40 – 16
Для полного анализа предсказания, Вайзман применил трехчастный метод. Для этого он сначала получил еще одну, промежуточную, гексаграмму – распаковал первичную, отбросив самую верхнюю и самую нижнюю черты. В № 40 скрывалась гексаграмма № 63 Уже Конец. Эта промежуточная гексаграмма являлась своего рода мостом между первичной, которая указывала на ближайшее будущее, и вторичной, которая символизировала более далекие перспективы[10].
40 – 63 – 16
Затем Вайзман определил в первичной гексаграмме триграмму, обозначающую субъекта (по-китайски – «ти»), то есть его самого. Это всегда самая спокойная триграмма, с минимумом (или совсем без) подвижных черт, то есть верхняя Молния. Остальные пять триграмм назывались «юн» и обозначали объекты, среду, все те внешние факторы, что оказывают влияние на субъекта. Далее, главная часть – Вайзман проверил взаимоотношения юн и ти по звездам порождения и разрушения пяти элементов.
Каждой триграмме соответствует своя стихия-элемент; всего 5 – Земля, Дерево, Огонь, Металл, Вода, и все они находятся между собой в тесном взаимодействии: например, дерево порождает огонь, но разрушается металлом, и так далее. Триграмма Молния как раз относилась к стихии дерева. «Хмм», – подумал Вайзман. Все как будто в ажуре – единственная неприятность исходила от огня в промежуточной гексаграмме; дерево-ти порождало огонь-юн, а это плохо, когда внутреннее порождает внешнее. Но в целом, соотношение благоприятных и неблагоприятных факторов было 4 к 1, а значит, можно было уверенно говорить об общей благоприятности ситуации. Напоследок, хотя при таком методе гадания это было не обязательно, Вайзман припомнил афоризм ко второй подвижной черте в первичной гексаграмме: «Убьешь трех лис в поле, получишь золотую стрелу. Настойчивость принесет удачу». Трех мне явно мало, мрачно подумал Иосиф. Я бы их всех пострелял. Вайзману казалось, что Книга над ним издевается. Он, можно сказать, угодил в пасть к дьяволу, а она с каким-то безумным оптимизмом твердит про Освобождение и Вольность. Но все же несмотря на весь тот скепсис, которым он пропитался в последнее время, Иосиф стал чуть более уверен в себе. Человеку свойственно верить в хорошее.
Верховодил в этой зоне вор в законе по кличке Жора Расписной, известный в соответствующих кругах ростовский вор. Жил он (еще одно «удачное» совпадение) в том же бараке, куда вписали Иосифа. Когда Вайзмана ввели в барак, Жора Расписной спокойно попивал чифирь в компании своих ближайших шестерок. Свое погоняло Жора получил не случайно – начиная с шеи и до пяток включительно на нем не было и сантиметра чистой кожи – все в наколках. По ним знающий человек мог подробно изучить всю Жорину биографию – сколько у него ходок за плечами, сколько он зарезал ментов, сколько баб трахнул, что он думает за жизнь, ментов и советскую власть и как он нежно любит свою дорогую мамочку. Иосиф, конечно, не умел читать воровские татуировки, он вполне удовлетворился первым впечатлением: Жора был самый омерзительный тип из виденных им за этот день. Потому, видимо, он и достиг столь высокого положения в криминальной иерархии.
Иосиф сел на соломенный тюфяк. Прежнего постояльца этого роскошного отеля совсем недавно закопали в землю, на матрасе еще просматривалась вмятина от его тела. Урки выжидающе смотрели то на него, то на своего синего королька. Выражение их лиц Вайзману не понравилось.
– Вот это спасибочки, начальнички, за подарок. Я, в натуре, тронут, – нарушил молчание Жора, плотоядно осматривая Иосифа. – А то у меня на эту суку уже хер не встает, – он кивнул на какую-то мутную личность в конце барака. Если может такое быть, что от человека остается одна тень, то это был как раз такой случай. Этот несчастный единственный, кто никак не отреагировал на появление Вайзмана в бараке. Он сидел на нарах, втянув голову в плечи, словно ожидая удара, и смотрел в одну точку.
До Вайзмана дошло, наконец, про жопу. Иосиф внутренне содрогнулся, и его ладони непроизвольно сжались в кулаки. Ну нет, подумал он. Этого не будет.
– А че, симпатичная бабенка, скажи, Жорж? – cказал один из Жориных собутыльников, похожий на неандертальца. – Смотри, какая жопка. Кругленькая, крепенькая, – неандерталец облизнулся. – Сразу ему шершавого протолкнем или допьем сначала?
Жора отвесил корешу пощечину и заорал на весь барак:
– Ты че, падла, вперед пахана целку ломать лезешь?! Закона не знаешь, падла?! Самого петухом сделаю!
– Ну ладно, Жорж, че ты? Я ж пошутил, в натуре! Пахан всегда первый, без базара! – залебезил неандерталец.
Вайзману надоело слушать, как они обсуждают его задницу. Он их не боялся. Боятся те, кому есть что терять, а Иосифу терять было нечего. Он молча подошел к Жоре и плюнул ему в морду.
В бараке стало так тихо, будто он внезапно оказался в открытом космосе.
Вайзман встретился с Жорой взглядами, и этого краткого мига Иосифу хватило, чтобы все понять про Жору. Несмотря на угрожающий вид, Жора был самый обычный трус. Да все они были трусами. Поэтому они сбивались в стаи, покрывали себя наколками, выдумывали нелепый этикет. И преступления свои они совершали тоже от трусости, потому что боялись жизни, такой, какая она есть. По отдельности они ничего не стоили. Только в массе. Жора понял, что Вайзман его раскусил, и заорал:
– Мочи падлу!!!
Первым на Иосифа бросился Жорин ручной неандерталец. Иосиф не был мастером ушу, но кое-чего нахватался у китайцев и вырубил этого тонкого ценителя чужих задниц ударом ноги в челюсть. Блатные посыпались с нар, ни дать ни взять обезьяны на кормежке. Вокруг Вайзмана образовалось кольцо из возбужденно оравших уголовников – барак превратился в арену боев без правил. Второго противника Иосиф сбил с ног и добил ударом локтя в солнечное сплетение. Урки шумно подначивали своих и делали ставки. С третьим пришлось повозиться. Вертлявый попался, гад. Прежде чем Иосиф срубил его ударом ладони в шею, он пропустил пару прямых ударов в лицо. Из носа пошла кровь, но Иосиф не обращал на это внимания. Неизвестно, сколько бы еще раундов смог продержаться Вайзман, но тут зэки на шухере закричали:
– Кум! Кум идет!
Заключенные разбежались по нарам. Кое-кому, как с большим удовольствием отметил Иосиф, пришлось делать это на карачках. В барак зашел майор Котов с охраной и построил всех. Повелел Жоре выйти из строя.
– Ну так что, Жорик? – вкрадчиво сказал Котов. – Будем дальше в молчанку играть? Давай, говори, где кассу спрятал!
– Это все параша, гражданин начальник. Нет здесь никакого общака. Я за базар отвечаю, – сказал Жора, стараясь, чтоб его слова звучали до крайности веско.
– Ты мне тут дурочку-то не ломай! – моментально вышел из себя майор Котов. – Я тебя, падла, сгною тут на хер! Да я тебя, сучара такая…
Такого заковыристого мата Иосиф в жизни не слышал. Жора спокойно все выслушал и сказал:
– Ты меня на понт не бери, начальник. Не по понятиям это.
– Не по понятиям?! Да я тебе твои понятия знаешь куда засуну?!. – Вайзман приготовился выслушать еще одну порцию матерщины, но тут из строя с грохотом выпал Жорин неандерталец. Он еще не отошел от удара Иосифа, в вертикальном положении его удерживали стоящие рядом с ним кореша, которые в этот момент, видимо, отвлеклись.
Котов подошел к телу и брезгливо поддел носком давно не чищенного сапога. Тело застонало. Котов вопросительно скользил взглядом по лицам заключенных, пока не наткнулся на Иосифа, который зажимал пальцами нос, пытаясь остановить кровотечение.
– Ты смотри, – сказал Котов со сдержанным удивлением в голосе. – А говорил, математик.
Он снова обратился к уркам:
– Короче так, сволочи. Не хотите по-хорошему – будем как обычно. Если через сутки все бабки не будут у меня, я вас строю и расстреливаю каждого третьего. Еще через сутки каждого второго. И так, пока вы все, суки, в землю не ляжете! И чтоб тихо мне здесь!
С этими словами майор Котов покинул барак, оставив на память сильный запах перегара. Жора Расписной пришел в неописуемое бешенство. Он метался по бараку и матерился так, что мухи замертво падали. Урки присмирели. Перспективы никого не радовали.
Да тут целое дело, подумал Вайзман и начал гадать на номер Жоры. В номере его врага была закодирована гексаграмма № 36 Поражение Cвета. Вайзман невольно ухмыльнулся. В точку. Эта гексаграмма очень шла Жоре. Графически она представляла собой огонь, скрытый под землей. Огонь символизировал свет знания, ясность, ум, красоту. Все эти прекрасные качества огня здесь были спрятаны под толстым слоем земли, скрыты тьмой. Эта гексаграмма обозначала человека глупого, некультурного и наглого. Она говорила о временном успехе низких людишек. Вайзман терпеть не мог № 36. Дальше интересно – вторичной гексаграммой получалась № 55 Изобилие. Одна из немногих гексаграмм цикла, прямо указывающая на материальную выгоду. Эта свинья татуированная явно сидела на деньгах. Промежуточной оказалась опять-таки № 40 Освобождение.
С этими словами майор Котов покинул барак, оставив на память сильный запах перегара. Жора Расписной пришел в неописуемое бешенство. Он метался по бараку и матерился так, что мухи замертво падали. Урки присмирели. Перспективы никого не радовали.
Да тут целое дело, подумал Вайзман и начал гадать на номер Жоры. В номере его врага была закодирована гексаграмма № 36 Поражение Cвета. Вайзман невольно ухмыльнулся. В точку. Эта гексаграмма очень шла Жоре. Графически она представляла собой огонь, скрытый под землей. Огонь символизировал свет знания, ясность, ум, красоту. Все эти прекрасные качества огня здесь были спрятаны под толстым слоем земли, скрыты тьмой. Эта гексаграмма обозначала человека глупого, некультурного и наглого. Она говорила о временном успехе низких людишек. Вайзман терпеть не мог № 36. Дальше интересно – вторичной гексаграммой получалась № 55 Изобилие. Одна из немногих гексаграмм цикла, прямо указывающая на материальную выгоду. Эта свинья татуированная явно сидела на деньгах. Промежуточной оказалась опять-таки № 40 Освобождение.
36 – 40 – 55
В конечном итоге получалось три хороших аспекта против двух плохих. Пока удача была на стороне Жоры, но он буквально ходил по краю. Прогноз этот касался судьбы Жоры, но и к Иосифу относился тоже, так как теперь, к великому сожалению Иосифа, их судьбы переплелись. В этом смысле Вайзмана насторожил тот факт, что Жоре соответствует стихия огня, а именно она, в его личном прогнозе, сулила неприятности.
Когда Жора слегка успокоился, он вспомнил про Иосифа.
– А с тобой, Математик, мы завтра побазарим, – мрачно пообещал он.
Завтра так завтра, спокойно подумал Иосиф. Первый раунд был за ним.
Перед отбоем их вывели до отхожего места. Возле деревянного сортира росла целая полянка тысячелистника. Когда Вайзман заметил эти непритязательные белые соцветия, он обрадовался так, будто внезапно встретил старого друга. Вообще, выбор тысячелистника в качестве гадательного инструмента наглядно иллюстрировал то свойство китайского менталитета, которое Вайзман называл для себя практичным мистицизмом. Его сложные, фрактальные, листья, бесспорно, наводили древних китайских мудрецов на мысли о бесконечном многообразии Пути. Это мистицизм. А практичность – лучшего материала для изготовления счетных палочек не найти. Тысячелистник обычное, вплоть до полной банальности растение – растет везде, растет всегда; у него довольно длинный и прямой стебель, достаточно прочный, ни толстый, ни тонкий, как раз такой, как нужно, и листья счищаются со стебля одним движением. И главное – он не растет в лесу. Плохо растет в поле. Лучше всего тысячелистник растет по обочинам дорог. Его не надо искать, он сам буквально путается под ногами. Короче, с какого угла ни посмотри – лучшего растения для поиска Пути не сыскать.
Вайзман погладил антеннообразные соцветия рукой – это был отличный тысячелистник. Высокий, с толстым, прямым стеблем, загляденье просто. На обратном пути Вайзман нарвал себе букетик. Вернувшись в барак, он сделал пятьдесят палочек для гадания и запустил предсказательную машину. Его интересовал один-единственный конкретный вопрос: что же будет с ним завтра?
– Что это у тебя там, Математик? – сосед по нарам с любопытством наблюдал за манипуляциями Вайзмана.
Вайзман не имел никакого желания пускаться в объяснения.
– Смерть ваша, – буркнул он и погрозил уголовникам пучком гадательной травы Це.
– Ты, Математик, прям как баба моя. Чуть что, сразу за веник, – сказал сосед.
Урки заржали.
– Спи уже, Математик, – отозвался Расписной. – Последнюю ночку спишь, – он шумно зевнул. – Завтра мы тебя почикаем, падлу такую.
Тысячелистник нарисовал Вайзману такую картину его ближайшего будущего:
43 – 34
№ 43 Прорыв, через подвижную пятую черту изменялся в № 34 Мощь Великого. № 43 означал опасную ситуацию. Все сильные черты, и лишь одна слабая, на самом верху – она символизировала плохого человека, остальные сильные черты словно выталкивали его прочь. № 43 – это прорыв дамбы, лопнувший фурункул, вскрывшийся лед на реке, восстание низших против высших. Гексаграмма предупреждала – для преодоления опасности благородному мужу понадобится вся его решимость и внутренняя сила. Эту мысль подтверждал и афоризм к пятой черте. «Избавляясь от сорняков, надо быть решительным. Если пойдешь в центре, вины не будет». Вторичная гексаграмма больше порадовала Иосифа. № 34, Мощь Великого – одна из самых мощных гексаграмм цикла. Огромная творческая сила вырывалась вовне молнией, и мало что в этом мире могло противостоять этому. Промежуточной гексаграммой оказался № 1 Творчество, удвоенное Небо. Видимо, в ситуацию вмешаются сверху, решил Иосиф. В целом у него сложилось впечатление, что Небо на его стороне. Завтра будет тяжелый день, подумал Иосиф и заснул глубоким сном без сновидений, характерным для благородного мужа. Благородный муж, он же целый день в делах и так устает, что на пустые сновидения времени у него нет.
На следующий день благородный муж Иосиф Вайзман вместе со всеми ударно трудился на торфозаготовках. Давал, так сказать, говна Родине. С виду все было тихо, но Иосиф чувствовал: что-то назревает. Урки шушукались между собой, украдкой поглядывая в его сторону. Вайзман делал вид, что ничего не замечает. Вечером был банный день. Вайзману приказали таскать воду. Там-то его и подкараулили, возле бани. Урки затеяли свару и отвлекли охрану, а Жора был тут как тут, вместе с несколькими бритыми амбалами.
– Ну че, фраер, побазарим? – Жора выплюнул дымящуюся самокрутку и достал заточку из-за голенища сапога. Никто не заметил, что сухая трава начала тлеть.
Вайзман бросил ведро и побежал, урки за ним, и тут грохнул первый взрыв. В первое мгновение Иосифу показалось, что лагерь обстреливают из миномета. Но тут грохнуло совсем рядом – Иосиф увидел, как из-под земли вырвался высокий, выше сторожевых вышек, сноп огня, который со змеиным шипением вновь ушел под землю, чтобы снова вырваться наружу уже в другом месте. Казалось, под землей прятался огненный спрут, теперь выпустивший щупальца на поверхность. Взрывы звучали все чаще и чаще, Иосиф и его враги моментально забыли о своих разборках. Они зачарованно смотрели, как рушится большой участок ограды лагеря вместе со сторожевой вышкой, открывая дорогу на свободу.
Жора первый вышел из ступора. Он молча развернулся и побежал. Размеренная лагерная жизнь разом превратилась в хаос, все смешалось – сирены, стрельба, истеричный лай овчарок, вопли заключенных… Начался пожар, все заволокло дымом. Болотный метан продолжал взрываться – на глазах Иосифа несколько заключенных превратились в факелы; несчастные с воплями катались по земле, пытаясь сбить пламя. Иосиф видел, как темные фигуры бегут в сторону провала в ограде. На свободу.
Впервые за многие дни Вайзман улыбнулся. Внезапно все стало на свои места. Сомнения покинули его душу, никогда еще он не чувствовал себя таким целым. Творческая сила Неба наполнила его душу, и Иосиф испытал поразительной силы прозрение. Это был момент Абсолютной Истины. Впервые Иосиф ясно увидел свое место в этом мире. Впервые он понимал свою жизнь как тесную взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего. Какой же он был глупец! Как он мог усомниться в Пути? Небо на самом деле ни на секунду не оставляло его. Оно послало ему великое испытание, которое, а в этом и есть суть всех испытаний, обернулось великим благословением. И он выдержал проверку. Вайзман снова улыбнулся. Теперь оставалось лишь получить награду.
Иосиф решил никуда не бежать. Это было бессмысленно. Куда бежать? В другой лагерь? Или он сам утонет в болоте, или его затравят собаками и расстреляют на месте. И даже если случится чудо и он сможет уйти – что ждет его на воле? Что это будет за жизнь? О побеге нечего было и думать. Момент благоприятствовал одному – разобраться кое с кем раз и навсегда. Жора Расписной ни за что не уйдет без своих денег, думал Иосиф. Для таких, как он, деньги значат все. А значит, он все еще здесь. Вайзман направился в сторону бараков и тут лицом к лицу столкнулся с вохровцем. Это был совсем молодой парнишка, и двадцати нет, в нем, как чувствовал Вайзман, еще не совсем умерла вера в людей. Солдат наставил на Иосифа ППШ, но не стрелял, хотя имел для этого все основания. Ствол плясал в его руках, губы дрожали. Иосиф спокойно взялся за ствол и забрал у него автомат. Это так поразило бойца, что он буквально остолбенел, пораженно разглядывая пустые руки. Он не мог понять, почему он так запросто отдал Вайзману свое оружие. Зато это понимал Иосиф. Потому что сейчас это было не его оружие. Это было оружие Неба.
– Спрячься где-нибудь, – сказал Вайзман и закинул тяжеленный автомат на плечо.
Теперь он являл собой живое воплощение гексаграммы Мощь Великого – в душе Небо, в руках Молния. Интуиция не подвела Вайзмана, Жора был в своем бараке. Большинство зэков разбежались, внутри был только Расписной со своими ближайшими прихвостнями. Они распотрошили тюфяк и теперь торопливо набивали импровизированный мешок заначенными продуктами. Урки узрели Вайзмана с автоматом и замерли от неожиданности.