— Не надо плакать, — Алейников отстранился, взял мое лицо в свои ладони и, едва касаясь кончиками пальцев, вытер слезы с моих глаз. — Такие прекрасные глаза… Я не хочу, чтобы в них было столько муки…
Как завороженная, я стояла и смотрела на него, не в силах шевельнуться. Нежность, лившаяся из его глаз, словно околдовывала меня, лишая воли и способности рассуждать разумно. Мне вдруг со страшной силой захотелось вновь почувствовать на себе тепло его рук.
Не помню, что двигало мною в тот момент.
То ли желание ощутить себя неуязвимой в сильных мужских объятиях, то ли двигал первобытный инстинкт изголодавшегося тела, но я, почти не понимая, что говорю, еле слышно выдохнула:
— — Поцелуй меня…
* * *Электронное табло будильника показывало половину четвертого утра. Алейников спал, по-хозяйски обвив меня правой рукой. Я осторожно отвела его руку в сторону и спустила ноги с кровати.
«Что я наделала? — Этот вопрос, которым наверняка казнит себя каждая вторая женщина, совершившая грехопадение, не давал мне покоя уже второй час. — Как я могла?»
Запоздалое раскаяние стучало в висках, заставляя щеки мои покрываться краской стыда.
Я встала и на цыпочках пошла к двери.
— Анна! — Тимур приподнял голову с подушки. — С тобой все в порядке? Ты куда?
— Все хорошо, спи, — промямлила я, старательно отводя от него взгляд. — Я в ванную…
Но ни горячая вода, ни жесткая губка, которой я едва не до крови растирала тело, не были способны очистить меня от ощущения, будто меня вываляли в грязи.
«Порочная! Порочная! Порочная! — казнила я себя, стоя под обжигающими струями. — Что я натворила?»
В довершение ко всему в памяти вдруг всплыло улыбающееся лицо моего мужа, каким я видела его в день гибели перед отъездом из дома. Он, как всегда, поцеловал меня, щекотнув усами шею, пошутил и, махнув рукой на прощание, вышел за дверь. Больше я его не видела…
Не выдержав эмоционального напряжения, я заплакала. Усевшись на край ванны, я отчаянно пыталась найти оправдание своему безумству, но не находила его. Чувство вины перед погибшим Тимуром, перед самой собой душило меня, вызывая все новые и новые потоки слез.
За этим занятием и застал меня Алейников.
Распахнув дверь ванной, он встал на пороге, кутаясь в темный шелковый халат, и с едва заметной хрипотцой в голосе спросил:
— Я настолько противен тебе?
— Нет, — качнула я головой. — Я противна самой себе…
— Почему?
— Я предала память о нем… Я не должна была этого делать… — выдавила я сквозь рыдания. — Это безнравственно…
— А-а-а, — насмешливо протянул он, приближаясь. — Вот в чем дело! А я-то думал, что тебе что-то не понравилось. Может, думаю, я был чрезмерно агрессивен, груб…
— Нет! — против воли вырвалось у меня. — Это не так…
Это действительно было не так. Он не был груб. Как раз напротив… Его ласки едва не спалили меня дотла. Я выкрикивала что-то, подвигая его на все большее откровение со мной.
Безрассудство, коим я раньше уж никак не обладала, затмило все остальные чувства. И случись в тот момент разуму наставить меня на путь истинный, вряд ли бы он сумел до меня достучаться.
— Анна, — мягко позвал меня. Алейников. — Прекрати казнить себя. Что случилось, то случилось. Поверь, но это не было просто сексуальным голодом. Во всяком случае, с моей стороны…
Оставшись в белых спортивных трусах, он снял с себя халат и, завернув меня в него, осторожно взял на руки.
— Не скажу, что влюбился в тебя с первого взгляда, но… — тихо шептал он мне на ухо, медленно продвигаясь к спальне.
— Что «но»? — глухо спросила я, боясь поднять голову.
— Интерес, который ты, как личность, вызывала во мне, скажем так, становился день ото дня все сильнее. Уже много позже я рассмотрел, что ты поразительно красива…
Господи, как давно я не слышала таких слов! Внимая его тихому, нежному шепоту, я вновь ощутила себя просто женщиной, и состояние блаженного покоя и тепла снова тихим облаком опустилось на меня.
— Ты прекрасна… — выдыхал он вместе с поцелуями, высвобождая меня из своего халата. — Твое тело… Оно восхитительно…
И мое восхитительное тело млело под его руками, становясь мягким и податливым, словно пластилин. А когда спустя полчаса Тимур в изнеможении откинулся на подушку, я не сразу поняла, что он только что сказал.
— Я не расслышала, — пробормотала я срывающимся голосом. — Что ты сказал?
— Я сказал, что никогда и в мыслях не допускал, что когда-нибудь буду любить его жену…
Хотела я того или нет, но в его словах мне послышалась какая-то жесткость.
— Я не совсем понимаю… — начала я, — что ты хочешь этим сказать?
— Я?! — Голос его вдруг приобрел металлические нотки. — Я сказал, что никогда не думал, что буду трахать его жену!
С этими словами он резко вскочил с кровати и, подойдя к окну, рывком распахнул тяжелые портьеры. Яркое солнце раннего утра время ослепив меня. Когда же глаза мои немного попривыкли, то первое, что я увидела, это уродливо изогнутый кверху хвост скорпиона…
— Ты?! — выдохнула я, поначалу до конца не осознав, что же произошло на самом деле. — Откуда это у тебя?
— Это?! — Тимур ткнул пальцем в татуировку на левом предплечье. — Это у меня с армии, милая Анна! Именно там мне ее сделал мой лучший друг Александр Минаков, после того, как я его едва живого, с разодранной до костей спиной вытащил из драки…
— Кто это? — машинально спросила я, не в силах оторвать взгляда от его плеча.
— О! Это был мой самый лучший друг!
Единственный и последний! После него разве только твой муж…
— Замолчи! — завизжала я, вся сжавшись на кровати. — Я ничего не хочу слышать!
Кровь, мгновенно прилившая к голове, не позволила мне вскочить и вцепиться ему в горло. Все, что я могла, так это взирать на него с нескрываемой ненавистью. Это чувство, когда-то старательно мною захороненное, вновь хлынуло из глубин души наружу и затопило каждую клеточку моего тела.
— Ненавижу! — прошипела я. — Как я тебя ненавижу! Тебе мало было убить его! Так ты еще постарался уничтожить и меня! Мразь!
— Ты не так меня поняла, — устало произнес Алейников, обхватив голову руками. — То, что я сейчас наговорил, — это было очень грубо, но это ревность, поверь мне…
— Заткнись! — рявкнула я, лихорадочно натягивая на себя одежду. — Это ты убил их всех!
Ты! Непонятно только, почему ты прятал лицо, фотографируясь? Почему, ответь мне?! Ты заранее знал, что придет время, когда тебе придется скрываться?
— Нет! Прошу тебя, успокойся!
— Почему? Почему ты все время отворачивался от объектива?
— Потому что, черт тебя побери, я не фотогеничен! Я ни разу с самого детства не вышел хорошо на фотографии! Тебе понятно?!
— Нет! Ты врешь! Я не верю тебе!
Я что-то еще кричала, вырывалась из его рук, пытающихся меня остановить, но до конца понять весь трагизм случившегося я смогла, лишь оказавшись у себя дома. Как это произошло, до сих пор помню смутно, но едва я переступила порог своей квартиры, как силы покинули меня и я со стоном рухнула на пол…
* * *— Ань, — позвал кто-то от входной двери. — Ты дома? Что-то дверь у тебя приоткрыта?
Отвечать не было сил, поэтому я лежала и смотрела распухшими от слез глазами прямо перед собой. Через пару минут в поле зрения появились Лизкины красные тапочки с огромными помпонами лимонного цвета.
— Анна! — закричала соседка, бросившись передо мной на колени. — Что с тобой? Ты за-. болела?
— Нет, я здорова, — на удивление твердым голосом ответила я. — Чего тебе нужно?
— Тогда чего валяешься на полу? — недоверчиво поинтересовалась она. — Простудишься…
— На дворе конец июля, — равнодушно констатировала я. — Жара за тридцать по Цельсию…
— Все равно, ни к чему это, — не успокоилась Лизка и, подхватив меня под руки, поволокла к дивану.
Она подложила мне под голову подушку и метнулась на кухню. Через какое-то время вернулась, неся на крохотном подносике рюмку коньяка и пару долек апельсина.
— На вот, выпей. — Лизка подсунула под подушку руку, приподняв мою голову, и влила в меня содержимое рюмки. — Коньячок, он никогда не подведет…
Она оказалась права. Хмель мгновенно ударил в голову, тепло разлилось по телу, и мне немного стало легче дышать. А после второй и третьей рюмки все произошедшее уже не казалось мне столь трагическим.
— Ань, будем! — Лизка устроилась у меня в ногах и усиленно помогала докончить бутылку армянского коньяка.
Я посмотрела на нее мутным взглядом и впервые за все время соседства испытала к ней что-то вроде симпатии.
— Лизка, а ты неплохая баба, — выдала я ей через минуту. — Не была б еще столь любвеобильна, цены бы тебе не было.
— А что в этом плохого? — совершенно искренне удивилась она.
— Ну… Женщина.., она должна блюсти себя… Не опускаться до уровня… — Тут я вспомнила, что не далее как несколько часов назад возлежала в объятиях своего лютого врага, и невольно заткнулась. — Н-да…
— А что в этом плохого? — совершенно искренне удивилась она.
— Ну… Женщина.., она должна блюсти себя… Не опускаться до уровня… — Тут я вспомнила, что не далее как несколько часов назад возлежала в объятиях своего лютого врага, и невольно заткнулась. — Н-да…
— А какой у меня уровень? — полуобиженно, полуснисходительно хмыкнула Лизка. — Если я люблю мужиков, так я этого и не скрываю. Не то что некоторые — строят из себя приличных дам, имея положение в обществе и супруга рядом, а на самом деле ведут себя, как мартовские кошки!..
— Это кого ты имеешь в виду? — Внутри у меня все похолодело.
— А подругу твою разлюбезную, — резанула соседка. — Целых два года в твоей квартире с хахалем трахалась. А ты, можно подумать, и не знала?
— Не знала, — вытаращив глаза, я смотрела на нее, не в силах поверить в услышанное. — С кем?
— Не знаю, — Лизка налила еще по одной и, вложив рюмку мне в руку, продолжала:
— Мужика ее никогда не видела. Как только вы с мужем отваливали, она тут как тут. И пошло-поехало.., стоны, вздохи, ахи. Короче, вся сексуальная дребедень…
— Не могу поверить, — еле выдавила я. — Она, конечно, имела мой ключ, но… Хотя я у нее никогда и не спрашивала…
Все перепуталось в моей голове. В памяти вдруг стали всплывать одна за другой картинки недавнего прошлого, в свое время вызвавшие у меня недоумение: то неплотно прикрытый кран с горячей водой и жутко напаривший в ванне, хотя я точно помнила, что мы этот самый кран закрывали. То влажное полотенце на крючке, хотя я перед уходом повесила свежее… Оказывается, всем этим недоразумениям было одно простое объяснение — моя подруга Антонина встречалась у, меня на квартире со своим любовником…
— А почему бы нет? — ответила я самой себе и равнодушно пожала плечами. — Не вижу в этом криминала. Витька ее выкобеливал… Наверняка и ты тоже с ним…
— Витьку не трожь! — неожиданно окрысилась Елизавета. — Он хороший мужик, хотя и трус!
— Ладно, оставим это… — Мне вдруг ужасно захотелось спать. — Ты иди, Лизка, а я немного вздремну.
Соседка встала с дивана, подхватила рюмки и выплыла из гостиной. Включив на кухне воду, она пару минут звенела рюмками, затем все стихло, и ее улыбающаяся физиономия показалась в дверном проеме:
— Так я пошла…
— Да, да, — пролепетала я и совсем было собралась закрыть глаза, как какой-то бес подпрыгнул у меня внутри и моим голосом произнес:
— Скажи Сергею Ивановичу, что я знаю, кто убил его брата.
* * *Очнулась я лишь на утро следующего дня, да и кто знает, если бы не телефонный звонок, смогла бы я это сделать к тому часу.
— Да, — прохрипела я в трубку.
— Аннушка, — мягко окликнул меня Семен Алексеевич. — Ты сильно занята сейчас?
— Нет.., то есть да, — лопотала я, старательно придумывая причину увильнуть от встречи, но так и не придумала, и пришлось сказать:
— Не очень…
— Тогда жду тебя часика, скажем, через полтора у себя. Подъедешь?
Конечно же, я подъехала, хотя, по моим понятиям, делать там мне было абсолютно нечего. Я пребывала в полной уверенности, что все расставлено по своим местам и главные действующие лица наконец-то сорвали с себя маски.
Но все оказалось не совсем так…
— Странная штуковина получается, — озадаченно потер подбородок Семен Алексеевич, держа в руках тонюсенькую папочку с вложенными в нее несколькими листами. — Все было вроде предельно ясно, а тут вдруг чертовщина какая-то…
— Семен Алексеевич, — осторожно начала я и слегка улыбнулась. — Может быть, перейдем к сути?
— Да, да, конечно, — пробормотал он и протянул мне бумаги. — На вот, взгляни сама.
Я взяла из его рук пластиковую папку и, вытащив из нее бумаги, погрузилась в их изучение. Содержание первых двух листов было мне знакомо. Они заключали в себе примерно ту же информацию, что фигурировала и в деле.
Такой-то, такой-то, проживал там-то и там-то со своей супругой до дня ее смерти. Затем он снялся с регистрационного учета и уехал в неизвестном направлении.
— Так я это все в деле читала, — подняла я глаза от бумаг на шефа. — Ничего нового.
— Читай дальше…
А вот дальше началось самое интересное.
Некто Иванов Андрей Иванович, дал бы бог ему здоровья, заинтересовавшись кандидатурой Алейникова, решил проявить инициативу. Уж что ему показалось необычным во вторичном запросе на Тимура Альбертовича, так и останется нам неведомым, но его профессиональному чутью надо отдать должное.
Иванов выслал запрос с приложенными к нему отпечатками пальцев во Владивосток — туда, откуда якобы прибыл Алейников, и начал терпеливо ждать. Ответ из Владивостока ошеломил своей противоречивостью и загадочностью.
Оказывается, человек по фамилии Алейников Тимур Альбертович не значился в паспортном столе по указанному месту прописки. Был некий Тимур Альбертович, но Севостьянов, и отпечатки, кстати сказать, тоже принадлежали ему. Выходило, что Алейников вовсе не был Алейниковым, а был Севостьяновым, но когда я перелистнула очередную страницу и посмотрела на фото, присланное по факсу, то не удержалась от возгласа удивления. С последнего листа, лежащего в пластиковой папке, на меня смотрело совершенно неизвестное, чужое лицо. Никому из моих знакомых оно не принадлежало. Как не принадлежало и человеку, из чьих объятий я не так давно вырвалась.
— Чертовщина какая-то! — невольно вырвалось у меня. — Извините, Семен Алексеевич, но я ничего не понимаю!..
— Н-да-а, — озадаченно протянул мой шеф и стал теребить небритый подбородок. — Отпечатки его, имя, отчество его, а лицо чужое…
К тому же фамилия…
— Сплошные головоломки и шарады, — пробормотала я, в который раз перелистывая бумаги и перечитывая подчеркнутые красным маркером места. — А что вы обо всем этом думаете? И, кстати, где этот наш оборотень, Севостьянов-Алейников, успел наследить, раз его отпечатки значатся в базе данных?
— По телефону мне сказали, что ДТП, а там кто его знает. Времени прошло много, людей поменялось столько же. Задали мы себе задачу…
Мы замолчали, думая каждый о своем.
Первой не выдержала я:
— Мишку убили… — вырвалось у меня с полувздохом-полувсхлипом.
— Я знаю… — Семен Алексеевич встал и тяжело заходил по кабинету. — Третий труп…
И все рядом с тобой… Круг сужается…
— Вы считаете меня виноватой в их гибели?
— Я считаю тебя идущей по краю бритвы, девочка. И не я один так думаю. То ли тебе мстит кто-то, то ли что-то еще…
— Кому мне мстить? Все гораздо прозаичнее, — горько выдохнула я и, спохватившись, добавила:
— Во всяком случае, мне так кажется.
— А где сейчас этот так называемый Алейников? Последний раз его видели вчера. Он занимался организацией похорон твоего знакомого. И все! После этого как в воду канул. Ни на службе, ни дома не объявлялся. Следователь по особо важным делам Куприянов пытался с ним связаться — безрезультатно.
— Задерживать будете? — как можно равнодушнее спросила я, стараясь не обращать внимания на то, как заныла какая-то неведомая мне доселе струна в области сердца.
— Это не мне решать, — шеф опустился в свое кресло и пристально, может быть, даже пристальнее, чем обычно, посмотрел на меня. — А где ты была эти два дня?
— К-когда? — Хотелось мне того или нет, но голос мой дрогнул.
— После того, как ты уехала с места происшествия вместе с Алейниковым, я нигде не мог разыскать тебя. Так где ты провела последние два дня?..
Ну что я "могла ответить?
Начать врать, изворачиваться, придумывать всяческие небылицы было не в моем характере.
К тому же такому человеку, как Семен Алексеевич, мне совершенно не хотелось говорить не правду. Поэтому, набрав полные легкие воздуха, как перед прыжком в воду, я выпалила:
— — Я была с ним!
— Та-а-к! — Шеф сжал губы и принялся лихорадочно перебирать лежащие перед ним на столе предметы. Когда это занятие исчерпало себя, он сумрачно глянул на меня из-под сведенных бровей и сурово спросил:
— Надеюсь, все не так… Ну, в том смысле, что все не так плохо…
— Как раз наоборот, — обреченно выдохнула я. — Все очень плохо. И все именно так, как вы думаете.
— Ты спала с ним?! — От волнения шеф даже приподнялся со своего места.
— Да…
— Черт бы тебя побрал, Анна! — сипло выдохнул он, хватаясь рукой за сердце. — Ты хотя бы понимаешь, чем тебе это грозит?! Ты можешь навсегда поставить крест на своей карьере, репутации.
— Семен Алексеевич, — попыталась я что-то проблеять в свое оправдание. — Поймите…
— Ничего не хочу понимать! — Он вновь вскочил со своего места и заметался на тесном пространстве кабинета. — Я и так не знаю, что мне отвечать на всякие вопросы о твоих знакомствах, а тут еще и это! Чертова дура!..
Признаюсь, таким я видела босса впервые.
Семен Алексеевич без устали мерил шагами комнату, то и дело всплескивая руками и с досадой ударяя ладонь о ладонь. Перемежались эти действия нелестными в мой адрес эпитетами. Когда один из них мне особенно не понравился, я подскочила на месте и, опершись сжатыми кулаками о край стола, выпалила: