- Хм, а ты ничего, - проскрипел вдруг мальчишка, и Амин вздрогнул. - Красивый…
- Что у тебя с голосом? - выдохнул юноша.
- Ничего, - прочистив горло, отозвался Валид. - Постой-ка ещё так. М-м-м, а ну-ка повернись…
- Что б тебя шайтан забрал! - вспылил Амин. - Мы вроде торопимся.
- Ты торопишься, - поправил Валид. - А я наслаждаюсь. Дай запомнить тебя… напоследок…
Амин вздрогнул, когда тёплая рука коснулась его бедра.
- Что ты делаешь?! - выпалил он, зажимая нос. Отвратительный запах окутал с ног до головы, живот тут же скрутило.
- Видишь ли, Амин, - медленно, с наслаждением протянул мальчик. - Живым не нравится запах мёртвых. Но и мёртвым не нравится запах живых. Там, куда я тебя отправляю, мертвы все. Живых там… мягко говоря, не любят. Так что ты должен пахнуть соответствующе.
Тёплая ладошка прошлась по груди, размазывая…
- Ты меня… этой гадостью?! - булькнул Амин.
- Между прочим, я полдня её готовил, - отозвался мальчик. - Имей уважение к чужому труду. Повернись.
- Дай её сюда, - не выдержал юноша, наощупь находя в руке мальчика чашку. - Я сам.
- Как скажешь, - с сожалением отозвался Валид, отходя. - Эх, такая молодость пропадает, такая дурость… тебе самому-то не жалко?
Амин не отозвался, сосредоточенно обмазываясь зелёной гадостью.
- Там наверняка верблюжий помёт, - прошипел он себе под нос.
- И кое-что похуже, - усмехнулся мальчик. - Ладно, слушай внимательно. Как закончишь, садись на пол, я дам тебе местный наркотик – выпьешь и засыпаешь. Тебе приснится… м-м-м… лес. Или река - старуха постоянно иллюзию меняет. Но одно будет точно - шалаш. Хотя… может, шатёр. Или даже дупло. В общем, маленькое жилище, но так чтобы двоих вместило. Найдёшь. Там тебя встретит или кто-то из мертвецов, чаще всего женщина. Или сама Манат…
- Манат! - ахнул Амин, чуть не выронив чашку.
- А ты солнышко-Аллат ожидал увидеть? - фыркнул мальчишка. - Расслабься, скорее всего, это будет кто-то из подручных ей джинов. Тебе предложат поесть. Что бы там ни было, ты должен съесть хоть кусочек. Понял? Капля воды, кусочек… чего она там тебе даст. И дальше она тебя проводит. Если начнёт кочевряжиться, ты ей напомни… в общем, про брошь-скарабея напомни. Проводит. Найдёшь девчонку. Скорее всего, в клетке. Откроешь клетку, заберёшь девчонку - она будет спать. По имени её не называй, а то проснётся. Дальше обратно в шалаш… или что там будет. Снова кусочек еды, какой бы отвратной она ни была и капля воды. И только тогда зовёшь девчонку. Если не успеешь, она останется там. Успеешь - вернётесь оба. Я буду вас ждать тут. Понял?
- Понял, - хмурясь, отозвался Амин. - А ты…
- А я жду тут, - перебил мальчик. - Мне к Вадду нельзя, стоит мне там появиться, он быстро в своё царство спустится - крылом махнуть не успею… Всё, ты закончил? Ну, тогда вот, держи.
Амин уселся на пол, осторожно взял чашу с горячим отваром. Попробовал, скривился.
- До дна, - приказал Валид, - ты всё запомнил, что я сказал?
- Да, - обречённо вздохнул Амин, чувствуя, как с каждым глотком на него наваливается чудовищная усталость.
- Ну, тогда до встречи, - усмехнулся мальчик. - Передавай старухе привет.
Это было последним, что Амин услышал, заблудившись в сгустившемся вдруг тумане.
***
Песок был мелким, прохладным и удивительно приятным. Амин по щиколотку утонул в нём и залюбовался нежно-серебристым сиянием, исходящим от каждой песчинки.
Барханы змеями извивались, наползая друг на друга. Юноша с удовольствием вдыхал свежий, прохладный воздух, наслаждался приятной нежностью песка - не жёсткого, кусающего, как обычно, а мягкого, словно дорогая перина.
Шаг, второй. Зачем он вообще идёт? Куда?
Порыв ветра подтолкнул в спину, и юноша сам не заметил, как очутился на вершине холма. Амин выпрямился, отдышался и замер, открыв рот.
На безоблачном и безлунном небе танцевали звёзды - маленькие алмазины искрились, постоянно перемещаясь, выводя какой-то свой загадочный узор, меняющийся как в калейдоскопе. Внизу им вторил песок, искрящийся, точно чешуя или блики на тёмной воде.
Ветер, снова загудев, толкнул Амина. Скрипнули песчинки, напомнив чей-то давно… очень давно слышанный голос…
Амин вздрогнул, тряхнул головой. Он… зачем он здесь? Он…
Пустыня звала. Мягко, нежно, как голос матери. Уговаривала остаться, махнуть на всё и просто наслаждаться долгожданным покоем. Ведь он заслужил… Нет?
Песок заскрипел под ногами, и Амин словно очнулся. И тут же будто из-под земли перед ним возник шатёр. Тёмный полог приглашающе распахнулся.
Юноша в последний раз оглянулся и решительно шагнул внутрь.
Здесь тоже не было темно. Скорее сумрачно. Не горела стоящая посреди циновки лампа, и хвала Аллат, потому что освещала бы она…
Амин непроизвольно схватился за рот и шагнул обратно. Чашечки и мисочки, расставленные по всем традициям бедуинов, оказались сервированы гниющими объедками. Заплесневевший шакр, мясо с копошащимися в нём червями, протухшая вонючая вода…
- Ас-саляму алейка, - раздался позади тихий голос.
Амин обернулся и с криком отшатнулся.
Сгорбленная старуха с интересом уставилась на него пустыми алыми глазницами. И, шагнув ближе, шумно принюхалась.
- Уа-алей…кум… ас-са…лям, - дрожащим голосом с трудом произнёс юноша, упираясь спиной в “стенку” шатра.
Старуха уткнулась в его грудь крючковатым полуистлевшим носом и хрипло засмеялась.
- Чую, чую… живой дух… Сайеда тебя провожала?
- Что? - выдохнул Амин.
- Я слышу, - каркнула старуха. - Запах её… слышу… Ну, говори, путник, зачем пришёл?
- Я, - вздрогнул юноша. - Я.., - и выпалил совсем не то, что собирался: - Накорми меня!
Старуха отступила.
- Уж готов для тебя пир, - улыбнулась беззубым ртом. - Присаживайся.
Амин сел. И с ужасом уставился на ближайшее к нему блюдо - человеческие пальцы. Тоже полуистлевшие.
- Сам захотел, - словно бы в насмешку заметила старуха.
Амин оглядел “стол”, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Взял дрожащими пальцами кусок гнилого хлеба и, морщась, закрыв глаза, откусил, убеждая себя, что это лучший пирог его кормилицы.
По вкусу хлеб именно им и был. Амин с ужасом выдохнул, поняв, что не заметил, как съел весь ломоть.
Старуха хмыкнула.
- Что ж, теперь ты готов. Иди.
- Ты должна проводить меня, - откашлялся юноша.
Старуха грузно поднялась.
- Я ничего тебе не должна, живой! Иди, пока навсегда здесь не остался.
Амин сжал кулаки, снова чувствуя, как скручивает живот. Выдохнул сквозь зубы. И поклонился до земли.
- Помогите мне. Прошу вас. Я не найду дорогу.
Старуха жутко ухмыльнулась, втянув крючковатым носом воздух.
Костлявые пальцы скелета сжали его руку.
- Ну что ж. Ты сам захотел. Идём.
Вышли они не в пустыню. Больше всего это напоминало город - город теней. Зыбкие стены вздрагивали, если Амин случайно их касался, пропадали. Такие же тени, их обитатели, вглядывались тогда в испуганного юношу. Некоторые шумно принюхивались. Но по большей части просто не замечали.
- Не бойся, - прошамкала старуха-проводница. - Для них ты свой. Сайеда об этом позаботилась. Ты пахнешь, как они. И выглядишь так же.
Амин посмотрел вниз и содрогнулся. Зеленоватая мазь, приготовленная Валидом, потёками собралась на груди, бёдрах, коленях, локтях, очень хорошо изображая трупные пятна.
Но уже не пахла.
- Внутренне ты тоже изменился, - добавила старуха. - Когда вкусил нашу пищу. Теперь еда живых для тебя будет так же неприятна, как и для нас. Теперь ты можешь остаться здесь навсегда.
Амина передёрнуло.
Старуха, хихикая и припадая на одну, костяную ногу, ковыляла дальше, неплохо ориентируясь в улицах, перекрёстках и проулках.
- Ты говорила про какую-то сайеду, - пытаясь прогнать гнетущую тишину и заставляя себя не оглядываться, произнёс юноша. - Кого ты имела в виду?
Старуха обернулась. Снова с шумом втянула воздух и каркающее хихикнула.
- Конечно, ту, что собрала тебя сюда. Ту, что ждёт тебя наверху.
- Меня не ждёт… меня ждёт только… друг, - поправился Амин.
Старуха качнула уродливой головой.
- Она не умеет дружить, ибни.
И замолчала, точно воды в рот набрала. Амин не нашёлся, что сказать. Всё это казалось сном. Бредом. Иллюзией.
Площадь с пересохшим фонтаном осталась позади, когда на чёрном, усыпанном звёздном небе появилась тонкая синяя полоска - у самого горизонта.
- Вадд близко, - выдохнула старуха. И, обращаясь к Амину, добавила: - Поторопись. Вон твоя птичка.
Юноша недоумённо огляделся. И вздрогнул - в стене ближайшего дома действительно обнаружилась решётка - ровно такая, как в подземелье. Амин подошёл ближе и шумно выдохнул: стена растаяла, а у его ног лежала Гувейда - тёмные распущенные волосы плащом укрывали праздничную, расшитую галабею (Галабея – длинная (до пят) рубаха или платье без ворота, с широкими рукавами, у танцовщиц и модниц – богато расшитая) заострившееся лицо казалось восковым, ненастоящим. Девочка не дышала.
- Не называй её по имени, - шамкнула за спиной старуха, и юноша опомнился. Осторожно поднял невесомую, точно тень, девочку и отступил. Стена обозначилась снова, а на локоть юноше легла костлявая рука.
- Поторопись, - напомнила старуха.
На обратном пути пришлось бежать - странно, проводница, которая до этого еле ковыляла, успевала за юношей шаг в шаг. Иногда даже опережала. И торопила, беспрестанно торопила.
- Что… будет… если я… не успею? - не выдержал Амин.
- Ты останешься здесь, - отозвалась старуха. - И не только. Вадд будет пытать тебя - сначала, чтобы узнать всё о твоей сайеде. Потом просто - ради удовольствия. Иногда ему нравится забавляться с живыми. И уж всегда это доставляет удовольствие его слугам.
Амин прибавил шаг.
Шатёр вырос также внезапно - гротескно неуместный среди узорчатых зданий-теней. Амин остановился у порога, пропуская старуху. Та окинула его невидящим взглядом и громко хмыкнула.
“Пир”, точно нетронутый, ждал Амина, всё такой же гадкий.
- Ешь! - приказала старуха, толкая юноше блюдо с пальцами. - Быстрее!
Шатёр задрожал, яркий свет прошил полог.
Амин, не размышляя, схватил палец, содрогнулся и, чувствуя, как всё его существо протестует - а больше всего - живот, запихнул его в рот, за щёку. И запоздало позвал:
- Гувейда!
Девочка завозилась у него на руках, тихо застонала.
Шатёр вздрогнул, сияние заполнило его весь. Закрывая глаза, Амин увидел, как старуха грузно поднялась навстречу нестерпимому серебристому свету, услышал, как испуганно вскрикнула Гувейда…
И снова заблудился среди клочьев тумана.
***
Проснулся Амин от боли и от боли же потерял сознание. Перед глазами вспыхивали белые пятна, рот был полон крови, юноша захлёбывался ею, балансирую на грани яви. Горело всё - раскалённый жгут проходился по спине, раз за разом, ужасно и безумно знакомо. Но тогда это было всего-то раз пять, а сейчас… Сейчас Амин не мог и считать, но прекрасно понимал - куда больше пяти. И что будет потом - понимал тоже.
Шок от холодной воды заставил взбодриться - только лишь чтобы в полузабытьи увидеть знакомые лица бедуинов. Сейчас - злые лица. Лицо Бакра, наклоняющегося за камнем…
Да, камни тоже были. В очередной раз теряя сознание, Амин успел подумать, что стараниями рассерженных хозяев так долго и не протянет. Ха, а мальчишка говорил что-то про пещеру…
Потом было солнце - яростно-жгучее. Надсадное жужжание у уха. И знакомый скрипучий голос:
- Ты получил, что хотел. Я исполнил твоё желание.
Амин с трудом разлепил глаза. Открыл пересохший рот, силясь вдохнуть.
- Жалкое зрелище, - проскрипел Валид, сидящий на валуне неподалёку у стены, к которой был прикован Амин. - Человек - такое жалкое зрелище. Даже лучшие из вас неизменно жалки. Глупы, уродливы и жалки… Я ненавижу вас. Весь ваш гнилой род. До последней косточки, до последней мыслишки, последней сути вашей жадной натуры ненавижу… Почему ты решил, что можешь управлять мной, смертный? - покосившись на юношу, поинтересовался мальчик.
Амин закрыл глаза, щекой прислоняясь к стене, пытаясь найти в ней желанную прохладу.
- Дружба. Помощь. Просьба, - выплюнул мальчик. - Всего лишь очередная клетка. Да, кстати, если тебе интересно, я выполнил и другое обещание. Я отвёл Гувейду, оставил её у караванщиков. Девочка полубезумна, но скоро отойдёт. Она не будет помнить себя, ничего не будет помнить. Ничего, кроме имени. Но любой бедуин увидит на ней печать бывшей “защитницы”. Так что сомневаюсь, что ей удастся протянуть долго. Хотя… не спорю, ты дал ей шанс. Но, - мальчик вскочил, подошёл ближе. Потянулся и вдохнул Амину в ухо: - Ты же думал, я спасу тебя, да? Да, конечно, иначе зачем тебе рисковать жизнью ради какой-то девчонки? Решил сделать меня своим рабом, прикрывшись дружбой… взаимопомощью? Думал, я не пойму? О, да, это же то “человеческое”… ты прав, Амин. Это то. Человеческое. Все вы на привязи друг у друга. И я не прощу тебе, что ты хотел привязать и меня. Меня никто не может поймать. Никто.
Амин, плывя в дурмане, мелко задрожал, когда у пояса - точнее рубища, что от него осталась - истерзанной кожи коснулся холод метала.
- Твоя джамбия, - улыбнулся мальчик, отступая. - Жаль, она тебе не поможет. Она для султанов. А ты… ты мертвец. Прощай, Амин, - и, потянувшись, потрепал слипшиеся от пота светлые волосы, юноши. - С тобой было… забавно.
Амин дёрнулся, силясь повернуть голову. И тут же обмяк. Даже сквозь забытьё он чувствовал жгучие прикосновения солнца и укусы насекомых. А ещё скрипучий смех.
И - почему-то - шорох крыльев.
***
Десяток людей сгрудились крупными муравьями у гладкой, раскалённой скалы. Покрутившись, они вместе с ещё одной обмякшей фигуркой поползли к чёрному провалу прохода.
Валид сосредоточенно смотрел на них, сидя на вершине оплывшей свечным огарком крыши башенки. Поджав ногу, опасно свесился над пропастью, кусая губу.
Порыв ветер взлохматил тёмные волосы. Оранжевая завитушка сорвалась с карниза, запрыгала по каменным стенам, падая, эхом отзываясь где-то среди древних скал-зданий.
Мальчик обернулся. Равнодушно поглядел на маленькую чёрно-коричневую птичку с белым животиком - пустынную каменку.
Отвернулся, бормоча под нос:
- Привет, старуха.
Птичка вытянулась. Расправила крылья. И попрыгала к мальчику.
- Не надоело одиночество? - прошамкала она, забавно раскрывая и закрывая клюв.
Мальчик молча смотрел вниз.
- Невозможно провести вечность в полном одиночестве. Даже тебе.
Валид обернулся.
- Пришла поучать меня? Самой-то не надоело? Вали к своим ниткам и оставь меня в покое!
- Пряже, о юный рассвет, пряже, - по-старушечьи усмехнулась птица. - Не суди людей по нашим меркам. Они другие. И многие из них лучше нас.
- И это мне говоришь ты? - проскрипел мальчик. - Ты, прядущая их судьбы?! Немного жестокости, немного доброты, и полную меру жадности - вот твои люди. Не хочу иметь с ними ничего общего!
Птичка склонила голову, уставилась на Валида чёрной блестящей бисеринкой-глазом.
- Зачем же ты всё чаще спускаешься в их мир?
Мальчик резко отвернулся.
- Убирайся, старуха. Нам не о чем с тобой говорить.
Птичка расправила крылья и зачирикала-засмеялась скрипучим старушечьим голосом.
- Давно ли тебе стало понятно, что свобода и одиночество идут рука об руку? Давно ли пришлось осознать, что тебе это не нравится?
- Моя жизнь - свобода, - проворчал мальчик. - Меня так создали.
- И при создании забыли вложить сердце, - добавила птица со смешком. - Оттого и маешься.
- Наоборот, - грустно усмехнулся мальчик. - Вложили слишком много. Помнишь, какие нити ты пряла, Манат? Помнишь, как мне из сил приходилось выбиваться, раздавая им направо-налево удачу? Помнишь, что стало после? “Я хочу, я хочу, хочу, хочу…” Больше эти ничтожества ни на что не способны. Это они вынули моё сердце. Больно мне, Манат. Очень больно.
- Этому ибни - тоже, - вставила птица. - И он спас тебе жизнь.
Валид поморщился, невольно покосившись вниз.
- Мой долг перед ним закрыт. Его желание исполнено.
- Никто лучше тебя не умеет исполнять желания, - прошамкала птица.
- И никто лучше людей не знает, как переменчива удача, - отозвался Валид.
Птичка кивнула. Подскочила, расправляя крылья.
- Я рву его нить, - сказала она, кивая вниз, на черную пропасть, некогда бывшую красивым прославленным городом.
- Рви, старуха, - равнодушно отозвался мальчик.
Каменка чирикнула и полетела вниз, в темноту.
Валид тяжело вздохнул. Выпрямился. Опасно покачиваясь, шагнул к противоположному краю крыши.
И в последний раз обернулся.
Далеко, в другом царстве уродливая старуха царственно выпрямилась. И задумчиво посмотрела пустыми глазницами на сверкающую, дрожащую нить меж костлявых пальцев.
***
Амин очнулся в полной темноте. Он дышал, его терзала боль - и только потому юноша понял, что блаженное забытьё почему-то отступило.
Темнота давила, но это было лучше, чем жар солнца и укусы насекомых. Слава Аллат, здесь даже было прохладно. И если бы ещё не так больно… Ныла каждая косточка, доводя до безумия, до исступления… но почему-то не давая потерять сознание.
Юноша скорчился на полу каменной клетки, воскрешая в памяти очертания города мёртвых - оказаться сейчас там было бы великой милостью. Если бы только кто-нибудь… кто-нибудь…
Луч света прорезал темноту древнего подземелья, осветив ухмыляющиеся скелеты. Скользнул в каменный закуток, отразился в тускло блеснувших глазах юноши.
Амин равнодушно наблюдал, как свет сгущается в знакомую фигуру - только почему-то Валида, а он ожидал, что за ним придут… кто-нибудь… кто-нибудь… из…
Странно бледное лицо мальчика оказалось вдруг рядом. Плотно сжатые губы разомкнулись.