— Попробуйте лизетиновую терапию. Должно помочь. И полный покой для конечности! Иначе…
Дальше пошла какая-то медицинская белиберда, столь же непонятная обычному человеку, как язык урду.
— Фу, пронесло, — прошептала Жанна, глядя в спину выходящему в коридор начальству. — Так, ты что сидишь, давай на диагностику!
Последняя фраза относилась к Мареку.
Заворчав, тот спрыгнул с кровати и выбрался в коридор. Жанна поправила одеяло на замотанном в бинты солдате и, повернувшись к Роберту, одарила его строгим взглядом.
— А ваши процедуры мы проведем чуть попозже, — сказала девушка. — Сейчас я позову санитаров…
Роберт ничего не сказал, только вздохнул.
К тому, что дважды в день его катают в процедурную, где многострадальную конечность подвергают изощренным, продолжительным и, как считается, лечебным «пыткам», он потихоньку начал привыкать.
Поднос был снабжен четырьмя ножками, чтобы ставить на кровать, и бортиком, не позволяющим тарелкам и чашкам сползти. Не хватало только пульта управления и стереоэкрана.
— Приятного аппетита! — сказала Жанна, нажимая сенсор у подоконника.
Шторы с легким шелестом разошлись, фрамуга повернулась, и в палату ворвался пахнущий свежей листвой ветер. От брызнувших в лицо солнечных лучей Роберт невольно прищурился.
— Спасибо, — проговорил он, берясь за ложку.
— Не за что, — сестра улыбнулась и подсела к раненому в бинтах, чтобы покормить его.
Марек и Сахарный, как «ходячие», питались в столовой.
— Сомий хвост! — сняв крышку с миски, Роберт обнаружил в ней надоевшую за последние дни гречневую кашу.
— Ешьте, что дают, — вздохнула Жанна, ловко вставляя куда-то в бинты трубочку и заливая в нее питательную смесь. — Говорят, что скоро снабжение урежут и поставки сократятся…
Роберт жевал разваристую кашу, обильно сдобренную маслом, запивал апельсиновым соком и думал, чем именно раненых будут кормить в случае сокращения поставок: травой? выловленной в морях Атлантиса рыбой?
— …а она ему и говорит — ну и дурак ты! — дверь открылась, и в палату шагнул гогочущий Марек.
— Забавно, — за ним порог переступил Сахарный. — Ты когда, сегодня выписываешься?
— Точно, — Марек помрачнел. — Через полчаса должен явиться на транспортировочный пункт.
— Ну не грустите, — Жанна улыбнулась и принялась извлекать трубочку. — Нельзя же всю войну просидеть в госпитале?
— Это точно, хотя очень хочется, — Марек вздохнул и полез в тумбочку. Что-то грохнуло, упало и покатилось по полу. Когда Роберт повернулся, то увидел лишь торчащий из-под кровати зад соседа.
— Можно забрать поднос? — спросила Жанна.
— Конечно.
— Какие-то вы смурные, — девушка надула губки. — Хоть бы порадовались за соседа, ему сегодня бинты с лица снимут.
— Только я этого не увижу, — Марек выбрался из-под кровати.
За тем, как он собирается, наблюдали в мрачном молчании. Сахарный наверняка думал о том, что скоро его ждет та же судьба, а Роберт размышлял, сколько дней пробудет в госпитале.
— Ну, — чернокожий солдат поднялся, повесил на плечо тощий рюкзак. — Прощайте, ребята! Рад был с вами познакомиться, если повезет — после войны увидимся!
— Непременно увидимся, — пробормотал Роберт, пожимая протянутую руку.
Сахарный и Марек обнялись.
— Эх, — сказал чернокожий солдат. — Пусть тот парень, что придет на мое место, не окажется занудой…
Хлопнула дверь, стихли в коридоре шаги.
— Без вопросов присоединяюсь к этому пожеланию, — пробормотал Сахарный.
— Он ушел? — в палату заглянула Жанна. — Надо белье сменить, а то новеньких скоро обещали…
Она исчезла, но вскоре вернулась с парой пластиковых мешков и захлопотала вокруг покинутой кровати. Зашипел пульверизатор, разбрасывающий частицы антисептика, по воздуху поплыл горький запах.
— Вами сегодня займусь чуть позже, — проговорила девушка, распаковывая пакет с чистым бельем. — Сначала велено освободить вашего соседа…
— Хорошо, — безропотно кивнул Роберт.
Сосед, на карточке которого можно было прочитать «Патрик Конноли», находился в госпитале больше недели, но за это время никто из соседей по палате не видел его лица и не слышал голоса.
Сегодня должно было состояться что-то вроде знакомства.
Жанна застелила кровать, полюбовалась на дело собственных рук и исчезла, чтобы вернуться в компании двух санитаров и лечащего врача — сутулого чернобородого типа с непроизносимым индийским именем, которое больные сократили до короткого Радж.
— Ну, приступим… — сказал он.
Санитары ухватились за кровать и выкатили ее в коридор.
— Интересно, каким он окажется? — спросил Роберт, когда поскрипывание колесиков стихло в коридоре.
— Рыжим, веснушчатым и наглым, — хмыкнул Сахарный. — Без вопросов. Ирландцы другими не бывают… У нас во взводе их было двое, вот помню…
Спокойное только что лицо перекосило жуткой гримасой. Сахарный захрипел, точно астматик во время приступа, щеки его побагровели, а глаза полезли из орбит.
— Эй, что с тобой? — Роберт потянулся к кнопке экстренного вызова.
— Все в порядке, — с видимым трудом проговорил Сахарный. — Не надо никого звать… Я просто… просто вспомнил.
Он отвернулся к стене и затих, лишь время от времени вздрагивали плечи.
Ждать возвращения Патрика Конноли пришлось недолго — вновь заскрипели колесики, дверь распахнулась, явив обтянутую белым халатом широкую спину санитара.
У сидящего на кровати человека было не лицо, а что-то вроде грубой маски из шелушащихся рубцов. Веселые голубые глаза смотрели из складок ороговевшей кожи, рот напоминал щель.
От волос, бровей и ресниц не осталось и следа.
— Здорово, парни, — сказал Патрик Конноли, когда его кровать поставили на место. — Как я рад видеть… вас видеть!
— Сомий хвост, — Роберт покачал головой. — Чудо, что глаза уцелели.
— Один из плазмоидов угодил мне прямо в харю, — губы слушались ирландца с трудом, так что соседям приходилось напрягаться, чтобы перевести его невнятное бормотание в слова. — Счастье, что я успел зажмуриться!
И палату огласил хриплый смех.
— А где ты служил? — поинтересовался Сахарный. — И что с ногами?
— Не поверишь — на Эброне, — Конноли покачал головой. — А ноги, судя по тому, что мне рассказали, побывали в лужице из расплавленного металла.
— Где ты такую нашел? — хмыкнул Роберт.
— Там, где не ожидал, — ирландец скривился, рубцы на его лице задвигались, создавая впечатление, что происходит маленькое землетрясение. — Я в боях не должен был участвовать, но форсеры отыскали нашу базу, раздолбали за несколько часов и утащили всех трупаков…
— Каких трупаков? — Сахарный сел на кровати.
— А своих. Научная база «Гравий» — вот как называлось то место, которое я охранял, прежде чем попасть сюда. Ее создали недели две назад, свезли кучу умников с большими головами…
— И они изучали форсеров? — спросил Роберт, вспоминая странный приказ не уничтожать трупы врагов, а сохранять их и отдавать специальным «научным командам».
— Ну да, — Конноли поднял руку и осторожно почесался. — Ух, зудит-то как… Не то что изучали, а потрошили, точно кур. Я несколько раз стоял на часах у лаборатории, такого насмотрелся. Кровища там хлестала, как на поле боя… А еще расковыривали их плазменное оружие, чтобы выяснить, как оно действует. Только вот не успели особо ничего понять, как форсеры заявились сами и устроили научной базе «Гравий» небольшой кирдык…
— Много кому они его устроили, — проговорил Сахарный, вновь укладываясь. — Без вопросов.
В палату заглянула Жанна.
— Так, Кузнецов, сейчас я займусь вами… — проговорила она с напускной суровостью. — А вы лежите! Рано еще вставать! А то обратно все намотаем, да еще и к кровати привяжем!
Конноли развел руками и покорно лег.
Новенький напоминал скорее труп, чем человека. Грудь его охватывала плотная повязка, дыхание было хриплым и неровным, а лицо — белым, точно маска из алебастра.
— Из ионного орудия парня приложили, — уверенно заявил Сахарный, когда дверь за врачами закрылась. — Без вопросов. И легкое задето.
— Это ты в точку попал, — заметил Конноли. — Ничего, оклемается.
Роберт, сегодня получивший разрешение вставать, осторожно спустил ноги с кровати и ухватился за подоконник. Соседи наблюдали за ним с напряженным вниманием, новичок сипел.
— Помочь? — поинтересовался Сахарный.
— Не надо, — гордо ответил Роберт.
Отвыкшая от нагрузки нога чуть не подогнулась, когда он вступил на нее, по отросшим заново нервам стегнула боль, а в коленке что-то хрустнуло, будто сломалась тонкая ветка.
Но Роберт устоял, сделал пару шагов и вытер выступившую на лбу испарину.
Но Роберт устоял, сделал пару шагов и вытер выступившую на лбу испарину.
— Браво! — Конноли хлопнул в ладоши.
— Пока я не ходок, — бедренные мускулы ныли, точно после хорошей пробежки, так что пришлось возвращаться на кровать.
— Ничего, это пройдет, — кивнул Сахарный.
Во время вчерашнего осмотра его плечо было признано здоровым, так что завтра седому солдату предстояло покинуть госпиталь и снова отправиться туда, где раны не лечат, а получают.
В коридоре послышались возбужденные голоса, скрипнули дверные петли, и через порог ступил высокий человек в белой мантии.
— Мир вам, во имя Единого, — мягко проговорил он, покачивая головой, и блики забегали по выбритой макушке.
— Это отец Евгениуш, — из-за плеча служителя выглянула сердитая Жанна. — Он пришел позаботиться о ваших душах.
— Истинно так, — обладатель белой мантии поставил на пол большую и тяжелую на вид сумку. — Скажите мне, дети мои, часто ли вы вспоминаете о Единой Воле, что направляет помыслы и события? Не забываете ли молиться, очищать сердце пред Ликом Единого?
Роберт смущенно потупился. Последний раз он молился еще на Земле, когда перед отправкой на войну их завезли в главный нанкинский храм, а с тех пор на религиозные мысли просто не было времени.
Трудно думать о душе, когда тебя пытаются убить.
— Вижу, что сердца ваши зачерствели от боли и ненависти, — служитель чуть заметно нахмурился. — Но ничего страшного, ведь сказано в Книге Освобождения — ненавидящий Единого да обретет путь к нему, любящий да заблудится в любви своей…
— Грешен я, отец, клянусь трилистником, — проговорил Конноли. — Убивал…
— Любой солдат может сказать то же самое, — служитель неожиданно рассмеялся. — Если желаешь поговорить наедине, сын мой, то я буду готов выслушать тебя после вечерних процедур. Это касается вас всех.
И отец Евгениуш обвел обитателей палаты взглядом, теплым, спокойным и очень добрым.
— Что до остального — не буду утомлять вас длинными речами, — услышав это, Сахарный вздохнул с облегчением. — Но на первом этаже с сегодняшнего дня начнет работать храм, и я буду служить там каждый день в соответствии с указаниями Комиссии Единства. Приходите.
— Обязательно, святой отец, — кивнул Роберт.
— Вот и хорошо, — отец Евгениуш наклонился к своей сумке, щелкнул застежкой. — А это вам подарок, чтобы вы не скучали. А то тоска разъедает душу не хуже ржавчины…
К удивлению Роберта, из сумки оказался извлечен не экземпляр Девятикнижия в подарочном издании, а самый настоящий телевизор, маленький и плоский, похожий на поднос.
— Вот, во славу всех Святых и Пророков, — проговорил служитель, прилепляя телевизор к стене.
Чмокнул вакуумный крепеж и полупрозрачный прямоугольник повис, точно муха.
— Да будет с вами мир Единого и благость его, — заметил отец Евгениуш, подхватил сумку и вышел в коридор.
— Хороший подарок, — заметил Конноли. — Только что транслируют на этой планете? А ну показывай! Настройка, каналы…
Телевизор, повинуясь голосовой команде, заработал. Экран осветился, пошел цветными пятнами, из динамиков полился мужественный голос:
— …на Эброне. Полчища врагов продолжают атаковать позиции наших солдат, но они не желают отдавать ни метра политой потом колонистов земли!
— Красиво говорит, — заметил Сахарный. — Только врет, без вопросов. Какие полчища? Форсеров много меньше, чем нас.
С небольшим опозданием появилась картинка — пейзаж изуродованного боями города.
Среди развалин возвышались редкие уцелевшие здания, виднелись столбы дыма и огрызки, оставшиеся на месте деревьев, на мостовой зияли выбоины. Бесстыдно раззявив пасть, валялся собачий труп.
— С нами согласился побеседовать один из доблестных защитников Эброна, сержант Юджин Хопкинс! — объявил диктор.
Изображение чуть сдвинулось так, чтобы собачий труп ушел из кадра, и на экране появилась круглая, точно блин рожа, украшенная сизым носом и парой бегающих глаз.
— Что вы можете нам сказать, сержант?
— Ну… мы… э, — лицо Юджина Хопкинса от умственных усилий побагровело, став похожим на свеклу-мутанта, переходящий в залысины лоб пошел морщинами. — Не отдадим ни пяди земли этим… ну… э… чудовищам!
Камера чуть отодвинулась и стала видна размещенная на грудном щитке эмблема — две переплетенные между собой молнии, темная и светлая.
— Корпус «Зевс», — заметил Сахарный. — Командиры с Земли, рядовой состав почти весь с Олимпа…
— Откуда ты знаешь? — удивился Роберт.
— Я там служил.
Изумление Роберта возросло. До сего дня сосед по палате ни разу не упомянул о том, что было с ним до попадания в госпиталь, а когда начинались разговоры-воспоминания, он просто отворачивался к стене.
Сержант Юджин Хопкинс продолжал вещать что-то о славном пути собственной боевой части, но слушать его речь, явно написанную кем-то другим, никогда форсеров в глаза не видевшим, было тошно.
Роберт поискал другой канал, но безрезультатно.
— Выключись, — проговорил Конноли, когда стало ясно, что попытки эти обречены на провал.
Телевизор погас, и в палату вернулась тишина.
Дочь эволюции. 13.
То, что находилось в термочане, трудно было охарактеризовать каким-то иным словом, кроме «неаппетитное». Возможно, люди умели готовить эту вещь, но форсерские повара столкнулись с ней впервые, так что результат их трудов выглядел жутковато.
— Лучше бы биомассой кормили, — пробурчал Пабло, без привычного энтузиазма работая ложкой. — Этим снабженцам все бы экономить! Дают какую-то дрянь человеческую…
— Они просто не знают, как правильно с ней обращаться, — примирительно сказала Анна.
— Неудивительно, что люди такие дохлые, если постоянно этим питаются, — фыркнул Стефан.
— Не нравится — не ешь, — пожал плечами Антон. — Оставайся голодным, но другим не мешай.
Марта ела неторопливо, стараясь не обращать внимания на вкус того, что отправляет в рот, и вспоминала сегодняшнюю ночь, прошедшую не очень спокойно…
Где-то под утро девушка, задыхаясь и хватая воздух ртом, села в кровати. Сердце подпрыгивало, как впавшая в брачное безумие песчаная крыса с Норли, лоб был мокрым от выступившего пота.
После прохождения боевой модификации сны посещали Марту исключительно редко, но в этот раз ей привиделось нечто настолько яркое, что посапывающие на соседних койках сослуживцы выглядели менее реальными, чем представшее девушке видение…
«Это был сон — поняла Марта. — Слава Пророку, это был только сон».
Там она стояла на одной из улиц Крайона, на обочинах бесшумно и бездымно пылали дома, а из-за горизонта поднималось нечто много более яркое, чем местное солнце.
Из сияния появился Пабло, несущий на руках вражеского снайпера, и поставил человека точно куклу. Возникший сбоку Антон вручил Марте снайперскую винтовку и приказал.
— Убей его!
Девушка поняла, что должна не выстрелить, а заколоть врага его же оружием, точно ножом.
— Давай, пришпиль его, — подбодрил Пабло. — Люди недостойны жить!
Марта попыталась отбросить оружие, но винтовка будто прилипла к рукам.
Сияние погасло, и на его месте обнаружился сам Пророк. Посмотрел на Марту глазами светлыми, как небо Эброна, разжал тонкие губы:
— Убей его, мое возлюбленное дитя, — голос создателя форсеров прозвучал до странности тонко. — Убей, ибо таков твой долг… Убей его, ради меня, ради нашего будущего…
И Марта, будучи не в силах сопротивляться, воткнула ствол винтовки в грудину человека, услышала треск ломающихся костей и увидела гримасу боли на знакомом ей лице.
Лице Роберта.
Сейчас, утром, сон казался глупым видением, но ночью девушка проснулась в диком ужасе и с трясущимися руками.
— Какая-то ты мрачная, рыжая, — вздохнула Анна и отложила ложку.
— Это от еды, — влез в разговор Пабло.
В термочане, несмотря на усилия бойцов, осталось еще достаточно неаппетитного варева.
— Ладно, — сказал Антон, убедившись, что доедать никто не собирается. — Пабло, отнеси посудину на кухню.
Бурча что-то, Пабло поднялся, ухватил термочан и потащил прочь. Хлопнула входная дверь.
— Полчаса свободного времени, — проговорил субтактик. — Пока никаких распоряжений не поступало, и это довольно странно.
Вторая оперативная бригада стояла в Крайоне пять дней, и ни один из них не прошел спокойно. Люди, отброшенные от города на добрый десяток километров, ухитрялись возвращаться, устраивали засады, минировали развалины. Гремели взрывы, звучала стрельба.
Патрулирование сменялось зачистками кварталов, напоминающих лабиринты из развалин. Вчера прошел слух, что оперативную бригаду отправят дальше на запад, где продолжались жестокие бои.