— Когда я вернулся домой, она была очень расстроена и даже не могла говорить. Заплакала. Единственная причина, почему я не пришел сюда прямо вчера, — она уговаривала меня не делать этого, и я не хотел оставлять ее одну в таком состоянии. У нее повышенное давление, а вы решили отыграться на ней. Потому что вам не понравилась моя работа.
— Повторяю вам, я никогда не звонила вам домой, я никогда не разговаривала с вашей женой, и мне нравится ваша работа. Совсем наоборот. Зачем, ради всего святого, мне тогда нанимать вас, чтобы вы сделали пол в кухне?
— Вот и объясните мне, черт возьми!
— Не знаю! — крикнула она. — Когда я якобы звонила вам домой?
— Вчера вечером, около десяти — вам это прекрасно известно. Я вернулся около половины одиннадцатого. Она лежала, вся красная и дрожащая, потому что вы кричали на нее как безумная.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы я кричала как безумная? Вчера в десять я была у Форда. Сидела у телевизора. Спросите его. Господи. Стэн, вы работаете здесь уже несколько месяцев. Вы должны знать, что я так себя не веду.
— Она сказала, что это были вы. Силла Макгоуэн, — сквозь гнев Стэна постепенно проступала растерянность. — Вы сказали Кей, что она тупая деревенщина, как и большинство людей здесь. Что я не умею класть плитку и что вы позаботитесь, чтобы все об этом узнали. А когда я лишусь работы, то винить в этом будет некого, кроме моей ленивой задницы. И что вы подадите на меня в суд за то, что я вам все испортил.
— Если ваша жена деревенщина, то я тоже. Я теперь здесь живу. Я не приглашаю работников, которые не умеют работать. На самом деле я порекомендовала вас своей мачехе — если она когда-нибудь уговорит отца переделать ванную. — Она почувствовала, что задыхается, но тревога начала постепенно ослабевать. — Зачем мне делать это, Стэн, если я считаю, что вы все испортили?
— Она не могла все это придумать.
— Конечно, — Силла судорожно вдохнула. — Конечно. А она уверена, что звонивший назвался моим именем?
— Силла Макгоуэн, а потом Кей сказала, что вы… они, — поправился он, явно готовый трактовать сомнение в пользу Силлы, — сказали: «Вы знаете, кто я». Тем самым тоном, каким люди хотят заявить, что они важная персона. А потом просто набросились на нее. Я целый час ее успокаивал, когда вернулся с бейсбольного матча. Заставил ее принять тайленол, чтобы она заснула. Она была так расстроена.
— Мне очень жаль. Мне очень жаль, что кто-то использует мое имя, чтобы расстраивать вашу жену. Не знаю, зачем… — Ком в горле переместился ниже, продолжая пульсировать где-то в груди. — Постойте-ка… Поставщик досок для пола сказал, что я позвонила им и внесла изменения в заказ. Поменяла орех на дуб. Но я этого не делала. Я думала, что это просто ошибка. А может, не ошибка. Кажется, кто-то меня преследует.
Стэн сунул руки в карманы, а затем снова вытащил.
— Это не вы звонили?
— Нет, не я. Стэн, я пытаюсь заработать хорошую репутацию и открыть здесь свой бизнес. Я пытаюсь установить хорошие отношения с субподрядчиками и рабочими. Когда кто-то проник в мой дом и разгромил ванные, вы взялись все восстановить, и я знаю, что вы сделали мне скидку.
— У вас были неприятности. Кроме того, я гордился этой работой и хотел все исправить.
— Я не знаю, как исправить то, что произошло с вашей женой. Я поговорю с ней, попытаюсь все объяснить.
— Лучше я сам, — он вздохнул. — Простите, что накинулся на вас.
— На вашем месте я поступила бы точно так же.
— Кто мог это сделать? Назваться вами и оскорблять Кей?
— Не знаю, — ответила Силла и подумала о миссис Хеннесси. Ее мужу предстоит провести два года в психиатрической лечебнице. — Но надеюсь, что смогу сделать так, чтобы это не повторилось.
— Думаю, мне лучше вернуться домой и все объяснить Кей.
— Ладно. Так вы придете в четверг?
Он смущенно улыбнулся.
— Да. А если вам понадобится позвонить мне домой, может, мы придумаем пароль или что-то в этом роде?
— Может быть.
Она стояла в тени амбара рядом с прислоненными к стене и разложенными для просушки на пильных козлах наличниками. И думала, сколько еще раз ей придется платить за чужие преступления, грехи и ошибки.
Глава 26
Силла стояла в спальне, разглядывая свежеокрашенные стены, а ее отец закрывал крышкой начатую банку краски. Она смотрела, как яркий дневной свет наполняет комнату, заставляя стены сиять.
— Наличники не готовы, полы еще нужно доделать, но, стоя здесь, я все равно испытываю радостное возбуждение.
— Чертовски хорошая работа, — он встал и вновь окинул взглядом стену.
— Ты можешь этим зарабатывать.
— Всегда полезно иметь запасной вариант.
— Ты покрасил почти весь дом, — Силла повернулась к нему. Она все еще не могла придумать, как к этому относиться и что сказать отцу. — Ты сэкономил мне несколько недель. Тут благодарностью не отделаешься.
— Ерунда. Мне нравится эта работа — во всех отношениях. Мне нравится участвовать в этом. В преображении. Мы пропустили столько летних месяцев, ты и я. Я счастлив, что провел это время с тобой.
Несколько секунд она просто стояла и смотрела на него, на своего отца. А потом сделала то, что никогда в жизни не делала. Первой подошла к нему, поцеловала в щеку и обняла.
— Я тоже.
Он крепко обнял ее в ответ, и она почувствовала, как отец вздохнул.
— Ты помнишь, как мы впервые встретились здесь? Я пришел к черному ходу, а ты поделилась со мной сэндвичем, который мы ели на просевшей передней веранде?
— Помню.
— Не знаю, как это нам удалось. Слишком много было упущено времени, — он с тревогой заметил, что в ее глазах стоят слезы. — Ты дала нам второй шанс. Дому и мне. И вот я стою тут, рядом с моей дочерью. Я горжусь тобой, Силла.
Она заплакала и уткнулась лицом в его плечо.
— Ты говорил это, что гордишься мной, после концерта в Вашингтоне и еще один раз, раньше, когда пришел на съемки «Семьи» и смотрел, как я играю. Но теперь я в первый раз тебе поверила.
Она еще раз сжала его в объятиях и отступила на шаг.
— Лучше всего мы узнали друг друга при помощи краски для внутренних работ и бледно-желтого лака.
— Зачем же на этом останавливаться? Может, посмотрим наружные стены?
— Ты не можешь красить дом. Комнаты — совсем другое дело.
— Я считал, что прошел испытание, — поджав губы, он окинул взглядом комнату.
— Это трехэтажный дом. Большой трехэтажный дом. Чтобы его покрасить, нужно стоять на лесах и высоких стремянках.
— Я привык сам выполнять трюки. — Она закатила глаза, и он засмеялся, подумав, что такую гримасу может состроить только любящая дочь. — Может, и нет, а может, это было много лет назад. Но у меня отличное чувство равновесия.
— Придется стоять на лесах и очень высоких стремянках на августовской жаре, — не сдавалась она.
— Этим меня не испугаешь.
— Это работа не для одного человека, — она призвала на помощь логику.
— Точно. Мне понадобится помощь. Так какой цвет ты выбрала?
— Послушай, — она почувствовала легкое раздражение. — Старую краску нужно будет счистить в тех местах, где она облупилась, и…
— Все это мелочи. Пойдем посмотрим. Ты хочешь покрасить его к Дню труда, или как?
— К Дню труда? Я рассчитывала сделать это не раньше, чем к середине сентября, когда должно стать немного прохладнее. Бригада, красившая амбар…
— Буду рад поработать с ними.
Полностью сбитая с толку, она уперлась ладонями в бедра.
— Раньше я думала, что ты — только не обижайся — порядочный лентяй.
— Никаких обид, — он потрепал ее по щеке, а его лицо сохраняло безмятежное выражение. — А что насчет карнизов и веранд?
Она надула щеки и резко выдохнула.
— Ладно, мы посмотрим образцы, которые мне понравились. А когда я сделаю выбор, ты сможешь заняться верандами и ставнями. Но ты не будешь карабкаться на леса и залезать на раздвижные лестницы.
Он молча улыбнулся ей, обнял за плечи, как часто обнимал Энжи — Силла видела, — и повел вниз.
Несмотря на то что это не входило в ее планы и ей очень хотелось подняться наверх, в кабинет, чтобы посмотреть, как продвигается укладка пола и закончил ли Стэн с плиткой, она открыла три образца краски для наружных работ.
— Можно взять этот синий цвет. Серый чуть-чуть приглушит его, а белый карниз уравновесит, — она мазнула кисточкой по дереву.
— Довольно необычно.
— Да. А можно выбрать спокойный и традиционный темно-желтый цвет, опять-таки с белым или кремовым карнизом.
— Благородно и мило.
Она отступила на шаг, склонив голову.
— Я не исключаю и желтый. Что-нибудь теплое и радостное, но не очень кричащее, чтобы дом не выделялся среди зелени, как огромный нарцисс. Может, нужно подождать, пока решение всплывет само. Просто подождать, — она прикусила губу.
— Я не исключаю и желтый. Что-нибудь теплое и радостное, но не очень кричащее, чтобы дом не выделялся среди зелени, как огромный нарцисс. Может, нужно подождать, пока решение всплывет само. Просто подождать, — она прикусила губу.
— Я видел, как ты принимаешь решения относительно всего, что касается этого дома и этой земли. Почему ты теперь колеблешься?
— Это будут видеть все. Каждый, кто проезжает по дороге. А многие притормозят и покажут пальцем: «Это дом Дженет Харди», — Силла отложила кисть и вытерла руки о шорты. — Это всего лишь краска, всего лишь цвет, но от него зависит, что люди увидят, когда будут проезжать мимо, и что они будут думать о Дженет. И обо мне.
— А что, по-твоему, они должны думать? — он положил ей руку на плечо.
— Что она была живым человеком, а не картинкой в старом фильме или голосом на компакт-диске или грампластинке. Что она была живым человеком, который чувствовал, ел, смеялся, работал. Который жил. А она была здесь счастлива, по крайней мере некоторое время. Так счастлива, что до сих пор не отпускает этот дом. Она все еще здесь.
Она смущенно рассмеялась.
— Слишком многого я жду от двух слоев краски. Господи, мне, наверное, опять нужно к психоаналитику.
— Постой, — он взял ее за руку. — Конечно, это важно. Это не просто краска. Этот дом, эта земля принадлежали ей. Более того, она их выбрала сама, и она их очень любила. Они были ей нужны. И сейчас они перешли к тебе.
— Но в каком-то смысле они были и твоими. Я не забыла. Это тоже очень важно. Выбирай.
Он опустил руку и попятился.
— Силла.
— Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы это был твой выбор. Выбор Макгоуэна. Люди будут вспоминать ее, проезжая по дороге. Но когда я буду идти по саду или подъезжать к дому после долгого трудного дня, я буду думать не о ней, а о тебе. Я буду представлять, как ты приходил сюда, когда был маленьким мальчиком, и гонялся за цыплятами. Выбор за тобой, папа.
Синий. Теплый и благородный синий цвет.
Она взяла его под руку и внимательно посмотрела на свежую краску, нанесенную поверх старой, облупившейся.
— Думаю, получится замечательно.
Когда Форд подошел к дому Силлы, то увидел Гэвина, который соскабливал краску с веранды.
— Как дела, мистер Макгоуэн?
— Медленно, но верно. Силла где-то внутри.
— Я только что купил дом.
— И что? — Гэвин прервал работу и нахмурился. — Ты переезжаешь?
— Нет. Нет. Я купил эту жуткую лачугу, потому что Силла сказала, что хочет отреставрировать ее. Чтобы потом продать. Продавец только что принял мое предложение. Мне немного не по себе, и я не знаю, отчего это: оттого, что я взволнован, или оттого, что я вижу, как финансовая пропасть разверзается у моих ног. Теперь мне придется оплачивать две закладные. Похоже, мне лучше присесть.
— Возьми скребок и помоги мне. Это тебя успокоит.
Форд с сомнением посмотрел на скребок.
— У меня с инструментами долгосрочное соглашение. Мы держимся подальше друг от друга — ради блага всего человечества.
— Это скребок, Форд, а не цепочная пила. Ты же соскребаешь лед с ветрового стекла зимой, правда?
— Когда нет другого выхода. А так предпочитаю оставаться дома, пока он не растает, — сказал Форд, но все же взял скребок и попытался приспособить процесс соскабливания льда со стекла для соскабливания облупившейся краски со стены дома. — У меня будет две закладные, и мне скоро исполнится сорок.
— Мы что, путешествуем во времени? Тебе не может быть больше тридцати.
— Тридцать один. Осталось меньше десяти лет до сорока, а всего пять минут назад я готовился к выпускным экзаменам в школе.
Улыбнувшись, Гэвин продолжал скрести.
— Дальше будет только хуже. Каждый следующий год пролетает еще быстрее.
— Благодарю, — с горечью произнес Форд. — Именно это мне и нужно было услышать. Я собирался не торопиться, но разве это возможно, если времени осталось меньше, чем ты думаешь. — Повернувшись, он взмахнул скребком и едва не разбил окно. — Но если ты готов, а она нет, что, черт возьми, я должен делать?
— Продолжать скрести.
Форд скреб — краску и свои пальцы.
— Черт. В качестве метафоры для всей моей оставшейся жизни это отвратительно.
Силла вышла из дома как раз в тот момент, когда Форд, нахмурившись, слизывал кровь с костяшек пальцев.
— Что ты делаешь?
— Я соскребаю краску и несколько слоев кожи, а твой отец философствует.
— Дай посмотрю. — Она взяла руку Форда и внимательно изучила ссадины. — Жить будешь.
— Должен. Скоро у меня будет две закладные. Ай. — Он вскрикнул, когда она неожиданно сжала его пальцы.
— Прости. Они приняли твое предложение?
— Да. Завтра я должен явиться в банк и подписать кучу бумаг. Кажется, ничем хорошим это не кончится.
— Расчет в ноябре?
— Я следовал рекомендации компании.
— Боишься? — она толкнула его локтем в бок. Его улыбка вышла слабой и кислой.
— Я влезаю в долг. Цифра с множеством нулей. И еще много приятных моментов. Ты знаешь о том, что обоняние — самое сильное из пяти чувств? Я до сих пор вспоминаю запах этого дома.
— Оставь это, пока ты и вправду не покалечился. — Силла отобрала у него скребок и положила на подоконник. — Пойдем со мной на минутку, — она подмигнула отцу и потащила Форда в дом. — Ты помнишь, как выглядела эта кухня, когда ты впервые увидел ее?
— Да.
— Некрасивая, грязная, с поцарапанным полом, потрескавшейся штукатуркой, голыми лампочками. Представил?
— Представил.
— Закрой глаза.
— Силла.
— Серьезно — закрой глаза и держи эту картину у себя в голове.
Он покачал головой, но подчинился и позволил ей вести себя.
— А теперь я хочу, чтобы ты описал мне, что ты увидишь, когда откроешь глаза. Никаких размышлений, никаких оценок. Просто открой глаза и скажи, что ты видишь.
Он послушался.
— Большая комната, пустая. Много света. Стены цвета слегка поджаренного хлеба. Полы в больших квадратах плитки — много медовых оттенков на кремовом — и торчащие трубы. Большие окна, выходящие на внутренний дворик с синим зонтом и клумбами с розами, которые цветут как безумные. И горы на фоне неба. Я вижу мечту Силлы.
Он хотел шагнуть вперед, но Силла остановила его.
— Нет, не ходи по плитке. Стэн закончил ее укладывать только час назад.
— Чудесная кухня.
— Мне тоже очень нравится. Мы так же преобразим тот дом, Форд, и нам обоим будет, чем гордиться.
— Хорошо. Хорошо, — он повернулся и поцеловал ее в лоб. — А теперь мне нужно скрести.
Она вышла вместе с ним из дома и очень удивилась, когда он махнул рукой, попрощавшись с ее отцом, и, не останавливаясь, направился к своему дому.
— Куда это он? Он сказал, что идет скрести.
Гэвин украдкой улыбнулся. Ему было приятно сознавать, что его дочь нашла свое место в жизни, свою цель и мужчину, который ее любит. И он радовался, что она вне досягаемости для человека, который желал ей зла.
Следующим утром Силла, возвращаясь к себе от Форда, увидела, что покрышки на колесах ее пикапа проколоты. На земле возле левого переднего колеса лицом вниз лежала еще одна кукла, а в ее спине торчал нож для чистки овощей с короткой ручкой.
— Ты должна была вернуться за мной. Черт возьми, Силла. — Форд прошелся вдоль дорожки, затем вернулся к Силле, сидевшей на ступеньках веранды. — Что, если он… она… кто бы то ни был… еще был здесь?
— Никого не было. Копы приехали через пятнадцать минут. Теперь они уже привыкли приезжать быстро. Не вижу смысла…
— Если я не умею управляться с пилой или этой проклятой дрелью, то от меня нет никакой пользы?
— Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь.
— Остынь, Форд, — Мэтт стал между ними.
— Как бы не так. Уже второй раз кто-то калечит одну из этих проклятых кукол, чтобы напугать ее, а она сидит здесь одна, ждет копов и позволяет мне спать. Это чертовски глупо.
— Ты прав. Но все равно остынь. Он прав, — обратился Мэтт к Силле. — Это было чертовски глупо. Вы отличный босс, Силла, в том, что касается работы, и один из лучших плотников, с которыми мне приходилось сотрудничать. Но когда кто-то преследует вас и угрожает вам, то неразумно стоять здесь после того, как вы нашли это.
— Это была обычная хулиганская выходка, и никто не просил вас бежать через дорогу, вытаскивать Форда из постели, чтобы потом вы вместе набросились на меня. Я не дура. Если бы я испугалась, я бы сама побежала через дорогу и вытащила Форда из постели. Я была в ярости, черт возьми.
Она вскочила, потому что ощущала себя маленькой и слабой, когда сидела и смотрела снизу вверх на двух встревоженных мужчин.
— Я все еще в ярости. Я злюсь, и мне надоело, что — как вы изволили выразиться — меня преследуют и мне угрожают. Мне надоело бегать через дорогу, надоела испорченная работа и все остальное. Поверьте, если бы тот, кто это сделал, был еще здесь, я бы выдернула нож из этой идиотской куклы и перерезала ему горло. Но и после этого не успокоилась бы.