Если вернется, я все возмещу, решилась она, вытащила одну купюру и, наскоро переодевшись, выскочила из квартиры.
– Ты что, магазин ограбила? – Антонина укачивала Юлю, остолбенело глядя, как Лера выкладывает на стол консервы, сыр, палку сухой колбасы, помидоры, сок, йогурты, яблоки…
От звонка в дверь обе женщины вздрогнули.
– Вот и милиция за мной, – неловко пошутила Лера.
За дверью стоял Давид – мрачный, небритый, постаревший, казалось, лет на двадцать:
– Вы тут… как? – Он бросил взгляд на Антонину, прижимавшую с себе Юлю, и попытался улыбнуться.
Лера почти втащила его в комнату:
– Заходи-заходи, сейчас ужинать будем.
Антонина, продолжая укачивать Юлю, увела к себе Анечку.
Лера вытащила из шкафа пыльную, еще Давидом купленную бутылку, водрузила на стол:
– Вот, тебя дожидалась. А я… я не дождалась… Давид, я… взяла твои деньги…
На мгновение его взгляд посуровел:
– Что, все?
– Ну что ты! Только одну бумажку! Я верну, ты не сомневайся! – Лера прикусила губу.
– Оставь! – Он устало махнул рукой. – Я и больше бы подарил, тебе нужно…
– Давид… – Лера боялась задать главный вопрос, но он понял.
– Мальчик родился мертвый, а она… она не в себе. Лежит и смотрит в одну точку.
– Давид, но депрессию лечить надо!
– Да знаю! Психиатры смотрели, таблетки какие-то выписали, но толку от них…
– Но это же не сразу! Нужно время! Вот забеременеет опять…
– Не забеременеет, – сухо отрезал Давид.
Лера осеклась. Как врач она понимала, что при тяжелых родах с массированным кровотечением удаление матки, как правило, единственный способ спасти жизнь роженицы. Но сердце сжималось от жалости к этому измученному, в одночасье погасшему мужчине. Она пыталась найти хоть какие-то слова утешения – и не могла.
Давид подошел сзади, обнял ее за плечи и жарко зашептал в ухо:
– Лерочка, Лерочка, роди мне сына!
Как там звали ту жену, как его там, Лота, которая превратилась в соляной столп? Лера не могла вспомнить, но чувствовала себя тем самым соляным столпом. Ни слова вымолвить, ни даже пошевельнуться невозможно. Что он несет, боже мой?
– Я знаю, знаю, ты сейчас не можешь, тебе надо окрепнуть, восстановиться. Но через полгода? И у меня будет сын! И у моей жены будет сын. Она… Она примет. Она сделает, как я скажу. А я тебе с девочками за это куплю квартиру! И… молчать буду! – Он резко сглотнул. – Всю жизнь буду молчать!
Господи, как он может такое говорить? Разве она, Лера, кукла бездушная? Племенная корова? Инкубатор ходячий? Она ведь живая, и ей больно, как же он не понимает?
– Ты с ума сошел!
Высвободившись из-под горячих ладоней Давида, Лера резко подошла к столу, сомкнула дрожащие пальцы на горлышке бутылки, налила, расплескивая, в стакан и залпом выпила. Слабенькое сухое вино обожгло, как чистый спирт, который они пили после занятий в анатомичке. Горячая волна прокатилась по пищеводу, растеклась по телу – до самых кончиков пальцев, до плеч, казалось, еще чувствующих властное прикосновение сильных мужских рук – свернулась жарким клубком внизу живота.
Юля мирно посапывала в своей кроватке. Анечку Антонина увела к себе…
Лера, закусив губу, повернулась к Давиду. Обоняние вдруг обострилось до предела. Запахи заполняли комнату, как звуки симфонического оркестра – концертный зал: тонкий запах хлопка от Лериного халатика смешивался с оранжевым ароматом мандаринов, солоноватая нотка сулугуни оттеняла бархатное «звучание» шерстяного пледа. И над всем, как соло трубы, главенствовал острый запах мужчины. Туманил сознание, завораживал, тянул…
– Давид… я… я…
Она не успела договорить: жаркие ладони опять сомкнулись на ее плечах… И осталась только ночь…
Ночи…
Ночи несли темноту – и счастье! Беспощадное, пылающее, всепоглощающее острое счастье!
Дни вдруг стали очень короткими, как в Заполярье. Дней не было, было одно сплошное ожидание: Давид куда-то уходил, вроде бы делал какие-то дела, организовывал какую-то работу, но Лера не очень все это осознавала – каждый день она ждала наступления вечера, подгоняя стрелки часов: быстрей, быстрей, быстрей. Ночь же тянулась бесконечно, уснуть удавалось, лишь разойдясь по своим диванам, когда до бледного рассвета оставалось всего ничего…
Звонок разорвал тишину спящей квартиры, как вспышка молнии раздирает ночное небо. Лера, обернувшись мятой простыней, выскочила в коридор, где статуей Командора стояла Антонина. Даже в темноте было заметно, как тревожно расширены ее глаза.
– Что? Кто? – Лера, боясь разбудить девочек, говорила совсем тихо, успев еще подумать, что это очень глупо: если они не проснулись от телефонного звонка, что им какой-то шепот в коридоре.
– Телефон, – прошептала Антонина. – Его. – Она повела плечом в распахнутую дверь, за которой спал Давид. – Там… там плачут.
Взъерошенный спросонья Давид, впившись остановившимся взглядом в обшарпанную коридорную стену, все сильнее сжимал телефонную трубку:
– Да?.. Как?.. – В жидком свете коридорной лампочки, которую зачем-то включила Антонина, Лера видела, как побелели костяшки пальцев, стискивающих блестящий пластик. – Я… да… вылетаю сразу.
Повесив трубку, он повернулся к Лере:
– Она… она повесилась… Я должен быть там… срочно… Деньги – бери, сколько нужно. Я не знаю, когда вернусь.
Лера растерянно смотрела, как он торопливо одевается, бросает в сумку вещи, шнурует ботинки.
– А если… – Горло у нее перехватило, и вопрос «А если я все-таки беременна?» так и остался непроизнесенным.
Закрыв за Давидом дверь, Антонина обняла дрожащую как в ознобе Леру:
– Чужой он. И так проживем.
Без беременности, к счастью, обошлось. Но после спешного отъезда Давида как будто что-то сломалось у Леры внутри. Она часами сидела, не отрывая взгляда от окна, потом вдруг вскакивала, в лихорадочной спешке принимаясь за уборку, кидалась бежать по магазинам – срочно-срочно-срочно, Давид сегодня приедет, а на стол подать нечего! Анечку Лера замечала, только когда та подходила с каким-нибудь вопросом, а про маленькую Юлю, кажется, просто забыла. Это было дико, но Антонина боялась что-то говорить и тем более предпринимать – не было бы хуже.
Больше всего пугали бесконечно долгие Лерины визиты в ванную. Антонина стояла под дверью, из-за которой не доносилось никаких звуков, кроме журчания воды – даже рыданий, – и боролась с подступающей паникой. А вдруг Лера там… вдруг она что-нибудь с собой сделает?
Это было невыносимо, и Антонина наконец не выдержала:
– Лерочка! Может, тебе работу поискать? Не из-за денег, а… Ты же можешь в больницу вернуться?
Лера медленно отвела взгляд от окна, повернулась к безотказной соседке… и вдруг расправила плечи и… улыбнулась:
– Да! – Глаза ее сверкнули прежним живым огнем, хотя за окном опять висела мрачная осенняя хмарь.
Перебирая вешалки, как костяшки счетов, Лера отгоняла воспоминания. Вот эту блузку Давид в страстном нетерпении сорвал так, что нерасстегнутые пуговки защелкали по полу, как сухой горох из прохудившегося пакета. Вот на этой юбке – узкой, в тоненькую полоску – заело «молнию», и пришлось выползать из нее подобно меняющей кожу змее… а Давид, опустившись на колени, целовал ее ноги…
Нет, хватит.
Натянув первое попавшееся платье, Лера, не считая, сунула в кошелек пригоршню купюр, чмокнула девочек и вылетела из квартиры.
Господи! Как же я сама себя в тюрьму-то закрыла, думала она, улыбаясь и низко нависшим тучам, и нудному октябрьскому дождю, монотонно обливающему витринные стекла. За одним из них скучала пластмассовая девушка-манекен, облаченная в бирюзовый костюм… Не костюм – мечта! Лера решительно толкнула стеклянную дверь.
– Здравствуйте, чем могу помочь? – В заученной улыбке молоденькой продавщицы не было ни капли тепла. Много вас тут таких, говорили, казалось, ее искусно подкрашенные глаза. Все равно ведь не купишь ничего, небось от дождя зашла укрыться.
Но накупила Лера изрядно. И бирюзовый костюм, шедший ей, судя по завистливому взгляду продавщицы, чрезвычайно, и сказочной элегантности юбку, и платье-джерси, и какие-то блузки. Нежные ткани ласкали ладонь, как детская кожа.
Неожиданное солнце, растолкав толстые холодные тучи, весело играло в черных лужах, в мокрых оконных стеклах, в витрине парикмахерской напротив… Вот! То, что надо!
– Стрижку? Укладку? Подешевле? Подороже? Может быть, маникюр? – Лера искоса взглянула на свои руки и ужаснулась. Но солнечные зайчики продолжали плясать внутри:
– По полной программе! На ваше усмотрение!
– Вашим тонким чертам очень подойдет короткая стрижка, – говорил молодой быстроглазый мастер, моя Лере голову. – Готовы к перемене стиля?
– Готова! – Она размашисто кивнула, так что брызги полетели во все стороны.
– Прекрасно!
Зазвякали ножницы, расчески, зажимы… На зеленую пелеринку посыпались русые пряди. И прошлое – туда же, думала Лера, решившая, что не будет смотреть в зеркало, пока мастер не закончит. Пожилая маникюрша, пристроившаяся с инструментами возле парикмахерского кресла, закончила обрабатывать левую руку и, шутливо подтолкнув мастера – мол, подвинься! – переместилась со своими причиндалами к правой, приговаривая добродушно: «Ну разве можно так себя запускать? Такая молодая, такая красивая!»
– Великолепно! – Парикмахер отступил назад, любуясь своей работой.
Лера едва узнала себя: из зеркала смотрела юная хрупкая девушка с огромными глазами, в которых плескалось удивление. И, кажется, еще что-то. Может быть, свобода? Давиду так нравились ее длинные волосы… Лера тряхнула странно легкой головой: хватит подстраиваться, хватит оглядываться, пора жить собственной жизнью! Мысли тоже были легкие, воздушные, как… как солнечные зайчики.
Теперь быстро, быстро домой – вот Антонина удивится! и девочки! – и в Склиф. Баба Глаша ведь говорила, что Максим при хирургическом отделении свой медицинский центр открыл, как бы частную клинику. Ну а если Максим ее не возьмет (почему-то Лера была уверена, что возьмет), найдутся и другие места, там поглядим.
Антонина, увидев новую Леру, едва не выронила кастрюльку с кашей для Юли.
А Максим… Максим едва ее узнал.
– Л-лера? – неуверенно, словно не мог припомнить имя, пробормотал он. – Какими судьбами?
Сидевшие в ординаторской бывший сокурсник Пашка и две незнакомые врачихи разглядывали Леру, как какую-нибудь заморскую птицу. Это завистливое восхищение было, что греха таить, очень приятно.
– Откуда ты, правда, такая красивая? – Пашка стиснул ее руку толстой потной ладошкой. – Из какой-нибудь Швейцарии?
Лера, улыбаясь, покачала головой.
– Бизнесом занимаешься? Муж? Дети? – допытывался он.
– Бизнесом не занимаюсь, детей двое, старшая в школу пошла, младшей годик скоро, мужа нет, – отчиталась Лера, искоса поглядывая на Максима. Он похудел, ссутулился, в волосах густо светилась ранняя седина.
Через неделю Лера приступила к работе старшего администратора медицинского центра «Максим», практически возглавила клинику. Боялась она ужасно, но совершенно неожиданно оказалось, что руководить людьми – не менее интересно, чем оперировать. А может, и более. Лера отлично ладила со всеми: больными (даже самыми проблемными и капризными, полагающими, что за свои деньги они имеют право не только на медицинские услуги, но и на польку-бабочку в исполнении всего врачебного коллектива), профессорами, санитарками, сантехниками, ремонтниками, медсестрами. Первая зарплата показалась ей неправдоподобно большой.
– Сколько? – Лера с изумлением смотрела на Максима.
Он смутился:
– Мало? Это на первое время. Твоя работа, конечно, стоит больше, но ведь клиника только развивается, понимаешь? – Максим как будто оправдывался. – Скоро будет больше.
Лера подумала, что с прошлыми представлениями о размерах «соответствующей» зарплаты пора распрощаться. Равно как и с представлениями о многом другом – «соответствующем». Раньше она никогда не задумывалась о том, что такое «положение обязывает» и что такое вообще статус. Осваивать «положение» было немного странно (временами она чувствовала себя посудомойкой, на которой вдруг женился принц – правда, принца-то никакого и не было, все сама), но в целом приятно.
– Тебе нужно садиться за руль, – заметил как-то Максим после очередного совещания. – Дина завтра подберет тебе удобную автошколу.
Диной звали его секретаршу.
– Я? За руль? – опешила Лера. – Мне это не дано.
– Дано-дано, – усмехнулся он. – Можно, конечно, для тебя шофера взять, но, по-моему, это глупо. Сама будешь ездить. – Он подвел ее к окну, за которым поблескивала тонированными стеклами темно-голубая «Субару». – Вот твои колеса.
– Что? Я… я не понимаю.
– Твоя машина, говорю! – Максима явно забавляло ее недоумение. – Ты все-таки второе лицо в нашей клинике, не какая-то девочка на побегушках. Статус, знаешь ли, требует.
От фразы «девочка на побегушках» у Леры защипало в глазах: ну да, думала она, ращу твоих дочерей, как… прислуга какая-то… как рыба об лед! Она прикусила губу, загоняя обратно готовые пролиться слезы. Ну и ладно! Попробуем, чем сложнее управлять: клиникой или автомобилем.
Управлять машиной оказалось не столько проще, сколько приятнее.
Инструктор в автошколе от души восхищался – бывают же такие талантливые ученики, даже не верится, что никогда раньше за рулем не сидела. Права Лера получила мгновенно, и водить ей неожиданно понравилось. То есть очень. Нравилось чувствовать, как громадный железный зверь слушается каждого ее повеления, нравилось, как восторженно визжат на заднем сиденье девчонки – они начали по выходным выезжать за город. Всей семьей. Правда, Антонина стала в последнее время сильно уставать от привычных забот (забот стало меньше – выкупив их коммуналку и сделав ремонт, Лера оснастила квартиру всей мыслимой бытовой техникой, – но возраст соседки уже давал о себе знать) и частенько оставалась дома. Но удовольствие от этого не уменьшалось. Зачем еще какой-то муж, думала Лера, глядя на себя как бы со стороны: молодая красивая дама за рулем дорогой машины и две прелестные девочки в салоне. Прямо символ преуспевания, хоть на рекламный плакат фотографируй.
* * *Тормознув перед готовым переключиться светофором, Лера почувствовала несильный, но ощутимый удар сзади: шедший впритык за их «мерсом» «Опель», не удержав дистанцию, «поцеловал» задний бампер.
– Ну все, влипли! – Юля оторвалась от телефонного экрана. – Мам, ты чего? На тебе лица нет! Испугалась? Это ж не ты виновата.
– Ничего, нормально, голова вдруг закружилась.
– Черт! – Юля дернула плечом. – Ну этот придурок на «Опеле» совсем, что ли, ездить не умеет? – Дочь, полюбовавшись в зеркало заднего вида, обернулась, разглядывая воткнувшуюся в них машину. – Вплотную ведь шел, на крышу готов был залезть. Теперь полицию ждать умрем, страховщиков… Вот морока!
– Юль, ты поезжай в клинику своим ходом, ладно? – предложила Лера. – Лучше на метро, такси точно так же в пробке встанет. Езжай, а я подожду.
Дочь, кивнув, выпрыгнула из машины. Взвизгнули тормоза – кто-то, видимо, попытался объехать аварию по правому ряду, и Юля выскочила прямо перед капотом – Лера, вздрогнув от страха за дочь, прикусила губу.
– Ты, мочалка! – хрипло заорали откуда-то слева и сверху, над водительским окном. – Ездить не можешь, за руль не хватайся! Тормозит она! Зеленый еще полгода горел, а она тормозит! – Вопли водителя «Опеля» успешно пробивались даже через закрытые окна Лериной машины. – Ща я же еще и виноват буду! – Судя по красноте обрюзгшего лица, вчерашний вечер хозяина «Опеля» был отмечен весьма обильными возлияниями. А может, и не только вчерашний. А, пусть его!
Приоткрыв слегка окно, Лера огрызнулась в сторону скандалиста:
– Дистанцию соблюдать надо! Иди ПДД учи! – И тут же подняла стекло.
Надо бы Давиду позвонить – но неохота. Что он сделает? Срочно полицию из кармана достанет? Смешно. А предупредить его Юлька предупредит.
Ну их всех, в самом-то деле!
* * *– И кого там несет в такую рань? Мне на работу пора, а тут нате вам! – Лера, собиравшаяся до начала рабочего дня в «Максиме» заскочить на автомойку и потому сильно торопившаяся (быстро-быстро, рабочие документы в сумке, ключи в кармане, что еще?), открыла дверь и буквально остолбенела – на пороге переминался с ноги на ногу Давид, за спиной которого маячила какая-то невзрачная черноволосая девушка с унылым длинноносым лицом.
– Здравствуй, Лера! Вот… это Нино… моя… жена.
Ей захотелось с размаху захлопнуть дверь – и чтоб прямо в эту смущенную (понимает ведь, какой он гад, и все-таки явился – зачем, черт побери?) улыбку, в эти глаза… Чтоб он провалился!
– Мы ненадолго. – Шагнув вперед, Давид втолкнул ее в квартиру, потом в комнату, прижал к стене и жарко зашептал в ухо: – Она сестра моей покойной жены. Я не мог… родственники… я их отцу теперь много должен. Я дом купил недостроенный, буду достраивать, а к тебе буду приходить… Лера… Лера…
Она почувствовала, как в ответ на его зовущий запах изнутри поднимается привычная жаркая волна, как дурманит голову, туманит взгляд…
Ну уж нет!
– А знаете что? Пошли вы все к черту! – Лера выскочила из квартиры, с размаху хлопнув дверью.
К черту, к черту, к черту!
У нее есть работа, есть клиника «Максим» (и сам Максим у нее есть – в каком-то смысле! – работают-то бок о бок), а остальные пусть катятся на все четыре стороны! За девочками, как всегда, присмотрит Антонина, а Давид… А что – Давид? Не болван ведь он, догадается уйти из ее дома. Неважно – куда, ее, Леру, это совершенно не интересует. Главное, чтоб испарился. Вместе с этой своей… Нино. Фу-ты ну-ты!
Лера долго не могла понять, почему «Субару» не двигается с места. Ей же ехать надо, в клинику надо! Потом догадалась, что неплохо бы ключ в замке зажигания повернуть. Вот ведь как на нее появление Давида подействовало! Намечтала себе, напридумывала всякого: любви до небес, семьи человеческой. Тьфу! Чтобы жить с ним, а не воровать ночи. Ходить по воскресеньям гулять – семьей! С девочками!
Фантазерка! Доверчивая сентиментальная фантазерка!
Вот только не плакать, рыкнула Лера сама на себя. Нечего слезы лить, на дорогу надо смотреть и о работе думать, а не о всяких там…