– Ты сама это знаешь. – Трофим Степанович вдруг коснулся пальцами ее плеч.
Марьяна почувствовала приятную слабость в мышцах. Но в ее душе тут же поднялась волна возмущения. Высоков не смеет давать волю своим рукам.
Тот будто почувствовал ее возмущение, убрал ладони, вернулся на место.
– Я знаю, что вы мне обещали успокоить Никиту. А он не утих.
– Виноват.
– Хорошо, я поговорю с Глебом. Только ничего не обещаю. Он может меня не послушать.
– Ты должна знать, что делать в таких случаях.
– Вы о чем? – Марьяна вспыхнула.
Она поняла, что директор имеет в виду, возмутилась, щеки стали горячими.
– Он же твой парень… – Высоков замялся.
– Хватит! – отрезала Марьяна.
Она не хотела продолжать этот разговор. Ощущение было такое, будто Высоков сводил ее с Глебом как какой-то сутенер.
– Не надо ничего делать. Просто поговори.
– Хорошо.
– А давай я сам с ним поговорю! – вызвался Трофим Степанович.
Она испытала чувство облегчения. Марьяна не хотела, чтобы Никите все сошло с рук, не желала уговаривать Глеба смилостивиться над ним. Если Высокову что-то нужно, то пусть он добивается всего сам, а она лишь сведет его с Глебом.
– Я знаю, что делать в таких случаях, – в раздумье проговорил Трофим Степанович.
– Что? – Марьяна посмотрела на него большими глазами.
Уж не собирается ли он?..
Какое-то время Трофим рассеянно смотрел на нее, прокручивая в памяти последние минуты разговора, затем вдруг засмеялся.
– Ну, Караваева! – Он весело погрозил ей пальцем, чем разрядил наэлектризованную обстановку. – Пойми, Марьяна, Никита еще тот сукин сын. Но мы не можем дать его в обиду. У тебя есть брат?
– Сестра есть.
– Если бы твоя сестра попала в беду, ты бы ее выручала?
– Моя сестра не кидается на людей. Да, я бы ее выручала.
– Значит, ты меня понимаешь.
– Понимаю.
– Это хорошо. – На какое-то мгновение Высоков ушел в раздумье и вдруг спросил: – А у тебя что, ничего с этим Глебом не было?
Марьяна сначала поднялась из-за стола, потом осознала, что сделала, но садиться не стала.
– Если вам не о чем больше говорить, то я пойду.
Спала она с Глебом или нет – это вода из ее чаши, а Высоков пусть пьет в другом месте.
Острый нос, маленькие глазки, узкое вытянутое лицо. Нет, не похож Глеб на парня, от которого девушка может потерять голову. Форма на нем хорошо сидит, по три звездочки на погонах, какой-никакой статус, но этого мало для такой красавицы, как Марьяна. Может, потому она и не спит со своим старлеем. Или Трофим не так ее понял?.. В любом случае он не хотел бы, чтобы Марьяна спала с кем-то.
– Забрать заявление? – вальяжно спросил Симонов, глядя на Трофима глазами вершителя судеб.
Он осознавал свою исключительность, но при этом его взгляду не хватало уверенности. Трофим Высоков – не простой смертный, с ним не стоило бы задирать нос. Он ведь и наказать мог за наглость.
– Забрать, – сказал Трофим.
– Уголовное дело возбуждено по факту нападения на сотрудника правоохранительных органов.
– И заявление есть?
– Есть. – Симонов неторопливо поднес ко рту чашечку с кофе, сделал маленький глоток и поморщился, давая понять, что у него пострадала челюсть. – Как и факт нападения.
Трофим вынул из подставки салфетку, достал авторучку и росчерком пера предложил ему пятьдесят тысяч долларов.
Симонов цокнул языком и заявил:
– Это если бы я работал охранником в частной структуре. Но я представляю правоохранительные органы…
Трофим исправил пятерку на единицу и дорисовал ноль.
Симонов долго смотрел на новую цифру, потом согласно кивнул.
– Договорились.
– Завтра.
Трофим задумался. Как ему передать деньги Симонову? Может, через Марьяну? Будет лишний повод повидаться с ней. Но если он отдаст ей баксы, то Марьяна станет причастной к противозаконным в общем-то действиям. Нет, не надо впутывать ее в темные дела.
Сверкающий лаком «БМВ» резко сорвался с места, стремительно набрал ход и оставил «Мазду» Глеба далеко позади. А стартовали они на зеленый сигнал светофора вместе.
– Нам так не жить! – Глеб невесело усмехнулся.
– Нам и сейчас хорошо, – заявила Марьяна.
– Бывает и лучше. Может, тачку новую взять? Или квартиру?
– Это ты о чем?
– А то ты не знаешь, что я с Высоковым говорил.
Марьяна промолчала. Она устроила эту встречу, но не знала, чем закончился разговор. Девушка хотела, чтобы Глеб отказал Высокову, но как-то не очень верила в такой исход, поэтому и молчала. Ей не хотелось разочаровываться в Глебе.
– Он мне деньги предложил.
– Ты отказался?
– Я что, на идиота похож? Сто штук зеленью!
– Ты должен был отказаться.
– Это ты так пошутила?
– Почему пошутила?
– Ты позвонила мне, сказала, что со мной хочет поговорить Высоков. Я должен был отказаться?
Марьяна вздохнула и махнула рукой. Что ни говори, а она тоже виновата в том, что Никиту выпустят на свободу. Надо было послать Трофима Степановича далеко и надолго, а она свела его с Глебом.
– А чего ты рукой машешь? Я плохой, а ты хорошая, да?
– Не надо на меня кричать!
– Я кричу?!. Нет, я спокоен. Насколько можно. Как будто ты не при делах, а я в дерьме.
– От дерьма можно отмыться.
– Что?!
– Откажись от денег и останешься чистым.
– А ты уже чистенькая, да? Это ко мне Никита Высоков приставал? Из-за меня все началось?
– Из-за меня началось, и что? – Марьяна с подозрением посмотрела на Глеба.
Уж не собирается ли он обвинить ее в легком поведении? Или уже сделал это?
– Ты Никите повод дала, к его брату в кабинет таскалась.
– Что?!. Останови машину! – вне себя от возмущения потребовала она.
Но Глеб, напротив, прибавил скорости.
– Извини, погорячился! – Он протянул руку, хотел прикоснуться к ней, но Марьяна ударила его по запястью.
– Останови машину!
– Погорячился, говорю! Это ревность!
– К кому я в кабинет таскалась?
– Не так сказал.
На дороге перед светофором образовался затор, Глеб стал притормаживать. У Марьяны появилась возможность выскочить из машины, и он это понял.
– Хочешь, я откажусь от денег?
– Хочу!
Светофор загорелся зеленым, Глеб продолжил путь, разогнал машину.
– От ста тысяч отказаться?
– От ста тысяч.
– А где мы жить будем? С родителями? Сто тысяч – это трехкомнатная квартира! Для нас!
– А Никита пусть гуляет на свободе?
– А его в любом случае отмажут! Не через меня, так через кого-то еще.
– Но Никита тебя ударил, а не кого-то.
– И что?
– Ты должен был ударить его в ответ.
– Я не мог.
– Почему?
– Потому что я представляю закон.
– Ты подставляешь закон, идешь против него!
– Иду. Ради нас. Квартиру купим.
– Продал совесть – купил квартиру. Очень хорошо.
– Не продал, а в аренду сдал. – Глеб усмехнулся.
– Ты это серьезно? – Марьяна метнула в него возмущенный взгляд.
– Хватит!..
– Что хватит! Был бы ты мужиком, набил бы морду Никите!
– И сел бы!
– Да. А я бы тебя ждала.
– Нужен был бы тебе бывший зэк? – буркнул Глеб.
– Мне мужик нужен, а не тряпка. Ты откажешься от денег или я тебя больше не знаю!
Глеб вздохнул, принимая трудное решение.
– Хорошо.
– Разворачивайся! – потребовала Марьяна.
– Не понял.
– На завод едем. Высоков еще там.
Она и сама понимала, что Глеб в общем-то поступил неглупо. Правильно или нет – это уже другой вопрос. Никиту Высокова в любом случае выкупят, это во-первых. А во-вторых, сто тысяч – это целая квартира в новом, красивом районе Павелецка. Марьяна понимала, что уже завтра она не сможет отказаться от таких денег, поэтому к Высокову нужно было ехать сегодня. Пока не перегорело.
Они подъехали к проходной завода, но Глеб не торопился выходить из машины.
– А если его нет на работе?
– Есть!
– Как я к нему пойду? Что люди подумают? Разговоры потом начнутся.
Марьяна сама вышла из машины. Высоков уже собирался уходить, когда она зашла к нему в кабинет. Он обрадовался ей как родной. Взгляд просиял, лицо разгладилось.
– Трофим Степанович, Глеб отказывается от ваших денег! – с порога заявила девушка.
– Может, не будем рубить с плеча? – Вид у него стал такой, как будто ему за шиворот кто-то высыпал жменю гусениц.
– Он отказывается от ваших денег, и вы ему ничего не должны.
– А как же Никита? – спросил Трофим, разочарованно глядя на нее.
– Не знаю.
– Но мы же с тобой говорили, ты все поняла.
– Я поняла. А Глеб отказался. Из принципа! Никита ударил его. Если Глеб возьмет деньги, значит, он трус!
– Это ты так думаешь?
– Да.
– Ты пошла на принцип?
– Именно так. До свиданья, Трофим Степанович!
Марьяна чувствовала, что сможет прогнуться под давлением своего начальника. Никита – родной брат Трофима Степановича. Тот пойдет на все, чтобы вытащить его из беды. Эта решимость помочь брату заслуживала уважения. Тем более что ничего страшного не произошло. Врезал Никита Глебу разок, и что с того? Надо было сдачи дать.
Но уступать Марьяна не хотела, поэтому бежала от Высокова как от пожара.
Если человек не понимает по-хорошему, то его нужно припугнуть. Как уксусный маринад смягчает мясо, так страх делает человека уступчивее.
Машину Симонова остановили по всем правилам гангстерской науки. Один джип подрезал его «Мазду» спереди, второй поджал справа.
Трофим неторопливо сел к нему в машину, бросил на заднее сиденье небольшой кейс.
– Здесь сто пятьдесят тысяч, – сказал он.
– Сто пятьдесят? – В голосе следователя звякнули восторженные нотки.
– Мало?
– Нет. Я вообще-то на работу ехал.
– И что?
– А вы меня остановили. Это нападение.
– Цену набиваешь? – Трофим пренебрежительно усмехнулся.
– Нет.
– А я набиваю. Ты должен понимать, что со мной шутить не надо.
– Я понимаю.
– Еще один выверт!.. – Трофим нарочно потянул паузу.
Во-первых, Симонов – представитель власти. Во-вторых, у Трофима не было никакого желания ввязываться в мокрое дело. Он же бизнесмен, а не бандит. Но если его вынудят, он пойдет на крайние меры. Симонов должен это понимать.
Рабочий день еще не начался, а Марьяна уже была в приемной у директора.
– Что-то ты к нему зачастила? – Немолодая, но миловидная секретарша подозрительно посмотрела на нее.
– А то вы не знаете из-за чего. – Марьяна ответила ей таким же недовольным взглядом.
– Может, знаю.
– Из-за Никиты все.
– У Трофима Степановича жена есть. Он ее очень любит. Это на случай, если вдруг ты глаз на него положила.
– Я положила?
– Все, давай! – Анжела Германовна небрежно махнула в сторону директорских дверей.
Такую же небрежность Марьяна заметила и во взгляде, которым встретил ее Трофим Степанович.
– Поздравляю, Караваева! Ты своего добилась! – Он презрительно усмехнулся.
– Чего я добилась?
– Цену подняла.
– Какую цену?
– Далеко пойдешь, Караваева. Красивая, умная, хитрая.
– Я вас не понимаю, Трофим Степанович!
– Особенно хорошо тебе удается святая невинность. Ты в театральное училище поступать не пробовала? Самое время подавать документы. Может, примут? А то такой талант пропадает!
– Что я вам сделала? – От обиды у Марьяны защипало в глазах.
– А заплакать сможешь? А ну-ка, давай попробуй! – Высоков откинулся в кресле, скрестил руки на груди.
Он смотрел на Марьяну как режиссер на актрису, претендующую на роль второго плана.
– Не буду я ничего пробовать!
– Правильно, зачем тебе! Добавочные пятьдесят штук ты уже получила. Нет нужды фиглярствовать.
– Какие пятьдесят штук?
– А ты не знаешь, что твой Глеб взял деньги за Никиту?
– Не знаю.
– Вчера я тебе поверил и попался. Ловко вы меня развели. Умеешь ты цену набивать. Честно скажу, я поверил, что у тебя принципы. Хорошо ты вчера играла, ничего не скажешь.
– Я не играла. Деньги ваши мне не нужны.
– Не верю! Зря стараешься!
– Не стараюсь я.
– Само получается? Да, у женщин есть такое. Они не хотят врать, а выходит как по маслу. Расскажи еще, что ты с Глебом не спишь. Вдруг поверю?
– Что?! – Марьяна почувствовала, как у нее запылали щеки.
– Праведный гнев. Отлично исполнено. – Высоков глумливо усмехнулся. – Так, что там дальше? Отповедь! «Да как вы смеете?!» Так это должно прозвучать?
– Да пошел ты! – Марьяна резко повернулась и выскочила из кабинета.
– Караваева! – донеслось вслед.
Но это ее не остановило. Если Трофим Степанович хочет сообщить ей об увольнении, то пусть не старается. Она в любом случае увольняется – по собственному желанию. Как можно работать на заводе, которым управляют моральные уроды?
Глава 7
После душной вонючей камеры загазованный городской воздух казался Никите свежим дыханием Альп. За воротами изолятора временного содержания шумела улица, сновали машины, ходили люди. Своего автомобиля поблизости не было, но Никита остановил бомбилу и через пятнадцать минут уже был у отцовского дома.
Он нажал на клавишу звонка, и калитка тут же открылась. Дом большой, двор огромный, пока дойдешь до крыльца, минута утечет, а то и две. Никита не прошел еще и полпути, как появился отец.
Сначала он обнял сына, затем спросил:
– А позвонить не мог?
В его голосе угадывался укор, но дело не в настроении, а в привычке, которую Никита выработал своим поведением. Все у него не в лад, невпопад, отсюда и отношение к нему со стороны родных. Непутевый он, одни проблемы от него. Это уже давно воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
Но как бы ни относились к нему отец и брат, в беде они его не бросали. В этот раз опять вытащили.
– Да ничего, деньги мне вернули, я на такси.
– Сразу ко мне?
– И даже никуда не поеду. – Никита улыбнулся.
Да, он мог бы сорваться с места и умчаться в ночь в поисках приключений.
– Это хорошо, что не поедешь, – сказал отец и глянул на Никиту косо в ожидании подвоха.
История их взаимоотношений усеяна обломками чрезвычайных происшествий. Пора Никите браться за ум. Сколько можно испытывать отца на прочность. Он уже немолодой, здоровьем не блещет.
Никита зашел в дом, и тут же на руки к нему запрыгнул ясноглазый Данилка. Парень поцеловал племянника и подбросил его к потолку.
– Не надо! – забеспокоилась Тамара.
Она подошла к нему, забрала сына из его рук.
– А поздороваться? – Никита удивленно глянул на нее.
– Привет. – Тамара натянуто улыбнулась.
Эта особа не могла простить ему обиды. Как будто это Никита изменял Трофиму, а не она. Зря губы надувает.
– А Трофим тоже здесь? – спросил Никита, заметил, как Тамара вытянулась в лице, и усмехнулся.
– Нет его здесь, – с мрачным видом обронил отец. – В твоем доме он.
– У меня?
Отец промолчал, но Никита уловил его мысль. Тот любил внука, души в нем не чаял, потому и хотел, чтобы Трофим вернулся к Тамаре. Но настаивать на этом не мог, не имел права. Он и сам не помиловал бы жену за измену.
– Пусть Данилка у нас остается.
Никита прошел в свою комнату, вернулся с запасными ключами от своего дома. Пусть Тамара попробует вернуть Трофима. Никита в принципе не против. Уж лучше пусть брат со своей женой сойдется, чем с Марьяной.
Река начинается с ручейка, а запой – с рюмки. Трофим прекрасно знал, что одного глотка будет мало, но все равно рискнул. И вот уже опустела первая бутылка коньяка, выпитая в одиночестве. Все из-за какой-то дуры, которая смогла заморочить ему голову.
Зачем, спрашивается, надо было устраивать весь этот цирк? Позвонил бы ему Симонов, сказал бы, что ста тысяч мало! Он бы все понял и накинул пятьдесят штук на бедность. Марьяна пришла, прикинулась оскорбленной невинностью, набила себе цену. А он купился. Оттого и обидно. Вот и вызверился сегодня на Марьяну.
А если она не набивала себе цену, действительно не хотела, чтобы Глеб брал от него деньги? Вдруг в ней действительно взыграли принципы? А Трофим обидел девчонку.
Не зря же Марьяна написала заявление об увольнении и сразу же ушла с работы, не дожидаясь решения. Трофим бумагу не подписал, но Марьяна завтра в бухгалтерии уже не появится.
Может, потому и потянулась рука к бутылке? Он уже и заму своему позвонил, сказал, чтобы тот брал в свои руки бразды правления.
Трофим поднялся с дивана, хотел идти за второй бутылкой, когда со стороны холла донеслось легкое постукивание каблуков. Вдруг это Марьяна? У Глеба сжалось в груди.
Но предчувствие обмануло его. В комнату входила Тамара. Ее-то какой черт сюда принес?
Трофим выразительно глянул на нее, недовольно нахмурил брови.
– Я у Никиты ключи взяла. – Тамара виновато развела руками. – Он у отца сейчас.
Никиту должны были выпустить из изолятора завтра, но ничто не мешало сделать это и сегодня, на ночь глядя.
– Я сказала, что ты у него, он дал ключи.
Трофим сел на диван, взял со стола телефон, включил его.
– Не надо. – Тамара села рядом, ладонями обжала руку, в которой он держал телефон. – Никита очень устал, завтра позвонишь и отругаешь.
Трофим вырвал руку, но телефон положил на стол. Да, позднее время для звонка.
– Никита считает, что виноват передо мной, – сказала Тамара.
Трофим пожал плечами. Ему все равно.
– А я так не считаю, – проговорила женщина. – Давно уже пора было покончить с этим безобразием.
– Уже покончено. Я здесь, а безобразие – там. – Трофим повел рукой в сторону дома, некогда своего. – Непонятно, почему оно тут.
– Ты должен знать, что твое безобразие осознало свою вину и покаялось.
– Каются в монастыре.
– Надо будет, туда уйду.
– Вот тогда и поговорим. А теперь уходи! – Трофим ткнул пальцем на дверь.
Тамара поднялась, направилась к выходу, но в дверях остановилась.
– Чего встала! Пошла!
Но Тамара стояла, низко опустив голову. Ее плечи подрагивали как у женщины, которая плачет. Только Трофим не купится на ее трагические ужимки. Нашла дурака, пришла, когда он хорошо подшофе, тепленьким решила взять.