Я постучалась, после ответа молча вошла в кабинет и поставила перед мужем, которого враз возненавидела, и его гостем поднос. Мне удалось «сделать лицо» – по моей улыбке они не заподозрили, что мне удалось подслушать и понять часть их разговора.
– Спасибо, кариньо. Я тебя люблю! – сказал мне вслед муж.
Черта с два любишь! Так любишь, что уже пистолет припас.
Я ничего не ответила, вышла и тихонько прикрыла дверь.
– Родриго… – возобновил вновь разговор Санчес.
– Родриго мертв! – резко оборвал его Антонио.
Времени дальше подслушивать у меня не было. Я вбежала в свою комнату, быстро переоделась в толстовку, накинула куртку, схватила сумку, поискала русский мобильник, но он куда-то запропастился. Думаю, что он тоже у моего мужа. Так же как и мои документы. А испанский телефон оказался бесполезным тем, что у него села батарейка. Нет времени заряжать. Без телефона. Без документов. С деньгами тоже швах: десять евро в кармашке сумочки. Деньги, как оказалось, тоже пропали, остались только эти, в кармашке. Ладно, неважно. Быстрей, быстрей. Какое счастье, что благодаря кошке я нашла свои ключи! Можно сказать, она спасла мне жизнь.
Я тихо спустилась вниз, открыла дверь и выскользнула на темную улицу. Свежий ветер ударил мне в лицо, взбодрил, высушил навернувшиеся от страха слезы и придал уверенности. Бежать!
XI
Я бежала так быстро, как, наверное, не бегала еще ни разу в жизни, но при этом мне казалось, что будто я топчусь на месте. Так бывает во сне, когда тебе снится погоня: преследователь близко, ты его видишь, убегаешь из последних сил, но твои ноги словно увязают в болоте, и как бы тебе ни хотелось, бежать быстрее не можешь. Так и сейчас, от страха, что Антонио бросился за мной в погоню и вот-вот настигнет, я чувствовала себя будто стреноженной. Каждая секунда – дороже золота. Никогда время не было таким дорогим для меня. И если бы мне предложили сделку: за каждую резервную секунду расплатиться годом жизни, я бы, наверное, отдала без сомнений десяток лет. За десять секунд, если бы они только спасли меня. Сейчас.
Без документов, без денег (десять евро, которые случайно оказались в моей сумочке, – не в счет), в чужой стране. Куда мне податься и что со мной будет – сейчас эти проблемы не казались для меня важными, их очередь еще не наступила. Мне бы сейчас убежать как можно дальше от этого страшного дома, человека, который был и все еще остается моим мужем и которого я сейчас смертельно боюсь. «Решай проблемы по мере их поступления», – советы мудрой Верки всегда кстати. Эх, знала бы моя подружка, в какой переплет я попала… Знала бы раньше, пять раз бы подумала, прежде чем соблазнять меня идеей импортного замужества. Если я останусь жива и когда-нибудь выберусь из этой ситуации, первое, что сделаю, – отговорю подругу от брака с иностранцем.
Я мчалась в поселок, хоть и понимала, что, если муж бросится за мной вдогонку, первым делом отправится в населенный пункт. Это просто и логично – я побегу туда, где есть люди, где можно попросить помощи и укрытия. Но, несмотря на такие опасения, я все равно, уповая на небо, везение и простое русское «авось», бежала в поселок, со страхом прислушиваясь, не едет ли сзади машина. Один раз послышался шум двигателя, и мое сердце обреченно оборвалось: все. Я на пустой дороге как на ладони, людей – нет. Но машина, на мгновение разрезав темноту светом фар, промчалась мимо. Не Антонио. Я облегченно перевела дух.
В поселке – автобусная остановка. И если сесть на автобус, можно доехать до пуэбло, откуда идут электрички на Барселону. Но только вот рассчитывать на то, что в такой поздний час автобусы все еще ходят, не стоит. Да и, если подумать, наверное, плохая идея – садиться в автобус. Меня запомнят и расскажут потом об этом разыскивающему меня Антонио. Нет, бежать, бежать. До той самой станции, пусть и не знаю я направления. Как-нибудь, если небо не оставит меня в этот момент, если поможет.
И когда я добежала до поселка, за спиной раздался громкий и веселый голос:
– Чика, чика! Ола, чика![8]
Я как раз пробегала уже торговую зону, которая находилась в преддверии поселка, когда за спиной послышался этот громкий и веселый голос. Я не обернулась и попыталась прибавить ходу, хотя уже почти выбилась из сил. Никогда не любила бег, да и другими видами спорта не увлекалась. Такой марафон для меня – впервые.
– Чика!
Обладатель голоса, к моему ужасу, бросился за мной вдогонку, и мое воображение, остро реагирующее сейчас на малейший шорох, тут же «порадовало» двумя вариантами развития событий: преследователь – подвыпивший хулиган-грабитель-насильник, для которого я – потенциальная жертва, или, второй вариант, это человек, помогающий моему мужу отыскать меня. Вдруг Антонио уже успел узнать о моем побеге и организовал поиски? Какой из вариантов хуже – сказать сложно. Впрочем, если это грабитель, то поживиться ему будет нечем, мне самой впору выходить с пистолетом на большую дорогу – сшибать монеты.
– Сеньорита!
Шаги преследователя раздались совсем рядом, и я инстиктивно вильнула в сторону, дабы сбить его с толку и выиграть несколько секунд, позволивших бы мне убежать. Но по закону подлости споткнулась и растянулась на дороге.
– Сеньорита! Эстас бьен? Ке те паса?[9] – раздался надо мной обеспокоенный голос.
– Ничего, ничего, все хорошо, – ответила я по-русски и, спохватившись, повторила по-испански. Неловко поднявшись, отряхнула колени и, поморщившись, потрогала пальцем свежую ссадину на ладони.
– А, вы – та иностранка, которая покупала лекарство от газов! – обрадованно воскликнул мой преследователь и засмеялся. Мне же было не до смеха – и от настоящей ситуации, и от воспоминаний об инциденте в аптеке. Я наконец-то посмотрела на посмеивающегося надо мной парня и узнала в нем фармацевта, который был как раз главным участником аптечного представления, а не просто зрителем. Он что, гнался за мной для того, чтобы в лучших русских традициях «вернуть должок»? «А за „козла“ ответишь!»
– Да. Извините, – смущенно пробормотала я. – Тогда в аптеке я хотела купить медицинский уголь. Но ошиблась. Слова – «уголь» и «козел» – они похожи.
Дурацкая и опасная ситуация. Мне бежать надо без оглядки, а не извиняться и пытаться объясниться за давний конфуз. Бежать.
– Неважно, – оборвала я себя на полуслове. – Извините, я очень спешу.
– Я закрывал аптеку, собирался ехать домой, но увидел, что вы бежите. Подумал, что – в аптеку, но потом решил, что у вас случилось что-то другое. Решил предложить помощь.
Как благородно! Только вот время я потеряла. Драгоценные секунды, которые даже готова была выторговать за несколько лет жизни.
– Да. Случилось. Я ищу автобус, чтобы доехать до железнодорожной станции.
– Но автобусы уже не ходят! – воскликнул молодой человек. – Поздно.
– Ясно, пойду пешком. Вы мне очень поможете, если скажете, где находится станция.
– У меня есть мотоцикл – возле аптеки, если хотите, могу вас отвезти.
Мотоцикл. В другой ситуации я бы сто раз подумала и отказалась от подобного предложения, потому что панически боялась мотоциклов. Но сейчас это было просто спасением.
– Да, спасибо! Помогите мне, пожалуйста…
И все же, когда я села на кожаное гладкое сиденье сзади парня, мой ужас перед предстоящей поездкой возрос до невероятных размеров.
– Не бойтесь, – бросил мне через плечо молодой человек, почувствовавший ужас, когда я крепко обхватила его талию.
– Не могу не бояться! Я в первый раз еду на мотоцикле.
Он лишь засмеялся и нажал на газ.
Я не имела возможности в полной мере насладиться «ночным полетом» – ездой на мотоцикле, потому что этот отрезок времени просто выпал из моей памяти, стерся страхом и ожиданием, что мы вот-вот разобьемся или я на каком-нибудь повороте вылечу из «седла». Но мы благополучно добрались до станции.
– Последняя электричка через три минуты, – сверился с расписанием, висящим на белой кирпичной стене, мой спаситель.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась я. – Если бы не вы… С вашей помощью.
– Тебе повезло, что я работал в аптеке до ночи: делал ревизию.
Мы торопливо попрощались: расцеловавшись по-испански в обе щеки. Но имя аптекаря я так и не узнала и вспомнила о том, что не спросила, как его зовут, уже в поезде. Последняя просьба, которой я обременила парня, – помочь мне с автоматом, продающим билеты (я вытащила десятку, но молодой человек сам оплатил мой билет до Барселоны). Все. Створки турникета. Захлопнувшиеся за моей спиной двери электропоезда. Свобода.
Я в изнеможении плюхнулась в кресло и прикрыла глаза. Убежала. О том, что делать дальше, не думалось, мои мысли, сердце, душа увязли в сладком сиропе ощущения свободы. Главное, что электричка уносила меня дальше и дальше от поселка, страшного дома, чужого человека, которого я боялась и который все еще был моим мужем. Как жаль, что у поезда нет крыльев, он не может взлететь, подобно самолету, и увезти меня не до Барселоны, а до родной Москвы.
Уставшую и перенервничавшую, меня сморил сон, и я уснула так сладко и крепко, убаюканная пьянящим чувством свободы, как, наверное, спит только младенец, который еще не знает, что мир, в который он пришел, полон проблем, опасностей, тревог. И, поспав какой-то отрезок времени, я пробудилась отдохнувшая, будто обновленная. Но во сне растворилась моя эйфория от обретенной свободы, и мозг заработал в другом направлении: где я, что делать, как быть?! Я бросила взгляд на табло над дверями, на котором высвечивались остановки и время, и убедилась, что спала час. Значит, до Барселоны еще не доехали, но уже близко. Города я не знаю, была лишь в центре. Разумней всего выйти там, чем на незнакомой мне окраине. А что потом, что потом, а?
Денег – десять евро. На них можно купить ужин, только в этот ночной час рестораны наверняка уже закрыты. Если и открыты – то дискотеки в туристических местах, но ужинами там не кормят, и цены на все бешеные – не с моими десятью евро туда соваться. Разумней купить телефонную карточку, чтобы попытаться связаться с домом. Но где продают карточки, я тоже не знала. Вернее, понимала, что можно зайти в какую-нибудь лавочку и спросить, но все магазинчики закрыты. Еще разумней – обратиться в консульство. Но где оно находится, как туда доехать, когда оно открывается?
Черт. Мой побег грозил мне куда большими проблемами, чем я предполагала. Да что я могла предполагать в состоянии аффекта?
Размышляя, я не забывала поглядывать на табло, чтобы читать остановки. Мне не улыбалось выйти в каком-нибудь незнакомом малонаселенном пуэбло. В мегаполисной Барселоне мне будет как-то проще сориентироваться – так я считала. И мои ожидания увенчались успехом: на табло наконец-то загорелась надпись, извещающая о том, что следующая остановка – «Площадь Каталунии». Центр.
Я поднялась наверх с подземной станции и от того, что так и не решила, что мне делать и куда идти, двинулась в сторону знакомого мне Рамбласа. От площади к морю, а потом, если ничего другого не придумаю, – обратно.
Увы, ночная Барселона оказалась менее приветливой и жизнерадостной, чем дневная. Нет, она была так же многолюдна и шумна, как и днем, но контингент ее теперь был совершенно иной, и шум – тоже. Похоже, что сегодня был какой-то ночной разгульный праздник молодежи, а может, и не праздник вовсе, а обычный еженощный «слет» представителей неформальных молодежных течений. Нетрезвые парни в бесформенной неопрятной одежде и под стать им бесшабашные девицы. Молодые, не обремененные моральными принципами, скученные стада животных. От подобных групп молодежи, разогретых алкоголем и кажущейся вседозволенностью лучше держаться подальше. Я, опустив лицо, прибавила шагу, дабы поскорей проскочить через толпу, но все же случайно задела плечом одного паренька в надвинутой на брови полосатой трикотажной шапке.
– Иха де рута! – тут же незамедлительно полетело мне вслед оскорбление. «Дочь проститутки», что-то в этом роде. Я проигнорировала брошенную мне реплику. Главное, чтобы парень и его дружки не привязались ко мне. Так хотелось перейти с шага на бег, но это могло бы спровоцировать их, как свору псов, броситься мне вдогонку.
– Ла перра![10] – наградил меня еще одной репликой отморозок. Я сцепила зубы, чтобы сдержаться и не высказаться по-русски в его адрес еще крепче. Нельзя. Равносильно самоубийству. Хоть они и не поймут «великий и могучий», но любая реакция с моей стороны повлечет ответную реакцию.
Миновало. Я облегченно перевела дыхание, но шаг не замедлила, продолжая быстро идти по ночному бульвару в сторону порта. Неразумно я поступила, выбрав этот маршрут. Надо было оставаться на площади, а не искать приключений, отправляясь на самостоятельную прогулку по ночному бульвару. Но теперь путь назад – к площади – отрезан мне группой молодежи. Проходить вновь через их толпу я не рискнула и поэтому продолжала упрямо двигаться вперед.
Отмеряя шагами метры так нравившегося мне Рамбласа, фестивально-праздничного днем, а сейчас показавшего мне свою нелицеприятную ночную изнанку, я еле сдерживала слезы. Эйфория от полученной свободы развеялась слишком быстро, как наркотический туман, и я оказалась перед лицом скалившей в злобной насмешке гнилые зубы действительности. Куда идти – не знаю, «прямо» – это сомнительный «адрес». Что делать – вообще без понятия, все мои размышления в теплом и безопасном поезде насчет «перекусить, а потом отправиться на поиски посольства» сейчас казались наивными. И страх, и просыпающаяся паника начали подкатывать к горлу волнами тошноты. Не хватало еще, чтобы меня вырвало.
Господи…
Мама, наверное, волнуется, что от меня нет долго вестей. И волнуется не без повода. Но если я когда-нибудь выберусь из этой переделки и вернусь домой в Москву, никогда не стану рассказывать ей об этой ночи. Никогда. Мне бы пережить ее – эту ночь. А днем город повернется ко мне улыбчивым лицом, и проблемы, которые сейчас кажутся страшными, как искаженные неровным фонарным светом асимметричные тени, станут куда проще. Только эта ночь. Одна ночь.
Мои планы спокойно, без приключений дойти до набережной опять нарушили. Когда я прошла уже почти половину бульвара, за спиной раздались крики, свист, звон разбившегося стекла и топот. Нервно оглянувшись, я увидела, что на меня мчится толпа молодежи, с которой мне уже довелось повстречаться в начале бульвара. Или другая группа подростков – не знаю, без разницы. Я лишь предположила, что пьяные молодые люди что-то натворили, например, разбили витрину, и теперь спасались бегством. Или попросту полиция решила прекратить «фиесту» и разогнать всех. Как бы там ни было, но толпа агрессивной молодежи мчалась теперь на меня. И я совершенно инстиктивно, чтобы не быть сбитой с ног, сорвалась тоже на бег и, свернув с бульвара, заскочила в какой-то переулок.
Я долго бежала по этому узкому и длинному, как кишка, плохо освещенному переулку, и мне все казалось, что за мной гонятся. Похоже, за сегодняшний вечер у меня успела развиться мания преследования.
Переулок плавно влился в другой – кривой и более узкий. Такой узкий, что если бы я остановилась и вытянула в ширину руки, то могла бы коснуться противоположных стен. Я не знала, что могут быть такие узкие улицы. Теперь знаю, но если когда-нибудь выберусь из этой каменной паутины петляющих и пересекающихся улочек, то постараюсь о них забыть.
Я миновала еще пару улиц, и на смену отступившей мысли о преследовании пришла не менее страшная – я заблудилась. Я петляла в этих переулках, как в безвыходных лабиринтах, провоцирующих своей теснотой приступ клаустрофобии, и дабы не задохнуться от кажущейся нехватки воздуха, периодически поднимала лицо к высокому и удивительно звездному небу. Мне казалось, будто гляжу я на него из глубокого каменного колодца.
Пробежала через арабский квартал, даже ночью кипевший чужеродной мне жизнью. Гортанная громкая речь, звон тарелок, чье-то заунывное пение, детский крик, женский плач – все эти звуки слились в одну общую какофонию, режущую слух грубым диссонансом, но одновременно неожиданно взбодрившую меня. Не задерживаться. Это – не моя жизнь, чужая. И как бы притягательно ни манили светом открытые в этом квартале арабские кафешки и маленькие лавки, торгующие специями (кому ночью могут понадобиться специи???), женскими платками, дешевой бижутерией и тапками, я не должна здесь задерживаться. На пороге одной из кафешек сидел немолодой араб, вдумчиво покуривал трубку, сладковато-тошнотворный дым которой заполнил чуть ли не весь квартал. Но при моем появлении он встрепенулся, словно внезапно разбуженный воробей. Когда я поравнялась с ним, протянул руку, чтобы схватить меня за ногу, но я ловко увернулась от похотливого касания. Вслед мне полетела громкая тирада. Черт с тобой, я все равно не понимаю твоего языка, можешь кричать мне вслед все, что угодно.
После суетливых метаний по улицам и переулкам я наконец-то вышла на какую-то пятачковую закрытую площадь и устало присела на приступок возле одной двери. Сейчас мне уже было сложно сказать, что хуже – оставаться и дальше под одной крышей с Антонио или эта «свобода», у которой в действительности оказался горький вкус. Опустив лицо на сложенные на коленях руки, я сгруппировалась, будто пыталась закрыться в своем внутреннем мирке, оградиться от опасной ночной жизни, в которую невольно окунулась и в которой рисковала захлебнуться.
Что бы на моем месте сделала Верка, окажись в подобной ситуации? Не знаю почему, но в трудные моменты мне всегда вспоминалась моя уверенная, оптимистичная и насмехающаяся над трудностями подружка. У нее не бывало безвыходных положений, и хоть жизнь ее периодически кусала, относилась она к этому, как к игривым покусываниям несмышленого щенка. Что бы Вера сделала в подобной ситуации? Нет, я – не она, и мне сложно сейчас представить ее на своем месте, наверное, Верка бы просто не допустила подобной ситуации.