты что! — вяло запротестовал он, чувствуя, что вот-вот провалится в сон: никогда еще он не был так опустошен и обессилен.
— Первая-первая, — тихо засмеялась своим волшебным серебряным смехом девушка. — Я же в таких делах опытная — вижу. Вернее, чувствую.
— Давно?
— Что давно? — удивилась она.
— Давно ты здесь?
— Уже давно, — вздохнула она и села на постели, уже не стесняясь своей наготы. — Порой кажется, что целую вечность…
— Откуда ты родом?
— Какая разница? Это далеко отсюда. Очень далеко. Не вернуться.
— А как попала сюда?
— Продали, — просто ответила она.
Его ошеломленный взгляд она выдержала легко — только глаза ее, огромные и прекрасные, заблестели еще больше.
— Продали, как вещь. Мы, женщины, и есть вещи. Игрушки для мужчин.
— Кто тебе это? Откуда?
Игорь искал слова; спать снова расхотелось. Да, пусть он и сам только что купил эту девушку, купил ее тело, но… Отчего-то показалось ему вдруг страшно несправедливым все, что с ней происходит. Так ему оказалось с ней хорошо, такую благодарность к этому хрупкому созданию он почувствовал, что теперь думать, как ею пользуются другие, было тяжело, неприятно.
— Ты не игрушка! Не для меня… Сволочи те, кто такое говорят! — запротестовал он.
— Мои родители так говорили. Меня и сестер так воспитывали. — Она слабо улыбнулась, но в уголке глаза собрались росинки; прорвавшись, сбежала слеза.