Диван цвета губной помады с белыми атласными подушками.
И Дженет, затмевающая всех, скользящая между гостями в элегантном синем платье с бокалом шампанского в руке.
Силла сидела на перевернутом ведре, вслушиваясь в призрачные голоса и вдыхая призрачный аромат рождественской елки.
Форд обнаружил ее в одиночестве в центре гостиной, освещенную гаснущим светом позднего летнего вечера.
Совсем одна, подумал он. На этот раз это не просто уединение, не спокойная задумчивость — она абсолютно одинока и очень, очень далеко отсюда.
Он подошел и опустился перед ней на корточки. Ее красивые глаза еще мгновение смотрели куда-то вдаль, а потом медленно остановились на нем.
— Рождественский праздник, — сказала Силла. — Наверное, это был последний рождественский праздник, который она устраивала, потому что после этого Рождества погиб Джонни. Огни, музыка, толпы народу. Красивые люди. Канапе и шампанское. Она пела для них, а Ленни Айснер играл на рояле. У нее был розовый диван. Длинный ярко-розовый диван с белыми атласными подушками. Мне об этом рассказала Кэти. В стиле «тетушки Тэбби», правда? Ярко-розовый, цвета губной помады. Теперь он сюда не подойдет — ярко-розовый к этим темным зеленоватым стенам.
— Это всего лишь краска, Силла, всего лишь ткань.
— Это символы. Мода меняется, приходит и уходит, но остаются символы. Уже не будет розового дивана с белыми атласными подушками. Я все изменила и не жалею об этом. Тут никогда не будет такой элегантности, смелости и яркости, как при ней. И я с этим тоже примирилась. Но иногда я прихожу сюда, иногда у меня возникает желание — я знаю, что это похоже на безумие, — спросить у нее, одобряет ли она все это.
— Одобряет?
Силла улыбнулась и прижалась лбом к его лбу.
— И поскольку я делаю странные заявления, то могу продолжить в том же духе и задать тебе странный вопрос?
— Давай расположимся на той части веранды, которая лучше предназначена для странных вопросов, потому что я не могу так долго сидеть на корточках, — он встал и поднял ее.
Они устроились на ступеньках веранды, вытянув ноги.
— Ты уверен, что именно здесь задают странные вопросы?
— Лучшего места не найти.
— Ладно. Ты знал дедушку Брайана? Отца его отца?
— Почти нет. Он умер, когда мы были совсем маленькими. Большой и крепкий мужчина. Властный.
— Ему было около шестидесяти в то Рождество? В последний рождественский праздник.
— Не знаю. Думаю, около того. Почему ты спрашиваешь?
— Не так уж стар, — сделала вывод Силла. — Дженет любила мужчин старше себя. И моложе. Любого возраста, любой расы и любого вероисповедания.
— Ты думаешь, Дженет Харди и дед Брайана? — Он удивленно рассмеялся. — Это так… странно.
— Во-первых, начнем с того, что людям вообще совсем непросто представить, что у их дедушек и бабушек были любовные похождения и что они занимались сексом.
— Я и не желаю это представлять, — он шутливо толкнул ее локтем. — В моей голове установлен телевизор высокой четкости. Если я это представлю, у меня останется травма на всю жизнь.
— Форд, он мог написать эти письма.
— Мой дедушка?
— Нет. Ну да, раз уж ты об этом сказал. Он был без ума от нее, по его же собственному признанию. Он фотографировал ее.
Форд уронил голову на руки.
— Ты вызываешь в моем мозгу ужасные картины.
— Он расскажет тебе, если ты попросишь?
— Не знаю, и я не собираюсь его расспрашивать. Никогда в жизни. И я ухожу с этой безумной части веранды.
— Погоди, погоди. Оставим дедушек. Теперь Брайан. Трудно поверить, что твой дедушка с такой любовью смотрел бы на эти снимки, если бы все закончилось так плохо. Но дед Брайана подходит, правда? Властный, влиятельный. Женатый. С детьми, с успешной — и публичной — карьерой. Он вполне мог быть автором этих писем.
— С учетом того, что его уже четверть века нет в живых, доказать или опровергнуть это будет трудно.
Серьезное препятствие, подумала она, но преодолимое.
— Вероятно, где-нибудь сохранились образцы его почерка.
— Да, — Форд вздохнул. — Наверное.
— Хорошо бы достать образец и сравнить с письмами — тогда все разъяснится. Они оба умерли, и на этом все закончится. Не будет никакого смысла рассказывать об этом. Но…
— Ты будешь знать.
— Я буду знать, и я смогу спокойно забыть о той части ее жизни, которую так неожиданно открыла.
— А если почерки не совпадут?
— Тогда у меня останется надежда, что когда-нибудь я задам правильный вопрос нужному человеку.
— Попробую что-нибудь сделать.
Форду потребовалось два дня, чтобы придумать план действий. Он не умел лгать. Нельзя сказать, что он совсем не мог этого делать, но у него никогда не получалось выглядеть при этом убедительным. Ложь сходила ему с рук только тогда, когда человек, которому он лгал, жалел его и делал вид, что ничего не замечает. Поэтому Форд старался обходиться правдой.
Он наблюдал, как Брайан и Шанна выгружали торфяной мох на землю у подножия законченной стенки из камней.
— Можешь взять лопату, — сказал ему Брайан.
— Могу, но в наблюдении и восхищении есть своя прелесть. Особенно если объектом наблюдения и восхищения является зад Шанны.
Она с готовностью повиляла бедрами.
— Всем известно, что ты смотришь на мой зад, — парировал Брайан.
— Точно. Шанна — это предлог. И чтобы быть убедительнее, она могла бы нагнуться чуть ниже, и… Я сдаюсь, — рассмеялся он, когда она исполнила его пожелание.
Вот что значит, подумал Форд, быть старыми друзьями. Это еще одна причина для того, чтобы не лгать. Придется применить хитрость.
— Что вы тут сажаете?
Брайан выпрямился, вытер рукой вспотевший лоб и показал на кусты в торфяных горшках.
— Мог бы и помочь — все равно тебе нечем заняться. Принеси их сюда, а мы начнем их вкапывать.
— Он злится, потому что я беру отпуск на десять дней. Поеду в Лос-Анджелес навестить Стива.
— Да, — Форд поднял азалию. — Значит…
— «Будущее еще не определено».
Невозможно не полюбить женщину, которая цитирует «Терминатора».
— Передай ему привет и все такое.
Он ждал, пока они вынимали и переставляли принесенные им растения, спорили, как лучше их разместить, и в конце концов сам принял участие в обсуждении.
— Ладно, ты прав, — в конце концов сказала Шанна Брайану. — Поменяем местами тот рододендрон и вот эту андромеду.
— Я всегда прав, — Брайан важно ткнул себя пальцем в грудь. — Поэтому я босс.
— А в качестве босса ты можешь прерваться на минутку? — спросил Форд. — Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Конечно, — ответил Брайан, и они отошли в сторону.
— Слушай, только это должно остаться между нами, — начал Форд. — Силла нашла письма, написанные каким-то парнем, у которого был роман с ее бабушкой.
— И что?
— Бурный, тайный роман, женатый парень, все закончилось печально.
— Повторяю: и что?
— Понимаешь, письма не были подписаны, но Дженет сохранила их и спрятала. Пока не появился Хеннесси, мы думали, что этот таинственный человек пытается проникнуть в дом и вернуть себе письма.
— Но ему, наверное, уже лет сто?
— Возможно, но необязательно. Многие семидесятилетние парни в свое время любили женщин, которые не были их женами.
— Это ужасно, — сухо сказал Брайан. — Послушай, а может, это был Хеннесси, и это у него была интрижка с красивой и сексуальной кинозвездой? Хотя мне кажется, что он уже родился полным придурком.
— Все возможно. Но с логической точки зрения вероятнее… Послушай, она была знакома с твоим дедом, а он был здесь важной персоной и приходил к ней на вечеринки.
Форд краснел, наблюдая за Брайаном, который согнулся пополам от смеха.
— Боже. Боже, — выдавил из себя Брайан. — Старый, благородный Эндрю Морроу занимается этой гадостью с Дженет Харди?
— С логической точки зрения это вполне вероятно, — упрямо повторил Форд.
— Но не для меня. Послушай. Я не очень хорошо его знал, но, насколько я помню, он был крутым и самоуверенным.
— Я прекрасно знаю, что самоуверенные люди часто рыщут в поисках проституток, прежде чем поехать домой к жене и детям.
Брайан стал серьезным и задумался.
— Да, ты прав. И ему, наверное, было нелегко жить с моей бабушкой. Она всегда была чем-то недовольна. Знаешь, как она изводила мою мать. До самой своей смерти. Это было бы круто, — заключил он, — если бы Большой Дрю Морроу встречался с Дженет Харди.
Форд не упомянул о беременности Дженет и об отвратительном тоне последних писем, но это не было ложью. Просто он решил пока промолчать об этом.
— У тебя есть что-то, что написано его рукой? Поздравительная открытка, письмо — что угодно?
— У тебя есть что-то, что написано его рукой? Поздравительная открытка, письмо — что угодно?
— Нет. Но у мамы, наверное, есть. Она хранит семейные бумаги и все такое.
— А ты можешь достать образец его почерка, но только так, чтобы она не знала?
— Вероятно. Она хранит в гараже коробку с моими вещами. Школьные дневники, открытки и всякая другая ерунда. Там может что-то найтись. Она уже много лет уговаривает меня отвезти эту коробку к себе. Так что я могу забрать ее и посмотреть.
— Отлично. Спасибо.
— Эй! — крикнула им Шанна. — Вы когда-нибудь закончите или мне сажать всю террасу самой?
— Не будь занудой, — ответил ей Брайан.
Форд внимательно разглядывал ее. Сильная, сексуальная, красивая.
— И куда это ты уставился?
— Возможность упущена, и она стала мне сестрой, — Форд пожал плечами. — У нас договор. Если мы оба будем не обременены семьями, когда нам исполнится сорок, то мы уедем на неделю на Ямайку и проведем там все время в любовных утехах.
— Понятно. Желаю удачи. Осталось всего девять лет, — ответил Брайан и пошел к Шанне.
Форд на мгновение замер. Девять лет? Неужели это правда? Он не думал о том, что скоро ему исполнится сорок. Это другое десятилетие. Другой возраст.
Неужели осталось всего девять лет?
Сунув руки в карманы, он пошел к дому, чтобы найти Силлу.
Кухня представляла собой печальное зрелище. Остатки стола были вырваны с корнем, странного вида трубы торчали из пола, а плинтус выглядел так, будто его грызли пьяные крысы. Бадди ковырялся в широком разрезе на штукатурке.
Он повернулся, держа в руке какой-то замысловатый инструмент.
— И зачем это ставить кран над плитой, черт бы его побрал? — проворчал он.
— Не знаю. Может, на случай пожара.
— Чушь собачья.
— Больше никаких предположений. Силла здесь?
— От этой женщины не отделаешься. Посмотри на чердаке. Туалеты на чердаке, — пробормотал Бадди, вновь принимаясь за работу. — Кран над плитой. Теперь хочет ванну в спальне.
— Вообще-то я видел… Ничего, — прибавил Форд, когда Бадди повернулся и, прищурившись, посмотрел на него. — Я ничего не видел.
Форд прошел через весь дом, отметив, что наличники в коридоре и прихожей почти закончены. На втором этаже он заглянул в комнаты. В гостиной со светло-коричневыми стенами еще чувствовался запах краски. В хозяйской спальне он внимательно изучил три цветных полосы на стене. Вероятно, она еще не выбрала: серебристо-серый, серо-голубой или тусклое золото.
Он миновал коридор и поднялся по винтовой лестнице. Силла стояла рядом с Мэттом, и каждый из них держал в руках кусок доски, повернув его к льющемуся через окно свету.
— Да, мне нравится, как выделяется дуб на фоне ореха, — кивнул Мэтт. — Знаете, что мы можем сделать? Окантуем им орех. Вы получите свою… Привет, Форд.
— Привет.
— Встреча на высшем уровне, — сказала ему Силла. — Обсуждаем встроенные шкафы.
— Продолжайте.
— Вот, смотрите, — Мэтт провел карандашом по штукатурке, и внимание Форда переключилось на мазки краски на противоположной стене. Тот же самый серебристо-серый цвет и радостный желтый соперничали с абрикосовым.
Он заглянул в ванную комнату, оценил плитку и общий тон.
Затем прислушался к разговору Силлы и Мэтта, которые пришли к соглашению относительно материала и конструкции.
— Начну работу в своей мастерской, — сказал ей Мэтт.
— Как себя чувствует Джози?
— Страдает от жары, беспокоится и ругает себя за то, что зимой не занялась подсчетами и не сообразила, что беременность придется на лето.
— Цветы, — предложил Форд. — Купи цветы по дороге домой. Она не перестанет страдать от жары, но обрадуется.
— Может, я так и сделаю. Проверю, чтобы полы доставили ко вторнику. Если на этот раз ошибки не будет, начнем их укладывать, — сказал он Силле и повернулся к Форду. — Розы подойдут?
— Классика для такого случая.
— Ладно. Я сообщу вам насчет пола, Силла.
Когда Мэтт спустился по лестнице, Форд подошел к Силле, взял ее за подбородок и поцеловал.
— Светло-серебристый здесь, тусклое золото в хозяйской спальне.
— Возможно, — она улыбнулась. — А почему?
— Лучше сочетаются с ванными, чем остальные. А поскольку оба тона теплые, серый даст ощущение прохлады. Это же чердак, как бы ты его ни оживляла. А в спальне тон будет спокойным, но в то же время насыщенным. А теперь расскажи мне, зачем Бадди устанавливает кран над плитой.
— Чтобы наполнять кастрюли.
— Понятно. Я говорил с Брайаном.
— Это не новость.
— О письмах. О его деде.
— Ты… ему рассказал? — от удивления она приоткрыла рот. — Ты ему сказал, что я думаю, что его дед нарушил библейские заповеди с моей бабушкой?
— Не припоминаю, чтобы мы упоминали о заповедях. Тебе нужен образец почерка. Брайан, по всей видимости, сможет его достать.
— Да, но… Но разве нельзя было немного схитрить? Ты не мог соврать?
— Я не умею хитрить. И даже если бы я был чемпионом в этом деле, я не могу обманывать друга.
— Ты и правда вырос на другой планете, — она вздохнула. — Ты уверен, что он ничего не скажет отцу? Это чревато скандалом.
— Уверен. Однако он высказал одно любопытное предположение. А что, если эти письма написал Хеннесси?
Рот Силлы снова приоткрылся.
— Хеннесси, который пытался столкнуть мою машину?
— Ты только подумай. Можно ли сойти с ума, если у тебя был роман с женщиной, которая — как ты думаешь — виновата в том, что твой сын стал инвалидом? Я понимаю, что это притянуто за уши. Но я собираюсь еще раз перечесть письма. Просто чтобы посмотреть, возможно ли это.
— Знаешь что? Если ниточки поведут туда, даже просто в том направлении, я не хочу ничего знать. Мне становится плохо от одной мысли о моей бабушке и Хеннесси.
Она вздохнула и стала спускаться по лестнице вслед за ним.
— Я сегодня разговаривала с полицией. Суда не будет. Они пришли к соглашению. Хеннесси подал прошение или что-то в этом роде. Он проведет не меньше двух лет в государственном учреждении, психиатрическом.
— И как ты к этому относишься? — Форд коснулся ее руки.
— Честно говоря, не знаю. Поэтому я думаю, что лучше мне забыть об этом и заняться своими делами.
Она вошла в хозяйскую спальню и внимательно посмотрела на образцы краски.
— Да, ты прав насчет тускло-золотого.
Глава 25
Воскресное утро Силла потратила на журналы по домоводству и дизайну, бродила по Интернету в поисках идей и поставщиков, сохраняя заинтересовавшие ее ссылки. Ей с трудом верилось, что она добралась до той стадии, когда можно уже задуматься о мебели.
Оставалось еще несколько недель, и ей еще придется навестить антикварные магазины и даже блошиные рынки — а возможно, и магазинные распродажи, — но она приближается к тому моменту, когда на повестке дня будет заказ диванов и стульев, столов и торшеров.
Затем придет очередь постельного белья, размышляла она, потом украшения для кухни и кабинета, занавески для окон, ковры. Чтобы получился дом. Ее дом.
Ее первый настоящий дом.
Сидя за кухонным столом Форда с ноутбуком и кипой журналов, она думала о том, как много изменилось с марта. Нет, не с марта. Она начала этот путь тем давним путешествием через Голубой хребет, которое она предприняла специально для того, чтобы увидеть «маленькую ферму» своей бабушки, увидеть родину отца и, возможно, понять, почему он вернулся сюда, оставив ее.
И она влюбилась в эти холмы, уходящие к далеким горам, в леса, в маленькие и большие города, в дома и сады, в извилистые дороги и речки. И главное, она влюбилась в старый деревенский дом за каменной стеной, окруженный заброшенным, разросшимся садом.
Как сказал Форд, замок Спящей Красавицы. Но уже тогда она видела в нем свой дом.
Теперь все, о чем она мечтала, к чему стремилась, вот-вот должно было сбыться.
Она сидела за столом, пила горячий кофе и представляла, как входит в комнату со стенами цвета сияющей и радостной зари, как живет той жизнью, которую выбрала сама, а не той, которую выбрали для нее.
Вошел Форд, сонно зевнув.
Вы только посмотрите на него, подумала она. Едва проснувшийся, долговязый, стройный, немного неуклюжий, в длинных синих трусах и потрепанной футболке с изображением Йоды. Выгоревшие на солнце волосы взъерошены, зеленые глаза еще окончательно не проснулись.
Он ужасно мил.
Форд налил в кружку кофе, добавил сахар, молоко.
— Господи, как тяжело вставать по утрам, — сказал он и выпил кофе, как будто от содержимого кружки зависела его жизнь. — Как тебе удается выглядеть такой бодрой? — он оперся локтем на стол.
— Может, потому, что я не сплю уже три часа. Уже одиннадцатый час, Форд.