При упоминании о любимом авторе Дашка занервничала.
— Зачем же поклоннику Умберто Эко убивать жалкую беллетристку? Это же совершенно несопоставимые вещи, — сказала она. — Небо и земля! Эко — гений. А ваша дорогая Аглая — просто помесь… Ну, я не знаю…
— Набокова с Ильфом и Петровым, — неожиданно для самой себя ляпнула я. Это сравнение пришло ко мне только что и поразило меня своей точностью. Если бы Аглая была жива, она оценила бы мой изысканный пассаж по достоинству. О, если бы только Аглая была жива!..
— Иди проспись, — посоветовала мне Дашка и снова обратилась к Tea. — Так зачем же поклоннику Умберто Эко убивать жалкую беллетристку?
— Затем, — с оттяжкой произнесла Tea. — Затем, что все поклонники Умберто Эко — сумасшедшие! А какой спрос с сумасшедших!..
— Ну, — это просто… — Дашка развела руками. — Я отказываюсь что-то понимать!
— А что тут понимать! Убийцу скорее нужно искать среди вышеозначенных товарищей, чем среди нас, ее коллег по цеху!..
После этих слов Софьи СС, ТТ и ММ сплотили ряды. Дашка же (очевидно, в пику мне) юркнула за спину Чижа. Туда же устремился и Ботболт. А мы с Райнером-Вернером оказались на выжженной и заросшей лопухами нейтральной полосе. Ничего хорошего в этом не было, поскольку пули могли настигнуть нас с обеих сторон.
Я как в воду глядела: первой, передергивая затвор, на исходную позицию вышла Софья.
— Кстати, Петр… Если мне что-то и неясно… Кроме личности убийцы, разумеется… Так вот, если мне что-то и неясно, так это ваша роль в этом деле. Вы самочинно взвалили на себя расследование, вы — удивительно, правда? — оказались единственным специалистом по ядам. Вы предложили нам довольно элегантную версию происшедшего… Но вы ведь появились в столовой только к ужину, не так ли? Вы приехали вечером?
К этому простейшему вопросу Чиж был не готов. Он раздулся, как рыба с провокационным названием морской черт, затряс хохолком и не совсем уверенно пробормотал:
— Нет… Я приехал раньше, вместе с режиссером.
— Раньше — это когда?
— Раньше — это утром, — нехотя процедил Чиж.
— Почему же вы не отобедали вместе со всеми? И где вы были все это время — до ужина?
— Спал! — ответствовал Чиж, удивляясь сам себе.
— Как это — спали?!
— Как люди спят. На правом боку.
— Среди бела дня? Может быть, вы сова?
— Вообще-то — я жаворонок… Ничего другого я и не ожидала услышать от человека с легким птичьим именем.
— Вообще-то жаворонок, — еще раз повторил Чиж. — Но дело в том, что прошлой ночью у меня были съемки. С двенадцати до шести утра, самое паршивое время… Устал. Замаялся. Вот и прикорнул по-стариковски. А что?
— Да нет, ничего… Кто-нибудь видел, как вы спали? На правом боку?
— Откуда же я знаю… Может быть. Фара видел… Если видел, то подтвердит…
— Ваш режиссер, который два часа назад нарезался, как последний биндюжник? И спит теперь на полу в столовой?
— Ну, не все же время он будет спать… Когда-нибудь да проснется!
— Когда он проснется, то сможет подтвердить разве что наличие у себя похмельного синдрома! Знаю я этих телевизионных деятелей!.. Сталкивалась! — Софья уже готова была разразиться нелицеприятной тирадой по поводу электронных средств массовой информации, но вовремя сдержалась: ссориться с телевизионщиком сейчас было верхом безрассудства. — Кстати, вы не подскажете, который час?
Чиж отогнул рукав рубахи и мельком взглянул на часы.
— Без семи два.
— Очень хорошо. Значит, на этот момент, на без семи два, приходится констатировать, что у вас, Петр, нет алиби. Так же, как и у всех остальных. Целый день вы были предоставлены самому себе, и бог его знает, что вы делали в этом доме!
— То есть как это? — вспыхнул Чиж. — Как это нет? Что бы я ни делал в доме днем, как вы говорите… Но за ужином и после него я ни разу не вышел из зала! Да одна отснятая пленка — мое алиби!
— Это в том случае, если убийца действовал в одиночку. А если у него был соучастник? Соучастник проделал всю подготовительную работу днем, а убийце осталось только снять пенки. Почему вдруг все решили, что убийца был один? Откуда это следует? Из чего это вытекает?
Ударная волна этой — совершенно неожиданно — всплывшей версии накрыла всех с головой. И самым ужасным было то, что версия совсем не выглядела невероятной. Наоборот, в ней чувствовалась мускульная сила и какая-то дьявольская привлекательность. Как будто зеркало, в котором отражался неясный силуэт одинокого убийцы, вдруг рухнуло и разбилось на множество осколков, так похожих на черепки краснофигурной вазы из кухни.
Осколки преступного зеркала отражались друг в друге и отражали отражения. И не было никакой возможности понять, какое именно отражение дало жизнь всем остальным. И каков был подлинный расклад. И кто, вступив в преступный сговор, убил Аглаю Канунникову.
СС, ТТ и MM — Софья, Tea и Минна, которые как по нотам разыграли взаимную неприязнь? И морочили всем голову на протяжении Стольких часов после благословенной смерти остобрыдшей конкурентки?
Дарья и Райнер-Вернер, связанные одной-единственной деловито-страстной встречей? А может, встреча была не единственной? И его нынешнее скоропалительное ухаживание за мной — всего лишь часть плана?
Чиж и Фара, один из которых спал днем, а другой ночью?
Ботболт и его полумифический хозяин? А может быть, Ботболт и Tea, чистокровный бурят и русско-африканская полукровка, — этносы, так чуждые надменным и влажным питерским лесам?
А может быть, Минна и Софья, толстый и тонкий, кроткие соседки по справочнику “Кто есть кто в российском шоу-бизнесе”?..
А может быть…
— Нет, — сказала Дашка. — Нет. Мне не нравится эта идея.
— Почему же, деточка? — Софья покровительственно улыбнулась хорошенькой стерве-журналисточке. — Чем она вам так не по душе?
— Получается, что это не убийство, а какая-то резня. Одинокий, как танцор фламенко, убийца низводится до уровня мясных рядов на городском рынке. Вся поэзия пропадает.
У меня отвисла челюсть. С каких это пор Дашка, по кочкам несшая Аглаю Канунникову и не упускавшая случая, чтобы не лягнуть ее в какой-нибудь из своих статей, — с каких это пор Дашка вдруг стала выступать ее адепткой? Ведь это была любимая Аглаина мысль: настоящее, хорошо продуманное преступление сродни акту творчества. И им можно так же любоваться, как и прохладным Дега в прохладном Пушкинском музее.
И, черт возьми, “убийца, одинокий, как танцор фламенко”!.. Это же… Это же…
Ну да, это была фраза из Аглаиного романа! Того самого, “Такси для ангела”!..
— Когда убийце прижмут хвост, ему — за три трупа — дадут по максимуму. Какая уж тут поэзия! — Софье были чужды эстетские Дашкины переживания.
— Ну, ведь не расстреляют же… У нас мораторий на смертную казнь. Так, лет пятнадцать получит от силы. Зато какой ажиотаж начнется! Первые полосы обеспечены. А потом можно будет и книгу издать… Представляете, какие будут тиражи?
— Вы думаете? — озадачилась Софья.
— “Я убил Аглаю Канунникову”… Да за одно только словосочетание “Я убил” убийце в ножки поклонятся. Это же экстремальная вещь!
— Вы думаете? — озадачилась Tea.
— Вы только вслушайтесь — “Я убил”! Если такая книга когда-нибудь появится — ее в первый же день с прилавков сметут.
— Вы думаете? — озадачилась Минна.
— Да что тут думать! Я же веду книжную рубрику в “Роад Муви”. “Гамбургский петух”. А в “Петухе” не просто анонсы печатают. Наш конек — глубокий анализ книжного рынка. Это издатель может утаить от писателя истинное положение вещей. А у нас — объективная информация.
Дашка еще некоторое время занималась рекламной кампанией глянцевого монстра “Роад Муви”, но дослушать ее мне так и не удалось: в гавань моего уха заплыли раскаленные губы Райнера-Вернера.
— Может быть, мы оставим почтенное общество? Ненадолго? — прошептали губы.
— Вы думаете? — спросила я с интонациями СС, ТТ и ММ сразу.
— Они слишком заняты собой. А мне надоело все это выслушивать. Сыщики-любители еще никого не довели до добра. Когда-нибудь здесь появится полиция. И уж она-то во всем разберется. Пойдемте, Алиса.
Ласковая, как разлапистый листок медвежьего ушка, ладонь коснулась моих лопаток, и я решилась. Впрочем, решилась я давно, еще когда стояла в Шереметьеве с табличкой “RAINER WERNER RABENBAUER”. Еще когда так легкомысленно возненавидела обладателя имени с таблички. А вчерашнее — уже вчерашнее! — купание в проруби и одеяло, обернутое вокруг торса Райнера-Вернера, только укрепили меня в этой решимости.
— Уходим по одному, — скомандовал Райнер. — Сначала я, потом вы. Я буду ждать вас на лестнице…
* * *…Он действительно встретил меня на лестнице.
Я даже не помнила толком, как мы добрались до нашей клети на третьем этаже, как отрывались пуговицы от рубашки и как триумфально трещала застежка от лифчика. И как под моей, готовой к самым невероятным приключениям, спиной оказался шахматный конь. Каким образом он отделился от стоящего на столике войска и переместился в складки простыни, я не знала. Конь больно впился мне в позвоночник, но теперь это не имело никакого значения.
Ровно никакого, потому что впереди меня ждал настоящий аттракцион! И не в затрапезном отечественном парке культуры и отдыха со ржавой каруселью и вечно неработающим колесом обозрения, нет! Впереди меня ждал сверкающий огнями европейский Диснейленд! Пещеры ужаса для мечтающих расстаться со своей фригидностью швей-мотористок на дому; силомер для знающих цену себе и партнеру разведенок; и, конечно же, американские горки для свободных и раскрепощенных женщин. Женщин, которые научились пользоваться эпилятором, кремом для кутикул и запасниками зоологического музея — как самым романтическим местом для соития.
Еще секунда — и я погружусь в тело Райнера, как в живительный источник, как в мелкий песок лагуны, как в душистую пену клевера, как.., как.., как… И его губы сомкнутся надо мной, как створки раковины над жемчужиной, как своды исповедальни над ничтожной грешницей, как юные солдаты в строю, как.., как.., как…
Волна с нежным именем Райнер-Вернер накрыла меня и отхлынула. Зажмурившись, я ждала нового прилива, но его не последовало. Его не было так долго, что мне пришлось открыть глаза. Райнер-Вернер, еще секунду назад проводивший разведку моего тела глубоким петтингом, был явно озадачен, Я уперлась взглядом в его переносицу и тоже озадачилась.
— Что-нибудь случилось? — спросила я.
— Безопасный секс, — изрек Райнер-Вернер. — Безопасный секс — прежде всего. А я забыл резинки внизу, когда выворачивал карманы.
Черт возьми! Впервые за последний год я раскочегарилась, и вот пожалуйста, безопасный секс! Да на хрен он нужен, этот безопасный секс!..
— Это так важно? — спросила я и тут же пожалела о своем дремучем азиатском вопросе.
Вся чисто убранная, вымытая с мылом, целлофановая Европа с укором посмотрела на меня — русскую Дуньку, только вчера вылезшую из лаптей и квашеной капусты.
— Ты серьезно?
— Шучу! — не на шутку перепугалась я. — Что же делать? Спуститься вниз?
— В таком виде? — Райнер посмотрел на свой вздыбленный пах. — Это невозможно.
— Тогда, может быть, я…
— У меня в сумке.., в наружном кармане есть еще несколько. Я сейчас…
— Лежи, я сама принесу.
В этом был дальний умысел: мне до одури захотелось посмотреть на Райнера издали и в естественной среде: голого и неотразимого.
— Сумка в ванной… — бросил он напоследок.
Прикрывшись простыней (жалкая дилетантка!), я бросилась в ванную. У самого входа действительно лежала его сумка. Интересно, почему Райнер оставил ее здесь?..
Но раздумывать о судьбе райнеровской сумки в то время, как меня ждал сам Райнер, мне не хотелось. Я сунула руку в кармашек с надписью “KWANZA” и, путаясь в собственных пальцах, вытащила все, что там валялось. Несколько презервативов и сложенный вдвое листок из блокнота. Скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, я развернула его и уставилась в ровные, написанные аккуратным почерком строчки. Я знала этот готический почерк, я уже видела его. В первый день приезда в Москву немец дал мне бумажку с достопримечательностями, которые он собирался осмотреть.
Это был его, Райнера, почерк.
Пробежав листок глазами от начала до конца, я снова вернулась к началу. Начало гласило:
РОССИЯ
Далее следовал текст. Вернее, не текст даже, а длинный список имен.
1. Алешин ++
2. Альбина+
3. Алена на свадьбе ++
4. Анька-Синтепон+++
5. Бобриха ++
6. Бухгалтер ++
7. Валентинада+
8. Верунчик ++
9. Гета+
10. Гостиница “Минск”?
11. Даша-журналистка+++!!!!!
12. Девка в панталонах —
13. Жанка+
14. Женька-осветитель ++
15. Ленка-парик ++
16. Ленка-стюард+++
17. Ленка из 8-й+
18. Ленка Оттова++++!!!!
19. Лизок+
20. Люсик ++
21. Мэрик+
22. Наташа-хлопушка ++
23. Надя Омская+
24. Орлянка ++
25. Оля-Ихтиандр+++!!
26. Оля-Филармония+
27. Полина ++
28. Подруга-Буренка+
29. Пластилиновая Ворона ++
30. Ретивых И.В.+?
31. Роженица А.С. —
32. Рыжик+
33. Стоматолог+
34. Секретарша Канунниковой ?
35. Танька-Магадан+++++++!!!!!!!!! о, русский мат!
36. Танька-Клык ++
37. Тара ++
38. Подруга ее ++
39. Подруга подруги ++
40. Узбечка+
41. У Отто на работе+
После того как подметная бумажка была изучена вдоль и поперек, я на полусогнутых добралась до ванны, ухватилась за смеситель и добрых пять минут уговаривала себя не волноваться из-за такого вонючего козла, как Райнер-Вернер Рабенбауэр. Сборная солянка из кличек и имен оказалась на поверку самым банальным донжуанским списком. Ничего экстраординарного в этом не было, кто только не составляет перечни своих похождений, но этот…
Проклятый Райнер не особо скрывал, что любит поволочиться за юбками, даже в первый день нашего знакомства он спросил у меня о проститутке, — и я знала, с кем отправляюсь в койку.
Нет, дудки, ни черта я не знала! Я думала, что немец — просто повеса и бабник, “промискуитегчик”, как выразилась Дашка, фигурирующая в этом списке под номером одиннадцать. Можно было принимать или не принимать его, но это был стиль жизни, который Райнер-Вернер никому не навязывал. Он был легок, как кролик, и не требовал взамен ничего, кроме такой же кроличьей легкости. Симпатяга со скорострельной пушкой, только и всего. Но этот список — этот список глазел на меня водянистыми глазами, в нем все было по-немецки педантично, в нем все было взвешено и учтено, как в лабораторном анализе мочи на сахар, в нем даже имена располагались в алфавитном порядке!
Этот факт поразил меня в самое сердце. Этот факт поразил меня даже больше, чем я сама, лишенная имени и фамилии, — на большее, чем “секретарша Канунниковой” и вялый вопросительный знак, я не наскребла. Хуже “секретарши Канунниковой” было только бесполое “у Отто на работе”… Если бы я сегодня, со слезами на глазах, отдалась бы Райнеру-мать-его-Вернеру, то завтра вялый вопросительный знак сменил бы такой же вялый плюс Или удручающий минус, что было вероятнее всего. Ежу понятно, что с двужильной Танькой-Магадан мне не тягаться.
А значит, американские горки отменяются.
Стоило мне принять волевое решение и сдать уже купленный на аттракцион билет, как мне сразу полегчало Я сунула список гнуса Райнера обратно в сумку и вышла из ванной.
— Почему ты так долго? — взволновался гнус, как только я появилась в поле его зрения.
Я даже не нашла нужным что-либо ответить. В полном молчании я натянула на себя джинсы и рубашку и, подхватив свой рюкзак, направилась к выходу.
Ничего не попишешь, падение Берлинской стены не удалось.
— Ты куда? — запоздало крикнул Райнер.
— Привет Таньке-Магадан, — ответила я и хлопнула дверью.
Той самой дверью, за которой меня ждал сюрприз. Прямо напротив, у стены, сидел Чиж. Чиж, отвергнутый мной ради мускусной крысы Райнера-Вернера Рабенбауэра!
Чтобы снять камень с души, я устроилась рядом. Некоторое — довольно продолжительное — время мы молчали.
— У тебя двух пуговиц не хватает, — размякшим голосом сказал Чиж, искоса поглядывая на меня.
— И застежки от лифчика тоже, — сама не зная почему, брякнула я.
— Что ж так быстро? Я думал, тебя до утра придется ждать.
— Дурное дело не хитрое, — ответствовала я в стиле незабвенной мадам Цапник, из всех возможных контактов признающей только контакты с неопознанными летающими объектами. Эти объекты, по ее словам, с 1957 года базировались в районе населенного пункта Косые Харчевни Бокситоторского района Ленинградской области.
— Так всегда и бывает, — заметил Чиж.
— Что бывает?
— Положительная героиня, прежде чем навсегда соединить свою жизнь с положительным героем, обязательно проходит через постель какого-нибудь вонючего козла. Строевым шагом.
— Между нами ничего не было.
— Это ты расскажешь Станиславскому. Константину Сергеевичу.
— При чем тут Станиславский?
— При том, что кто-то же должен сказать тебе “Не верю!”. У него это получится лучше всего.
— А у тебя?
— А у меня ничего не получится, потому что я тебе верю.
Я запахнула безжалостно истерзанный ворот рубахи и облегченно вздохнула.
— А где неистовые беллетристки? — Теперь, когда мир между нами был восстановлен, я позволила себе поинтересоваться судьбой СС, ТТ и ММ.
— Сказали, что устали. И что до утра все равно ничего не прояснится… Словом, расползлись по комнатам.
— И ты им это позволил?
— А кто меня спрашивал? И потом, не буду же я заставлять немолодых уже женщин всю ночь пялиться друг на друга…
— А Ботболт?
— Стережет оранжерею. Если хочешь, мы можем пойти ночевать ко мне.
Нет уж, хватит мне впечатлений на сегодняшнюю ночь. Если в кофре у Чижа обнаружится еще один донжуанский список, я этого не переживу.
— Нет, к тебе мы не пойдем.
— А куда мы пойдем? Или так и будем здесь сидеть?
— Можно спуститься вниз и чего-нибудь перехватить. Очень есть хочется. — Только теперь я почувствовала, что проголодалась.