Наконец Умник хлопнул ладонью по столу, поднялся, подошел к висевшей перед столом карте.
— Сколько вы хотите?
— Добавьте пяток тысяч, и я ваш. Обрисуйте задачу — я завтра же поставлю датчики, получу бабки и слиняю. А то, я смотрю, меня здесь не любят, — насмешливо улыбнулся Рамир. Стоявший перед картой капитан обернулся и шагнул к нему.
— Послушайте, Цыган, — резко начал он, — я нанял вас под собственную ответственность. Далеко не все у нас считают вас ценным специалистом, хоть и согласны, что нам нужны ваши датчики. Поэтому давайте обсудим раз и навсегда условия нашего договора. Хорошо, я вам доплачу. Но тогда вы полноценно сотрудничаете с нами, ясно? Мало просто установить оборудование. Кто-то должен следить за показаниями, расшифровывать данные… У нас нет специалистов такого профиля, иначе, вы понимаете, мы бы и не обратились к вам. Поэтому вы должны остаться в лагере, пока мы не будем готовы к нападению.
— Но я не собираюсь участвовать в вашей заварушке!
— Вы уйдете до атаки, но сделаете все возможное, чтобы она состоялась! — Умник навис над Цыганом. — Да, я должен признаться, что чувствую неприязнь к вам из-за вашей меркантильности. Но я понимаю, что такое «надо», и готов подавить свои чувства ради общего дела. И вы будьте мужчиной, выполните свой долг до конца.
Рамир несколько секунд изучал его худое разгневанное лицо, пощипывая мочку, затем поднялся, сунул босую ногу в остаток ботинка. Умник отшатнулся.
— Ты мне нравишься, док, — сказал Рамир, хлопнув капитана по плечу, отчего тот слегка присел. — Хоть ты и наговорил мне тут ерунды, но я принимаю твои условия. Теперь я хочу жрать и спать, а потом готов выслушать доклад об оперативной обстановке. Умник поправил очки, лицо его приобрело растерянное выражение.
— Сегодня вечером собрание штаба, было бы хорошо, что-бы вы присутствовали. А почему вы называете меня «док»?
Цыган потянулся, зевнул, поднял сумку с ноутом, чехол с «винторезом» и взялся за ручку двери, закинув за спину G-36.
— Ты напомнил мне одного врача. — Он открыл дверь. — Который тоже очень хорошо умел лечить…
Он вышел, подволакивая правую ногу и шаркая «калошей» по бетонному полу. Возле стула остался лежать свернутый улиткой черный носок, вокруг которого натекла грязная лужица. Умник устремился за Цыганом в коридор, крича:
— Китаец! Отведи гостя в лазарет!
* * *Посыльный разбудил его через два часа, но все равно Цыган чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он откинул простыню, не стыдясь наготы, и сел, широко зевнув. В Зоне редко выпадала возможность заночевать в постели, и чтобы дать телу полноценный отдых, Рамир спал без всего. Мальчишка долговец, стоя возле железной койки, отвел взгляд.
Почесывая поросшую густым кучерявым волосом мускулистую грудь, Цыган осмотрелся. Когда его сюда привели, он так хотел спать, что не обратил внимания на обстановку. «Может, и к лучшему», — скептически подумал он. Это была невзрачная подвальная комнатенка: сырые бетонные стены, четыре железные койки с продавленными сетками, и только одна с матрасом и бельем, да колченогая тумбочка. Одежда Цыгана висела на спинке кровати. А у ржавой ножки койки с ободранной краской стояла пара военных ботинок — ношенных, но крепких, из хорошей кожи.
Рамир выбрался из сетчатой ямы, потянулся, разминая мышцы, быстро оделся, сунул ноги в ботинки и, зашнуровав, подвигал ступнями, попрыгал.
— Неплохо сидят, — одобрил он. — Всё, можешь смотреть.
— Да я просто… — У посыльного покраснели уши. — Командир зовет вас на совещание штаба, скоро начнется.
— А пожрать? — Цыган вытащил из-под подушки сумку с ноутбуком, повесил через плечо.
— Заседание штаба через десять минут.
— Ничего, успею. Я должен подкрепиться. Запомни, пацан: на голодный желудок воюют только лохи и женщины.
— Я не пацан! — возмутился молодой долговец.
Но Рамир уже шагнул из комнаты и по плохо освещенному коридору направился к лестнице, заглядывая по дороге в открытые двери. За одной была операционная: белая дверная створка лежит на четырех ящиках, а в железном шкафу за стеклом на полках — бинты, упаковка ваты, лента одноразовых шприцев, какие-то ампулы и слабо мерцает парочка «крови камня» на куске брезента. Цыган ухмыльнулся при виде такого медицинского арсенала. Поднявшись по осыпающимся бетонным ступенькам, он толкнул железную дверь и выбрался наружу.
Лазарет располагался в подвале одноэтажного барака. Под ногами скрипела мокрая пожухлая трава, шуршали желтые листья. Видимость была отличная — низкий слой облаков словно отражал свет. Цыган, не слушая долговца, который карабкался за ним по ступенькам, двинулся к так называемому «бару» — на площадку за мостом, где всегда горел костер и давали еду. «Бар» находился в северо-западной четверти лагеря. Чтобы туда попасть, пришлось вернуться к перекрестку (штаб был слева, а мост справа) и, миновав его, дойти по дороге до бывшего железнодорожного депо.
И опять все было не так, как запомнил Рамир. Он почти бегом приблизился к «бару» по потрескавшемуся, крошащемуся под ногами асфальту и остановился, восхищенно крутя головой. Между ржавыми остовами грузовиков стояли ряды столов, на машинах и на стене барака за «баром» висели прожекторы, освещая толкучку. Внутри полуразрушенного здания организовали полевую кухню, там царило оживление, горели лампы, стучали поварешки о котлы — Цыган очень ярко представил себе эту картину.
А здесь были люди, много людей. Сталкеры ели, брякая ложками по мискам, сталкеры ходили между столами, разговаривая и шутя, подсаживались к знакомым, пили крепкий чай, крошили хлеб — жизнь била ключом. Цыган верил именно в такие конкретные вещи: в хлеб и миску, в горячую похлебку и в этих шумных веселых живых людей.
Забыв про что-то кричащего вслед посыльного, он выудил крестик, приложил к губам — и вломился в эту толпу, чувствуя переполняющий его адреналин. Подсев за чей-то стол, крепко хлопнул по плечу пожилого сталкера, так что тот едва не подавился.
— Чем кормят? — спросил у сердитого долговца напротив. — Надеюсь, не собаками? —Подмигнул, легко поднялся и, работая руками, пробрался сквозь затор сталкеров, с удовольствием чувствуя их ответные тычки кулаками и толчки локтем под ребра, приблизился к большой компании, пробился к столу, послушал тридцать секунд и тут же ожесточенно заспорил с горячо говорившим молодым свободовцем в маскировочном плаще. На него зашикали, но Цыган не унялся, возбужденно нес чепуху, которую и сам не вспомнил бы через две минуты, затем расхохотался, вылез из толпы, пересек эту столовую под открытым небом, зашел в бывшее депо через пролом высотой до крыши, взял со стола из стопки алюминиевую солдатскую миску, без очереди пролез к раздаче, поругался там в полный голос, крича, что ему на совещание в штаб через десять минут и он имеет право, и плевать, что ты тут думаешь, сопляк! Получил половник исходящего ароматным паром непонятного серого варева, вернулся на лужайку, зашел под навес, где ужинали несколько сталкеров, сел на скамейку, подвинув крайнего, и начал быстро есть, обжигая язык и давясь. Он был счастлив как никогда.
— Это он, — услышал Цыган шипящий шепот. С другой стороны стола на него неприязненно уставились три пары глаз. Удовольствие было испорчено. Он бегло огляделся: все соседние столы заняты.
Сидящий напротив конопатый долговец, которому так не понравилось, что Цыгану платят, наклонился вперед, сверля наемника неприветливым взглядом.
— Вали отсюда, здесь столовая для сталкеров.
Теперь Цыган и не думал уходить. Он развалился на шатком стуле, демонстративно зачерпнул варева.
— А я кто, сопляк?
— Поганый наемник! — скривился конопатый. Цыган улыбнулся ему:
— И чем же, по-твоему, отличается наемник от сталкера? Конопатый переглянулся с приятелями, такими же молодыми долговцами.
— Да вы ради бабок живете! — выпалил он. — Вас нанимают грязную работу делать за деньги! Цыган приподнял брови:
— А сталкеры чем занимаются?
— Артефакты собирают! — дружно ответили молодые. Цыган, отодвинув миску, закинул ноги на стол, скрестил руки на груди:
— И что, потом те артефакты в больницы отдают? Безвозмездно? Или сиротам в детский дом? Не-а, вы продаете свои арты. За деньги. Так что, выходит, тоже ради бабок живете, и ваша якобы чистая совесть — сплошное лицемерие. — Он потянул из кармана пачку сигарет, пошарил на поясе, ища зажигалку. Конопатый вскочил, покраснев от возмущения, сжал кулаки:
— Да я тебя сейчас по столу размажу! На плечо ему опустилась тяжелая ладонь, молодой присел.
— Остынь, Пупок, — произнес невысокий взлохмачен- ный мужик, коренастый, в потертой энцефалитке и кожаных штанах. — Чё к человеку привязался? Дай пожрать.
Конопатый Пупок обернулся и как-то притих, спал с лица. Из-за соседнего стола поднялись еще двое дюжих парней, судя по всему — бандиты. Одеты кое-как, расхлябанные, с разношерстным оружием. Причем оружие держат демонстративно на виду: автомат висит на груди, рукояти ножа и пистолета торчат из-за пояса.
— Остынь, Пупок, — произнес невысокий взлохмачен- ный мужик, коренастый, в потертой энцефалитке и кожаных штанах. — Чё к человеку привязался? Дай пожрать.
Конопатый Пупок обернулся и как-то притих, спал с лица. Из-за соседнего стола поднялись еще двое дюжих парней, судя по всему — бандиты. Одеты кое-как, расхлябанные, с разношерстным оружием. Причем оружие держат демонстративно на виду: автомат висит на груди, рукояти ножа и пистолета торчат из-за пояса.
— Отвяжись, — буркнул конопатый и сел; прозрачная кожа на щеках окрасилась румянцем.
— А ведь он прав, Пупок, — не отвязался бандит. У него было широкоскулое лицо и черные подвижные глаза-изюмины — явно какие-то азиаты в роду. — Прав наемник, все мы тут из-за бабок. — Он вразвалочку обогнул стол и плюхнулся на стул рядом с Цыганом, вытер ладонь о штаны и протянул ему: — Падлой кличут.
— Цыган, — представился в свою очередь Рамир, пожимая крепкую руку.
— Хорошо ты их уделал, — кивнул бандит на притихших долговцев. Пупок резко встал, отодвинув стул, и вышел из-за стола.
— Еще увидимся! — бросил он.
Его приятели, переговариваясь и косясь на бандитов, двинулись следом. Падла ухмыльнулся:
— Напугал! К Цыгану сквозь толпу пробился раскрасневшийся от усилий посыльный.
— Я вас везде ищу! — отчаянно воскликнул он. — Совещание начинается!
— Уже иду, — откликнулся Рамир.
— В штаб, чё ль? — спросил, поднимаясь, Падла. — Ну идем, я тоже туда.
* * *Совещание происходило не в той комнатенке, где Цыгана принимал Умник, а в подвале, в просторном сухом помещении без окон. Вокруг большого стола на разнокалиберных стульях и импровизированных силушках расположились сталкеры. Над столом висела на проводе одинокая лампочка накаливания без абажура, освещая бетонные стены с потеками и старую школьную парту в углу.
— Всем привет! — почти искренне обратился Цыган к собранию, проходя в низкий дверной проем. Стены тут были толстые, дверь, которую с некоторым трудом отодвинул посыльный, кажется, еще толще… «Ядерный бункер у них тут оборудован, что ли?» — подумал Рамир.
— Садитесь, Цыган. — Из-за стола поднялся смущенный Умник. Остальные неодобрительно посматривали на гостя. — Вы опоздали. Вот сюда, прошу. — Он кивнул на стул у стены.
Цыган, проигнорировав указание, подошел к столу, ногой вытащил табурет и опустился на него, оказавшись рядом с Долгом. Справа от него сел Падла. Бандит ухмыльнулся, повернувшись вполоборота к Цыгану, облокотился на спинку стула и сказал — еле слышно, одними губами, но с глубоким удовлетворением:
— Ты ткнул палкой в осиное гнездо, приятель.
Долг сидел напряженно, ссутулившись, и не поднимал глаз, хотя Цыган приветливо кивнул ему. Умник снял очки и начал нервно протирать их своей водолазкой.
В торце стола поднялся кряжистый сталкер с неровно выбритым подбородком, затянутый в форму капитана ВДВ. Он был похож на пенек столетнего дуба — невысокий, бугристый, лицо в рытвинах и темных пятнах. Из-за этого вэдэвэшник казался старше, а может, ему и было далеко за пятьдесят, что среди сталкеров вообще-то редкость. Пегие волосы торчали кустиками. Однако несмотря на забавную внешность, движения у него были энергичные, держался сталкер прямо, говорил с гонором — было видно, что он здесь главный.
— Ты не член штаба, рядовой, так что геть из-за стола, — велел он, рубанув воздух ребром крепкой мозолистой ладони.
— Да я и не рядовой, — откликнулся Цыган, рассматривая собравшихся в поисках знакомых лиц.
— Мы не начнем, пока ты не пересядешь. Умник, что за расхлябанного бандита ты пригласил?
— Да успокойтесь вы, я уже понял. — Цыган перенес стул от стены к парте и, упав на него так, что стул жалобно заскрипел, закинул ноги на парту. — А я думал, меня представят обществу. Ну или общество мне. — Со своего места он видел почти всех.
На столе была расстелена карта, Цыган успел взглянуть на нее. Это была местность на берегу Припяти, полуразрушенная деревня Страхолесье, обитаемая до аварии, но давно превратившаяся в пристанище псевдопсов и кровососов.
— Хорошее местечко для сбора грибов, — кивнул он на карту.
Пенек скрипнул зубами. Умник, который все еще стоял, вертя в руках очки, надел их и быстро произнес, стараясь разрядить обстановку:
— Позвольте вам представить, господа, это Цыган, наш специалист по связи и электронике. Цыган, это капитан Петров, — он указал на вэдэвэшника, — лидер «Долга», прошу отнестись со всей серьезностью. Меня вы знаете, я выполняю обязанности зампотыла. Справа от меня зампотех, затем зампохабр, разведка, связь, саперы, гранатометчики. И давайте продолжим, Цыган, вы срываете важное мероприятие.
— Секундочку, зампо… что?
— Э… — Умник замялся. — Зампохабр. Это мы так называем заместителя штаба по артефактам. От слова «хабар», — добавил он, все больше нервничая. — Цыган, я прошу…
— Вы наконец закончили? — ледяным тоном вмешался капитан Петров.
Цыган поднял руки, показывая открытые ладони, и сделал жест, как будто застегивает рот на молнию. После этого начал качаться на стуле, пощипывая мочку.
Вызывающее поведение не было так уж свойственно Рамиру. Наоборот, Ма сделала из него воспитанного мальчика. Просто — и он не сознался бы в этом даже самому себе — ему все-таки было неловко. Парни собрались драться не на жизнь, а на смерть, и хотя патетика всегда раздражала Цыгана, да и эта война казалась ему глупой, он не мог не восхититься их храбростью. Ему захотелось внести вклад в общее дело, поучаствовать в безумной затее.
— Итак, мы слушали доклад командира взвода разведки, когда нас прервали. — Лидер «Долга» выразительно посмотрел на Цыгана. Тот ответил рассеянной улыбкой. — На карту нанесено все, что удалось узнать. «Немного же им удалось», — подумал Рамир, вспомнив карту.
— Обстановка осложнена невозможностью собрать полные разведданные. К базе генерала Протасова не подобраться. Хитрая сволочь сделал из временного лагеря неприступную крепость. С востока Припять, за которой Кордон. С юга Могильник, туда не сунешься. С севера все проходы заминированы. С запада поле аномалий.
— Я такого в жизни не видел! — горячо подтвердил комвзвода разведки. — И вроде растет еще, аномалии выскакивают, ровно грибы после дождя. Цыган хмыкнул. И они еще собираются такую базу атаковать? С какого боку?
— Точная численность и вооружение генерала нам неизвестны, — продолжал вэдэвэшник, щурясь и постукивая корявым пальцем по краю карты. Ему явно было неприятно работать в присутствии чужака. — Разведка, продолжайте.
Поднялся крупный долговец с длинным лицом и заговорил обстоятельно. Он был весь обстоятельный — высокий, широкий в кости; когда-то, видимо, отличался атлетической фигурой, но обрюзг — и все равно сохранил легкость движений. Только теперь движения были плавные, солидные. Шеврон у него был нашит на верхний карман кожаной куртки.
— Я же и говорю, — прогудел он, — не подобраться. Огородился, падла, как последний трус. Поле шириной с километр, фиг что разглядишь с такого расстояния, а перед ним лес. И наблюдатели у него дело знают: чуть где что подозрительное увидят — сразу палят. Иногда так, для острастки, шмаляют по лесу. Но я по звуку узнал — пулеметы у них на вышках, а вышек мы насчитали четыре штуки. По двое там дежурят и сменяются через шесть часов. Главное, возле Припяти чертовой туман часто. Кругом леса да болота, сырости много, вот и туман. Ну что нам удалось узнать? Пулеметов у них точно не меньше четырех, а может, не только на вышках есть. В деревне исследовательский модуль зачем-то, пара домишек старых починена, остальное — палатки. На берегу, ближе к Могильнику, причал, там два катера. Катеры эти туда-сюда ходят, припасы и выстрелы подвозят, а еще как-то привезли завернутые в брезент ящики и сразу в палатки утащили. Мы так и не разглядели, что там. Наблюдателя сняли, а потом на то место не удалось подобраться, стреляли сразу, суки. — Даже ругательства «разведка» произносил обстоятельно, округло, не выделяя ни интонационно, ни эмоционально, так что смысл стирался, казалось, что долговец не оскорбляет врага, а просто обозначает предмет разговора. — Из воды тоже много не увидишь… — Единственный раз за весь доклад голос комвзвода дрогнул, он словно оправдывался. Да так и было: впервые за военную жизнь ему пришлось признать свое бессилие как разведчика. — В реке мины плавают… У берега старый буксир-толкач стоит, возле причала двое часовых со станковым гранатометом. Дисциплина у Протасова жесткая, без дела люди не шляются… Мы прикинули — у него там до роты, человек семьдесят—сто.
— То есть у нас численный перевес в три раза, — подытожил капитан Петров. Он сидел прямо, положив ладони на стол. — Теперь по вооружению. С места встал толстый свободовец: